***
— Рахиль! Девочка вздрогнула, через щель между дверцами подглядывая, что происходит. Дверь в комнату открылась, и Рахиль, ахнув, отпрянула назад и притихла. — Рахиль? Ты же здесь, я знаю, — обеспокоенно звала сестрица. — Они уехали, ты можешь выходить. Маленькое сердце билось быстро. Рахиль неуверенно приоткрыла шкафчик, случайно выпадая оттуда со всеми вещами. — Я не поеду с ними никуда! — выкрикнула она, едва из кучи одежды показалась ее светлая голова. Сестрица присела рядом. — Милая, я знаю, ты привыкла к жизни здесь, но, поверь, там тебе будет лучше. — Не будет! — уверенно заявила Рахиль. — Я хочу остаться с тобой… Почему ты не можешь стать моей семьей? Посмотрев в нахмуренное детское личико, сестрица неловко улыбнулась. — Прости, с этим возникнут очень большие сложности. — Нет никаких сложностей! — нет, Рахиль решительно не понимала, ведь была ребенком. Всех тонкостей оформления опеки она не знала, поэтому продолжала смотреть на сестрицу, обиженно надув губки. Та протянула к ней руки, обнимая. — Хорошо, тогда давай договоримся. Мы обязательно будем жить вместе, если ты… — Если я что?.. — Поживешь у этой семьи неделю. Если ты поймешь, что они тебе не подходят, тогда я заберу тебя к себе. В большой и красивый дом на берегу моря и с двумя кошками. Хорошо? Пятилетней Рахиль тогда было невдомек, что все эти слова — ложь, чтобы успешно отдать ее приехавшей за ней семье. Неделя казалась ей большим сроком, но, если сестрица пообещает… — Обещаешь? — прошептала девочка, покрепче сжимая ее в объятиях. Детская ручка вцепилась в кофту на спине. — Если не так, то съесть мне тысячу иголок! — весело рассмеялась сестрица, поднимаясь вместе с Рахиль на руках, и голос ее тогда не дрогнул. — Никому же не хочется есть тысячу иголок, верно? Видимо, сестрице этого очень хотелось. Потому что она не приехала за Рахиль ни через неделю, ни даже через год. Девочка лишь зря ждала, рассматривая на окнах дождевые капли, и уже тогда ее вера в людей угасла.***
Своих новых родителей Рахиль так и не приняла. Ей постоянно казалось, что они испытывали к ней неприязнь. Потому что кому могла понравиться угрюмая девочка с глазами, в которых зрачки как у змеи вытянуты? Она не верила никому: ни маме с папой, ни другим детям с соседних дворов, ни Юре. Юра — беспокойная старшая сестра с глупой и детской мечтой стать айдолом. При первой же встрече она протянула Рахиль руку, на что получила ответ: — Ты никогда не станешь мне сестрой. Вот увидишь, меня заберут обратно. Ведь тогда Рахиль была уверена, что за ней вернется ее любимая сестрица. Но чем больше времени проходило, тем четче она понимала, что никто ее обратно не заберет. Она отказывалась есть и выходить из комнаты и, как ни странно, именно Юре удалось ее оттуда вытащить. Пусть ее забота душила, но Юра умела слушать, она могла понять и всегда принимала Рахиль такой, какая она есть. Несмотря ни на что. Старше на два года, всегда с компанией друзей, высокая, красивая, голубоглазая. Рахиль ей завидовала, поэтому принимала ее хорошее обращение к ней за жалость. Непонимающая, но дружелюбная Юра пробовала окончательно завоевать ее доверие снова и снова и каждый раз словно билась об стену. Рахиль всегда держалась холодно и отстраненно, даже не догадываясь, как сильно задевает этим сестру. Вся жизнь казалась ей тупым бесконечным сном. Вечно спешащие люди, шумные улицы, несущиеся по дорогам машины — все сливалось в сплошную однородную массу. Приемные родители, сестра, одноклассники — они лишь картинка, отображаемая на обратной стороне сетчатки, сухая, серая и фальшивая, отдающая приторностью и одновременно безвкусная. Как бы Рахиль ни старалась, не могла разглядеть ярких красок. Даже покрашенные в синий волосы Юры не выделялись своим цветом из общей гаммы. Не выделялась и сама Рахиль, что каждое утро царапала ногтями зеркало в ванной и выискивала доказательства, способные подтвердить, что она особенная. Но что особенного было в сухих светлых волосах, веснушках и желтых глазах с вертикальным зрачком? Это же отвратительно — так ей когда-то сказала одна из ровесниц, которую она считала своей близкой подругой. Ее нагло использовали, принижали и опускали, а она всего лишь хотела быть нужной. Она хотела, чтобы ее ценили. Надеялась, что однажды в ней разглядят личность. Но все ее надежды разбивались, подобно брошенному на пол стеклянному цветку. Рахиль стремилась стать выше, стать частью вершины, откуда можно было смотреть на остальной ползающий внизу мусор, но, что бы она ни делала, сама всегда оставалась у подножия с обожженной от удара щекой. Ей протягивали руку и снова били под дых. Сбрасывали из сумки тетради с учебниками в школьный бассейн и говорили, что она недостойна стоять на одной ступени вместе со всеми. Она — насекомое, мельтешащее под ногами, девочка на побегушках, заискивающая перед теми, кто может раздавить. Рахиль, не способная ничего сделать своим обидчикам, что притворялись ее друзьями, а потом шептались за спиной и распускали слухи, вымещала злость на живущих в подвалах крысах. С яростными криками она швыряла бедных животных об стены, давила, душила, ломала, слушая хруст маленьких косточек, и спрашивала уже у мертвых тушек, каково им сейчас, представляя на их месте своих «дорогих друзей». Но даже так у нее внутри пылью копилась злость. Монотонно щелкая механическим карандашом, Рахиль сидела за столом в своей комнате и расписывала в дневнике план мести. Одноклассникам нравилась ее покорность. Если бы они знали, какие злые мысли роились у нее в голове, если бы они хотя бы на секунду представили, какими кровавыми способами она избавляется от них в своих мечтах, они бы не могли спать ночью, в страхе. Особенно та самая девочка, которая часто говорила: — Мы ведь подруги, верно? Подруги должны помогать друг другу, — и отправляла Рахиль в столовую за булочками или просила дать списать домашнее задание. Любой отказ мог стать причиной сильной травли, а этого Рахиль боялась слишком сильно. Она почему-то не помнила ее имени, но то, что произошло в последний год средней школы, в школьном туалете, слишком прочно впечаталось ей в голову.***
— Твои веснушки ужасны. Тебе самой не противно смотреть на себя в зеркало? — холодные пальцы крепко ухватились за подбородок, заставляя Рахиль поднять затравленный взгляд. — На меня смотри, когда я с тобой разговариваю. Ты и правда хочешь быть равной нам? Дорогая моя, спустись с небес на землю. Да ты же ничтожество, крыса. Мне иногда противно тебя подругой называть, — под мерзкие подхихикивания подружек девушка осмотрела ее одежду. — А это ты на помойке подобрала? Ха-ха, да твоя сущность неисправима. Крыса она и есть крыса, — и снова раздался смех, который Рахиль осточертел настолько, что руки так и тянулись сжаться на чужой шее. Но она лишь коротко ударила по ладони. — Не трогай меня… — попросила она серьезно, и уже тогда стоило бы прислушаться к ее словам. Девушка оценивающе осмотрела тыльную сторону руки и кинула на Рахиль такой взгляд, что той стало не по себе. — Надеюсь, маленькая крыска не оставила здесь свой грязный след. Послушай меня, — она схватила Рахиль за волосы, оттянув ей назад голову как можно сильнее, — когда подруга дает тебе советы, ты должна терпеть и слушать. Что за неуважение? Рахиль вцепилась ей в руку, чувствуя невольно выступившие слезы. — Я сказала, не трогай меня! — она резко толкнула обидчицу к стене, да так, что у той звезды зарябили перед глазами и хватка в волосах ослабла, а затем вытащила из кармана юбки давно спрятанный канцелярский нож, которым она иногда резала уже мертвых крыс. — Не шевелись! — выпалила Рахиль срывающимся голосом. — Иначе я убью тебя… — Послышался механический звук «выползающего» лезвия. Бросившихся на помощь взвизгнувших подружек, она предупредила: — Не подходите! Она не контролировала себя на тот момент и понимала, что отступать ей уже некуда. К горлу подступил ком, дыхание сбилось. — Да ты… сумасшедшая… — раздался дрожащий голос, но говорить что-либо оказалось ошибкой. Рахиль тут же сжала свободной рукой ее щеки, не давая закрыть рот, и сунула в него острое лезвие. — Заткнись! Ты же не хочешь, чтобы я отрезала тебе твой болтливый язык? Перепуганная девушка осторожно замотала головой, чувствуя, как нож давит на корень языка, грозясь спровоцировать рвотный рефлекс. Перспектива захлебнуться в собственной крови ей не улыбалась. Да, Рахиль не помнила, как зовут эту девушку, но дикий ужас в глазах напротив, слезы на ее щеках и ощущение наслаждения — все это навсегда сохранилось в ее памяти. Такая смена позиций ее полностью устраивала. — Все эти несколько лет ты унижала, ненавидела меня и называла все это дружбой, — спокойнее продолжила она, однако же в ее голосе затесались угрожающие нотки. — Каково тебе теперь оказаться в начале пищевой цепочки? Ты разве не знала, что крысы — падальщики и находятся на самой ее вершине? — краем глаза она заметила, как одна из девочек пытается незаметно подкрасться к двери, и тут же рявкнула: — Стоять! Еще один шаг, и она умрет! — Рахиль едва сдержала себя, чтобы не засадить нож глубже одним резким движением, и снова обратилась к своей жертве. — Я отказываюсь исполнять твои приказы по любому поводу, ты меня поняла? А еще, ты никому ничего не расскажешь. Все, что здесь случилось, навсегда останется в этой комнате. Иначе… — она сильнее сжала нож в руке, слушая чужое испуганное мычание. — Иначе я найду каждую из вас, — и отступила, вытаскивая испачканный нож. Ощутив свободу, девушка тут же рухнула на пол, трясясь от накатывающей истерики, и закрыла голову руками. — Да ты же больная! — закричала она. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — она зажала себе рот обеими руками, словно сдерживая подкатывающую тошноту. Рахиль попятилась назад. Едва не спотыкаясь, она выбежала из туалета, слыша доносящееся вслед очередное «ненавижу». Она безумно боялась что всем все станет известно. Так и случилось. Бывшая «подружка» молчать не стала, и после долгих разбирательств Рахиль исключили из школы. Подумать только, ей же совсем недавно исполнилось четырнадцать.***
Дни продолжали идти своим чередом. В новой школе Рахиль не спешила заводить себе друзей, потому что не видела в этом смысла. Она стала простой серой мышью, озлобленной на весь мир, спрятала от всех эмоции и отгородилась от общества. Наблюдая за людьми, Рахиль узнавала, что творится у них в голове. У всех она видела корыстные мысли, все в ее глазах делали что-то ради собственной выгоды, выдвигая на первое место прежде всего свои желания. Подобное поведение вызывало тошноту. Но вот что происходило в голове у Баама, Рахиль так просто узнать не могла. Первое время он ее сильно раздражал. Рахиль не понимала, почему она так его интересует, чувствовала подвох, и как только Баам впервые решил заговорить о дружбе, решила поставить точку в этом вопросе сразу. Однако что-то отличало его от многих других — детская наивность и уверенность, что любую проблему можно решить мирным путем. Это были те качества, которыми Рахиль не могла похвастаться. Возле Баама и мир как будто светлее становился, но, пусть люди от этого не менялись, может, именно тот детский блеск в глазах заставил ее мысленно протянуть руку в ответ. В реальности же она бросила несколько холодных фраз, однако от самой себя неподдельный интерес скрыть не смогла. Мысленно окрестив его наивным дурачком, Рахиль решила, что использовать его, чтобы подняться в глазах остальных, это неплохая идея. Эта мысль окрыляла и заставляла смеяться, Рахиль была ею одержима — неужели она действительно заберется на вершину и потрогает звезды? Звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Об этом хотелось кричать, об этом хотелось рассказать всему миру. Она не знала, зачем выложила все это Юре, счастливо смеясь. Но она также и не заметила неподдельный страх в глазах сестры. — Ты уверена, что поступаешь правильно? — осторожно спросила Юра. Но Рахиль совершенно не осознавала, что творит. Старые обиды терзали ее изнутри и не отпускали. Ей хотелось, спустя столько лет, посмотреть на своих обидчиков сверху вниз и вернуть ту боль, которую она тогда испытала, каждому в тройном размере. Она не понимала, что месть — не выход, и продолжала играть роль забитой девочки, готовой в любой удобный момент впиться другому в глотку. Только Андросси догадывалась, что в ее тихом омуте те еще черти водятся, поэтому вела себя с ней настороженно. Рахиль это чувствовала, и сейчас ей важно было влиться в их общую компанию под видом той, что, наконец, обрела настоящих друзей. Но из всех ей нужен был только Баам, который сам к ней потянулся. Рахиль готова еще раз назвать его милым и наивным. Ведь такого обвести вокруг пальца — раз плюнуть. Вот только, все та же Андросси, следящая за ней в оба глаза, могла порушить все ее планы. — Слушайте, мы точно приняли верное решение, согласившись отдать ей роль принцессы? — спросила Захард, с отвращением глядя на то, как с Рахиль вступил в перепалку Ли Су. — Я твоя служанка только по сценарию. Имей уважение! — Так вот по сценарию закрой свой рот. Ты слишком много болтаешь. — А ты слишком много указываешь! — Впрочем, оба актера меня бесят… — Андросси отвернулась от сцены, хлопнув в ладоши, и прошла вглубь зала. — Закончили спорить и повторили эту же сцену еще раз! — крикнула она. — У нас нет времени, чтобы слушать вашу ругань. Рахиль закатила глаза, напоследок бросив Ли Су: — В чем-то она права. Тебе бы роль рыцарского коня. Хоть посмеяться с чего будет, — и в голове она явно представляла его стоящего на четвереньках, с сидящим на спине хохочущим Ван Наном. — Не терпится посмотреть на тебя в юбке служанки. Глубоко оскорбившийся от такого заявления Шип вскочил с колена, на которое только что встал, и взвыл: — Нет, слушайте, я больше не могу с ней в одной команде работать! Требую перерыв! Ли Су еще долго жаловался Бааму на то, какая Рахиль ужасная напарница и как ему с ней тяжело. Ведь он не взаимодействовал больше с другими персонажами, кроме как с ней и Королем. — Она похожа на капризную избалованную принцесску. Честное слово, пусть у тебя тоже есть корона, даже ты с этой ролью справился бы лучше. Баам весело рассмеялся: — Ты правда так считаешь? — Ты меня никогда не подкалывал даже в шутку, так что мы бы быстро сработались. С этим Баам, пожалуй, согласится. Верно, у Рахиль был ужасно сложный характер, но он свято верил, что ей удастся стать частью их клуба. Просто нужно было время. За разговором с Ли Су он даже не заметил, как Андросси и Рахиль вышли вместе в коридор. Поговорить. Андросси отвела ее подальше от лишних глаз и ушей. Пусть учебный день закончился, многие ученики еще были на кружках. Не хотелось бы стать живым предметом чужого обсуждения. — Ну и, зачем ты меня сюда притащила? — недружелюбно поинтересовалась Рахиль, выгнув бровь, и оперлась о лестничные перила. — Поболтать, — Андросси, совершенно расслабленная, стояла напротив нее, положив одну руку на пояс. — Ты ведь что-то задумала, верно? Рахиль криво дернула уголком губ. Как и ожидалось, Андросси времени зря не теряла. — Не понимаю, о чем ты, — Рахиль старалась не выдавать ложь голосом, но даже она слышала, насколько это звучит неправдоподобно. — Ты можешь врать Бааму, но не мне. Решила так легко втереться к нему в доверие? — Он сам ко мне полез. — Вот как? — острый взгляд Андросси пробирал до костей. Рахиль сковала невольная дрожь. — Милая моя, я тебя насквозь вижу. Ты замыслила что-то недоброе, и не дай бог это каким-то образом коснется Баама. От тебя живого места не останется. Сердце снова взволновалось. Рахиль понимала, что за ней будут пристально следить, поэтому злость, подбиравшаяся все ближе к горлу, вместе с речью легла на язык. — Не смей мешать мне, — прошипела она сквозь зубы и почти тут же опомнилась. — Я лишь пытаюсь… пытаюсь подружиться со всеми вами. — Что же тебя останавливало до этого? — Какое тебе вообще до меня дело? — вскрикнула Рахиль, не выдержав. Андросси сделала несколько резких шагов к ней, наклонившись к ее лицу. — Тише, дура, или ты хочешь привлечь много лишнего внимания? Мне есть до тебя дело, потому что я уверена, что за мотивами дружбы ты что-то скрываешь. Испугавшаяся было Рахиль вдруг стала спокойной. Эмоции сгладились и стали слишком ровными. — Докажи, — холодно парировала она. — Думаешь, Баам станет тебя слушать? Лучше скажи, почему ты так о нем печешься? Он тебе нравится? Вопросы нисколько не смутили Андросси. — В первую очередь, он мой друг. Я тебе уже сказала, если твои действия навредят Бааму… — повисла многозначительная пауза, и Андросси не шутила, Рахиль действительно будет ждать страшная кара. Хмыкнув, та надавила Захард на плечи, заставив отодвинуться. — Ты придумала себе то, чего на самом деле нет. Я просто хочу дружить. И точка, — она усмехнулась, намекая, что разговор окончен. Глядя ей в спину, Андросси чувствовала бессильную злость. Ей не удалось запугать Рахиль, но кое-что она все же заставила ее сделать. — Вот ты и проявила свою истинную сущность, — шепнула она себе под нос, возвращаясь на репетицию. Андросси переживала за Баама не просто так. Если Рахиль вдруг станет известно про его чувства к учителю Куну, будет плохо. И тут уже Андросси точно сказать не может, что чертовка будет делать с этой информацией: разнесет по школе или использует в своих целях. Она также понимала, что говорить Бааму что-либо бесполезно. Он посмотрит на нее, невинно хлопнув глазками, и снова начнет объяснять, что Рахиль ангел божий и к ней просто надо привыкнуть. Но ведь Андросси знакома с ней не первый год, ей лучше видно, какая она. — Тебе следует быть осторожней с Рахиль, — предупредила она и, как и ожидалось, встретила непонимающий щенячий взгляд. — Не рассказывай ей ничего, что рассказал бы нам с Ли Су. — Ты ее в чем-то подозреваешь? Андросси едва не ахнула: неужели он не видит таких очевидных вещей? — Не волнуйся, — поспешил успокоить Баам, — я не натворю глупостей. И Андросси хотелось бы в это верить. Она выдохнула. — На личном фронте все в порядке? — спросила она осторожно. Судя по тому, как быстро залился краской Баам, произошло явно что-то хорошее. — Можешь не рассказывать, у тебя на лице все написано, — она дружески толкнула его локтем в бок. — Нет-нет, ничего такого не произошло, просто… Мне немного неловко, когда ты так внезапно начинаешь об этом говорить. Баам становился забавным, когда смущался, и только ради этого Андросси хотелось продолжить «пытать» его. — В чем дело? — хитро улыбалась она, пытаясь поймать его бегающий взгляд. — Неужели уже представлял его в своих фантазиях? — Пожалуйста, прекратите, — Баам закрыл лицо руками. Уж об этом говорить ему сейчас точно не хотелось. Андросси хмыкнула — смутился окончательно, раз неосознанно перешел на «вы». Испытывая чувство неловкости, Баам старался использовать либо нейтральные формулировки, либо не сдерживался и становился слишком вежливым. Это тоже забавляло. — Репетиция уже подошла к концу, так что я пойду, — он схватил с кресла сумку. — Всего хорошего! — Баам, подожди! — крикнул вдогонку Ли Су. — Ты без нас собрался? — Я обещал дяде, что вернусь пораньше, — и Баам очень быстро скрылся за дверью. Обсуждать с кем-то свои сексуальные фантазии, да еще и в месте, где любой может услышать, он не собирался. Быстро шагая по коридорам, он совсем не ожидал столкнуться на выходе с Агеро. Они налетели друг на друга, ударившись плечами. Это заставило Баама шикнуть и невольно поднять руки. Но он лишь слепо пытался нащупать под ладонями опору, поднял голову и замер. Близко, близко, близко! Баам испуганно дернулся, чувствуя приливающую к щекам краску. Он негласно принял игру «в гляделки», упустив момент, когда что-то пошло не так. Их лица оказались настолько близко друг от друга, что Баам мог различить на своих щеках чужое дыхание. Ускоренный пульс стучал в висках, кружа голову; сердце, ошалевшее, словно стремилось найти выход через глотку — все это смущало еще сильнее. Баам отпрянул, чудом не запутавшись в ногах. — Черт возьми… — прошептал он неосознанно. — Кун? А привычное «господин» куда проглотилось? Баам, панически хватая ртом воздух, понимал, что если отступать, то только назад. Двум вещам он никак не мог найти объяснение: почему он всегда сталкивался с Куном в критические моменты и почему так лажал во время них? «Вот дурак…» — мысленно шепнул он себе, боясь поднять глаза и увидеть лицо Агеро. — Простите… — вдох-выдох. И рванул вперед, успешно протискиваясь между Куном и выходом — если идти, то напролом. Очнувшийся слишком поздно Агеро не успел поймать его за руку, оставалось только беспомощно окликнуть: — Баам, постой! Но стоило ли вообще надеяться, что тот обернется после случившегося? «Черт возьми, Кун?» — что это вообще было? Агеро закрыл горящее лицо рукой. Взволнованный взгляд золотистых глаз продолжал мерцать перед ним остывающей иллюзией. Прав был Хачулинг — пускать все на самотек и правда чревато последствиями.