Confession

— Понравилось? — Юнги раздражённо чешет голову, оставляя на коже красные полосы от ногтей. Они с Тэхёном уже минут двадцать сидят в машине около дома Марты, сама девушка давно ушла домой, убеждая Юнги, что вернётся в общежитие завтра утром. — Какой ответ ты сейчас хочешь от меня услышать? — Тэхён всё ещё всем естеством находится в доме Рабина, где на втором этаже остался Сокджин, так и не вышедший попрощаться с ними. Как же он не хотел уходить от туда, со стороны всё казалось так, что Тэхён как можно дольше жаждет побыть вместе с Эльдой, но как бы не так. Тот, из-за которого вся его природа отторгает собственное тело, предпочёл скрыться вместе с Якобом. Если бы эмоции имели краски в реальности, то у Кима глаза давно заимели бы красный оттенок. — Твоё «на самом деле всё просто» оказалось каким угодно, но не простым, — Юнги опускает руки на кожаный руль, сжимая с силой пальцы и проворачивая их до скрипа, ждёт, пока кожа треснет. Его собственная или та, что на руле. — Понимаешь, для человека, который всё для себя решил, ты слишком бурно реагировал на Сокджина. Следует отдать должное воспитанию Эльды, любая другая давно бы закатила скандал, наблюдая за тем, как её спутник на вечер всецело поглощён пареньком напротив. — Уверен, что эти слова посвящены не тебе самому? — Тэхён становится отстранённым из-за своей внутренней неразберихи, но не слепым точно. Юнги завёл мотор резким движением и выехал на улочку, ведущую к площади Алиема, от куда уже будут виднеться шпили высоток академии. За окном всё так же кружили белые хлопья снега, медленно оседающие на землю. От чего-то на подкорке сознания мельтешит мысль о том, что наступающая зима будет слишком долгой. Дожить бы до весны. — Не об этом мы с тобой начинали говорить, — Юнги сильнее стягивает поверхность руля, смотря прямо на дорогу. — А странно, что мы ни разу об этом не говорили, — Тэхён садится к другу в пол оборота, скрещивая руки на груди. — Ты сам не видишь своё помешательство на Хосоке, лично я никогда не замечал за тобой такой живой интерес к кому-либо. Не находишь это странным? И только не говори мне, что это всё из-за его «невидимой» энергии, которую ты якобы не можешь почувствовать. — Да, из-за энергии, я этого и не отрицал, — Юнги хмурится, отвлекая себя на мельтешащий снег. — Брехня, — Тэхён цокает, разворачиваясь обратно. — Вернёмся с тобой к этому разговору, когда начнёшь ни с того ни с сего раздражаться, видя его с кем-нибудь. И поверь, хоть сам ты и сможешь это скрывать, то твоя энергия нет, — Ким уже сегодня понял это, когда в момент речи Хосока энергия Юнги колебалась, будто рычаг на конфорке туда-сюда дёргали. — Себе врать не получится. — Тэхён, ты же знаешь меня. — Поэтому и говорю, — Тэхён прислонился лбом к холодному стеклу, следя за снежинками. — Потому что знаю. На самом деле всё кажется такой глупостью, если хорошенько задуматься. Почему Тэхён готов отдать свою душу, когда он — агелл, у которого её по всем существующих законам быть не должно. Тогда что же это? Как называется то, от чего он готов избавиться без остатка? Мысли плохо влияют на сон, иначе как объяснить факт, что всю ночь Тэхёну снился берег, которого он в жизни не видел? Вода во сне была прозрачная, как бы не хотелось, но тело слушалось плохо, мимо постоянно пробегала пара босых ног, заставляющая воду поднимать песок со дна, а он не мог поднять голову, что бы увидеть ребёнка, кому эти ноги принадлежали. Именно ребёнка, так как ступни были совсем крошечные, таких у взрослого человека быть не может. Образ размывался, унося еле различимый смех далеко от сознания, способного уловить его. Утро не принесло облегчения, пробуждение вызывает новые вспышки головной боли, заставляя голову вновь опуститься на мягкую подушку, от которой во сне веяло морем. Вески гудят, под веками чёртов песок, Тэхён открывает глаза, от чего с губ срывается стон боли. Даже в таком состоянии Сокджин — первая мысль, штурмующая голову, не дающая хоть на секунду подумать о чём-нибудь отстраненном. Где он сейчас? Вернулся ли в академию или остался у грёбаного Якоба? На последней мысли Тэхён выдыхает воздух через сжатые зубы и поднимается с постели. Нельзя долго позволять этому разлагать внутренние мягкие ткани, под руку попадается синее полотенце, принадлежности для ванны и сменное бельё. В такую рань в душевых, как правило, не встретить студентов, досыпающих все свои личные минуты до начала пар, самое то для Тэхёна. Юнги вчера был прав, он сам же себя обманывает, давая фантомную видимость отказа от Сокджина, когда на деле он и на минуту о нём забыть не может. Весь этот театр одного актёра щедро удобряется так не вовремя вспыхнувшей ревностью. Тэхён не думал, что столкнётся с этим, пока он сам бродил по чаще леса, кто-то смог разглядеть в темноте луч, который он оставил на видном месте, наивно полагая, что кроме него никто в нём ничего особенного разглядеть не сумеет. Сто раз, сумел один очень неприятный парень, с которым лучше не иметь никаких дел. Для Тэхён огромная загадка — каким образом эти двое всегда умудряются влипать во что-то настолько гиблое, где ни один нормальный человек не оказался бы? Якоб слишком ядовитый, что бы искренне найти с ним точки общего соприкосновения и понимания. Не хочется оставлять Сокджина общаться со старостой, но Тэхён дал себе слово, что больше не будет влезать в эти дела, и нарушать он его не собирается, постарается, по крайней мере. Его план и так чуть не потерпел крушение за ужином, когда само тело среагировало быстрее, дёргая Кима в то же направление, куда скрылся шатен. Первые струи холодной воды обжигают кожу на плечах, вынуждая ту покрыться мурашками. Тэхён вздрагивает, но упорно не тянется к вентилю с горячей водой. Нужно остыть, он не Юнги, что бы искать комфорт во внутреннем пожаре, сжигающем всё живое, он так не может. С этого момента придётся учиться жить заново, о прежней жизни, где её каждый отрезок пропитан Сокджином абсолютно точно следует забыть. Часами смотреть на небо, выискивать в толпе знакомую каштановую макушку, преднамеренно искать контакта с шоколадными глазами и радоваться, как пятилетний ребёнок секундной подаренной улыбке — от этого всего придётся отказаться. Нужно остановиться, что бы понять, куда ты успел забрести, и каким образом сможешь выбраться.

***

— Дурацкая затея? — Намджун задумчивым взглядом обводил книги, корешки которых покрылись пылью из-за длительного простоя. Конечно, мало сейчас тех, кто читает литературу подобного рода. На него работники библиотеки начали странно посматривать в последнее время, для них удивительно видеть студента исполина, посещающего ряды стеллажей с книгами чаще, чем два раза в год — в начале учебного процесса и в конце. — Я такого не говорил, — Чонгук с сомнением в глазах посматривает на книги, которые не трогались больше, чем он существует. — Просто, нужно ли Чимину это? Никто из них двоих не мог с определённой точностью сказать, что идея Намджуна и правда пришлась по душе сифиану, что он не из вежливости согласился. — Он сказал, что был бы не против сходить со мной сюда и подобрать мне несколько стоящих романов, — исполин весь светился изнутри, осознавая, что это всё реальность и он не проснётся по звонку будильника. — Тогда какого хрена я тут с тобой делаю? — Чонгук мажет безразличным взглядом по фигуре Намджуна, мыслями уносясь совершенно в другое место. — Ты начал часто пропадать, нашёл себе кого-то? — Ким давно заметил за Чоном желание постоянно убежать в только ему самому понятное место. Раньше такого не было, а единственный вывод напрашивается таков — Чонгук нашёл человека, к которому пытается держаться ближе. — Не сказал бы, просто ты перестал замечать всё, что не касается того первокурсника, — будто Чонгук не прав. — Ты не прав, — Намджун запустил руки в карманы брюк. — Ой, блять, не заливай мне тут. Что ты вчера делал? — Чон отзеркалил позу друга. — Вчера Чимин помогал мне... — Чимин, Чимин, Чимин, — Чонгук закатил глаза, облокачиваясь спиной на бетонную колонну. — Я другого ответа и не ждал. Намджун тяжело вздохнул, встряхивая головой. Он то всё отчётливо видел, но для Чонгука это будет сложно признать. Этот парень всегда высмеивал все проявляемые виды романтических отношений и считал, что любовь придумана для слабаков, потому что сразу обнажает все уязвимые места человека. Как бы оно ни было, рано или поздно Чонгуку пришлось бы столкнуться с этим, сколько бы он не бегал, страшащее его чувство оказалось быстрее и настигло его в самый неподходящий момент. — Тебе ведь нравится кто-то, я прав? — Намджун пытался без резких интонаций в голосе поговорить с Чоном, которого сейчас может спугнуть с нужной волны разговора любая мелочь. — Нет, — незамедлительный ответ. — Чонгук... — Ну что Чонгук? — парень оторвался от своей опоры, вставая напротив Намджуна. — Так нравится или нет? — Не нравится. — Нравится. — Так чего допытываешься, если знаешь, — Чонгук закрыл лицо руками, оттягивая кожу. — Не скажешь, кто это? — Намджун ежесекундно отпраздновал маленькую победу фанфарами в голове. Чонгуку хотелось выговориться, уже очень давно, но сдавливающий ком внутри не позволял это сделать. Каждый раз, когда он уже был на грани капитуляции, готовясь к душеизлиянию, что-то тормозило, мешало со спокойной душой принять участь влюбившегося парня, отсрочивая разговор с Кимом. — Он... — Чонгук пробегается глазами по полу, боясь хоть на секунду показаться уязвимым. — Он старше меня и не с нашего факультета, он вообще не... — Ребят, на секундочку отвлеку, — из-за стеллажа так не вовремя появился Якоб. Следом за ним вышел Сокджин, стеклянными глазами уперевшись в Чонгука, который от неожиданности задержал дыхание. — Вас там ваш староста ищет, сегодня собрания у факультетов. Советую не проверять Авима на стойкость и быстрее найти его. — Спасибо, мы свяжемся с ним, — Намджун кивнул головой, не желая больше затягивать разговор. — Удачного денёчка, — Якоб подмигнул, разворачиваясь к Джину, не сводящему взгляда с Чонгука. Исполин не шевелился, застанный в такой неподходящий момент. Чёрные глаза скользнули вниз, замечая выкрашенные ногти Сокджина в тот же глубокий синий, как и у старосты. Но не это напрягало больше, а чрезмерное внимание нашумевшего в прошлом году шекана, получить которое не каждый удосуживается. Ким моргнул, одаривая Чонгука пластиковой улыбкой, после чего они с Якобом скрылись там же, от куда и появились. — Жуткие они, — Намджун не имел ввиду, что эти двое были страшные, нет. Просто от одного факта, что такие люди общаются между собой кровь стыла в жилах. Это походило на столкновение двух земных стихий, в сумме которые дают разрушительный эффект. Чонгук мотнул головой, вырывая гнетущие мысли из свое головы, пока те не взорвались там фейерверками. Внутри и так много того, что пытается вырваться наружу, оставляя после себя искорёженные следы, словно когти огромного зверя на железе, много энергии уходит на её подавление. — Мы остановились на том человеке. — Нет, в следующий раз, — момент упущен, за несколько секунд Чонгук растерял былую храбрость, позволяя неведомому ранее страху распространятся по организму вместе с качающей сердцем кровью. — Да и Чимин, думаю, тебя заждётся. Намджун спохватился, проверяя время на часах, уже совсем скоро ему нужно встретиться с Чимином в учебном корпусе, до которого ещё бы успеть дотопать. Ещё совсем недавно он и мечтать не мог, что вот так сможет размышлять о предстоящей встрече с тем парнем, с которым столкнулся несколько месяцев назад в коридоре, где и решил посвятить всего себя, углубляясь в романы и сдерживая свою природную злость и ярость внутри. — Как легко, однако, — Чонгук тихо прошептал, усмехаясь своим словам. С недавних пор время для Чонгука стало останавливаться, вот люди в библиотеке ходили туда сюда в попытках найти более подходящую и нужную для них книгу или некий справочник, за окном земля медленно покрывалась снегом, пряча все свои неровности и погрехи, дни на календаре летели, не смея оставаться дольше, чем на предписанные им двадцать четыре часа, а в его жизни случился застой. И не в плане деятельности или самореализации, с этим всё так же, как и было, ему кажется, что он упёрся в свой эмоциональный диапазон, не в силах проломить эту преграду. От страха не почувствовать высвобождения этих эмоций скручивает желудок, его чувство подобны взрыву, ядерный гриб от которого не распространяется дальше в атмосферу, он в неописуемом напряжении застыл в одной точке, копя энергию и разрушая материю. Ноги отказываются выполнять свою функцию и держать Чонгука в вертикальном положении от мысли, что это его предел, что не будет как в книгах и фильмах, где главные герои растут эмоционально, протаскивая свои чувства сквозь время, укрепляя и доводя их до логического итога. Почему в детстве тебе в маленькую голову впихивают правила этикета, учат писать и считать, но никто не научил ребёнка справляться с заставшими врасплох чувствами, которые для молодого парня сродни космическим процессам, они необъятны в понимании и сложны в описании. Для Чонгука это не было чем-то странным, что вещи такого рода вызывают ступор, когда ты не решаешься принять для себя что-то совсем очевидное. Не было, пока тот же Намджун в один прекрасный день не взял и не сказал, что ему нравится Чимин. Просто так взял и сказал, награждаемый за свою храбрость и открытость временем с любимым человеком. А Чонгук? Чонгук весь день, вплоть до вечернего собрания перебирал свой мозг на наличие той извилины, отвечающей за честность перед самим собой. Почему кто-то не может залезть к нему голову и разобрать ту помойку, которая там творится, оставляя инструкцию к применению. Даже Авим, не обращающий никогда особого внимания на моральное состояние ребят заметил, что второкурсник подавлен. Староста, не вынесший «серой» рожи Чона, крепко приложил свою тяжёлую руку к его спине, от чего весь воздух у Чонгука вылетел из лёгких со скоростью света. — Что-то не клеится? — У меня такими темпами спина с гробовой доской быстрее склеится, — Чонгук вернул в лёгкие недостающий воздух, прикладывая руку к груди. — Я звал тебя, но ты не слышал, — Авим в своей обычной расслабленной манере и с каменным лицом пожал плечами. — Опять с учёбой проблемы? — Что значит опять? У меня всегда всё под контролем, — Чонгук знал, что учёба — не его конёк, но периодические подколы от старосты, начавшиеся с первого курса, когда Чонгука чуть не отчислили за еле сданную сессию постоянно напоминали ему о привальном прошлом. — Как скажешь, — уголки губ старосты немного приподнялись, видя, что парень немного, но отдаляется от мыслей, беспокоящих его. — Что думаешь по поводу зимних каникул? Останешься или поедешь к семье? Чонгук, если честно, и думать ещё не начинал по поводу праздников. Ему казалось, что тема, затронутая на собрании поднималась слишком рано, ещё больше месяца на раздумья, вдруг, кто передумает и планы поменяются. На первом курсе он возвращался на каникулах домой, понятное дело, с непривычки всё же хочется лишний раз побывать с семьёй. Чонгук до сих пор помнит, как в первый день целый вечер не отходил от матери, сидя с ней до поздней ночи в гостиной и рассказывая всё скопившееся, чем не терпелось поделиться. Но в этот раз он не уверен, хочет ли ехать домой, в этом нет ничего особенного, ведь не многие, но есть студенты, которые из раза в раз отказываются от поездок к семье, оставаясь на все каникулы в стенах академии, выходя переодически в город. Думается, Чонгук пополнит ряды этих людей, уходить от сюда, даже на короткое время не хочется, по какой-то причине кажется, что он упустит нить, связывающую его с этим местом, если ненадолго прервёт своё нахождение здесь. — Ещё серьёзно не задумывался, но останусь, скорее всего, — ответ немного удивил старосту. Авим понимающе кивнул головой, переводя взгляд с Чона на увешанные картинами стены коридора, ведущего парней прочь от комнат для собраний, ближе к учебным залам. Для старосты этот год последний, слишком быстро время пролетело, оставляя лёгкий осадок тоски по месту, в котором прошли самые значимые годы, о чём задумываешься только в тот момент, когда видишь виднеющуюся финишную черту. Для него и остальных выпускников сумасшедшая гонка закончена, остаётся место для размеренного будущего с перспективой неизвестности. Вкус свободной жизни не такой потрясающий, как ты думал, находясь в постоянных рамках. — Учителя попросили составить список студентов, остающихся в академии, что бы была возможность обратиться за какой-либо помощью, — Авим убрал руки за спину, выпрямляя плечи и спину. — Я тебя записываю? — Да, вноси меня в ваши эти вечные непонятные списки, — Чонгук улыбнулся, вспоминая тысячу и одну бумажку с фамилиями студентов с факультета, которыми бывало заваливали Авима с головой. Староста закатил глаза в шуточной манере, радуясь, что смог немного взбодрить Чона. Они попрощались на первом этаже, Авим остался в корпусе, Чонгук иногда думал, что старшекурсники ночуют внутри, не доходя до общежития, а сам он оказался на улице, хрустя тем небольшим количеством снега, успевшим выпасть за пару дней. Идти в свою комнату не хотелось, но и бродить по улице желания сегодня не было. Имелась вероятность, что его чуйка сново на подсознательном уровне приведёт его к человеку, ко встречи с которым он морально не готов. Сейчас все его слабые места обнажены, представляя собой некую угрозу для его ментального состояния. Потребуется время для восстановления брони, в которой необходимо залатать несколько сквозных дыр. Прошло чуть больше недели с их последнего разговора с преподавателем, а разочарованные глаза учителя, даже в такой момент пропитанные теплом, до сих пор появляются в сознании, стоит прикрыть веки. У Чонгука башню рвёт от осознания, во что он вляпался, втюрившись в учителя латыни. Мама не это имела ввиду, говоря, что в таком возрасте в учёбу следует нырять с головой. Чонгук нырнул, перестарался и врезался своей тупой головой в самое дно, потеряв ориентацию не только в пространстве. Думая о ситуации в целом, напрашивается вопрос: А нужно ли это самому Паку? Он тут ходит, голову ломает, а для учителя это окажется плёвым делом, оправдывая всё лишь детской забавой и словами о том, что в его возрасте такое случается часто. Только Чонгук плевать хотел у кого там в каком это возрасте и как часто. Он не ставил себя на равне с девчонками, которые из-за юношеского максимализма и свободного времени ввинчивают себе в голову идею о том, что прикидываться парочку месяцев влюблённой в молодого преподавателя студенткой — очень весёлое занятие. Нет и ещё раз нет, Чонгук бы рад был избавиться от этого словно от чумы, он не собирается писать милые записочки на вырванных из тетради листках и обсуждать преподавателя с подружками, ему хочется блевать и орать, только делать это одновременно не очень удобно и не красиво. Может и звучит занудно, но Чонгук бы не отказался от обычной пресной жизни в академии, состоящий из пар, сессий и периодических походов в ближайшие клубы, ему с самого начала не нужны все эти «прелести» розового периода жизни каждого подростка, наполненного всевозможной романтичной хуетой. Однако Сындэ думал иначе, неплохо припечатав Чонгука к стене, с которой он так и не смог соскрести себя обратно. Извернись хоть сотню раз, всё равно ноги привели его в свою комнату, выходить из которой он сегодня больше не собирается для своего же блага.

***

— Какого цвета они должны быть? — Хосок плечом зажимал телефон, что бы тот не упал, пока он перебирал пакеты с сортами зёрен кофе на развес. — Тут есть очень тёмные, а некоторые совсем светлые. — Смотри, что бы они были не сильно прожарены, но и без светлых вкраплений, — Сындэ держал телефон на громкой связи, проверяя тетради с заданиями, которым конца и края не видно, скоро стопки будут сваливаться со стола на пол. Благо, Чон вызвался сбегать в город за кофе, которого сейчас сильно не хватало. — Вижу что-то похожее, — Хосок вытащил пакет с зёрнами, похожими больше всего на описанные Паком. По характерному для каждого сорта запаху перебирать было бесполезно, внутри кофейной лавочки аромат был настолько насыщенным, что однозначно пропахнет одежда и волосы. — Ты там как? Мне не придётся доставать твой труп из-под стола, когда вернусь? Из телефона послышался смех, греющий покрасневшие на холоде уши. Хосок смиренно дождался своей очереди на оплату, переговариваясь с Сындэ об учёбе. — Как у вас с Джином дела по профильным предметам? Слышал, сегодня были семинары, — Пак говорил, одновременно черкая что-то чёрной ручкой в тетради, исправляя ошибки и делая пометки. — Я был сегодня один. Сындэ оторвался от своего занятия, чуть расширив глаза и приоткрыв рот, ручка между его пальцев застыла, так же, как и сам преподаватель. — Хочешь сказать, что Джин не пришёл на занятия, зная, что ты будешь там? — Пак уставился в противоположную стену, обдумывая ситуацию. — Он говорил тебе о том, где может быть? Хосок замер перед дверью, ведущей на выход из магазинчика с пакетом в руках. Он не тот, кто будет допытывать человека о его планах или делах, но у Джина он и правда должен был узнать причину, по которой друг решил без какой либо вести пропасть на целый день. Надо бы уже привыкнуть к тому, что Хосок не один сам с собой, его окружают люди, с которыми необходимо минимальное взаимодействие. — Чёрт, я и сам даже не написал ему, — Чон дёрнулся, подгоняемый старушкой сзади, не заметив, что полностью закрыл собой проход. Холодный ветер впутывал снежинки в чёрные волосы, устраивая на голове Хосока полный беспорядок. Сквозь дырки на джинсах красовались посиневшие коленки, на плечах висело серое пальто, бережно накинутое Сындэ. Пак с громкими орами отказывался выпускать парня на улицу в его излюбленной кожанке, на момент Хосоку показалось, что на шум сбегутся остальные учителя в общежитии, поэтому пришлось послушаться. — Просто позвони ему, когда будешь в академии, вряд ли он будет где-то далеко, — Сындэ вернулся к проверке тетради после сказанных слов. Хосок достал сигареты из заднего кармана джинс, неспешным шагом направляясь вниз по улице, с того конца телефона слышался шелест страниц, переворачиваемых Паком. Спокойствие, царящее вокруг укутывало, как покрывало, уничтожая почву для уже ставших обыденными растущих переживаний. Пакет в руках тихо шуршал при каждом шаге, в носу всё ещё стоял терпкий запах кофейных зёрен из магазина. Сейчас казалось, что всё по-старому, не было этих нескольких сумасшедших лет в Сеуле, вот Хосок пройдёт немного дальше, свернёт на извилистую улочку, заполненную лавочками с травами и специями, а впереди будет виднеться море, которое он так любил и о котором грезил в детстве, дома всё так же будет шумно, мама готовит ужин на кухне, дожидаясь отца с работа, а Суён сидит на своём любимом детском стульчике, наблюдая за нарезкой овощей. Всё, как раньше, все живы и счастливы. На языке осела горечь от тёплых воспоминаний, которые уже никогда не станут настоящим. Переходя с одного края дороги на другой, Хосок слишком поздно увидел свет фар машины, водитель резко даёт по тормозам, из-за чего на всю улицу распространяется громкий звук свиста шин. Капот лишь слегка задевает парня, опрокидывая того на землю. Хосок падает на бок, не удержав равновесия, а пакет с кофейными зёрнами отлетает в другую сторону. — Хосок, что у тебя там случилось? — Сындэ дергается от резкого шума, хватая телефон в руку. Чон сдавленно шипит, потирая ушибленный бок, он успевает опомниться, когда слышит голос из крепко сжимаемого рукой телефона. — Всё в порядке, я тебе перезвоню через пару минут, — Хосок отключает звонок, оставляя нервничающего Сындэ дожидаться в неведении. Дырка на колене стала ещё больше, смотрясь уже слишком небрежно. Хосок встаёт на ноги, обнаруживая рядом с собой стоящего человека, видимо, водителя той самой машины. — Извините, я не должен был ехать слишком быстро по такой маленькой улочке, — молодой человек с чёрными волосами и в синем костюме оглядывает Чона на наличие каких-либо повреждений. Он замечает валяющийся потрёпанный пакет рядом и спешит поднять его, осматривая содержимое. — Я могу купить новые или вернуть деньги. — Не стоит, всё равно пострадала только обёртка, — Хосок принимает вещь из рук парня, замечая пристальный взгляд, прикованный к своему лицу. — А мы нигде раньше до этого не встречались? — молодой человек с лицом, будто старательно пытается что-то вспомнить, не отрываясь, разглядывает Чона. Хосок чувствует, что внутри всё подбирается, понимая, где именно мог встречаться раньше с этим человеком. В голове всплывают слова Юнги: «А ты всё такой же невоспитанный. Иди развлекайся и не порть настроение гостям». Не может же он его вспомнить, Хосок тогда выглядел совсем по-другому, у этого парня должна быть невероятная чуйка, раз смог определить в нём что-то знакомое, а это немного пугало. — Не думаю. Уверен, что вижу Вас впервые, — студент пытается вежливо улыбнуться, что бы этот парень убедился в несерьёзности ситуации и быстрее уехал от сюда. — Раз так, — непутёвый водитель потупил взгляд, устремляя его на носки своей лакированной обуви. — Тогда я подвезу Вас да нужного места. — Я шёл до академии, не так уж далеко, что бы ехать на машине, — Хосок просто поражается настойчивости парня, когда любой другой уже бы сто раз уехал, а этот всё настаивает на своём. — Отлично, доберётесь ещё быстрее, — он открывает дверцу машины со стороны пассажирского сиденья и выставляет руку в приглашающем жесте, на что Хосоку остаётся только цыкнуть от безнадёжности и залезть в кожаный салон. В машине тепло, работает подогрев сидений, а из колонок льётся приятная мелодия, заставляющая расслабиться. — Я не представился, — парень захлопывает за собой дверцу, заводя мотор. — Меня Ашер зовут, давай на «ты». — Хосок, очень приятно, — он кивнул, сжимая пакет в руках. Теперь он знает, как его зовут, ведь Юнги в прошлый раз не потрудился представить ему «наглого» молодого человека. — Так ты в академии учишься, на каком факультете? — Ашер мягко поворачивал руль, все его движения были плавными, он прекрасно вписывался в спокойную атмосферу салона, всё это вкупе заставляло веки наливаться свинцом. — Да, на последнем, — Хосок проморгался, пытаясь разлепить веки и не уснуть прямо здесь. За окном пролетали жилые дома и деревья, огни фонарей смешивались в одно сплошное месиво из-за высокой скорости, с которой передвигался автомобиль. А он и правда любит погонять. — Шекан, значит, — водитель улыбнулся, кинув мимолётный взгляд на пассажира. — Это редкость, у меня учится парочка знакомых, только на другом факультете. Если честно, ты мне сразу напомнил одну из них, — его лицо сразу же смягчилось, стоило вспомнить Марту. В том, что он вспомнил именно её Хосок ни на секунду не сомневался. — Мир тесен, возможно, я знаком с теми, о ком ты говоришь, — а как же, конечно знаком. — Всё может быть, — Ашер вырулил на подъездную дорогу к академии, держа машину правее, а затем повернул к забору. — Ты ведь не пойдёшь через главный вход. — Спасибо, — Хосок усмехнулся, отмечая осведомлённость парня о запрете на покидание территории в такое время. — Не стоит благодарности, был рад познакомиться, — Ашер протянул руку для рукопожатия, на которое Чон сразу же ответил. — Хорошего вечера, — Хосок выскочил обратно на холод, поёжившись. Он помахал рукой на прощание, встречая ответную улыбку, после чего машина со свистом скрылась за деревьями. — Извини, нас немного потрепали, — шекан ставит пакет на стол перед сидящим Сындэ, кивая на тетради. — Как прогресс? — Нормально, но что с тобой случилось? — Пак вскочил, осматривая студента. Заметив разодранную коленку, он тут же присел на корточки и схватил руками ногу, отодвигая ткань для лучшего обзора. — От куда это? — Небольшая авария, машина зацепила слегка, а я равновесия не удержал, — Хосок стянул пальто, повесив то на спинку стула, пока Сындэ и дальше занимался осмотром его колена. — Вставай уже, там ничего такого, — он потянул Пака вверх, встречаясь с хмурым взглядом. — Я дам тебе пластырь, — Сындэ поджал губу, уходя к шкафу с аптечкой. Чон присел на стул, беря в руку одну из проверенных тетрадей. Сколько раз он думал о том, что в таком возрасте необходима неимоверная усидчивость, что бы часами сидеть и проверять тетради таких идиотов, как он. Хосок почувствовал мягкое прикосновение к ноге, а уже через секунду на коленке красовался розовый пластырь, немного смешно смотрящийся на вечно хмуром шекане. — Мило, — Хосок потряс ногой из стороны в сторону, вызывая смех у Сындэ. — Милые вещички для самого милого парня, — Пак хитро улыбнулся, смотря на реакцию студента. Хосок прыснул со смеху, откидывая голову. Несмотря на отсутсвие печки, он и в этой маленькой комнатке чувствует разливающееся тепло по всему телу.

***

— Все только и говорят об ответах, которые ты даёшь в самые сложные моменты, — Юнги подтянул ноги ближе к себе, на этих скамейках в церквях всегда было неудобно сидеть. — Знаю, ты не особо то нас и любишь, Михаил не плохо нажаловался в своё время, но давай на чистоту. Юнги вытянул перед собой руки, которые тут же полностью покрылись пламенем, совсем недавно вернувшимся в норму. Некоторое время огонь имел синий оттенок, а жар от него совсем не грел. — Давай без всякой богоугодной хуеты, — Юнги смотрел на амвон* с представлением у себя в голове, что там кто-то стоит, желательно тот, ради которого все сюда приходят. — Почему так происходит? Разве нормально, когда другой человек может повлиять на мою энергию на такое продолжительное количество времени? Тишина, царившая в церкви была гробовой, Юнги закатил глаза, опуская свои руки обратно. Конечно, никто не собирался ему отвечать, агеллам вообще нельзя находиться тут в силу того, что в месте, созданном для становления души на путь истинный существу, чья душа находится в руках самого инфернального персонажа многовековой игры равносильно избиению младенцев. Но он пытался. — Бог любит всех, — Юнги потянулся, разминая затёкшую спину. — Враньё. Мин поднялся со скамьи, медленными шагами направляясь в сторону выхода из церкви. — Бог любит угодных. Всё катится по наклонной, ощущение устойчивости затерялось уже очень давно, позволяя куполу, сотканному из путаницы и беспорядка накрыть жизнь Юнги, заграждая солнце. Всё всегда было в порядке, жизнь представлялась многоступенчатой дорогой, на каждом уровне которой было необходимо выполнять определённые задания, что бы сделать следующий шаг. Академия, учёба, друг, девушка, выходные и экзамены. Всё шло своим чередом, пока в собственных мыслях не наступил бардак, разбирать который Юнги не спешит. Он, как дурак сидит и рассматривает каждый хлам поочерёдно, перебирая старые ненужные вещицы в руках, а потом удивляясь: «Юнги, да как так-то!?». А вот так, вершина безвременья настала вчера, когда целуя Марту в голове возник образ другого человека, но Мин не отстранился, как в тумане лелея прищур чёрных глаз и острых скул, что сводили с ума уже долгое время. Юнги обжёгся, находя на месте коротких чёрных волос, в которые в беспамятстве была запущена рука завязанные в хвост длинные мягкие волосы. Удивительным открытием было то, что возбуждение его не спало от кратковременных миражей, как должно было бы, а совсем наоборот. Только для Марты было непонятным, почему Юнги не начал продолжать, находясь в таком состоянии. Юнги никогда не был гомофобом, полагая, что человек вправе трахать того, кого хочет, главное, что бы всё по согласию. Так вот, кроме, как на девушек у него не вставало, и сомневаться в своей гетеросексуальности у него шанса не доводилось, а зря. Первые звоночки прозвенели, когда он увидел Хосока после клуба, рассматривая его голый живот и шею, алые засосы на которой оставил не пойми кто, а потом тот шкаф в архиве. Для Юнги это было естественно, он и подумать не мог, что его член в тот момент мог реагировать не на представшую перед ними живую порнуху, а на тот факт, что застрял он в таком положении именно с шеканом. И действительно, Юнги проверил свою догадку, он открыл такой ранее для него далёкий раздел с гей-порно на соответствующем сайте, но у него не встал ни разу, ни на один из просматриваемых видео. Настроение поменялось, когда на месте одного из парней из ролика он начал представлять Хосока. В тот же момент крышка ноутбука громко хлопнула, а руки начали тереть лицо, стирая образ из головы. Как жить дальше, если у тебя встаёт не на собственную девушку, а на левого парня? Встаёт на Хосока. Блять, для Юнги это даже звучит страшно. Всё стало бы легче, будь их отношения другими, но сейчас имеется вот что: Юнги предстаёт перед Хосоком придурком, который всё норовит достать побольше скелетов из его шкафа, никаким образом не объясняя своё помешательство на этом. А он и не может, Юнги знает, что выглядит как капризный ребёнок, делая и беря то, что хочется, не объясняя причину своих «хотелок». Ещё этот вечер в доме у Якоба, полный провал. Кто же знал, что староста возьмёт этих двоих с собой. Хосок был там сам не свой, а для Юнги причина такого поведения была не ясна. Было бы легче, если Хосок постарался объяснить проблему, но опять же, никто Юнги ничего не должен, а так хочется знать, аж скулы сводит от нетерпения поскорее размотать этот клубок с именем Чон Хосок. — К психотерапевту сходить, что ли? — сам себя спрашивает Юнги, задирая голову к небу, видя крест с крыши церкви, у дверей которой так и стоял. Найти бы Тэхена, тот на пороге саморазрушения стоит уже очень долго, и скоро его кто-то, да впустит. Среди технических построек гуляет ветер, изредка попадаются на глаза кто-то из учителей, Юнги нравится эта дорого, хоть и вела она к дрянному месту, ответов в котором он так и не получил. Было холодно ровно до того момента, пока жар внутри не начал подбираться к горлу, вынуждая прокашляться. Безрезультатно пытаясь подавить пламя, слух Юнги уловил тихий смех, услышать который не каждому посчастливится, захотелось снова нацепить те дебильные розовые тапки. Из преподавательского общежития выходил Хосок, идущий бок о бок с преподавателем Паком. Учитель трепал чёрные волосы, а сам Чон чему-то сильно радовался. Огонь внутри норовил сжечь все органы, оставив после себя поле боевых действий. Ноги остановились, отказываясь идти дальше, а руки сами по себе сжались в кулаки. До чего Юнги докатился, стоит и смотрит на шекана, не в силах двинуться с места, а наружу так и рвётся... — Да быть блять не может, — губы Мина сжались в тонкую полосу. Студент с учителем не известно о чём переговаривались, направляясь в сторону учебного корпуса, Юнги надо туда же, но сейчас он не пойдёт. Почему он не может делать ровно то же самое, что так легко может сделать другой? Почему кто-то получает лучезарную улыбку, пока сам он давится от прожигающего взгляда и наплевательского обращения? — Что же я не так сделал? — слова никем не услышаны, и не должны быть. Юнги не хочет, что бы вообще кто-то был свидетелем его разгрома. «Уверен, что эти слова посвящены не тебе самому?» — Подвинешься? — Мин упёрся коленями в кровать, на которой лежал Тэхён. Ким отложил телефон на тумбочку, уступая место другу, что стоял статуей перед ним. Юнги стянул пиджак, оставаясь в чёрной рубашке и лёг под бок к Тэхёну. Оба знали, что именно творится у каждого, поэтому и молчали, смотря в потолок. — Понял? — Тэхён спросил тихо, по своей сути не нуждаясь в ответе. Юнги прикрыл глаза, успокаиваясь немного. Буря, настигшая их безжалостна, она не собирается уходить, пока не оставит одни обломки. Смешно, что именно с ними это произошло. — Понял. И смех твой, еле различимый, меня не касаясь, проникал в самую душу, мою несуществующую.