Иностранная подружка филолога

Я шёл на пару, ещё не подозревая, что этот день станет таким неправильным. Погода была нейтральной, ни жарко, но и ни холодно. Наушники с собой я не взял, поскольку живу недалеко от своего универа. Да и что мне слушать? Едва появляется какая-то новая крутая песня, я несколько раз её прокручу и мне она надоедает, как старой собаке кость — грызть можно, но кайфовать от этого уже не получается. — Ден, подожди! Денииис!!! Я сразу узнал голос, который так настойчиво меня звал, поэтому не поворачиваясь, ускорил шаг. Зря не взял наушники... — Ден, — рука запыхавшегося Макса падает на моё плечо. Бежал он за мной, что ли? — В универ идёшь? Я нервно стряхнул с себя чужую лапу. Неприятно, когда вторгаются в личное пространство, но что я действительно ненавижу, так это внезапные прикосновения. Неужели так трудно держать дистанцию? И что за тупой вопрос: «В универ идёшь?». Утро студента всегда начинается одинаково — студент идёт на пары. Или прогуливает, но в таком случае рядом с универом не появляется. — Нет. — А куда?! У нас же сейчас пара, — на лице одногруппника отразился неподдельный интерес. Меня окружают декоративные птички. — В ад. Отвали от меня! Этот парень всё равно не оценит остроумный ответ, и явно не поймет собственную тупость. Из двадцати четырех моих одногруппников, Макс — единственный человек, на которого не действуют ни сарказм, ни грубость. Так уж звёзды совпали, что моя квартира находится над его, и как только ему стало это известно, он записался ко мне в друзья. Причина такой самоотверженной и односторонней дружбы мне пока не ясна. Если быть объективным — в группе я никому не нравлюсь, кроме Макса, так что если бы мне пришлось называть кого-то «другом», то за отсутствием других вариантов, это был бы он. Однако я ещё не готов признавать поражение в этом вопросе и сейчас нахожусь на всë ещë первой стадии принятия неизлечимой болезни нашей дружбы — отрицание. — Эй, ты слышал что я спросил? — Угу, — я слабо кивнул. — И что думаешь? Она ведь хорошая девчонка. — Ага. На слове «девчонка» мой мозг сразу выдал ассоциацию и я невольно подумал о Шейле. Она живëт в Америке. Я никогда её не видел, но больше шести лет считаю её своим другом. И если у меня когда-нибудь появится девушка, я был бы самым счастливым человеком на земле, если бы это была Шейла. Но у меня нет никаких шансов, ведь она живёт в тысячах километров от меня. Или, если быть точнее, между нами больше восьми тысяч километров. На самом деле это даже хорошо, потому что мне бы не хотелось её разочаровывать. — Не упусти свой шанс. Ден, я думал, тебя ни одна девушка не полюбит, но тут Лерка сама заинтересовалась. Спрашивала, есть ли у тебя кто-то. И при чём тут Лерка?.. Как девушка, она, пожалуй, симпатичная, но человек далеко не самый хороший. Эдакий «белый плащик», под которым довольно плохо прячется сгусток токсичности и притворства. Однако при своих внешних данных, она в мою сторону и смотреть не станет. Интересно, ей что-то от меня нужно или тот еë интерес к моей личной жизни был продиктован злорадным любопытством, вроде: «я так и знала, что никого, хахаха». — Ден, уровню Лерки нужно соответствовать. А ты... — Макс сделал паузу. Он, видимо, впервые посмотрел на меня, понимая, что я ни разу не крутой мачо. — На тебе такая ужасная одежда. Такие вещи уже даже среди гопников никто не носит. Но ничего, теперь у тебя есть я, а в магазинах полно стильного... Бла-бла-бла, вот ведь наивный олень. Неужели он и правда верит в то, что городит? Я и Лера? Не в этой реальности. — Устраивать битву стилистов будешь со своими дружками-геями, а мне похер на твои предпочтения. — Обязательно быть таким грубым? Я вообще-то хочу помочь. — Себе сначала помоги. Мой стиль в одежде был прост: тёмное и удобное; а на "фи" окружающих мне действительно пофиг. Тем более, что сейчас это "фи" исходило от Макса, а он постоянно носил светлые джинсы с яркими цветными рубашками. Так ещё и называл их на бабский манер: фисташковая, коралловая, лазурная. А цвет своих волос он гордо называл «пепельный блонд». Вот не знаю, реальное это название краски, которую он использует, или он сам этот цвет определил. Одним словом — «жуть». Поэтому я и обзываю его геем. Правда, это всегда пролетает мимо его ушей, как и всё остальное. Макс слышит только то, что хочет слышать, а вот я иногда его действительно слушаю. Уши закрыть нельзя, вот и набрался у него этих «цветастых» слов, как Плюшкин мусора. И использовать негде, и из головы не выбросить. Что до моего «имиджа», то его просто нет. Конечно, мне бы не составило труда купить себе гору модных шмоток и чаще ходить в парикмахерскую, но какой в этом смысл? Другая одежда мою жизнь не изменит, а притворяться кем-то другим, чтобы люди вокруг меня спали спокойно — с какого перепугу я должен это делать? И всё же я бы предпочел, чтобы они держали своё мнение при себе. А то ведь стоит кому-нибудь из окружающих что-то вякнуть про мою внешность, как из глубин подсознания сразу вылезают все комплексы. С виду-то держусь — кремень, но внутри я понимаю, что до конца жизни так и останусь никем. Как говорил мой школьный психолог: «Если ты сам себя не любишь, то никто не полюбит». Или: если ты сам себя не ценишь, то и окружающим будет на тебя плевать. Хотя в школе со мной старались дружить, ведь думали, что я мажор и далеко пойду. Наверное они забыли поговорку, что на детях талантливых людей природа отдыхает. Так вот, видимо, когда природа перестала отдыхать и предложила мне выбрать билетик к успеху: талант или внешность, — я стоял в очереди на новую книгу. И хорошо, что не за новыми джинсами, как Макс. Неважно. Что бы я ни надел, под этим тряпьём всё равно буду я — худой и бледный, как поганка, дрыщ, с грубым, мужественным голосом на контрасте. Ни красивого рельефа мышц, ни таланта. При росте метр восемьдесят пять, мой вес не дотягивает и до семидесяти килограммов, из-за чего я кажусь ещё более длинным и худым, чем есть на самом деле. Даже несмотря на то, что я каждый день усердно тренируюсь, мышцы больше не стали. Окружающие знакомые и незнакомые люди советуют бросить курить и начать нормально питаться. Мама тоже часто повторяет, что надо бросать курить, пока не поздно. Вот только я никогда и не начинал. Звук уведомления вырвал меня из паутины мрачных мыслей. Конечно, у меня на лице ни одна мышца не расслабилась, но на душе стало светлее. Было приятно получать её сообщения по утрам. Я знал, что это Шейла, ведь кроме неё мне никто не писал. Мама предпочитает звонить, а отец... С ним у меня сложные отношения, мы не общаемся. Поэтому я и живу отдельно. Я достал телефон, открывая диалог. Sheila: «Привет. Чем занят?»