я, вообще-то, бунтарь.

— я ему и говорю, мол, кореш, съеби, у меня тут дама, а он в ответку: «трахай эту спидозную не в моем баре», — активно жестикулируя, говорит один из бритоголовых парней в огромном бомбере блевотного цвета. — так-так, а ты че? — да ниче, всек ему раз и ушел, а катюха там осталась. вообще, порой леха удивляется, как смог найти отбросов общества и выходить их до самостоятельных монстров, пиздящих хозяинов баров или бросающих камни в ментовские машины с криками «мусора — позор россии». дэн, возвышающийся над остальными на целую голову, привычным надменным тоном рассказывает историю очередного нудного вечера с новой, — или это та же? — пассией, да еще и с ебалом таким самодовольным (больше пафоса богу пафоса), что леша непроизвольно стискивает челюсти. хмурит брови, когда паша чуть ли в рот дэну не заглядывает, расспрашивая о подробностях. пашка, так-то, неплохой парень, только вот леха и не помнит, как он оказался в их тусовке. из идеологий в нем только громкие лозунги остальных, но он, кажется, смышленый. дэн говорил, что паша перескочил через 8 класс и сразу попал в их школу, и в ребятах, а особенно «в тебе лех, ага», до сих пор видит авторитет. его, вроде, насиловал отчим в раннем детстве, но квашонкин не уверен. да и похуй. даже думать об этом не хочет. — лех, а ты че молчишь? опять объебался что ли? — а в голосе сквозит усмешка. — да не, просто настроение хуйня, — сплевывает горькую слюну на грязный асфальт, выбрасывает окурок сигареты и вдавливает его носком тяжелого ботинка, — я, наверное, домой, проспаться надо перед завтрашним днем. — не понял, мы ж договаривались в последний день лета, так сказать, культурно отдохнуть, купить по пиву, — не успокаивается явно возмущенный миша. «в твоем случае только водяра. или керосин», — мрачно думает квашонкин, но говорит только «без меня», бросив уставший взгляд на друга и встретив в карих глазах, на удивление, понимание. квартира встречает привычным мраком серых стен, хранивших, словно секреты, уже почти стертые пятна крови, оставленные в очередной всплеск гнева леши. воспоминания наводят только на короткую усмешку и фантомную боль в руках. — я дома, — бросает леша. ответа он не слышит, должно быть, отец еще на работе. хватает с кухни батончик и уходит в комнату, падает на кровать, в три-четыре укуса съедает пирожное, пачка которого гласит, что леха точно должен стать качком после одной такой штуки. в голове пустота, а в желудке непонятно откуда взявшееся детское предчувствие перед первым днем последнего учебного года. ну и батончик, куда ж без него.

***

он спит от силы часа 4, просыпаясь за час до будильника. натягивает футболку, усмехаясь, видя в зеркале «россия для русских». перекидывается с отцом парой фраз на кухне и, получив «учись только нормально в этом году» в качестве воодушевленных наставлений, хватает кожанку и уходит слоняться по улице, протекая водой через панельные кварталы по дороге к старым гаражам. они определенно считались неким местом силы, несмотря на всю мерзость и тоску, что впитал в себя тут даже воздух, ставшим тяжелыми настолько, что давил на плечи. здесь леха впервые пиздил каких-то ахуевших армян, испачкав свои первые берцы кровью; за тем поворотом в первый раз целовался с какой-то рандомной девочкой, а потом блевал от трех топоров. кузьминки, хуле. видит мишу, улыбающегося во все тридцать два, тоже завидев друга. — возвращаю цепь, — металлическая веревка испачкана кровью, и леша, от чего-то, даже знать не хочет, чем закончилась вчерашняя попойка. дэн весело подъебывает пашу за какие-то «выкрутасы на пьяную голову», а миша чуть настороженно смотрит на квашонкина. а леха что? лехе только и остается посмотреть спокойно, мол, все окей, бро, не парься, и продолжить задумчиво пинать камни под ногами, даже не заметив еще пару человек, прилипших по дороге. леше… нравится? определенно, да. как бы его порой не бесили эти люди, они, вроде как, по праву считаются его близкими друзьями, особенно миша, которого леха знает еще с пеленок. миша хоть и был немного старше квашонкина, но в «подростковые протесты» его втянул именно леха. «чел, бритые головы, почти безграничная сила. наконец-то мы этих пидоров черных сможем проучить, ты прикинь, сколько еще таких, как мы?» да, кажется, тогда леша еще был воодушевлен, а ублюдство серого города не успело наскучить. — лех, я пить хочу, а дэн меня нахуй послал. — удивлен, что «нахуй» — это ко мне. — пацаны, ну давайте зайдем в магаз, я ж быстро, — не унимается младший, грустно смотря карими глазами на лешу с мишей. — ладно, заебешь ведь, — фыркает квашонкин, резко переменившись в лице, увидев кого-то за продуктовым. — а вы? — паша уже стоит в дверях. — а у нас дело появилось, — подмигивает друзьям, первым направляясь за здание. леша слышит только собственное тяжелое дыхание, когда видит силуэт в кожанке, — такая же как у тебя, леш. миша что-то язвительно спрашивает у парня, когда кулак леши в порыве всполохнувшей ненависти летит в лицо очередному несчастному. а вы еще удивляетесь, что леха стены пиздит. если бы не стены, людей на улице было бы в разы меньше. с губ срывается злое «валил бы ты из нашей страны, педик», и, вроде как армянина, скалясь, уже пинает дэн. леша оставляет ещё пару ударов и распрямляется, но острые лопатки все еще придают ему почти демонический вид. спокойно с оскалом смотрит на кровавое месиво, оставляя это дело ребятам. пальцы сжимают фильтр обоссанного «белого солнца», а искры в глазах погасают так же быстро, как загорелись. прислушивается к хрипам, пению птиц, шуму листвы, шороху за спиной. что? оборачивается, видит парня, — ему блять 12? , — замечая забавные носки. ползет взглядом выше, цепляясь взглядом за широкий комбез размера на два больше, за кисти, выглядывающие из-под непонятной кофты, за пушистые волосы и молочную шею. вызывает только усмешку, смешанную с ненавистью, — «очередной фрик». уже отводя взгляд, он наспех пробегается по лицу и натыкается на тревожные голубые глаза. и все, абсолютно все, как в блядских мелодрамах, разве что за спиной не пентхаус с зеленым садом, а серые фонарные столбы с паутиной проводов и скулящий от ударов хач, валяющийся на асфальте. в животе бабочками даже не пахнет, как-то, знаете. там скорее черви выходят из анабиоза и начинают разъедать полости желудка. тоска только сильнее окутывает сознание. ему. это. не нравится. но это длится секунду. парень исчезает дымкой. — леха? че завис-то? отвечаю, ты точно что-то юзаешь. — да не юзаю я, отъебись, — только и фыркает квашонкин, сплевывая горькую после табака слюну. — пацаны! — размахивая бутылкой, выбегает из магазина лохматый паша, — там кирилл со своими собирается, они не пошли никуда, будут бухать. — намек понят, — усмехается дэн, отбирая бутылку у мальчика — «по-другому его блять и не назвать» — и заводя руки наверх, чтобы наблюдать за тщетными попытками паши вернуть покупку. «блять, он вообще скин или пидор с китай-города?» — лех, погнали с нами? ты и так вчера слился. — ты знаешь, мне батя пизды вставит, если узнает. а он узнает. миша тяжело вздыхает, но ободряюще хлопает по плечу, созывает рукой ребят, и толпа уходит во дворы, становясь такой же серой. опомнившись, только когда пепел от очередной сигареты неприятно обжигает кончики пальцев, леха смотрит на время. «8.20. первый день, а уже заебало» — проносится перекати-полем в голове, и ноги сами двигают худое тело в сторону старой блядской школы. вокруг ебучая серость, а лучи утреннего солнца тщетно пытаются пробиться через баррикады девятиэтажек. леху не особо ебет, что время уже 8.35, а он только открывает двери в святынь наук. знакомые лестницы встречают перилами со следами от бычков, — я че, у себя дома? — вокруг тишина, гласящая о начале уроков. 25, 26, 27… о, нужный. открывает дверь, натыкается на скучающие взгляды старых одноклассников, видит учительницу, понимает, что первым русский. несмотря на то, что внутренний национал-социалист в квашонкине ликует, ведь «еще что-то русское» не может не радовать, на лице все та же тоска. где-то фуры с заебанностью что ли перевернули? — извините за опоздание, ольга николаевна, — говорит заученные за столько лет слова. чувствует тревогу в воздухе и, как пес по запаху, выходит на знакомый взгляд. та самая ольга-как-вас-по-батюшке говорит вроде даже что-то обидное, и лешка бы оскорбился, только лешке похуй, лешка не слышит ничего и ахуевает, стоя истуканом, но в итоге не позволяет взгляду задерживаться на мальчике дольше, чем на пару секунд, и проходит к своей законной последней парте. весь оставшийся урок леша сверлит взглядом затылок парня за третьей партой. нет, блять, не гарика.

***

весь день как в блядском тумане, а леша в нем ежик. он почти не сталкивается с тем парнем в школе, видя силуэт только на уроках. парень, — через толщу воды леша услышал, что звать его надо сашей, — тусуется с одноклассниками, которых на удивление леха не пиздил, а надо бы. но вообще, айди и гар пиздатые, хоть леша и особо не общался с ними никогда, да они и сами не шибко стремились наладить контакты с одноклассником. будь они друзьями, определенно смотрелись бы со стороны странно. леха рвет наушники, неаккуратно достав их на остановке после уроков. ну пиздец, наушники порваны, автобус не едет, может, еще менты доебутся? че, судьба, зассала против лехи? за него все кузьминки, епта. как приходит домой, неспешно варит себе макароны, залипая в окно. саша, саня, санёк, санесса…? ну пиздец, все, тихо, шифером шурша, крыша едет не спеша… или саньячелло?.. леха подпрыгивает от звука сообщения, ударяясь локтем об холодильник. «спасибо, вселенная, я помню, что я ебанутый», — а на телефоне сообщение от миши. миша, 17:19 ты не бухал с нами вчера, значит, должен выпить сегодня. я посмотрел, уроки твои ебучие уже закончились, как час. в 18 пригоняешь к нам сам знаешь куда. будем около 24 гаража. и это не обсуждается. пальцы набирают «вообще-то уже как полтора часа», и леха почти слышит фырканье друга по ту сторону экрана. макароны остаются нетронутыми, а леха, ударив себя ладонью по лицу от наплыва усталости, выходит из дома.