***
Интервью Бластера взорвало Растр, мгновенно сделав репортёра знаменитым, а слова Ориона повторялись и обсуждались повсюду. Зета Прайм организовал пресс-конференцию, на которой рассказал о том, почему кастовая система была основой процветания Кибертрона и драгоценным наследием, священным для многих поколений. Но больше всех был потрясён Мегатрон. — Я не могу поверить, что ты это произнес, — сказал он Ориону наедине, удивлённо глядя на него. — Я не могу поверить, что ты сказал перед всем Кибертроном, что принимаешь убийство Сената как необходимую меру. — Мы не можем проявлять никаких признаков внутренней борьбы. Наши враги попытаются превратить даже самую маленькую трещину между нами в раскол. Я не собираюсь давать им этот шанс, — губы Ориона сжались в тонкую линию. Мегатрон пару мгновений рассматривал его. — Орион, — он подождал, пока архивист поднимет на него взгляд. — Я сдержу своё обещание. Тебе больше не нужно будет лгать о поддержке вещей, которые ты ненавидишь. Оптика Ориона расширилась, а затем лицевую осветила маленькая, чудесная улыбка. — Я не сомневался в тебе, брат, — тихо ответил он. 68. Мысли архивиста продолжали возвращаться к вопросу Бластера о его отношениях с Мегатроном. Он не видел причин спорить с этим: их личная связь, несомненно, была мягкой прокладкой между десептиконами и беззнаковыми. Но Орион не мог понять, насколько это плохо. В конце концов, политика могла бы использовать такие вещи, как честность и доверие. Они снова пару раз объединяли искры; клерк не осмеливался просить об этом, но однажды ночью это произошло спонтанно, его камера искры открылась сама по себе на грани перегрузки, и Мегатрон просто последовал за ним. После этого они начали понемногу экспериментировать. Мегатрон всё ещё считал это ужасным извращением (Орион чувствовал его внутреннее смятение во время слияния), и тот факт, что он действительно находил это приятным, заставил бывшего гладиатора чувствовать себя ещё более грязным. Клерку было немного стыдно за свое собственное рвение, учитывая все обстоятельства, но в конце концов им обоим это понравилось. Тем не менее, была одна вещь, которая омрачала счастье Ориона. Саундвейв держался как можно ближе к ним, когда они были вместе. Поначалу клерк не придавал этому особого значения, но со временем он начал замечать это, постоянно осознавая присутствие телепата на заднем плане. Синий мех не делал ничего, чтобы потревожить их — он просто был там. Слишком застенчивый, чтобы поговорить с самим телепатом, Орион решил проконсультироваться с его кассетами. Ревэдж, который давно отказался от своей первоначальной враждебности к Ориону и теперь позволял архивисту ласкать его уши и чесать живот, просто хрипло рассмеялся над его вопросом. — От вас двоих хорошее ощущение. Саундвейв — эмпат. Что тут понимать? Когда Орион осознал последствия этого, он серьёзно взбесился. Телепат цеплялся за их отношения; он следил за их эмоциями! Он не хотел причинить вреда, это, по крайней мере, было ясно; и он даже не пытался скрыть себя, искренний и прямой в своем преследовании. Но клерк чувствовал себя неуютно, как будто телепат подглядывал за ними. Он мог понять, почему Саундвейв это делает; когда тебя постоянно бомбардируют посторонние эмоции, большинство из которых негативные, вполне естественно, что ты пытаешься сосредоточиться на чём-то теплом и любящем. Орион просто хотел, чтобы это были не чувства Мегатрона к нему! Тихая тоска Саундвейва по военачальнику не была большим секретом, и это эмоциональное подслушивание слишком походило на суррогат взаимной привязанности. Бывший гладиатор, казалось, не обратил на это внимания, и Орион решил, что обсуждать с ним личные дела Саундвейва было бы неуместно. Поэтому он просто стиснул денты и попытался не обращать внимания на фигуру синего меха, которая маячила на периферии.***
Саундвейв оказался наименьшей из проблем Ориона. Однажды, когда он сидел в кантине, рассеянно потягивая энергон и наблюдая за смешанной компанией десептиконов и «беззнаковых» горожан, которые, казалось, хорошо проводили время за средним столом, Дэдлок тронул его за плечевой сегмент. — Орион Пакс, я советую нам уйти, — прошептал он с нейтральной лицевой. — Оверлорд уже некоторое время пристально смотрит на тебя. Архивист подавил дрожь. Обычно ему удавалось избегать Оверлорда (что было не так уж сложно, так как их общие интересы вроде как… различались), но сейчас он даже не заметил, как тот вошёл. Как мог кто-то такой большой двигаться так незаметно? Орион последовал рекомендации своего телохранителя, но это не спасло его от нежелательной встречи позже, когда он возвращался в центр Тарна после встречи со своими последователями. Они засиделись слишком поздно, и хотя официального комендантского часа не было, улицы в этот час были совершенно пусты. Дедлок первым заметил опасность, с шипением схватив пушки. Его действия были встречены глубоким смехом, и Оверлорд появился из ниши в тени между зданиями. — Добрый вечер, Орион Пакс, — поприветствовал он сладким раскатистым голосом в ночной тиши. Дэдлок встал перед Орионом, хватка на оружии стала почти болезненной. Если бы он был звероформером, как Реведж, его хвост хлестал бы по ногам. Оверлорд просто поднял оптограни в изумлении. — Дэдлок, отойди, — твёрдо приказал клерк; он не хотел, чтобы его телохранителя разорвали на части в качестве отвлекающего маневра, чтобы позволить ему сбежать. — Оверлорд просто хочет поговорить, не так ли? — он строго посмотрел на трехрежимника. — Ну конечно! Что ещё я мог бы пожелать сделать с нашим благородным архивариусом? — Оверлорд насмешливо поклонился. — Скажи своему маленькому защитнику, чтобы он подождал в уголке, пока взрослые поговорят, хорошо? Трехрежимник кивнул Ориону, Дэдлок отошел в сторону, но не опустил оружие, целясь в шлем большого бота. — Дерзкий спарк, — Оверлорд коротко облизнул губы. — О чем ты хотел поговорить? — Клерк не планировал, что этот разговор продлится дольше, чем это было неизбежно. — О, ничего особенного, просто интересуюсь, как поживает мой дорогой знакомый. — Я в порядке, — коротко ответил Орион. — Я слышал о твоей доблести во время битвы за Тарн. Поздравляю. — О, ты слышал? — Оптика огромного меха засветилась. — Мегатрон упоминал меня в этих ваших важных спорах? На самом деле комментарий Мегатрона больше походил на «должен был остановить Оверлорда, прежде чем он начал насаживать отрубленные головы на пики», но Орион предпочёл не упоминать об этом. Тогда он попытался урезонить Мегатрона и убедить его как-нибудь избавиться от Оверлорда, но бывший гладиатор был непреклонен. — Оверлорд — это тяжеловес, — объяснил он, — он один стоит отряда, и ему можно давать задания, на которые ты не можешь послать никого другого. Но более того — я бы предпочел, чтобы он оставался под моим контролем, а не бегал без присмотра. Конечно, трехрежимнику не нужно было знать все это. — Он ценит твой вклад, — вежливо ответил Орион. Огромный мех рассмеялся. — Знаю. Он тренирует меня лично. Клерк тоже этого не одобрял, зная о мечте Оверлорда окончательно победить Мегатрона, но, по крайней мере, он должен был признать, что в этом был смысл: когда большой мех был близок к поражению, он легко приходил в ярость и использовал все свои лучшие ходы, так чтобы Мегатрон всегда мог быть готов ко всему, что приготовил трехрежимник. Было похоже, что Оверлорд читал мысли Ориона. — Он не будет побеждать вечно, — сказал он, оптика сузилась до двух красных щелочек. — Что бы ты тогда сделал, Орион Пакс? — он наклонился, чтобы посмотреть прямо в лицевую архивисту, понизив голос до бархатистого шепота. — Я думаю, ты был бы моим призом. Орион замер, когда палец Оверлорда провел по всей длине его антенны. — Эти антеннки должны быть чувствительными… Интересно, как ты будешь петь, если я их сломаю? — Это прозвучало мягко, почти как любовная шутка. — На самом деле, я бы с удовольствием поиграл с вами обоими, — продолжил Оверлорд, его огромный двигатель заурчал. — Я посажу вас к себе на колени, лицевая к лицевой: он на правое колено, ты на левое. Я заставлю вас сначала прикоснуться друг к другу — я уверен, что вы двое выглядите так мило, когда целуетесь и лижете друг друга… И тогда я сделаю так, чтобы вы оба удовлетворяли меня. Я думаю, что даже позволю тебе взять меня. Как ты думаешь, мой маленький библиотекарь? Ты хочешь сконнектить Оверлорда в порт? — он тихо хихикнул, красный свет оптики окрасил неподвижную лицевую Ориона. — Хотя я сомневаюсь, что почувствую что-то большее, чем легкое покалывание. Ты такой маленький… Но тебе придётся много работать, библиотекарь, иначе я расстроюсь или, что еще хуже, заскучаю, и тогда мне придётся развлекаться за счет твоего дорогого любовника. Пока ты пытаешься довести меня хотя бы до одной перегрузки, я проткну его разбитый корпус и сконнекчу его так сильно, что он будет кричать, как низкосортный интер, пока его вокалайзер не сломается и все сенсорные системы не сгорят. Вы двое действительно станете идеальными игрушками, — Оверлорд наклонил шлем, с любопытством наблюдая за Орионом, как вивисектор, ожидающий реакции. — Тебе следует попробовать писать порнографию, — медленно произнес клерк. — Ты, безусловно, найдешь благодарную аудиторию. Трехрежимник секунду смотрел на него, а затем откинул шлем назад и разразился хохотом. — Все еще отказываешься пресмыкаться передо мной? — Оверлорд выпрямился, но в глубине его оптики мелькнуло раздражение. — Расскажи Мегатрону о моём… предложении, если хочешь. Интересно, что бы он сказал. — И с последней прощальной ухмылкой он развернулся и ушёл. Только когда фигура трехрежимника исчезла в ночи, Орион ослабил железную хватку в которой себя держал. Вздохнув, он пошатнулся и чуть не упал на Дэдлока, который тут же бросился и поймал его. Орион дрожал. — Мне жаль, — оптика телохранителя мерцала виной и состраданием, но архивист махнул дрожащим манипулятором. — Это… не твоя вина. Ты ничего не мог сделать Оверлорду, — Ориону потребовалось много времени, чтобы успокоиться. — Пойдем домой, — наконец сумел выдохнуть он. 69. Мегатрон слушал рассказ Ориона с непроницаемым выражением лицевой. — Я разберусь с этим, — заявил он впоследствии, и клерк посмотрел на него с тупым недоверием, очевидным в его взгляде. — Как? Убьешь его? — Нет, — уголки рта Мегатрона дернулись, — у меня есть идея получше.***
Последним днем службы сенатора Шоквейва был день, когда Сенат отправился на своё судьбоносное последнее заседание в Каоне. Шоквейв не пошёл, хотя в кои-то веки ему там были бы рады. Вместо этого он отправился в свою старую лабораторию, спрятанную в развалинах Кристал Сити. Теперь, когда ему не нужно было отвлекаться политикой от своего истинного призвания — научных исследований, — он хотел использовать свободное время, чтобы проверить проекты — и начать тот, который ещё может оказаться самым важным. Он знал, что изменился. Эмпурата изуродовала его корпус; сомнительная (но впечатляющая) процедура, называемая Шадоуплей, изменила его личность, сделав ее бесплодной с точки зрения эмоций. Шоквейв знал, откуда произошли эти изменения; их существование было логичным. Но его острый, как скальпель, ум беспокоили необъяснимые пробелы в памяти. Он помнил, как использовал свои связи и богатство для какой-то цели, которую не мог вспомнить. Он вспомнил, как загрузил самый откровенный трактат, написанный неизвестным шахтером (с которым у Шоквейва теперь были очень близкие отношения; жизнь была полна иронии). Но как трактат попал к нему в манипуляторы? Конечно, это могло быть результатом Шадовплей — в конце концов, нейрохирурги вмешались в его процессор, — но Шоквейв изучил достаточно данных о мнемохирургии. Это может добавить что-то к уже существующим воспоминаниям или подавить их, заставляя сознательный разум просто игнорировать их. Пациент мнемохирурга не обнаружил бы никаких подозрительных пробелов в памяти; в этом и был весь смысл. Следовательно, его амнезия была вызвана чем-то совершенно другим, и Шоквейв хотел знать, чем. Но это не означало, что он забыл о внешнем мире и его делах. Поэтому, когда его коммуникатор получил вызов по защищенной частоте, он ответил. — Приветствую вас, сенатор, — на экране появилась лицевая Мегатрона; позади него Шоквейв мог видеть неподвижную фигуру его офицера связи. Своеобразный мех со своеобразными способностями; он хотел бы посмотреть, как работает его телепатия. Жаль, что он не встретил Саундвейва раньше, когда собирал мехов со особенными дарами для своего учебного центра. — Добрый день тебе, Мегатрон, — Шоквейв наклонил свою безликую голову, единственный оптический датчик не мигал. — Что привело тебя ко мне? — Я хотел знать, когда будут готовы программы и чертежи, изменяющие альтмод, которые я попросил. — Мне нужно только добавить некоторые последние штрихи и провести несколько тестов. Я пришлю их вам, как только они будут завершены. Мегатрон кивнул. — Примите мою благодарность. Мы очень ценим вашу помощь. Шоквейв не ответил. Мегатрон констатировал факт, и это не требовало дополнительных уточнений. — Однако у меня есть к тебе еще одна просьба, — снова заговорил Мегатрон. — Ты случайно не знаешь мнемохирурга, который мог бы… поделиться своим опытом? Это подогрело интерес сенатора. Совпадения случались, но реже, чем считало большинство. — Я могу назвать одного или двух достойных, — ответил он, уже прикидывая возможности того, что они согласятся свободно пойти… или успешно выкрасть их. — Зачем он тебе нужен? — Просто скажем, что я хочу установить килсвич в голове определенного меха, — неприятно улыбнулся Мегатрон. — Понятно, — Шоквейв пошевелил антеннами. — Этот мех Орион Пакс? Мегатрон обычно хорошо контролировал себя, поэтому его реакция служила доказательством подлинной эмоциональной реакции. — Что?! — он выглядел потрясённым и шокированным. — Нет! — Неразумно, — прокомментировал Шоквейв. — Я предсказываю, что вероятность того, что Орион Пакс станет противостоящей силой в обозримом будущем, будет… — Нет, — на этот раз Мегатрон звучал просто сердито, — не может быть и речи. Нелогично. Но так было и с большинством действий меха окружавших Шоквейва; забавно, как его коллеги-сенаторы пытались наказать его, но вместо этого усовершенствовали. В любом случае, не имело значения, кто был объектом, работа оставалась сложной. А Шоквейв никогда не отступал от увлекательных задач.