Поворот переключателя

32.        Второй визит Ориона к Нокауту, к облегчению клерка, не требовал стазиса: он предпочитал контролировать своё окружение в присутствии доктора — энтузиазм Нокаута по поводу улучшения и украшения своих пациентов был… нервирующим, и Орион не хотел проснуться с новыми частями корпуса или гравировкой в интимных местах. Однако оставаться в сознании было не очень удобно: даже когда на десенсибилизированных зонах были установлены дополнительные панели, всё равно было немного больно, и Нокаут оседлал его талию, когда работал, ради Праймуса! Но, по крайней мере, прослушивание разговоров доктора хорошо отвлекало. Ориону не очень нравился Нокаут (мех не был знаком с концепцией личного пространства), но у лингвистических программ Ориона был урожайный денек. Красный медик говорил с характерным каонским акцентом, но постоянно использовал слова и акценты из разных диалектов, чтобы подчеркнуть какой-то момент или пошутить, идеально имитируя произношение: от резких тетрагексианских согласных до высоких и разнообразных возианских гласных. Должно быть, он много путешествовал, предположил Орион.        — Хорошо, теперь просто подожди, пока сварные швы остынут, и я добавлю некоторые последние штрихи, — Нокаут грациозно спрыгнул с корпуса Ориона и пошёл проверить своего помощника. — Брейкдаун, mon amour, как у тебя дела?        — Вообще-то, нормально.        Орион улыбнулся про себя. Брейкдаун всё ещё общался с ним ворчанием и короткими фразами, но с Нокаутом он говорил свободно; был ли большой мех просто застенчивым? Или опасался незнакомцев?        — У этого бота был электрошокер. Если мы немного переделаем его, из него получится прекрасное оружие.        — Великолепно, великолепно! Я знаю пару ботов, которых заинтересует электрошок. Как насчёт его стабилизирующих сервоприводов? У нас есть заказ на них.        — В рабочем состоянии. Обшивка — металлолом, правда, придётся заменить.        Нокаут оставил экран между двумя импровизированными «палатами» открытым, и Орион с любопытством повернул шлем — только для того, чтобы крик застыл у него в горле.        Там, на платформе, очень похожей на его, лежал наполовину разобранный корпус; Брейкдаун держал отрубленный манипулятор, чтобы Нокаут, мог его осмотреть. Орион мог ясно видеть компоненты в разорванной грудной мертвого меха и края пустой камеры искры.        Когда Нокаут вернулся к нему, клерк сделал попытку отодвинуться.        — Вы — торговцы механизмами, — произнес он в шоке, глядя на красивую лицевую медика с новообретенным ужасом.        — Ну, да, — Нокаут был самой беззаботности. — Я специалист по апгрейдам. Что, по-твоему, я делаю? Создание нового стоит дорого, и некоторые уникальные природные уловки просто не могут быть продублированы. Я нашел всем этим несчастным гладиаторам хорошее применение. Мертвые перерабатываются, чтобы помочь живым, великий круг жизни и все такое.        — Моя… моя обшивка тоже подержанная? — Орион подпрыгнул от осознания, неприятное чувство ползло под новыми панелями.        — Не, Мегатрон ясно дал понять, чтобы мы использовали на тебе только новые материалы, — хихикнул Нокаут. — Ты обернул его вокруг своего прелестного пальчика, не так ли?        — Я… — Орион запнулся, не зная, как реагировать на это. — А как насчёт самого Мегатрона? Его апгрейды тоже новые?        — Нет, он не такой разборчивый, как ты.        Клерк услышал смешок Брейкдауна в соседней комнате.        — Но… Это может стоить вам лицензии!        — Какая лицензия? — Нокаут моргнул. — Искорка, ты действительно думаешь, что я бы ржавел здесь, латая гладиаторов, если бы у меня была лицензия?        Орион решил, что не хочет знать, потерял ли Нокаут лицензию или у него её вообще не было.        — А теперь будь хорошим мальчиком и лежи спокойно. Я должен проверить, всё ли хорошо интегрировано.        — Значит, ваша мастерская — это то место, куда отправляются дезактивированные корпуса гладиаторов? — тихо спросил клерк, пока медик возился с его свежесваренными панелями.        — Ага. Дезактив и полудезактив, все, кто не могут уйти самостоятельно. У меня довольно выгодный контракт с нашим герром комендантом, Кленчем.        — Они называют Нокаута «посланником Оллспарка», ты это знал? — Орион был удивлен, услышав голос Брейкдауна, присоединившегося к разговору. Синий мех стоял возле открытого экрана, точа зубья циркулярной пилы. — Потому что он — последнее, что видят проигравшие.        Нокаут беззаботно рассмеялся.        — По крайней мере, их последнее видение довольно красивое. 33.        Орион надеялся, что ему никогда больше не понадобится ещё один апгрейд; он хотел держаться как можно дальше от медотсека Нокаута. Что действительно беспокоило его, так это то, что Мегатрон не мог позволить себе такую роскошь. Нокаут лечил его раны, Нокаут заменял его сломанную обшивку… И он же устанавливал апгрейды.        Его друг менялся — постепенно, медленно, но Орион заметил это. Грубые квадратные очертания его корпуса стали более чёткими, изящными — больше подходящие военному. Сама осанка Мегатрона теперь казалась другой: быстрые и плавные движения хищника, всегда готового к нападению с любой стороны. Даже знакомый серый цвет доспехов сменился на более светлый оттенок серебристого после одной особенно неприятной встречи с кислотой из оружия слишком изобретательного противника. Многие гладиаторы носили нарисованные знаки, чтобы запугать врагов и произвести лучшее впечатление, и Мегатрон тоже носил их: красные узоры на груди и шлеме да две треугольные линии на щеках.        Четыре острых клыка теперь украшали его денты — хотя эти маленькие улучшения Ориону вроде как нравились: они потрясающе ощущались на его антеннах. Орион мог часами вздыхать от удовольствия, пока Мегатрон нежно покусывал их; архивариус даже не потрудился перекрасить антенны — синяя краска всё равно скоро сойдёт. Конечно, Орион чувствовал себя немного настороженно из-за этих клыков после того, как увидел, как Мегатрон действительно использовал их в бою, разрывая горловые кабели прижавшего его к земле противника; но Мегатрон всегда был осторожен с ним — и Орион доверял своему другу.        Кроме того, клерк должен был признать, что было что-то необъяснимо заманчивое в тонком чувстве опасности. Когда он стоял среди зрителей, окруженный их полями, переполненными восторгом, достигшим экстатических высот, Орион ничего не мог с собой поделать: он выкрикивал имя друга, умирая от ужаса в один момент — и возрождаясь вновь, когда смерть была побеждена брызгами горячего энергона и взрывом чужой искры. В такие моменты Мегатрон обладал властью над самой жизнью — и над каждым из зрителей; и они бредили и бросали свои подношения на арену: что-то было шаниксами или маленькими декоративными предметами; некоторые же более значимыми — как маленький фиолетовый значок с символом десептиконов (тот, что носил Мегатрон).        И после боев Орион отправлялся на поиски друга, иногда, чтобы помочь ему добраться до Нокаута, если он едва стоял от травм или истощения; а иногда, когда электромагнитное поле Мегатрона всё ещё потрескивало от нерастраченного заряда, его прижимали к стене и старательно целовали.        Ориону было немного стыдно за себя, но это проявление силы возбуждало его как ничто другое. Воспоминания о том, какой ужасающей, какой смертоносной может быть эта сила — и знание того, что она никогда не будет использована, чтобы причинить ему вред — всё это вынуждало процессор Ориона плавиться. Это заставляло его чувствовать себя неожиданно в безопасности. И Мегатрон заметил эту маленькую фантазию, поэтому старался потакать ей как можно чаще — прижимая Ориона к какой-нибудь поверхности, или держа его за запястья, или поднимая. Иногда на публике, что ещё больше распаляло системы Ориона. Но клерк уже понял, что друг был немного показушником. Архивариусу не очень нравилось, когда это выражалось на арене, только разжигая самые низменные инстинкты публики (а смертельные схватки не были местом для драматических пауз), но ему очень нравились подобные события: спинными магистралями к стене в каком-то тёмном углу под ареной, обхватив серво талию Мегатрона и манипуляторами пробегаясь по швам серебристой брони.        Он чувствовал себя восхитительно беспомощным и податливым, и Мегатрон, казалось, уловил эту мысль, потому что он ухмыльнулся — и Орион издал короткий визг, когда его внезапно подняли еще выше. Ему пришлось закинуть серво на плечевые сегменты Мегатрона, оперевшись о стену, чтобы хоть как-то сохранить равновесие, но в следующую секунду рот Мегатрона опустился на его обнаженный порт.        — Ааааа! Остановись, т-ты… — но попытка Ориона заговорить провалилась, все слова будто вылетели из процесссора. Мегатрон просто загудел, и вибрация послала восхитительную дрожь по корпусу клерка.        Тот вцепился в стену позади себя, боясь слишком сильно извиваться, корпус напрягся от напряжения. Внутренности болели, умоляя о завершении, и каждое движение только усиливало жажду. Удерживаемый так легко на месте, чтобы он не мог уклониться от стимуляции открытых участков, терзания глоссой протекающий порт… Это было уже слишком. Орион прикусил губу и перезагрузился — постыдно быстро, но полученное удовлетворение того стоило.        Когда системы окончательно перезагрузились, клерк, наконец, смог посмотреть вниз. Лицевая Мегатрона была покрыта флуоресцентной смазкой Ориона, клыки блестели в самодовольной ухмылке, а оптика горела красным; клерк снова чуть не перегрузился от одного только вида.        Какую же развратную картину они должны представлять для стороннего наблюдателя! Что сказали бы бывшие коллеги и учителя Ориона, если бы увидели его таким?        О, Орион, вероятно, будет первым, кто скажет им идти к гладиаторской арене. 34.        Мегатрон всегда считал себя прагматичным ботом; когда жизнь требовала чего-то, он должен был приспосабливаться — или погибнуть, пытаясь. Вот почему он никогда не смягчался перед новыми вызовами и предпочитал встречать их лицом к лицу — и справляться с ними самым решительным образом. Это была вечная гонка с судьбой: нужно было обогнать опасность, быть на три шага впереди… Но когда у Мегатрона было время остановиться и поразмыслить, зрелище не было утешительным. Каон изменял его, переделывал по своему образу и подобию и превращал в того, кто принадлежал этому месту.        Когда он смотрел в зеркало, то увидел уже не шахтера, а гладиатора.        Но Орион… Орион никогда не менялся. Казалось, что грязь Каона просто не прилипала к нему; даже в самых ужасных местах он оставался девственно-чистым. Иногда это злило Мегатрона: почему он превратился во что-то совершенно другое, а Орион остался прежним? Но мгновения горечи быстро проходили, и Мегатрон верил, что будет настоящей трагедией, если архивист потеряет это особое качество.        Однажды Мегатрону приснился сон; в этом сне он увидел Ориона — или кого-то, похожего на него. Его цвета потемнели до черно-фиолетового, оптика была красной вместо голубой — и он стоял среди горящих руин и разбитых корпусов, безумно смеясь. Когда Мегатрон проснулся, он долго лежал в темноте, прислушиваясь к холостому гудению двигателя Ориона — его Ориона. Видение встревожило его, как ни один сон прежде, и Мегатрон молча поклялся, что никогда не позволит своему другу превратиться в такое существо.        Теперь, когда протоколы энергосбережения были отключены, Мегатрону требовались более короткие циклы перезарядки, что оставляло немного свободного времени, которое он мог потратить на что-то более важное: он, наконец, использовал датапад, который дал ему Орион. Ему нужно было… многое сказать, и слова текли из-под его пальцев, как это было некоторое время назад, когда он писал первую версию своего трактата; только теперь Мегатрон стал намного мудрее.        — Когда ты позволишь мне взглянуть на него? — спросил его однажды Орион.        — Когда закончу. Не мог бы ты сделать вычитку?        — Конечно! — просиял архивист, всегда готовый помочь, но Мегатрон не был уверен, что Орион будет так же счастлив, когда прочтет эту новую версию. Тем не менее, Мегатрон не собирался скрывать свое мнение только потому, что это могло расстроить Ориона.        Маленькая эмблема десептиконов, которую он поймал на арене, помогла ему принять решение. Раньше он никогда не связывал себя с десептиконами; они разделяли их мысли, да, но он не был одним из них. Сейчас… Мегатрон чувствовал себя ответственным за них. Он не будет стоять в стороне, наблюдая, как они потерпят неудачу; он мог бы что-то сделать, он мог бы повлиять на них, изменить их в свою очередь — и это было именно то, что он собирался сделать. Если арена и научила его чему-то, так это тому, что надеяться на то, что мир станет лучше, было глупо. Единственный способ вырвать удачу из рук ваших врагов — это принять меры.        Пока Мегатрону приходилось стискивать денты и терпеть, но однажды он сможет вернуть себе свободу. В его процессоре медленно формировался список; каждый, кто встанет на его пути, заплатит цену: Кленч, Стокпил, Сентинел Прайм, Сенат.        Он сделал медальон из пурпурной эмблемы и носил его во время боев. Стокпил не возражал: имя и репутация Мегатрона привлекали больше зрителей — многие хотели посмотреть, что стало с известным смутьяном. Для него не имело значения, были ли они за или против десептиконов, главное, чтобы они приносили ему деньги. Те, кто не мог присутствовать на боях, могли посмотреть их позже на видео (диски распространялись по всей планете после каждого события), и Мегатрон использовал это, чтобы сделать заявление.        По мере того, как популярность арены росла, Стокпил стремился привнести больше разнообразия в развлечения. Он всегда был готов удовлетворить требования своих самых капризных клиентов, и были такие новинки, как боевые дроны, звери из других миров (роботизированные и органические) — и командные бои. Мегатрону любезно предложили место в команде Кленча — мастер арены не принимал участия в бою один на один, но руководство командой, очевидно, доставляло ему удовольствие. Мегатрон наблюдал за ним и учился, и очень скоро он осознал важный факт: в то время как Кленч, очевидно, много знал о формациях и тактике, но его подчиненные ненавидели его. Это соответствовало тому, что Мегатрон слышал от Рамбла и Френзи — класс одноразовых миниботов, возможно, и привыкли к тому, что с ними обращались как с мусором, но это не означало, что им это нравилось.       Это была ошибка. Ты можешь возглавить группу мехов, которые ненавидят вас, но это будет не очень эффективно; Мегатрон мог видеть доказательства этому каждый день. Кленчу было трудно удержать свою команду в повиновении криками и побоями. Его гладиаторы, конечно, последовали за ним, но на арене все они боролись за собственное выживание — никто не боролся за команду или её капитана.        Неудивительно, что однажды ночью, во время особенно жестокой схватки, их решимость поколебалась. Они должны были встать в оборонительную формацию, подталкиваемые со всех флангов ликующими противниками, которые были безусловно воодушевлены мыслью, что они были близки к победе над командой мастера арены. Кленч терял самообладание — он явно не привык к поражениям, и посреди хаоса Мегатрон решил, что это его шанс. Когда он увидел нацеленный на него меч, он схватил капитана и толкнул его вперед, как импровизированный щит.        — Давай, Кленч, — прошептал Мегатрон, когда энергетический клинок прошёл прямо через камеру искры командира, — сделай хоть что-то ради команды.        Потрясённое оцепенение мечника погубило его — следующим был он.        — Теперь, — Мегатрон повысил голос, — круговая формация!

***

       В ту ночь они победили, и Мегатрон был единогласно назначен капитаном команды. Однако у него не было много времени, чтобы отпраздновать, потому что его вызвали в офис Стокпила (который охранялся вдвое большим количеством персонала).        — Ну-ну, друг мой, — укоризненно покачал головой Стокпил, но в его улыбке для разнообразия мелькнуло искреннее веселье, — ты только что убил моего доверенного помощника. Как грубо с твоей стороны.        — И я только что заработал тебе целое состояние на ставках, — ответил Мегатрон, заставив Стокпила рассмеяться.        — Верно, верно! И это принесет мне ещё одно состояние, когда видео начнут продавать. Такой сюрприз, все поменялось дважды, кто бы мог подумать? Тем не менее, я потерял своего верного мастера арены, и мне нужен кто-то, кто будет контролировать строительство и организацию. Итак, Мегатрон, ты кажешься умным парнем. Не хочешь ли ты этим заняться?        Мегатрон заставил себя улыбнуться самой мерзкой улыбкой, на какую только был способен.        — С удовольствием.        — Значит, решено! — Стокпил хлопнул в ладоши. — Поздравляю! Но на самом деле, если бы ты хотел получить работу Кленча, ты мог бы просто сказать об этом, я уверен, мы бы что-нибудь придумали, — он подмигнул и снова засмеялся, отпуская Мегатрона коротким жестом.        Охранники последовали за Мегатроном из кабинета Стокпила и дальше по коридору — без сомнения, чтобы напомнить ему, кто его хозяин. Но даже это не могло сломить его ликующего настроения; шлак со Стокпилом! Пусть пока бот хихикает и подсчитывает свою прибыль. Но Мегатрон наконец-то чего-то добился!        Теперь, имея в своем распоряжении некоторую власть и ресурсы, он больше не был таким беспомощным.