"А черные воды холодные?"

      Холодный ветер рвал гобелены, терзал плотную ткань знамен, в осенней ярости стараясь сбросить фиолетовые полотна в воду. Волны, словно насмехаясь над ветром, мерно покачивали привязанные лодки, ледяным спокойствием иссушая ещё совсем недавно зелёные бутоны.       Воздух морозом скользил по коже, забираясь за воротник холодными пальцами, оглаживая шею и пуская по спине толпы мурашек. Цзян Чен глухо фыркнул, втягивая голову в плечи, и зашагал быстрее, с тусклой злобой глядя на чёрное зеркало озёр. Торопливый топот за спиной распалял раздражение, отчего глава едва сдерживался от того, чтобы не прикрикнуть на отстающего племянника.       Цзинь Лин, тепло одетый и завернутый в плащ по самые глаза, неуклюже спешил за дядей, сопровождаемый круглой и пушистой тушкой щенка. Чуть позади, приглядывая за юным наследником клана Цзинь, степенно шёл юноша постарше, уже получивший одежды ученика клана Цзян. Серебряный колокольчик, доставшийся по наследству, звонко бился о бедро, покачиваясь на тонкой, но прочной, нити.       Вэнь Сычжуй задумчиво смотрел в прямую спину главы, наставника и дяди, искренне не понимая, что заставило его сорваться с места в этот день.       В этот самый день.       Мальчик дернул головой, забрасывая за спину высокий хвост, туго стянутый алой лентой, и вздохнул, мысленно желая как можно скорее вернуться домой к любимой тете, который год донимая её расспросами об отце.       Выспрашивать о жизни потерянного родителя в день его гибели стало для А-Юаня ужасной традицией, острой нуждой требуя доказательства того, что слухи были лишь грязной ложью, каждый раз пополняющейся страшными подробностями якобы многочисленных злодеяний.       Тоска скребла внутри. Её когти затупило время, нещадно стирая из детской головы родные черты лица. Мальчику было обидно до слез всякий раз, стоило понять, что что-то он уже забыл. Прищур глаз... Какой он был? С хитрецой? Озорной? Задумчивый? Руки... Грубые? Ласковые? Тёплые или холодные? Вэнь Юань лишь качал головой, вытирая рукавом покрасневшие глаза и вновь умолял дядю Вэня рассказать что угодно о Вэй У Сяне. Что угодно о его родителе.       Вэнь Сычжуй, получивший второе имя от "богача-гэгэ", медленно вдохнул влажный холодный воздух и бросил взгляд на тёмную гладь, выженным пепелищем смотрящую в серое небо.       Дядя Цзян никогда не пускал их в воду.       Она билась о лодки. Качала пышные соцветия. Звала. Звала в глубину, шепча шорохом вод по прибрежному песку.       Дядя Цзян не пускал, строго запрещая приближаться к чёрному омуту озёр. Ни летом в самый разгар жаркого полудня. Ни на рыбалку. Ни собрать лотосов. Глядеть на работающих рыбаков и других плавающих детей было безумно обидно, но спорить никто не решался. Разве не проще ускользнуть, тайно ныряя с головой в чернильную тьму бездонного озера?       Разве не проще сорваться с постели ночью, на одном вдохе прыгая в черную пропасть, внезапно оборачивающейся давно позабытым теплом утерянных объятий? А-Юань, однажды нарушив запрет, уже не мог остановиться, отчаянно ища в холодной воде ускользающую из памяти тень, по-родительски нежно обнимавшую его чёрной гладью озера.       Вода... Вода совершенно точно помнит и знает о его родителе больше остальных.       Цзян Ваньин внезапно остановился, отчего задумавшиеся дети неловко врезались в него. Цзинь Лин сонно заморгал и звонко шмыгнул носом, неловко замечая, как замарал дядины штаны следами осенней простуды. Вэнь Сычжуй спешно извинился, оттаскивая младшего, пока глава ничего не заметил. Цзян Чен глухо фыркнул, обречённо закатывая глаза. Ругать детей не было ни сил, ни желания, отчего мужчина лишь медленно сел на старые доски пустующего пирса, с болью глядя на кровавые пятна воды.       Алые лотосы, разросшиеся в кровавые островки, тихо шуршали сочной листвой, стойко игнорируя наступление осени и порывы холодного ветра. Тяжёлые цветы огнём горели на чёрном зеркале, с вызовом глядя в сереющее над головами небо. Цзян Чен горько усмехнулся, закусывая высушенные ветром губы.       Грозовое небо цвета давно закрывшихся глаз, чернота вод, словно рукава одежд, что теперь покоятся в запертой полке. Все это резало душу памятью.       Цзян Чен опасливо склонился над водой, протягивая руку над чёрной бездной. Пальцы осторожно коснулись ярких лепестков, поддевая бутон, стараясь не коснуться воды. Лотос с хрустом оторвался от стебля, что тут же скрылся в бескрайней глубине.       В руках главы словно забилось тяжёлое сердце.

***

      Сухой ветер нёс листву, срывая ее с алых крон и горстями забрасывая на вытоптанный дворик небольшого храма. Шорох метлы, тщетно старающейся сгрести хрустящие листья в одну кучу, шелестел в воздухе, поднимаясь в тёмное от туч небо. Се Лянь тяжело вздохнул, медленно качая головой.       Видимо, придётся подождать, пока ветер наиграется.       Метла с гулким стуком встала у стены. Небожитель медленно вытер ладони от пыли, небрежно обтерев их о бедра, и окинул двор взглядом. Пожухлая трава крепко держала листья, свободные же кружились в странном танце, пачкаясь в пыли, а после опускаясь на черную гладь небольшого пруда у заборного закутка. Бледная рука поймала алый лист, поднося его остаткам солнечного света, изредка пробивавшегося сквозь свинец облаков. Тёмные прожилки расползались по тонкой кожице листа, расплетаясь в странные и замысловатые узоры.       Вэй Ин лёг на землю, не вынув ног из ледяной воды и не замечая пыли. Тяжёлые волосы чёрной кляксой разлились по земле, блестящими змеями прядей цепляясь за сухую траву. Рука все ещё держала красный лист, поворачивая его разными сторонами. Тонкая струя крови сочилась из выточенного запястья, очерчивая острые изгибы узора наруча, обвивая не менее острый локоть и исчезая в темной ткани широких рукавов.       В пруду, родившись из алых капель, покачивались совершенно не осенние кроваво красные лотосы.       Се Лянь осторожно подошёл к демону, склоняясь над лежащим. - Тебе удобно носить наручи на голую кожу?       Вэй Ин не ответил, нехотя вынимая ногу из воды. Задумчивость и тень странной тоски лежали печатью на его лице. - Ваше Высочество, а дети заклинателей слышат демонов?