***
После того, как Мираж тоже ушёл, Оптимус позвал Саундвейва. — Ну? Что ты думаешь? — Он знал, что телепат наблюдает за камерами видеонаблюдения. — Оба искренни. Если вы не против, я бы взял их обоих. Их навыки нуждаются в некотором оттачивании, но они будут наиболее необходимы в разведывательной службе. — Поддерживаю, — Прайм сделал пометку в датападе. — Они согласны поступить под командование автоботов? — Оба меха ясно дали понять, что хотят присягнуть на верность Оптимусу. — Мы — единая сила, — это прозвучало немного сдержанно, и визор Саундвейва моргнул. Было очевидно, что он предпочёл бы лояльных десептиконов, но прежде всего он заботился о результатах работы. 88. — Вот и всё, — Оптимус бросил кучу планшетов с данными на стол Мегатрона. — Мы не можем поддерживать всех новичков. Скоро начнется голод, нам нужно что-то делать. — Тогда пришло время снова перейти в наступление, — Мегатрон поднялся на серво, даже не утруждая себя чтением отчётов; он всё равно знал, что в них было. — Мы можем увеличить численность наших солдат и организовать забастовку в космопорту Гидракса. — Но у нас будет только одна попытка, — Оптимус бросил взгляд на карту на стене. — Либо потерпеть неудачу, либо добиться успеха. — Одного достаточно. Нам нужно победить — и мы победим. Однако есть кое-что, о чем я должен тебя попросить. — Да? — Я хочу, чтобы ты сопровождал меня на поле боя, — Мегатрон торжественно встретил его пристальный взгляд. — Тебе не нужно драться, и я позабочусь о том, чтобы ты был защищен… — Я не боюсь, — Оптимус махнул манипулятором, прерывая его. — Но я хотел бы знать, почему. Ты никогда раньше не нуждался во мне там… Если только ты не намерен вести переговоры? — Это именно то, что я намереваюсь сделать, — Мегатрон любил выпендриваться и сейчас был явно доволен эффектом, который произвели слова. — Я хочу предложить нашим врагам сдаться, и ты был бы нашим лучшим аргументом. Вдобавок ко всему, я не совсем известен своими навыками ведения переговоров, — усмехнулся он. — Ты, с другой стороны, хорош в этом. — Так я что — твоя козырная карта? Это было немного унизительно… хотя и разумно. — Я бы сказал, что ты — наш Прайм.***
Плато Гидракса представляло собой обширное царство абсолютной равнины, его серые равнины цвета оружейного металла окрасились зеленоватыми и красноватыми пятнами более редких сплавов. Это сделало его идеальным местом для крупнейшего и самого важного космодрома Кибертрона, открытого как для пассажирских, так и для грузовых судов. Он был построен во времена экспансии, когда Нова Прайм мечтал о создании великолепной межзвездной империи с Кибертроном в качестве сияющего центра, но те времена давно прошли; сейчас функционировало только около половины космопорта, остальные его огромные здания были запечатаны. Тем не менее, это являлось жизненно важным местом для экономической и социальной жизни Кибертрона, здесь приземлялись корабли с товарами из сотен аванпостов. Рядом с ним вырос город, населенный ботами, работающими в космопорту или предоставляющими жилье и развлечения шахтерам, приезжающим сюда на время пребывания на поверхности. И, конечно же, Зета Прайм собирался защищать его изо всех сил. Когда объединенная армия десептиконов-автоботов приблизилась к району космопорта Гидракса, их воздушные разведчики привезли видеозаписи угрожающего зрелища: укрепления с тяжелыми стационарными пушками, установленными на хребтах, укомплектованные элитой военной касты; но, по-видимому, Зета не собирался сидеть за стенами и ждать нападения. Вместо этого навстречу повстанцам маршировала армия, планируя перехватить их по дороге. Мегатрон просто беспечно пожал плечевыми сегментами в ответ на эту новость. — Неважно. Эти равнины везде одинаковы, так что мы могли бы с таким же успехом разбить лагерь здесь. — Ты не собираешься встретиться с ними в бою? — спросил Оптимус; это было не похоже на Мегатрона, который обычно предпочитал сохранять инициативу. — Давайте сначала попробуем договориться, хорошо? — подмигнул ему военачальник. — Я предполагал, что тебе это понравится. Оптимусу это определенно нравилось; если бы он мог избежать жертв, он сделал бы всё, чтобы добиться этого. Но ухмылка бывшего гладиатора казалась слишком многозначительной, чтобы Оптимус поверил, что он просто хотел вести себя хорошо. — Ладно, перестань стоять там, загадочно ухмыляясь, и выкладывай: каков твой план? — Я считаю, что это довольно очевидно: я хочу, чтобы они увидели истинного Прайма и имели некоторое время, чтобы подумать, хотят ли они сразиться с тобой. Чем больше они думают и спорят о своих приказах, тем ниже будет их моральный дух. Постарайся занять их как можно дольше — и, возможно, привлечь некоторых из них на нашу сторону. — Не попытаются ли они раздавить нас, пока мы находимся здесь, на открытом месте? — Как? — Ухмылка Мегатрона стала шире. — Мы гораздо лучше защищены с воздуха; это они должны беспокоиться о том, что их будут бомбить. Большинство сикеров на нашей стороне, и Зета не может переформатировать своих воинов в летунов, так как это будет противоречить самой идее кастовой системы, которую он пытается поддерживать. Интересно, не переворачивает ли он сейчас столы от разочарования?***
Верховное командование армии сената сначала не хотело вести переговоры, и поэтому Оптимус вместо этого обратился к пехотинцам. — Мы не хотим сражаться с вами, — говорил по всем открытым частотам, — борьба с нашим собственным народом никогда не была нашей целью. Мы можем решить это мирным путем; наша единственная цель — получить доступ к источнику энергона. Если мы сможем снять блокаду и наладить торговые отношения, мы будем рады сотрудничеству. Начальство некоторое время хранило молчание, но Саундвейв сообщил об интенсивной связи между армией и Аяконом, что, вероятно, указывало на горячие консультации с Зетой. Наконец они согласились на переговоры — как сообщил телепат своим лидерам, причиной этого были беспорядки в армии. Воины сената хотели знать, что хотел предложить так называемый носитель Матрицы — и, ну, просто посмотреть на него в реальной жизни. — Хорошо, хорошо. — Мегатрон потирал манипуляторы, как какой-нибудь злодей из дурацкой пьесы. — Я уверен, что от этих мирных переговоров не будет никаких существенных результатов — Зета, естественно, не хочет прорывать блокаду. Тем не менее, постарайтесь произвести наилучшее впечатление; нам нужно, чтобы эти дебаты продолжались. А пока… — он повернулся к Старскриму, который присутствовал на всех официальных военных советах. — Сенаторские войска — это исключительно военная каста. Позиционные отряды с большинством представителей военной касты, завербованных на передовой. Убедитесь, что он находится на расстоянии слышимости. И — просто для ясности — никаких драк или провоцирования врага на атаку. Оптимус поднял оптограни, но дождался момента, когда они с Мегатроном останутся одни. — Ты пытаешься сделать то, что я думаю? — спросил он, не в силах сдержать улыбку. Выражение лицевой Мегатрона сияло воплощением невинности. — Ну, тебе не нравится кровопролитие, не так ли? Все так, как я тебе говорил: армия, которая сомневается в своем деле, уже на полпути к поражению. Почему бы не продвинуться немного дальше? Просто… сделай мне одолжение и сделай свои речи как можно более продолжительными.***
План Мегатрона сработал даже лучше, чем ожидалось. В течение первых двух дней воины обеих армий обменивались угрозами и упражнялись в изощренной ругани. Затем оскорбления постепенно превратились в шутки, смешанные с осторожными вопросами о жизни в Пяти Свободных городах и о легендарном новом Прайме. Затем среди членов военной касты вспомнили общих знакомых и любимые места для посещения во время отпуска. К тому времени, когда переговоры зашли в тупик и Зета приказал отменить их как бесплодные, половине его армии не хотелось сражаться с новыми приятелями. Слухи и вопросы кипели в котле сенаторского лагеря. Почему мы должны убивать наших братьев, которые хотят только получить некоторые предметы первой необходимости, например, энергон? Они не похожи на дикарей-анархистов, которых описывают новостные ленты. И этот их Прайм, похоже, действительно отличный парень; даже те, кому он не нравится, говорят, что он просто слишком мягкий. Но там, где Прайм мягок, Мегатрон готов принимать правильные решения, и он идет в бой впереди своей армии, в то время как Зета сидит в Аяконе и отдаёт приказы. Команда приготовиться к атаке была встречена низким рокочущим бормотанием. А ночью одинокий гонец тайно прибыл в лагерь повстанцев, чтобы провести целый цикл в апартаментах двух лидеров. Он ушел в приподнятом настроении — и утром первые три подразделения дезертировали. Их встретили с распростертыми объятиями; не было никаких выговоров или военного трибунала — с ними обращались как с братьями, возвращающимися домой. Только теперь генералы Зеты осознали, с какой катастрофической ситуацией они столкнулись. Последовали наказания и усиление дисциплины, сопровождаемые напоминаниями о чести и долге воина. Но это была тщетная попытка остановить наводнение: убедившись, что первые дезертиры целы и невредимы, к ним присоединились еще несколько отрядов. Увидев, что его армия распадается прямо у него на оптике, Зета сделал самое решительное, что мог: потребовал нападения на силы автоботов-десептиконов. Его рассуждения были понятны — он не хотел давать оставшимся солдатам время на раздумья, подталкивая их к ситуации, когда им приходилось убивать противников, чтобы выжить, — но лидерство уже было потеряно. Сбитая с толку и деморализованная армия, где некоторые солдаты размышляли о деле, а некоторые — те, кто придерживался верности, — подозревали всех вокруг в потенциальном предательстве, не шла ни в какое сравнение с ликующими повстанцами, одержимыми желанием захватить столь необходимый космопорт. Силы сенаторов не выдержали и побежали, пытаясь спрятаться за укрепленными баррикадами, но безрезультатно: когда на следующее утро рассвело, космопорт Гидракса был занят, над входом в него подняли знамя десептиконов. Отступая, генералы Зеты приказали взорвать всё, что могли, что могло бы сделать победу незначительной, но раскол в армии помешал этому плану: на плато прогремело всего несколько взрывов, и большая часть космопорта осталась нетронутой. Хранилища энергона стали отличным трофеем, но самый ценный приз лежал за его пределами: посадочная площадка и ангары, заполненные массивными грузовыми кораблями, готовыми взлететь в любой момент. Присутствовали даже некоторые из их экипажей и техников — и значительная часть из них с радостью приветствовала завоевателей. Наконец надвигающаяся тень голода дрогнула. Теперь всё, что им было нужно, — это добраться до шахт. 89. Захватить аванпосты шахтеров оказалось проще, чем думал Оптимус. Когда наспех оборудованные транспортные корабли появились над объектом на астероиде, мало чем отличающимся от C12, они получили код «белый флаг» по основной частоте. Никто не остановил их спуск; вместо этого их встретил менеджер объекта со своими чиновниками и охранниками, поля трепетали от неуверенности и поднятых манипуляторов. — Пожалуйста, не причиняйте нам вреда, — выпалил менеджер, заикаясь, несмотря на то, что пытался сохранить хоть какой-то вид главного. — Мы сдаемся! Очень скоро стало очевидно, почему они так поступили: видимо, после известия о падении космопорта Гидракса шахтерский форпост оказался на грани мятежа. Охранники начали ходить группами, болезненно осознавая, что шахтеры наблюдают за ними, как падальщики, ожидающие своей еды; едва слышное бормотание преследовало их спины, слова о приближающейся свободе и мести проскальзывали в воздухе. Управляющий рассудил, что они в большей безопасности в манипуляторах властей повстанцев. — Отправь их на Кибертрон, — решил Оптимус, — и приведи их к нашей границе. Вы можете уходить, — сказал он менеджеру и его испуганным сотрудникам, съежившимся за спиной (даже гораздо более высоким охранникам, которые, честно говоря, выглядели довольно нелепо). — Или вы можете остаться, если хотите. У вас будет время подумать об этом по дороге на планету. Не всем шахтерским чиновникам так повезло; на некоторых аванпостах восстания начались еще до того, как корабли повстанцев смогли добраться до них, и они прибыли к местам массовых убийств или осажденных административных зданий. Это был кошмар, который постоянно преследовал Оптимуса: не освобождение, не призыв к справедливости, а насильственная революция, подпитываемая давно вынашиваемой ненавистью. И все же ни он, ни Мегатрон не могли это контролировать, придя слишком поздно, чтобы их приветствовали и подбадривали шахтеры, опьянённые местью и трофейной сверхзарядкой. Зета, не колеблясь, использовал это против них. Кадры массовых убийств и истории, рассказанные свидетелями, которым удалось сбежать, просочились через Растр, и общественное мнение повернулось в пользу Зеты Прайма. Это помогло сенаторским войскам быстро реорганизоваться; в то время как Гидракс был потерян для них, другие космопорта все еще находились под властью Зеты, и старые военные корабли, которые не использовались веками, начали бороться за контроль над оставшимися объектами, жёстко подавляя начавшиеся там восстания. Продвижение зашло в тупик. Но самая большая награда сияла прямо перед обеими армиями: Луна-2, одна из двух оставшихся лун Кибертрона, богатая энергоном и другими ресурсами, была слишком хорошо защищена, чтобы повстанцы могли атаковать ее сразу. И вот две армии окружили друг друга, собирая силы, готовясь к нападению и обороне, а весь Кибертрон наблюдал за ними, затихший в тишине перед надвигающейся бурей.***
У Оптимуса не было причин следовать за Мегатроном теперь, когда война бушевала безудержно, и поэтому он вернулся в Каон к своим гражданским обязанностям. Но это не принесло ему покоя или утешения, которых он искал. Может быть, именно война и ужасы последних солнечных циклов отравили мечты Оптимуса, потому что он мечтал о войне и разрушениях. Он видел Кибертрон в руинах, серым и лишенным света, его великие города, превращенные в кладбища. Он видел, как величественный Аякон был разорен и сожжен, памятники разрушены; он видел, как древний Кристал Сити стёрт с лицевой планеты; он видел, как рушатся и падают башни Воса. Он видел, как боты покидали умирающий родной мир, а те, кто оставался, убивали друг друга за крохи энергона, которые могли найти. И в каждом кошмаре он видел Мегатрона — иногда почти неузнаваемого, но искра Оптимуса знала его так, как знала себя. Мегатрон в магнитных ограничителях, привязанный к стене камеры, корпус незнакомый, огромный, черный и усеянный фиолетовыми биолайтами, но лицевая была той же самой, которую любил Оптимус. Они разговаривали, но Оптимус не мог разобрать ни слова, только наблюдал, как насмешливая ухмылка играет на губах Мегатрона, так близко, что он мог их поцеловать. Но затем он заметил, что его собственный манипулятор потянул вниз рычаг, и электрический ток пронзил корпус Мегатрона, поражая его, оптика отключилась, а рот открылся в крике… Сам он лежит на земле под чужим небом, пыль забивает венты, а Мегатрон — странно выглядящий, весь в плавных изгибах, остроконечной броне и оптике, пылающей нездоровым фиолетовым, — стоит над ним с поднятым мечом, гора извергает фиолетовый огонь за его спиной… Мегатрон в кандалах перед ликующей толпой, обшивка разбита и сломана, корпус неудобно огромный по сравнению с легкой и маленьким корпусом Оптимуса, выглядящей усталым и презрительным, старый солдат среди пищащих спарков. На шее Оптимуса на цепочке висело что-то похожее на Матрицу, но это было что-то другое, хотя и не менее важное, что-то, что он должен был защитить от Мегатрона ценой жизни… Они вдвоем сражались посреди города, окруженного странными природными образованиями, вероятно, органическими, судя по их виду, — планетой, которую Оптимус не помнил, но которую нужно было защищать. Мегатрон держал в заложниках молодого меха с ярко-оранжевой обшивкой, пистолет гудел от выпущенного заряда — и в грудной Оптимуса взорвалась боль, слишком близко к камере искры. Даже когда он наносил последний удар, знал, что рана смертельна, но если он умрет — он заберет Мегатрона с собой… А потом он проснулся, двигатель работал на полную мощность, поле потрескивало, манипуляторы тянулись к оружию, которого у него не было. Свернувшись калачиком на платформе в темной комнате в Каоне, он прикрыл грудную, чувствуя, как гудит Матрица под ладонями, и снова и снова повторял, что это был всего лишь сон, это было нереально, это было нереально… И Мегатрону определенно не нужно было знать об этих видениях; ему следовало беспокоиться о войне.