***
Во время своего последнего дня в Родионе Орион присматривал за клиникой Рэтчета, в то время как медик отвозил Дрифта в центр занятости, чтобы найти ему работу; медик считал, что Ориону слишком опасно появляться где-либо рядом с правительственными чиновниками. — Прощай, Дрифт, — клерк помахал своему подкидышу (который после того, как его начисто вымыли, оказался цветом белым с серым). — Пожалуйста, будь осторожен. — С ним всё будет в порядке, — Рэтчет легонько толкнул бывшего пациента в спину, — если он не будет вести себя как дурак и регулярно приходить на осмотр, верно, парень? — Я буду, — тихо ответил Дрифт, бросив застенчивый взгляд на Ориона. Окончание истории с Дрифтом было более удовлетворительным, чем результаты, касающиеся первоначальной цели архивиста. Его сообщники перестали выглядеть такими испуганными после того, как Ориону удалось немного успокоить и оживить их, но ситуация в городе, которую они описали, была… обескураживающей. Были и другие, кто думал так же, но все они были рассеяны и очень осторожны. — Трудно быть сторонником десептиконов в Родионе после всех чисток, — заметил Рэтчет, убирая комнату перед ночью. — И Праймус помоги тебе, если ты будешь говорить с тарнианским акцентом. В этом отношении ваш друг прав: страх может быть мощным инструментом убеждения. Хотя я не согласен с его выводом о том, что борьба с Сенатом их собственным оружием была бы лучшим курсом действий. — Ты слушал выступления Мегатрона? — Орион удивленно уставился на медика. — Все слушали, — пожал плечами Рэтчет, — хотя немногие это признают. Кстати, некоторые даже устраивают экскурсии в Новый питейный дом Маккадама! Это дешевая подделка Старого питейного дома Маккадама в Аяконе, но теперь это знаменитое место просто потому, что твой друг случайно подрался там. Речи Мегатрона дают хоть какое-то утешение; когда всё кажется чёрным как смоль, приятно слышать, что кто-то всё ещё питает надежду. Хотя лично я считаю, что если ты действительно хочешь творить добро, тебе лучше начать с того, чтобы помогать окружающим, — рот Рэтчета дернулся. — Мегатрон любит грандиозные планы и жесты; он хочет изменить весь мир одним великолепным ударом, когда он мог бы уделять больше внимания, ну, мехам. Конкретные боты, страдающие и нуждающиеся в помощи. — Как твои пациенты? — Тихо спросил Орион. Рэтчет только хмыкнул и отвернулся. — Так вот почему ты ушел? — Клерк знал, что ступает на опасную почву, но решил продолжать, несмотря на это. — Ты был главным врачом в государственной больнице Аякона. Мехи со всего Кибертрона стояли в очередях и платили огромные суммы только за то, чтобы получить шанс лечиться у тебя. И ты оставил всё это. — Любопытный дата клерк, — пробормотал Рэтчет себе под нос. Они сели за стол с кубами энергона в манипуляторах, совсем как в ночь их первой встречи. — Я оставил больницу в надёжных манипуляторах молодого Фармы — талантливого медика, даже гения. Больница на самом деле не нуждается во мне… а это место нуждается, — он обвел манипулятором вокруг. — Ты был действительно храбр, чтобы сделать это, тем более, что Сенат неодобрительно относится к подобному, — Орион серьезно посмотрел на Рэтчета. — Для этого требуется много мужества… и много доброты. Рэтчет издал громкое «пффф» и уставился в свой куб; клерк спрятал улыбку и не стал настаивать дальше — он не хотел ещё больше смущать старого медика. — Мужайся, моя корма… Это требует большого терпения, — Рэтчет презрительно щелкнул вокалайзером. — Я должен предлагать свои услуги высшему классу Родиона, чтобы они закрыли оптику на мой маленький бизнес. Но, по крайней мере, они мне платят… помогают поддерживать клинику на плаву, — Рэтчет постучал пальцами по краю куба и осушил его одним глотком, показывая, что эта часть разговора закончена. — Тебе следует говорить больше, — заметил он через некоторое время. — Другим нужно услышать твоё мнение, чтобы обрести ту смелость, о которой ты говоришь. Речи Мегатрона, конечно, бодрят, но иногда они только пугают ботов. Я лично думаю, что в конце концов они приносят больше вреда. Твой друг стал слишком значительным гладиатором; он опасен. — Мегатрон — хороший мех, — Орион опустил куб, всегда готовый встать на защиту друга. — Я уверен, что это так, — голос Рэтчета стал успокаивающим. — Ты бы не любил его так сильно, если бы он им не был, и я вижу, как загорается твоя оптика, когда ты говоришь о нем. Но любовь слепа, так что прости меня за то, что я не разделяю твоего доверия к нему. Архивист почувствовал, как его корпус нагревается, и уставился в полупустой куб, слово «любовь» пульсировало у него в процессоре. Никто никогда не выражался так прямо; Орион так долго цеплялся за слово «друг», что сам почти поверил в это. Внешняя перспектива возникла как гром среди ясного неба. Но Рэтчет не оставил ему много времени на размышления о своих чувствах, продолжая мысль. — Твой друг опасен, Орион, потому что он обладает величайшим оружием в мире: властью над словами и разумом; и такая власть может быть разрушительной в манипуляторах того, кто находится под контролем своих страхов. — Но Мегатрон — самый храбрый мех, которого я знаю! — воскликнул клерк, сбитый с толку. — Он ничего не боится… — О, Орион, — Рэтчет покачал шлемом, грустно улыбаясь. — Я старый мех, я видел многих ботов за свою долгую жизнь, и поверь мне: твоего друга преследует страх — страх быть беспомощным, быть порабощённым. Это сквозит в его речах и комментариях, и он пойдёт на крайние меры, чтобы убежать от этого. Послушай, Орион, как я уже сказал, я не думаю, что Мегатрон плохой бот. Он честен и искренне хочет помочь — одно это многое говорит о нём; но страдание не сделало его сильнее — во всяком случае, оно сделало его более уязвимым. Им движут страхи, и это не оставляет много места для разума. От всего этого у клерка закружился процессор. Мегатрон уязвим? Эти два слова не принадлежали к одному и тому же предложению. И всё же… Что-то в словах Рэтчета прозвучало правдиво, оно пронзило искру клерка и осталось там, терзая ее, тревожа. И медик продолжил, его голос набирал силу и дух. — Но ты, Орион, — ты говоришь с ясным умом. Ты — тот голос здравого смысла, в котором мы все нуждаемся. Эта планета заражена страхом сенатских подстрекателей, и Мегатрон играет на этом — но этот путь может легко привести всех нас к катастрофе. По всему Кибертрону есть много мехов, которые не хотят открытой конфронтации, которые хотят видеть изменения — но размеренные и мирные. Проблема в том, что у этих ботов нет лидера; призыв Мегатрона к принудительному правосудию не совсем им нравится. Но твой может! Твое видение так же сильно, как у Мегатрона. Так почему же ты молчишь? Это потому, что ты не хочешь расстраивать своего друга? — Нет… Нет, — Орион задумчиво сжал куб. — Мегатрон знает, что я не полностью согласен с ним. Он… убеждал меня попробовать свой путь; вот почему я здесь. Дело в том, что… — он провентилировал, на мгновение сдвинув оптику. — Я всего лишь дата клерк, — наконец пробормотал он. Рэтчет покачал шлемом. — Твое смирение достойно похвалы, Орион Пакс, но на самом деле, сейчас не время для смирения. Я думаю, ты уже начал это понимать. Клерк не ответил, его манипуляторы крепко сжимали куб. 47. Обратный путь прошёл гладко в отношении дороги — но разум Ориона был в смятении. Как бы он ни старался отстраниться и сосредоточиться на прекрасном виде равнин, мерцающих под солнцем вокруг шоссе, слова Рэтчета преследовали его, как голодный пожиратель искр. Тяжесть ответственности. Важность действий, о которой Орион даже не осмеливался задумываться раньше. Опасения Рэтчета по поводу Мегатрона. Эта последняя мысль заставила внутренности клерка болезненно сжаться. Был ли он действительно ослеплен своими привязанностями? Неужели он намеренно избегал обращать внимание на вещи, которые могли бы послужить предупреждением для менее вовлеченного меха? С того дня, как он проснулся в своей новой жизни, Мегатрон всегда был рядом с ним, его единственным лучшим другом, единственным ботом, с которым он чувствовал глубокую связь. Был ли Орион… слишком зависим от него? Собирался ли он воспринимать Мегатрона по-другому теперь, когда у него появилась возможность сравнивать? Это мучило клерка, и чем ближе он подъезжал к Каону, тем больше его охватывал страх. И дорога не приносила никакого утешения: как будто в соответствии с настроением Ориона, по бокам появлялись кучи мусора, знакомый туман испарений пятнал небо впереди, а грязные серые здания складов и электростанций портили пейзаж. Орион возвращался домой.***
Он провел несколько часов в очереди перед пограничным постом, и когда въехал в город, была уже ночь. Он устал и был весь в пыли, но сначала ему нужно было увидеть Стокпила, чтобы сообщить ему о выполненной миссии. Куб энергона помог прогнать усталость, хотя оси до сих пор болели (в конце концов, он не привык путешествовать на большие расстояния на колесах). Стокпил сказал ему, где найти Мегатрона, и Орион немедленно отправился навестить друга, тоскуя по нему и боясь одновременно. Он нашёл Мегатрона там, где и было обещано — на импровизированной тренировочной площадке; он издалека узнал командный голос друга. Гладиатор стоял спиной к Ориону, но мех, с которым он разговаривал — Бласт Офф, если клерк правильно помнил, — заметил его и что-то сказал Мегатрону. Серый мех быстро обернулся — и Орион был встречен самой ослепительной улыбкой радости. Какой-то узел в грудной клерка затянулся — а затем лопнул; он улыбнулся в ответ и отступил в тень коридора, чтобы встретить там друга, скрытого от любопытной оптики. И в следующее мгновение он был заключен в крепкие объятия. — С возвращением, Орион, — низкий голос Мегатрона прогрохотал над его шлемом. — Я скучал по тебе, — выдохнул архивист — и сразу понял, что это правда. Он скучал по дорогому другу, так сильно скучал по нему! Облегчение нахлынуло на него теплыми волнами, очищая, отбрасывая все сомнения. Он действительно вернулся домой.***
Позже, когда они лежали в темноте своей общей комнаты, переплетённые конечности и цепи гудели от блаженства после перегрузки, мысли Ориона вернулись к предыдущим проблемам. Они не были полностью забыты — просто ослабили власть над ним. Орион был уверен в том, что чувствовал — и да, здесь Рэтчет был прав: он любил и был любим в ответ, а это означало, что все разногласия разума могли быть разрешены. Верно? Но темнота вокруг них внезапно показалась угрожающей, и Орион придвинулся ближе к Мегатрону, ища утешения в постоянном пульсе искры под толстой броней. Искра, от которой клерка держали подальше, не позволяли видеть, прикасаться и по-настоящему знать. Его знакомое успокаивающее тепло вдруг показалось ужасно маленьким, просто тлеющим угольком на фоне огромной пустоты. Бессознательно сжав пальцы, Орион нарушил молчание. — Мегатрон? Я хотел тебя кое о чем спросить. — Хм? — Какое твоё самое страшное воспоминание? Корпус Мегатрона в манипуляторах пошевелился. — С чего такой внезапный вопрос? — Я просто спросил. Пауза затянулась на некоторое время. Орион ожидал, что друг вспомнит то время в камере, когда коррумпированный полицейский избил его почти до смерти, но Мегатрон удивил его. — Первый обвал, в который я попал. Орион моргнул и посмотрел вверх, синий свет его оптики смешивался с красным гладиатора. — Расскажешь? Мегатрон снова пошевелился, на этот раз с явным дискомфортом, но Орион почему-то не хотел опускать этот вопрос. Ему нужно было услышать ответ. — Это было давно, — Мегатрон притушил оптику, и тьма сжала объятия вокруг них. — Мы работали в туннеле с неустойчивыми стенами, и кто-то — я понятия не имею, кто, но бот дорого заплатил за свою ошибку — сделал неправильное действие буром. Обрушились стены и потолок. Мне повезло, что я был близко к выходу, где потолок был низким, поэтому удар был недостаточно сильным, чтобы разбить обшивку. Но когда я пришел в себя, это было… — его голос дрогнул, и Орион инстинктивно прижался ближе. — Я не мог пошевелиться; я ничего не видел, кроме камней, загораживающих поле зрения. Мой манипулятор был раздавлен камнями, а остальные конечности отказывались двигаться, как бы сильно я ни пытался ими пошевелить. Полная темнота, полная тишина и неподвижность. — Как… ты выбрался? — спросил Орион, хотя бы для того, чтобы снять напряжение. Темнота вокруг них теперь казалась удушающей. — Из раны вытекло много энергона. Я использовал свое электромагнитное поле, чтобы зарядить его… чтобы сделать его нестабильным. А потом мне удалось немного пошевелить манипулятором и поцарапать им о камень, чтобы получить пламя. Энергон взорвался и разнес камни очистив проход. Как я уже сказал, мне повезло, что я был рядом с выходом. — Ты… взорвал собственный энергон?! В таком маленьком пространстве?! — Орион приподнялся на локтях. — Это могло убить тебя! — Я был напуган до смерти, — это прозвучало едва слышно. — Кроме того, лучше умереть во время взрыва, чем медленно впадать в стазис, сходя с ума от того, что тебя похоронили под тоннами камня. — Ты мог бы подождать помощи! — Разве ты недостаточно работал в шахтах, Орион? Никто бы не пришёл, — Мегатрон посмотрел на него со всей серьезностью. — Этот взрыв стоил мне манипулятора, сотрясения и ожогов топливопровода, но, по крайней мере, я выбрался живым. Больше никто этого не сделал. Ориону нечего было на это сказать; он просто лёг обратно, прижавшись щекой к плечу гладиатора, и притушил оптику. Но Мегатрон снова удивил его. — Я рад, что ты не помнишь, как застрял внутри камня, — пробормотал он. — Когда я нашёл тебя, твоя лицевая была искажена ужасом. Я… могу представить это слишком хорошо. — Я думаю, мне тоже повезло, — тихо ответил Орион. — Для меня помощь действительно пришла.