Замерзающий

Утро выдалось на удивление тёплым. Кэйа уснул почти сразу, как вернулся в комнату, и беспокойные видения его больше не преследовали. Утром его разбудил монотонный стук капель воды: снег на крыше винокурни таял. Через окно пробивались несмелые солнечные лучи, отражались от белого полотна земли, и рыцарю пришлось встать. Странным был тот факт, что Дилюк его не разбудил. Кэйа оделся в домашнюю одежду, осмотрел комнату, и воспоминания о ночном кошмаре вернулись от вида бурых пятен на полу. — Это ещё что? — спросил он себя. Он подошёл к зеркалу. На его теле не было ни льда, ни кровоточащих ран. Старые прятались под бинтами, и не было никаких видимых повреждений. Не могла же это быть не его кровь? Не мог же он в беспамятстве ранить Дилюка? Чувствуя подступающую панику, Кэйа ещё раз бегло осмотрелся по сторонам, и взгляд его упал на пустой стакан возле кровати. «Точно, я, кажется, что-то разбил на кухне», — успокоил себя он. Кэйа медленно направился к двери, замечая теперь, что слегка прихрамывал. Он разулся, осмотрел стопы и на левой заметил несколько тонких царапин. «Ерунда», — решил он. В коридоре пятен не было. Дверь в комнату Дилюка была приоткрыта, и через узкую щель Кэйа увидел пустую заправленную постель. Хозяина комнаты там не наблюдалось. На винокурне вообще было слишком тихо даже для раннего утра. Не было слышно ни тихих разговоров Таннера, ни ругательств Эрнеста, не суетились вокруг горничные. В помещении была абсолютная тишина. Кэйа начал было волноваться, не отправился ли Дилюк один, но тут снизу к нему подобрался лёгкий травяной аромат. Дилюк услышал, как за спиной скрипнули половицы, обернулся и несколько секунд молчал. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он первым делом. Внешне Кэйа выглядел… неплохо для человека, ночью едва не промёрзшего насквозь, напуганного кошмаром, и раненого. — Всё в порядке, — поспешил заверить Кэйа. Он действительно чувствовал себя сносно: глаз не болел, раны не беспокоили, льда нигде не было видно, а спокойный сон придал бодрости. Дилюк только кивнул и продолжил разливать по кружкам чай с тремя кусочками сахара для Кэйи, крепкий для себя. Ему поспать не удалось: сначала он простоял возле двери в комнату Альбериха, надеясь не услышать испуганных криков, затем вернулся к себе, но теперь кошмары одолевали его самого. То мерещилось, что комната покрывается льдом, то казалось, что из соседней спальни доносится плач. Дилюк зажёг свечи ещё раз, попробовал отвлечь себя книгой, но мысли путались, и тогда он решил выйти на улицу: что могло лучше морозного воздуха очистить разум? Но не успел он выйти из спальни, как в глаза бросились кровавые следы, и он даже протёр глаза для уверенности. Следы никуда не делись. «Не заметил», — отчитал себя Дилюк, со свечой в руке открыл дверь, пригляделся. Следы шли в двух направлениях: одни — к комнате Кэйи, вторые — к лестнице, и терялись возле кухни. Лишний раз будить рыцаря своим присутствием Дилюк не рискнул и отправился вниз. На кухне тайна следов была разгадана. На полу всё ещё лежали осколки, бывшие когда-то стаканом. — Вот ведь бестолочь, — беззлобно сказал Дилюк. Очередная глупость в стиле Кэйи — пораниться и ничего не сказать. Захотелось по привычке отругать его, но Дилюк помнил, в каком состоянии тот появился у него ночью. Немудрено, что на раненую ногу не обратил внимания. Из-за волнения сон ушёл окончательно, и Рагнвиндр вооружился волшебными средствами Аделинды, способными очистить любую одежду от крови. Пол, конечно, состоял не из ткани; но если пахнущие мятой порошки могли отстирать его одежду после вылазок в качестве Полуночного героя (а работёнка зачастую была грязной), то уж и еле засохшую кровь с деревянных досок очистить смогут. Уборка заняла всего десять минут. Выбросив пропитавшуюся кровью тряпку и вернув в ящик порошки, Дилюк наконец вышел на улицу. Утренний мороз покалывал щёки, пробирался под кожу, перетягивая на себя всё внимание, и вскоре Дилюк перестал волноваться о спящем рыцаре. Самое страшное осталось позади, Кэйа мирно спал, и от этого на душе стало легко. Вернулся в тепло он только тогда, когда на востоке небо окрасилось красным. Хотелось спать, но откладывать отправление тоже было нельзя, и, зевая, Дилюк направился на кухню за бодрящим чаем. Там его Альберих и застал. — Ты не разбудил меня, — заговорил Кэйа. Дилюк аккуратно передал ему кружку, убедился, что напиток достаточно остыл, и молча потянулся к своей. Глаза слипались, а голову сковала тяжесть, хотелось прилечь и подремать ещё немного. Но на улице уже начал таять снег, и чем позже они выйдут, тем больше воды будет на дорогах. Дилюк это понимал, потому и пытался как мог поскорее прийти в себя. — Не разбудил, — ответил он спустя несколько минут. — Почему? Говорить с Кэйей Дилюк сейчас не хотел. Он не был из тех, кто без бодрящего напитка по утрам двух слов связать не может, но сегодня всё шло наперекосяк. Мысли всё ещё путались, а сонное состояние не позволяло сосредоточиться. Таким темпом Дилюк мог просто забыться, наговорить лишнего. Например, честно признаться, что не разбудил он Кэйю только из-за желания дать ему поспать подольше. Проверить собранные вещи и приготовить завтрак Дилюк мог и сам, а вот рыцарю, по его мнению, нужен был спокойный сон. — Не хотел, чтобы ты мешался тут, пока я готовил завтрак. «Не хотел лишний раз видеть меня», — мысленно перефразировал Кэйа. — Не выдумывай, — тут же добавил Дилюк, — у тебя плохие мысли на лице написаны. Кэйа мотнул головой, сел на краешек стула и сделал первый глоток. Чай отдавал сладостью, источал аромат сесилий (оставалось надеяться, что это всего лишь запах, и Дилюк не добавлял в напиток несъедобные цветы). Чай был идеально сладким, таким, как любил Кэйа, таким, как если бы туда добавили ровно три кусочка сахара… «Он помнит», — пронеслась в голове мысль, и тепло разлилось где-то в груди. — Приятного аппетита, — тихо сказал Дилюк и поставил на стол несколько тарелок с едой. Завтрак был приготовлен на скорую руку, но казался достаточно сытным: несколько бутербродов с ветчиной, яичница с сосисками и на десерт поджаренный хлеб с несколькими видами варенья. Альберих про себя усмехнулся. Дилюк не врал, когда говорил, что за годы путешествия научился готовить. (Не то что бы он вообще когда-либо врал…). Раньше у него тот же хлеб подгорал, и Кэйа часто смеялся над чёрными корочками, которые оказывались совершенно непригодны в пищу. Нынешний завтрак, конечно, был не ровня блюдам из Народного выбора, но рыцарь был уверен: Дилюк, если захочет, приготовит вкуснее самой Сян Лин. А потом откроет свой ресторан в Мондштадте, в который начнут приезжать гурманы со всего мира, станет ещё более известным и преуспеет в ресторанном бизнесе… Иначе и быть не могло. Образ вежливо встречающего гостей на пороге своего ресторана Дилюка показался Кэйе очень интересным. Рыцарь поднял взгляд на мужчину, и тут же образ был разрушен. Дилюк так и не сел, только облокотился на кухонный стол и, держа в одной руке кружку, что-то читал. Только сейчас Кэйа заметил — он всё ещё оставался в домашней одежде, волосы от сна были растрёпаны, и, не стянутые лентой, торчали во все стороны. Дилюк зевнул, прикрывая рот бумагами, и в этот момент через окно на него попали первые солнечные лучи. Они зажгли его волосы, раскрасили их в сотни оттенков пламени, и прежде чем Дилюк прищурился, отразились в глазах. Кэйа почувствовал, как в горле заскребло от незнакомого чувства. Он бы сказал, что в это мгновение влюбился в Дилюка ещё больше, только вот больше некуда — и так уже пропал в нём полностью, не вытащить. Сейчас было что-то другое. Кэйа был уверен, что далеко не каждый мог похвастаться тем, что видел господина Рагнвиндра таким — сонным, в лениво накинутой на острые плечи рубашке, задумчиво жующего тост, домашнего. — Что-то не так? — спросил он, заметив на себе взгляд Кэйи. «Всё не так. Ты не разбудил меня ранним утром, приготовил мне завтрак, а теперь стоишь тут в таком виде, как будто это совсем не странно». Вместо ответа Кэйа слегка улыбнулся, позволил себе на секунду представить, что это не последнее такое утро, что, возможно, когда-нибудь вместо неловкого молчания он мог бы подойти к Дилюку и обнять его. Он постарался отбросить эту идею подальше: какие объятия, если они даже не говорят толком? Очевидно же, что весь этот завтрак был приготовлен только из вежливости и необходимости быть гостеприимным. Кэйа вздохнул, сделал ещё один глоток, снова ощутил приятную сладость. Три кусочка. Ровно три. Кэйа почувствовал, как маска на его лице пошла трещинами, и прежде чем он успел бы испугаться, по лицу его скатились слёзы. Он чувствовал, как дрожат пальцы, как резко дёргается грудь при попытке вдохнуть, видел сквозь влагу недоумение на лице Дилюка, перешедшее в беспокойство. — Кэйа? Что случилось? Альберих только быстро покачал головой, отодвинул от себя чашку и поднялся, чтобы сбежать из кухни в первую попавшуюся на пути ванную комнату. Там, глядя на себя в зеркало, он принялся ополаскивать лицо холодной водой. Она заставила щёки слегка онеметь, и лишь слабое покалывание привело его в чувство. Кэйа зло усмехнулся своему отражению — хотел каждое утро встречать с Дилюком за завтраком? Вероятнее было, что каждое утро он начнёт встречать в слезах. Он опустился на пол, облокотился на стену и закрыл лицо руками. Внутри был пожар, и никакой лёд не спас бы его от этого огня. Дилюк смотрел на него через незакрытую второпях дверь и думал. Стоило ли ему подойти? Кэйа, казалось, не испытывал боли, не покрывался льдом, просто… плакал? Рагнвиндр, как ни пытался, не мог найти ни единой причины такой смене настроения. Пять минут назад Кэйа с аппетитом поедал яичницу, потом уставился на него, как на пришествие архонта, и сбежал со слезами на глазах. А теперь сидел на полу в полном одиночестве и прятал в ладонях лицо, иногда прижимая руку к груди. Кэйа не знал, чего хотел больше. Заманчивым казался вариант вернуться к Дилюку, пожаловаться на холод и погреться в его сильных руках. Более вероятным был вариант с превращением в ледяную глыбу прямо здесь, чтобы избавиться наконец от тревожных мыслей, от невозможности выразить свою любовь, от проклятых слёз, всё никак не останавливающихся. Это не были слёзы печали или боли. Появились они исключительно из-за засевшей в груди щемящей нежности, и только позже стали слезами безнадёжности. Дилюк так и не решился зайти. Что он мог сделать? Попытаться выведать у Кэйи, с чего ему вдруг взбрело в голову заплакать посреди завтрака? Успокоить? В висках всё ещё стучало от недосыпа, на краю сознания билась тревога из-за ночного кошмара, да и не было больше однозначного отношения к рыцарю. Раньше всё было просто: Кэйа занимался своими делами, Дилюк тайно за ним присматривал, пересекались они редко и мало разговаривали. Теперь же Кэйа был рядом постоянно, говорить они стали не в пример больше, и что хуже всего — Альберих умирал. И его внезапная влюблённость, в которую Дилюк до сих пор не мог поверить, была не к месту. Рагнвиндр так и не понял, как ему относиться к происходящему — посмеяться сквозь слёзы, поговорить или… что ещё? Не ответить же? Кэйа тем временем поднялся, ещё раз сполоснул лицо и в два широких шага подошёл к двери, сталкиваясь в проходе с Дилюком. На секунду на лице его мелькнул испуг, тут же ставший смущением. — И давно ты тут стоишь? — Достаточно, — честно ответил Дилюк. Его расслабленная поза и так давала понять, что он подошёл не секунду назад. — Ну, надеюсь, насладился зрелищем, — хмуро сказал Кэйа. Дилюк вздохнул. Мало того, что невыносимый капитан без объяснений сбежал минутами ранее, так теперь ещё и в чём-то его винил? Пришлось призвать всё своё терпение, чтобы не начать ссору. Им давно уже нужно было покинуть винокурню, некогда устраивать разборки. Осталось подобрать правильные слова. — Нечем было наслаждаться, — тихо заговорил он, — но я не знал, что мне делать. — Обычно у тебя на любой случай есть план. — С тобой это никогда не работало, — слегка улыбнулся Дилюк. — Так ты расскажешь, что случилось? Альберих помотал головой. — Ничего серьёзного. Точнее, ничего, о чём тебе стоило бы волноваться. Дилюк вздохнул ещё раз, понимая, что вытащить из Кэйи правду будет непросто. К счастью, с недавних пор у него появился козырь. — Я бы не волновался, если бы ты каждый день без причины не доводил себя до покрасневших глаз. — Дилюк легко погладил Кэйю по щеке, прямо под глазом. — Если я чем-то могу помочь… Вопреки ожиданиям, Кэйа только отшатнулся. Оставался последний способ. Дилюк сжал губы, зажмурился, а затем сделал шаг вперёд и неуверенно обнял. — Я ведь говорил, что ты всегда можешь рассказать мне о своих переживаниях. Кэйа в его руках дёрнулся, попытался вырваться, но вскоре опустил голову ему на плечо и прошептал: — Сахар. — Сахар? — Угу. Ты положил ровно три кусочка, да? Дилюк кивнул, задевая носом его шею. — Я не думал, что ты до сих пор помнишь. Меня это так растрогало, что я… ну, ты видел. Так смешно, право слово, — нервно усмехнулся Кэйа. Он ожидал чего угодно. Что Дилюк рассмеётся, уйдёт молча или окинет его полным сожаления взглядом, мол, что взять с больного? Но Рагнвиндр продолжал его обнимать, а потом мягко погладил ладонью по лопатке. — Это не смешно. Это мило, — еле слышно сказал он. Ответить на это Кэйе было нечего. Они постояли так ещё несколько минут: Кэйа наслаждался теплом и близостью, Дилюк пытался успокоиться теперь уже сам. Идея «обнять его — и он заговорит» больше не казалась отличной. Да, это сработало, но только сам Дилюк не знал, как ему себя вести дальше. За последние дни они с Кэйей обнимались чаще, чем за последние несколько лет нормально разговаривали. Это было неправильно, казалось лишним, но, что пугало, Дилюк не чувствовал ожидаемого раздражения. Доверчиво прижимающийся к нему Кэйа ощущался под его руками самым правильным, что только могло быть в мире. — Пойдём, еда уже остыла, — нарушил тишину Дилюк и отстранился. Они вернулись на кухню смущённые, Кэйа с довольной улыбкой принялся за недоеденный завтрак, Дилюк же погрузился в размышления. * — Нет. — Почему? — Ты сам знаешь. Переоденься и спускайся вниз, всё уже готово. Дилюк не удержался и слегка хлопнул дверью, оставив Кэйю наедине с зеркалом. — Зануда! — крикнул ему вслед рыцарь. Чем Дилюку не понравилась обтягивающая до треска ткани водолазка и такие же кожаные штаны, Кэйа так и не понял. Спорить не стал: послушно переоделся в тёмные брюки, нашёл менее обтягивающую водолазку (без воротника, конечно) и сверху набросил лёгкую осеннюю куртку с мехом. Любимую накидку он сложил в дорожную сумку, пока Дилюк отвернулся. * За пределами винокурни Кэйа резко остановился и оглянулся. Виноградники были укрыты ярким блестящим на солнце снегом, ветер трепал крепкие лозы, а меж кустов летали туда-сюда кристальные бабочки. За ними тянулись светящиеся следы, придавая голым кустам мягкое белое свечение. — Пойдём, — заговорил Дилюк, — успеешь ещё насмотреться. — Хочу запомнить это место на случай, если не вернусь, — тихо ответил Кэйа и слабо улыбнулся. Дилюк соврал бы, если бы сказал, что сердце его в этот момент не ёкнуло. Впервые за долгое время он понял — Кэйа действительно рассматривал вариант не вернуться домой. Но пугало не это — Дилюк был уверен, что с ним Кэйа в безопасности, с ним он не погибнет. Пугало другое — Кэйа говорил о своей возможной смерти с лёгкой улыбкой. Будто не боялся ни смерти, ни боли. — Не говори так, — попросил Дилюк. Непривычно слабый голос без привычных ноток уверенности вывел рыцаря из задумчивости. — Прости-прости! — он улыбнулся шире. — Просто мысли вслух. Дилюк хотел было сказать, что такие мысли до добра не доведут, но Кэйа уже развернулся и пошёл вперёд. Странный разговор завершился, оставив после себя неприятный осадок. Рагнвиндр хмуро шёл на шаг позади Альбериха, размышляя, стоит ли поговорить? Отношение Кэйи к собственной жизни начинало его беспокоить. Ещё ночью он кричал, что не хочет умирать, а теперь вот на полном серьёзе прощался с домом. «С тем, что раньше было его домом», — поправился Дилюк. Мысли продолжали вертеться вокруг Кэйи, как бы Дилюк их ни отгонял. Ненадолго получилось отвлечься на крио-слаймов, вечно приползавших к окрестностям винокурни. Кэйа даже не стал обнажать меч — знал, что Дилюку двух ударов хватит, чтобы разделаться с выбравшими неудачное место жительства существами. Кэйа засмотрелся на туманный цветок и поёжился, что не укрылось от внимательного взгляда Дилюка. «Попросить — это, конечно, не для него», — вздохнул он и щёлкнул пальцами. Над его рукой закружились уже знакомые Альбериху огоньки. Они покружились немного, разгорелись сильнее и слились в один, который тут же подлетел к Кэйе и замер в паре десятков сантиметров. От огненного шарика ощущалось приятное тепло. — Он похож на фею, — заметил Кэйа, — а ушки можешь сделать? — Я на шута похож, что ли? — возмутился Дилюк и отправился вперёд. — Не можешь, значит, — улыбнулся Кэйа и поспешил догнать своего спутника, — спасибо! Дилюк только кивнул. Огонёк поспешно следовал за рыцарем, согревая его, и Рагнвиндр чуть успокоился. До самых Каменных врат Кэйа шёл молча, только иногда резко останавливался или делал широкий шаг в сторону: проверял, что сделает «огненная фея». Дилюк только незаметно усмехался. Кэйа выглядел расслабленным, не дрожал от холода, не хватался за глаз и улыбался больше обычного. Когда пыльная тропинка сменилась деревянными досками, когда показались впереди первые столбы с цветастыми флагами Ли Юэ, солнце уже давно скрылось за горизонтом. На самой границе Кэйа ещё раз оглянулся и сквозь вечерние сумерки попытался рассмотреть родные пейзажи. — Мы вернёмся, — твёрдо сказал ему Дилюк, подходя ближе. * Зевающие миллелиты встретили путешественников рутинной проверкой — кто такие, куда и зачем идут, везут ли что-то ценное. Отвечал в основном Дилюк, Кэйа же с любопытством оглядывался по сторонам. Прошло достаточно много времени с его последней командировки в Ли Юэ. Впрочем, помня о консервативности местных жителей, не стоило надеяться на сильные изменения. Миллелиты, удовлетворённые ответами, отошли обратно на свои посты. Путь в Ли Юэ был свободен. Спускаясь по лестнице, засмотрелся вперёд — там даже сквозь плотный туман видны были огни постоялого двора Ваншу. Представив уютные комнаты и вкусную еду, Кэйа мечтательно прищурился. — Не тешь себя надеждами, сегодня мы ночуем здесь, — прокомментировал его взгляд Дилюк. — Здесь? Даже до нормальной гостиницы не дойдём? Возле Каменных врат не было ни одного гостевого домика, что, в принципе, было логично. Путники предпочитали быстрее покинуть границу, чувствуя себя неуютно в окружении множества стражников. Даже не перевозя ничего незаконного, даже не задумывая никаких плохих дел, многие здесь начинали переживать — миллелиты стояли на каждом углу и каждого провожали цепким взглядом. Дилюк ничего не ответил, продолжил спускаться по деревянной лестнице, но, вопреки ожиданиям Кэйи, не свернул к дороге, а подошёл к чайной лавке. — Добрый вечер! — оживился владелец, — чашечку чая на дорожку? — Большой чайничек, пожалуйста, — сделал заказ Дилюк и отошёл к стоящему поодаль от остальных столику. Пожилой мужчина не торопясь заваривал чай, с поразительной точностью отсчитывая количество сухих листочков. Кроме него в лавке никого не было, но, казалось, мужчину совершенно не тяготило одиночество. Кэйа поставил походный рюкзак на сухие чистые доски под соломенным навесом и потянулся. Выносливостью он был не обделён, но целый день в дороге с тяжёлой ношей давал о себе знать в виде затёкших плеч и ноющих ног. Дилюк тоже оставил свои вещи возле столика и, сложив руки перед собой, устало опустил на них голову. — Тяжёлый выдался день, да? Дилюк повернул голову, чтобы видно было собеседника. — Будут тяжелее. Нам повезло: кроме тех слаймов больше никто не встретился на пути. Но в Ли Юэ много похитителей сокровищ, и, боюсь, они не будут разбираться, на чьей ты стороне. — На что это ты намекаешь? — нахмурился Кэйа. — Брось, будто я не знаю, что ты с ними на короткой ноге. — Ты ведь не серьёзно? Я только обмениваюсь с ними информацией и то через других людей. И уж точно не одобряю то, чем они занимаются. Дилюк вздохнул, не желая спорить. — Как скажешь. — Ты, между прочим, тоже общаешься со всякими, и многие из них — вне закона. — Не напрямую. — Конечно, — ухмыльнулся Кэйа, — даже забавно, насколько похожи наши методы. Подошёл хозяин лавки с глиняным чайничком, поставил его в центре стола и рядом положил две пиалы. Он что-то напевал себе под нос, пока наполнял посуду горячим ароматным чаем, а после пожелал приятного чаепития и ушёл под навес, продолжая петь. — Ни в чём они не похожи, — заявил Дилюк, поднимаясь и пробуя напиток. Кэйа сжал пиалу в руках, не чувствуя от неё тепло, посмотрел на полупрозрачную жидкость недоверчиво. Аромат исходил приятный и сильный, но сам чай не выглядел достаточно крепким. — Ещё как. Ты тайно выбираешься в город по ночам, имеешь связи среди не самых законопослушных граждан, при этом играешь на публику роль благородного винодела с безупречной репутацией. Я тоже не гнушаюсь общаться со всяким сбродом ради полезной информации, по ночам частенько выхожу на незапланированные патрули, а днём прекрасно справляюсь с образом хорошего капитана. Слишком много общего, не находишь? Рыцарь вдохнул аромат чая, пытаясь понять, что за травы там намешаны. Но запах был слишком сильным, и, бросив бесполезное занятие, Кэйа наконец сделал глоток. Несмотря на бледность напитка, заварился он идеально — хозяин явно знал своё дело. — Я не играю роль «благородного», — спустя время заговорил Дилюк, — я просто занимаюсь своим делом. И я с большой радостью перестал бы выбираться в город по ночам и общаться с «не самыми законопослушными гражданами», если бы в Ордо Фавониус ответственно относились к своим обязанностям. — Не все в ордене такие бесполезные, как ты думаешь. Кэйа слегка напрягся — разговор неминуемо шёл к ссоре. Но Дилюк только усмехнулся. — Даже ты не отрицаешь, что там полно идиотов. — Их процент был бы меньше, если бы ты остался в ордене, — ляпнул Кэйа, не успев подумать. Он тут же прикусил язык. — Прости… — Всё в порядке, — перебил его Дилюк. Но Кэйа видел, как по его лицу скользнула болезненная тень воспоминаний. — Не в порядке, — мягко начал Кэйа, — я не хотел лишний раз напоминать. — Тогда прекрати об этом говорить. — Сразу после того, как ты перестанешь сидеть с таким угрюмым лицом. Дилюк наполнил опустевшую пиалу и посмотрел на Кэйю прямо. Во взгляде его плескалась усталость. — Чего ты от меня ждёшь? Что я улыбнусь и скажу, что всё прекрасно? Я пытаюсь не вспоминать те события и буду весьма благодарен, если и ты не будешь об этом говорить. Кэйа опустил взгляд на свой недопитый чай. — Мне жаль, — сказал он тихо, — прости меня. Я знаю, что мои слова ничего не изменят, но я действительно сожалею о том, что произошло. О том, что я не сделал, о том, что сказал… Правда, Дилюк, я не забывал о своих ошибках ни на минуту с того дня. Прости. Рагнвиндр слушал молча, смотрел на пальцы капитана, слегка подрагивающие, и не мог посмотреть на его лицо: боялся. Боялся, что увидит в его взгляде не сожаление, а привычную усмешку, боялся, что тихий виноватый голос окажется лишь уловкой, чтобы Дилюк поверил его словам. — Посмотри на меня, — попросил Кэйа. Дилюк мотнул головой, так и не решаясь поднять взгляд. Кэйа сжал губы, чувствуя, как кольнуло в груди. Конечно, Дилюк ему не верил и имел на то все основания. И все их разговоры, всё проведённое рядом время за последние дни, все взгляды и прикосновения — всё это ничего не значило. Зря он напридумывал себе тепло во взгляде Дилюка, зря мечтал, что они снова смогут общаться, как раньше… «Хорошо ещё мозгов хватило не мечтать о взаимной любви», — разбито подумал Кэйа. Дилюк и близко не был к его прощению, и его внезапная забота была объяснима простым желанием помочь — не Кэйе конкретно, скорее, просто жителю Мондштадта. Сомнительно было, что Рагнвиндр ради каждого встречного отправился бы в опасное путешествие на хребет, но и это объяснялось двумя простыми вещами. Во-первых, ему просто по пути, а во-вторых, Кэйа был не совсем чужим. Но и недостаточно близким теперь, чтобы надеяться хотя бы на дружбу. Дилюк думал об этом ненужном разговоре с печалью. Он предполагал, что рано или поздно Кэйа вспомнит о событиях четырёхлетней давности, но не думал, что это будет в первый же день. Зла на него уже не было, осталось лишь чувство предательства, недоверие, слабо ноющая боль в груди. Всё, что тогда случилось, не имело срока годности, и жуткие картины того дня были свежи в памяти, как бы Дилюк ни пытался забыть. Но и игнорировать сегодняшние извинения Кэйи Дилюк не мог. Его голос был искренним, полным вины и грусти, и Дилюку до дрожи в пальцах хотелось посмотреть на него. Хотелось не только услышать, но и увидеть сожаление в его глазу, и, если честно, Дилюк бы ему поверил. Он закрыл глаза, решаясь, давая себе последний шанс завершить эту беседу на середине, но сердце бешено колотилось и буквально просило — посмотри! И Дилюк поддался. В конце концов, худшее, что он сможет увидеть — наглую усмешку. Тогда он снова разочаруется в Кэйе за его лживые слова, разочаруется в себе за слабость, но справится и будет жить дальше. Но Кэйа не улыбался. Он нервно кусал губы, постукивал пальцами по краешку пиалы, и его ресницы слегка подрагивали. Давать волю слезам он не собирался, но Дилюк знал: если сейчас он от него отвернётся, Кэйа обязательно неловко извинится и уйдёт из-за стола, и тогда, возможно, снова будет глотать слёзы в одиночестве. Дилюк вздохнул и очень медленно протянул вперёд руки, накрывая ими ладони Кэйи. — Я не могу сказать, что давно простил тебя или что-то подобное. Я не хочу вообще говорить о том дне, потому что это до сих пор больно. Я понимаю, что прошло много лет, и ты можешь думать, что мне пора «двигаться дальше», но я не могу. — Я не думаю так, — поспешил заверить Кэйа. Дилюк кивнул. — Мне приятно знать, что ты сожалеешь. Не в том смысле, что мне доставляет удовольствие видеть твои переживания, конечно, — Дилюк чуть заметно улыбнулся. — Я не могу просто забыть всё, что произошло, и не могу сейчас сказать тебе, что ты прощён. Кэйа почувствовал, как страх липким комком собирается внутри. Дилюк не кричал, держал его за руки, но почему-то казалось, что вот-вот он скажет что-то, что разобьёт Кэйе сердце. — И доверять тебе как раньше я тоже не могу, — продолжал Дилюк, — но хочу. Долгое время я думал, что наша дружба завершилась окончательно и ограничится случайными встречами в таверне или во время ночных патрулей. Я был уверен, что мне не нужны ни твои объяснения, ни, тем более, извинения. Но за последнее время мы стали пересекаться чаще, и ты казался более искренним, чем когда-либо. Когда ты рассказал про проклятие, я подумал, что могу попытаться дать тебе ещё один шанс. — Так ты… всё это делаешь из жалости к умирающему? Дилюк вздрогнул. — Что? Ты сам себя слышишь? Нет, конечно! И ты не умрёшь, Кэйа! Альберих почувствовал, как руки Дилюка потеплели, и жар от них ощущался даже сквозь ткань двух перчаток. — Мне тебя не жаль. Если быть до конца честным, поначалу я думал, что ты это заслужил. Кэйа сжал зубы. Конечно он заслужил своё проклятие и даже не думал с этим спорить; но услышать подобное от Дилюка оказалось очень… больно. — До того, как узнал, насколько это страшно, — тут же добавил Дилюк, — что бы ты ни сделал, такой боли ты не заслужил. И тем более не заслужил смерти в полном одиночестве. Я отправился с тобой не из жалости. — Тогда почему? — Потому что мне не всё равно. Ещё месяц назад я был бы рад, отправься ты на хребет на месяц — меньше бы виделись. Но сейчас я не могу себе представить, чтобы позволил тебе отправиться туда одному. Кэйа почувствовал, как очень не вовремя кровь прилила к щекам. — Но я всё ещё не понимаю. Почему тебе не всё равно? Теперь смутился Дилюк. — Я не знаю, Кэйа. Месяц — не такой большой срок, и всё происходит слишком быстро. Я не знаю, что такого ты сделал, что всего за месяц мне стало до такой степени не всё равно. Альберих ощутил тепло на кончиках пальцев — жар от рук Дилюка постепенно угасал, оставляя после себя только фантомные приятные ощущения. Казалось, руки дрожали у них обоих — у Кэйи, конечно, от нахлынувших за диалог чувств, у Дилюка — от слишком большого количества откровений. — Когда-нибудь я смогу простить тебя окончательно, когда-нибудь я буду готов к этому разговору, — серьёзно сказал Дилюк напоследок, — но сейчас я просто хочу доверять тебе, хочу добраться до вершины горы, спасти тебя и вернуться домой. Вместе. Кэйа окончательно раскраснелся, судорожно начал искать вокруг что-нибудь интересное, лишь бы не смотреть Дилюку в глаза. Рагнвиндр на это лишь усмехнулся. — Спасибо, — смог выдавить из себя Кэйа. * Допив чай, они покинули уютную лавку, получив от владельца пожелания доброй дороги, и спустились к подножию лестницы. Ничего похожего на место для ночлега не наблюдалось, и Кэйа задумался — не собирался ли Дилюк спать на земле? Но Рагнвиндр упрямо шёл вперёд, внимательно смотря под ноги — рядом была вода. — Куда ты так уверенно идёшь? К ближайшей ночлежке мы дойдём к рассвету, — поморщился Кэйа, припоминая в голове карту. — Ты правда думал, что мы будем ночевать в гостиницах? — Именно так я думал, отправляясь с тобой. Дилюк с любопытством повернул голову. — Мора решает далеко не все проблемы. Я бы с радостью заплатил бы сейчас за кровать, только вот, как ты и сказал, до ближайшей ночлежки мы доберёмся к утру. — Но и представить тебя спящим на сырой земле я тоже не могу, как ни пытаюсь. — Приходилось ночевать в местах и похуже, — пожал плечами Дилюк, — не переживай, под открытым небом не уснём. Из темноты показалась небольшая беседка. Вокруг были расположены столики, покрытые снегом — похоже было, что за этим местом не особенно следили. — Я ожидал худшего, — скептично заметил Кэйа. — Не нравится беседка — дорога до гостиницы в полной темноте в твоём распоряжении. Кстати, снег вот-вот пойдёт. Альберих посмотрел на всякий случай в сторону Ваншу — прикидывал, каковы шансы добраться. К сожалению, обманчиво близкие огни на самом деле были в нескольких днях пути. — Беседка так беседка, — согласился он. Пока Кэйа вёл борьбу со своими мечтами о мягкой постели, Дилюк успел осмотреть беседку, смахнуть снег с деревянной поверхности, чтобы не проснуться ночью от сброшенной ветром на лицо снежной кучки. Из своего рюкзака он достал плотную ткань, застелил ею пол и сверху принялся раскладывать спальные принадлежности. Кэйа последовал его примеру: достал необходимые вещи и положил под голову свёрнутое в рулон пальто, чтобы было мягче. В беседке места было совсем немного, но этого хватало, чтобы улечься вдвоём и оставить немного пространства между. — Нас засыпет снегом, — заметил Кэйа, укладываясь. Как и говорил Дилюк, начался снегопад, и теперь крупные снежинки забивало ветром внутрь их убежища. Рагнвиндр задумался, обошёл беседку и вернулся, тяжело вздохнув. — Да уж, не вовремя. — Я уверен, что ты был к этому готов. — Но надеялся, что обойдётся. Дилюк сжал руку в кулак, сосредоточенно нахмурился, а когда разжал пальцы, вверх устремились несколько шустрых огоньков — гораздо меньше, чем тот, что следовал за Кэйей. Они взлетели под крышу беседки, разлетелись в разные стороны и замерли. Снежинки, подлетая к беседке со всех сторон, мгновенно таяли, натыкаясь на невидимую тёплую стену; ветер больше не попадал внутрь. — Интересный способ, — хмыкнул Кэйа, — но разве не тяжело постоянно контролировать их? Тем более во сне? — Ничего такого, — отмахнулся Дилюк и наконец лёг рядом. Из рюкзака он достал широкий плед, завернулся в него и притих. Кэйа лежал на спине, прислушивался к шуршанию снега, пытался в темноте разглядеть небо. Но всё закрывала крыша беседки, а в проёмах между досками всё было затянуто туманом — даже огоньки светились тускло, будто были далеко. «Огненная фея», как окрестил Кэйа своего спутника, притаилась в углу беседки, продолжала дарить тепло и держалась на расстоянии от всего, что могло загореться. Кэйа хотел было подвинуться к ней ближе, но неосторожно дёрнул рукой и задел лежащего слишком близко Дилюка. — Ой, — воскликнул он, одёргивая руку. Дилюк ничего не сказал, но Кэйа на всякий случай вжался в стену, боясь даже дышать лишний раз. Глаз потихоньку привыкал к темноте, и теперь рыцарь понял, насколько близко они лежали. Кэйа хитро прищурился. Можно было дождаться, пока Дилюк уснёт, и якобы случайно подвинуться ближе, пытаясь уловить тепло. Хотелось бы, конечно, обнять, но Кэйа не планировал так рисковать. Объяснить это простым «ворочался во сне»? В такой бред Дилюк не поверил бы. Сон никак не шёл, мысли бешено прыгали от желания оказаться ближе до идей прогуляться по морозу. Вдобавок к этому Кэйа боялся: вдруг ночью кто-то нападёт на них? Или вернутся страшные видения? А вдруг опять всё вокруг заморозит? Дилюк, будто почувствовав его беспокойство, повернулся к нему лицом. — Ты не спишь, — сказал он. — Я думал, придётся спать по очереди. — Позже — придётся. А сейчас в десятке метров от нас стоят три миллелита, ещё десяток — на лестнице. Случись что, они первыми бросятся нас спасать. — С чего такая уверенность? Кэйа тоже перевернулся на бок, чтобы видеть Дилюка, насколько это было возможно в темноте. — Мы — гости их страны. Ты — капитан Ордо Фавониус, мою фамилию тут тоже многие знают. Миллелитам достанется, если с нами что-то случится прямо у них под носом. Хотя даже им я не доверяю полностью, поэтому, если кто-то подойдёт к нам слишком близко, я об этом узнаю, — огоньки наверху, словно по команде, загорелись ярче, но тут же снова стали тускнеть. — Ого, — только и смог сказать Кэйа. Дилюк снова затих, но в темноте видно было, как светились его глаза — он не спал. Кэйа тоже не спал, не закрывал глаза и безумно хотел поговорить — неважно о чём, только бы не молчать. Под повязкой кожа горела, и Кэйа не знал, чем это обернётся сегодня — очередным льдом, вырвавшимся из-под контроля, или беспокойными видениями. — Что тебя тревожит? — нарушил тишину Дилюк. Он тоже никак не мог погрузиться в сон: чувствовал беспокойство. — Я боюсь засыпать, — честно сказал Кэйа. — Не хочешь видеть те сны? — Конечно, — кивнул Кэйа, — я боюсь услышать опять тот голос, узнать, про что именно он говорил. Но куда больше я боюсь потерять контроль и заморозить всё вокруг. — Можешь не переживать. Если мои пиро-способности могут растопить твой лёд, то огонь не позволит тебе замёрзнуть, — Дилюк показал рукой в сторону притаившегося в углу огонька. Кэйа немного помолчал. Он не боялся заморозить себя, не боялся почувствовать сковывающий тело холод, ранить себя тоже не боялся. В этом он не видел смысла — не раз уже пережил, и к сожалению, знал — ещё не раз переживёт. Целый день глаз не напоминал о себе, только под вечер начал слегка покалывать, но по сравнению с прошлыми приступами проклятия это была ерунда. Боялся он не за себя. В памяти ещё живы были воспоминания о ночи, проведённой в пещере, к утру ставшей могилой для крохотного лисёнка. Тогда Кэйа даже не почувствовал сквозь сон, что что-то не так. И это наталкивало на плохие мысли — тот кошмар может повториться. Например, сегодняшней ночью, когда рядом был Дилюк. Стоило бы рассказать ему о своих опасениях, услышать в ответ, что он и к этому готов и успокоиться, но тогда пришлось бы рассказать и про лисёнка. Кэйа искренне желал сохранить тот эпизод в тайне, не хотел выглядеть убийцей, который вместо защиты слабых безжалостно их губил. «Лучше пусть разочаруется во мне сейчас, чем позже», — решил всё же рыцарь. — Я не боюсь замёрзнуть сам. Я боюсь, что во сне пораню тебя. Дилюк шумно вздохнул. С одной стороны такая забота со стороны Кэйи казалась внезапно приятной. Пусть Альберих ничего особенного не делал, просто переживал, это грело душу осознанием: ему действительно не всё равно, он действительно волнуется до бессонницы. А уж то, что он делился своими страхами, буквально изливал душу… А с другой стороны глубоко внутри всё ещё жило сомнение. Что если он лишь давил на жалость? Пытался казаться беззащитным и ждал… чего? Дилюк мельком вспомнил о неоднозначных чувствах Кэйи к нему и вздрогнул: ну не мог же капитан играть роль слабого и беспомощного только чтобы Дилюк был ближе? Мол, смотри, я тут мёрзну и напуган, подвинься ближе и обними меня? Догадка была смешной, и Рагнвиндр сильно зажмурил глаза, отгоняя её — таким темпом он превратится в параноика. Да и Кэйа, несмотря на его не всегда честные способы достижения цели, не выглядел способным на такую подлость. К тому же, открыв глаза и внимательно посмотрев на рыцаря, Дилюк приметил — тот наоборот вжался в стенку, словно старался лишний раз не прикасаться к нему. — Хочешь сказать, это происходит даже во сне? — Было один раз, — почти неслышно ответил Кэйа. Дилюк чуть подвинулся к нему, чтобы можно было расслышать слова. — В то утро, когда ты меня спас недалеко от винокурни, — продолжал Кэйа тихо. — Я почти не помню всего, что тогда происходило. Я ночевал в небольшой пещере к югу от тех руин, и недалеко от меня уснул лисёнок. Совсем маленький, пугливый такой… Я его покормил, потом мне стало плохо, но, казалось, обошлось. Уснул на земле, зверёк где-то рядом лежал. А к утру он промёрз насквозь. По моей вине. Кэйа закрыл глаза, впился пальцами в ладони и приготовился услышать что угодно, например, холодное: «Какой из тебя рыцарь, если даже зверьё защитить не способен». Но Дилюк молчал, даже не подозревая, с каким ужасом ждал Кэйа его ответа. Он никак не мог найти подходящих слов. Он не ожидал такой честности от Кэйи, не был готов к шокирующей правде о проклятии и теперь попросту не знал, что сказать. — Это ужасно, — вымолвил он в итоге, а сердце Кэйи замерло. — Я понимаю, насколько это отвратительно, поверь мне. — Да я не про то. — Дилюк подвинулся ещё на несколько сантиметров ближе. — Ужасно, что тебе пришлось пережить это в одиночестве. Если бы я тогда сразу догадался, что ты ушёл, я мог бы оказаться рядом. — Ты не должен был. — Но мог бы. Мог найти тебя раньше, сам, а не по счастливой случайности, мог бы избавить от всего, что случилось потом. — На удивление приятно знать, что тебе не всё равно. Дилюк в темноте нахмурился. — Конечно не всё равно. Мы уже говорили об этом, не заставляй меня повторять. Разговор за чаем Кэйа хорошо помнил, но не мог отказать себе в удовольствии услышать тёплые слова в свой адрес ещё раз. — Так ты боишься, что можешь во сне ранить меня? — уточнил Дилюк. — Почти. Несколько ран от ледяных осколков ты переживёшь, но я боюсь, что могу заморозить тебя, как в тот раз. Вся пещера изнутри была покрыта льдом, заморожено было абсолютно всё, и я до сих пор не понимаю, почему выжил тогда. На этих словах Дилюк не выдержал: нащупал в темноте руку Кэйи, поймал его пальцы своими и крепко сжал. — Я же сказал, что почувствую, если мне будет грозить опасность. Я видел твой проклятый лёд, и, если правильно понял, ему требуется некоторое время, чтобы сначала покрыть коркой тело, и только потом он начнёт проникать внутрь. Если ты просто облепишь меня снегом, мне даже больно не будет. Но прежде чем лёд затронет органы, я проснусь уже сотню раз и успею его остановить. Так что не волнуйся об этом. Кэйа ничего не ответил. Его переполняло восхищение — Дилюк за несколько дней каким-то образом успел узнать о действии проклятия больше, чем сам Кэйа. Конечно, он мог списать это на то, что во время каждого приступа не мог даже думать трезво, только вот восхищения это не убавляло. — Есть вещь, которая меня волнует куда больше твоего состояния, — продолжил тем временем Дилюк. — Постарайся объяснить мне, почему ты так беспечно относишься к собственной жизни? Я уже говорил, что твоя первая попытка похода на хребет — едва ли не самоубийство, а твои слова сегодня только добавляют мне беспокойства. Почему, Кэйа, почему ты считаешь, что должен умереть? Почему ты так легко смирился со своим проклятием, почему молча терпел эту боль столько времени? — Ты ведь и так знаешь ответ, — одними губами прошептал Кэйа и постарался выдернуть руку из крепкой хватки. — Не знаю! — прикрикнул Дилюк, не выпуская чужие пальцы. Альберих шумно вдохнул, дёрнул еще раз рукой, но так и не смог отстраниться. Отвечать не хотелось, потому что это неизменно закончилось бы ссорой, и Кэйа это хорошо понимал. — Ты действительно хочешь об этом поговорить? — предпринял последнюю попытку избежать разговора Кэйа. — Да, — твёрдо заявил Дилюк, — раз начал говорить правду, говори до конца. — Хорошо, — сдался Альберих, — если говорить честно, я не хочу умирать. Особенно вот так — бесславно сгинуть в одиночестве и навсегда остаться ледяной статуей, к которой никто даже подойти не сможет. Не то что бы я жду толпы людей у своей могилы, — он усмехнулся. Дилюк захотел его ударить. — Не помню, говорил ли я, но все каэнрийцы замерзают в одиночестве вдалеке от людей, и раньше у нас было что-то, что можно назвать кладбищем. Единственное отличие от того, что называется кладбищем в Тейвате, заключалось в том, что никого не хоронили. Люди просто замирали, покрывались льдом, замораживая заодно всё вокруг. Попасть к «погребённым» могли только каэнрийцы. Для остального мира это кладбище было скрыто древней магией, и, стоило кому-нибудь приблизиться к ледяным садам мертвецов, как магия искривляла пространство вокруг и нежеланные гости оставались ни с чем. Дилюк слегка погладил пальцы Кэйи в молчаливой поддержке. — С самого детства всем жителям Каэнри’и прививали особое отношение к смерти. Я никогда её не боялся, потому что знал, что она неизбежна и может настигнуть меня в любой момент. Проклятию было неважно, богатый перед ним или бедный, грешник или праведник; оно забирало и новорождённых младенцев, и седых стариков. Я мало что помню из детства, все воспоминания размыты, но точно знаю, что был готов умереть в любой момент. Я не видел в этом ничего ужасного. — Это… это просто безумие, — прерывисто дыша, заметил Дилюк. — Это судьба моего народа, — легко отозвался Кэйа, — и я смирился с ней, наверное, с самого рождения. Выбора у меня не было. А потом что-то произошло, и меня оставили возле винокурни с непонятной миссией. Оставили шпионом, хоть и не сказали, что я должен узнать и кому рассказать. Отец сказал, что я — последняя надежда, но я не помню, на что именно надеялся мой народ. Потом я встретил тебя и… па-пу? Кэйа запнулся, не зная, имеет ли право после всего называть Крепуса папой, тем более в разговоре с Дилюком. — Всё хорошо, — мягко сказал Дилюк, — продолжай. — После знакомства с вами я понял, что не осознавал ценность жизни. Не сразу понял: поначалу просто не мог взять в толк, как вы могли счастливо наслаждаться каждым днём, строить планы на будущее, о чём-то мечтать. В Каэнри’и мечтать было не принято — все знали, что завтра могут умереть, потому и не строили планы. — Ты никогда об этом не говорил, — поражённо выдохнул Дилюк. — Конечно. В Мондштадте все были свободны, как горный ветерок, и никто не жил ожиданием скорой кончины. Много раз я хотел спросить и у тебя, и у папы, и у Аделинды насчёт смерти — не ждёте ли вы её? Прошло, кажется, около года, прежде чем я понял, что такой вопрос не просто неуместен, но и диковат по своей сути. Я чувствовал себя чужим не из-за отличий во внешности, не из-за того, что был шпионом. Как бы я ни пытался, я не мог жить так же свободно и спокойно, как вы. Каждое утро я просыпался и прислушивался к ощущениям, проверял, не начал ли замерзать, но мне везло, и к шестнадцати, примерно, я начал верить, что доживу до глубокой старости. Потом произошли те ужасные события, я получил глаз Бога и расслабился. Кэйа почувствовал резкий укол в глазу, но не двинулся. — Среди каэнрийцев ходило поверье, что глаз Бога был едва ли не спасением от проклятия. Это было не совсем верно: даже с глазом Бога некоторые умирали, не дожив и до совершеннолетия. Ты ведь по себе знаешь, что глаз Бога обычно получают в раннем возрасте. В Каэнри’и его получали немногие, ведь наша страна считалась лишенной благословения архонтов. Но даже так те немногие счастливчики зачастую доживали до старости, и только когда седина касалась их голов, проклятие о них вспоминало. Исключения были, но все предпочитали верить, что глаз Бога защитит ото льда. Резь в глазу усилилась, но и теперь Кэйа проигнорировал её. — Когда я получил глаз Бога, я вздохнул с облегчением. Решил, что смогу всё же прожить относительно спокойную жизнь без страха проснуться утром в снегу. Наверное, я даже стал гораздо серьёзнее относиться к своей жизни, перестал бессознательно лезть в кучу врагов, стал больше думать, меньше действовать. За годы жизни в Мондштадте моё отношение к смерти несколько изменилось, но даже теперь, имея надежду на спасение, я не боюсь умереть. Не хочу, потому что нашёл причину жить, но и не боюсь, потому что, если честно, спасения я не заслуживаю. Рагнвиндр в очередной раз за вечер тяжело вздохнул, стараясь выразить этим все свои мысли, а после, не дав себе времени подумать, резко перекатился ближе к Альбериху. Теперь они лежали вплотную друг к другу, и Дилюк быстро просунул одну руку под спину капитана, а второй за плечи прижал его к своей груди. — Ты такой дурак, знаешь? Кэйа широко распахнул глаза в удивлении, но уже спустя секунды прижался ближе, наслаждаясь и теплом, и близостью, и простым ощущением не-одиночества. — Что за ерунду ты несёшь? С какой стати ты решил, что не заслуживаешь спасения? И что за причина заставляет тебя жить, если ты буквально смирился со скорой смертью? Кэйа поморщился: Дилюк задавал самые неудобные вопросы. — С чего бы тебе желать спасения шпиону? — С того, что ты до сих пор не сделал ни одной шпионской штуки. Кэйа усмехнулся и позволил себе поднять руки, положить их Дилюку на грудь, цепляясь за плотную ткань камзола. — Я иногда думаю, что это могло быть защитной реакцией. — О чём ты? — Вся эта история со шпионажем. Подумай сам — столько лет прошло, а я до сих пор не знаю, за кем должен был шпионить, что выведать и кому передать. Очень редко я думаю, что мой отец и вовсе не говорил мне ничего про надежду. Может быть, он просто оставил меня неподалёку от винокурни, понадеялся, что кто-то меня заметит, а сам вернулся. Может быть, ему просто не нужен был ребёнок, может быть, он просто решил отправить меня подальше от родины, чтобы я не мешался ему в будущем, а детский мозг, не принимая такое предательство, выдумал историю о возложенной на меня великой миссии. — Ты же понимаешь, насколько безумно это звучит? — Понимаю, Дилюк. Но я не знаю, чему верить — обрывкам воспоминаний, все из которых покрыты снегом и кровью, или более вероятной теории о том, что меня тут бросили за ненадобностью. — Ты действительно так думаешь? Так относишься к своей жизни? — Я не хочу в это верить, но с каждым прожитым годом это кажется всё более вероятным. Кэйа замолчал, продолжая комкать в пальцах одежду Дилюка, и изо всех сил стараясь не думать о прошлом. Он не раз смахивал злые слёзы с глаз, когда думал, что отец в самом деле мог бросить его не ради миссии, а просто так. А ещё он понимал — теперь от Дилюка у него нет секретов. Ну, кроме того самого. Рагнвиндр молчал, и Альберих знал — ему потребуется несколько минут, чтобы переварить всё услышанное и сделать выводы. «Да в Бездну всё, я обещал больше ничего не скрывать», — решил для себя Кэйа и снова нарушил тишину. — Я понимаю, что ты и без того перегружен информацией, но у меня есть ещё один секрет. Я не планировал раскрывать его когда-либо, но раз уж сегодня у меня ночь откровений, почему бы и нет? Будет лучше, если ты узнаешь всё дерьмо обо мне до того, как мы окажемся вдвоём посреди метелей хребта. Дилюк почувствовал, как сердце едва заметно ускорило стук. — Вряд ли ты удивишь меня сильнее. — О, поверь мне, я смогу, — довольно улыбнулся Кэйа. На минуту он замолчал. По-хорошему, признаваться в любви стоило бы при свете дня (луны, на крайний случай) и глядя в глаза. Желательно было бы при этом не находиться в утешающих объятиях объекта воздыханий. — Ты спрашивал, что за причина заставляет меня жить. Это любовь. Дилюк вздрогнул. Он и так догадывался, о чём начнёт говорить Кэйа, но то, каким голосом он это говорил… — Поначалу я даже не понял, что чувствую. Я был поглощён вечным холодом и борьбой с ним, а потом в один момент поймал себя на мысли, что хочу жить дальше ради этого человека. А еще позже осознал, что люблю. Раз уж я сегодня до ужаса честный, думаю, стоит и имя сказать… — Не надо! — запротестовал Дилюк. Где-то очень глубоко внутри у него ещё теплилась надежда, что Кэйа влюблён в кого-то другого. — Одно дело — рассказывать о шпионаже, говорить о проклятии и делиться своими страхами. Но твои чувства — это твоё дело, и ты не обязан мне ничего говорить. Это же совершенно разные вещи! — объяснил Рагнвиндр. — Как скажешь, — кивнул Кэйа, — просто это напрямую связано с тем, что жизни я не заслуживаю. И ещё прямее с тем, что не особо переживаю из-за смерти. — Что? То есть ты одновременно хочешь жить, потому что так сильно кого-то любишь, и не хочешь, потому что… тоже любишь? Дилюк почувствовал, как начала кружиться голова. — Правда хочешь послушать? — Я уже слышал сегодня подобный вопрос, и ответ не меняется. Кэйа прижался ближе, буквально вдавился в Дилюка, губами коснулся его шеи чуть ниже кадыка и так и замер, начиная говорить. — Я хочу жить дальше, потому что безумно люблю, и хочу быть рядом, хочу знать, что у этого человека всё хорошо, хочу дарить радостные моменты, хочу видеть улыбку, счастье в глазах, просто хочу насладиться временем, проведённым рядом. А не хочу, потому что любовь эта безответная, потому что ничего хорошего подарить я не смогу, потому что шансов у меня никаких, а если уж узнает — так всё, можно завещание прямо сейчас составлять, я не выдержу того осуждения. Дилюк сквозь головокружение ощутил ещё и волнение. Мог ли сейчас Кэйа говорить про него? — Почему ты уверен, что это безответно? Какой девушке придёт в голову осуждать тебя за чувства к ней? Кэйа вздохнул, жарким дыханием опаляя шею Дилюка, и принял решение — признаваться, так до конца. — Это мужчина. — Ох, — только и воскликнул Дилюк. «Мужчина, осудит за чувства, безответная любовь. Даже ты теперь догадаешься», — подумал Альберих. Он в отчаянии прижался ещё ближе, руки запустил Дилюку за спину, теперь сжимая его рубашку под плащом, сжал зубы и зажмурился в попытке урвать для себя как можно больше близости, которой дальше, скорее всего, никогда не будет. Сам Дилюк же не только не отодвинулся, но и напротив, прижал Кэйю к себе ещё ближе, ласково погладил его по голове. Сомнений у него не осталось: Кэйа был влюблён в него. Но выдавать себя он всё ещё не спешил. — Этот факт немного усложняет дело, но всё же я не могу найти причин для отказа. Однополые отношения в Тейвате, а тем более в Мондштадте — обычное дело. Кому придёт в голову отказать тебе? — Да много кому. Я думал, что ты отреагируешь на эту новость более эмоционально. Дилюк искренне рассмеялся. — Я кто, по-твоему? У меня почтовый ящик ломится от писем поклонников. Если бы я не смирился с тем, что мой пол никого не смущает, моя нервная система сильно бы пострадала. Кэйа резко выдохнул. Для него это значило две вещи. Первая: Дилюк не имел ничего против отношений с мужчинами. Вторая: у него есть шанс? И тут же одёрнул себя: конечно, нет никаких шансов. Были бы, если бы он не испортил в прошлом их отношения. — Мы вернёмся в Мондштадт вместе, живыми, и тогда ты сможешь признаться. Я уверен, что тебе не откажут. А теперь спи, нам рано вставать. Дилюк не отодвинулся, легонько поцеловал Кэйю в макушку и замолчал. «Не откажут, как же», — печально подумал Кэйа, но спорить не стал. Ему действительно давно пора было спать. Дилюк долго вслушивался в его дыхание, а мысли его были далеко. Всё, что рассказал Кэйа, сильно его поразило. Но больше историй о суровой судьбе каэнрийцев Дилюка волновала одна деталь. Кэйа сказал, что мог в далёком детстве просто придумать себе роль шпиона. Он ведь действительно за долгие годы никому не выдал тайн Мондштадта. Если это было правдой, если такое действительно могло произойти, то выходило, что Дилюк его выгнал ни за что. Прогнал совсем ещё мальчишку, оставил его одного в чужом городе, а вернувшись, сделал вид, что и вовсе не был с ним знаком. Конечно же, у него были причины так поступить, но если Кэйа на самом деле не был никаким шпионом… Дилюк отогнал эти мысли: что гадать, если нет никаких фактов? Он закрыл глаза и уткнулся лицом в сухие синие волосы, засыпая. * Кэйа проснулся абсолютно счастливым. Их с Дилюком путешествие только начиналось, но уже первый день принёс столько приятных эмоций, что хотелось кричать от радости. Кэйа вчера сказал не всё, что хотел, но решил не торопить события. Когда-нибудь он обязательно расскажет Дилюку свой главный секрет. Он не ожидал, что момент этот случится совсем скоро. Прошло несколько дней, и они уже добрались до постоялого двора Ваншу, оплатили комнату на две ночи и теперь ужинали вместе. Кэйа долго уговаривал Дилюка провести здесь два дня, заявлял, что они и так идут весьма быстро и ни за что не опоздают в гавань. Дилюк задерживаться лишний раз не хотел, но вынужден был признать: они действительно шли весьма быстро, а уютные комнаты и горячая ванна были гораздо заманчивее очередной ночи на холодной земле. К тому же он устал: несколько дней он постоянно использовал свои пиро-способности, чтобы согреть Кэйю, а на пути им встретились не раз похитители сокровищ. Сон в безопасном месте и вкусная еда, которую не нужно готовить, определённо не будут лишними. Пришли они вчера утром, весь день лениво гуляли по необычному зданию, а вечером почти час провели в горячей воде (по-отдельности, конечно). Сегодня же они проснулись только к обеду, прошлись по окрестностям, разговаривая ни о чём, и, промокнув под снегом, заставшим их на обратном пути, наконец уселись в столовой. Кэйа довольно уплетал свою порцию, щедро налегал на местное вино и много улыбался. Смотря на него, Дилюк и сам испытывал радостное спокойствие, которое омрачалось лишь сильной усталостью. Два дня отдыха не вернули ему сил, глаз Бога мигал, напоминая, что вот-вот элементальная энергия закончится окончательно, и Дилюк щёлкнул пальцами. Огонёк рядом с Кэйей потух. — Мне нужно отдохнуть, — слабо сказал Дилюк. Рыцарь присмотрелся и только теперь заметил, насколько Рагнвиндр выглядел уставшим. Под глазами темнели синяки, а в самих глазах не было привычного блеска — только желание лечь на кровать и проспать до самой весны. — Давно бы так сделал, — расправившись со своим блюдом, укорил Кэйа, — ты не обязан меня греть постоянно. — Всё нормально, это не сложно. Всего лишь нужно иногда отдыхать. За столом они провели ещё час. Кэйа продолжал пить вино и рассказывал забавные истории из своей службы в ордене, Дилюк ограничился соком и молча слушал. Было очень уютно, и было бы ещё лучше, если бы со всех сторон не галдели другие постояльцы. — Пойдём наверх? — спросил Кэйа, заметив, как Дилюк прижал пальцы к вискам. Рагнвиндр кивнул, по пути взял для себя ещё одну порцию сока и вместе с Альберихом поднялся в комнату. Лениво бросив сапоги возле входа, Дилюк сразу подошёл к широкому во всю стену окну и лёг на пол, подложив под голову огромную гостиничную подушку. — Разве не приятнее лежать на кровати? — поинтересовался Кэйа, сев напротив. Дилюк отрицательно помотал головой, устроился удобно и устремил взгляд в окно — там было отчётливо видно созвездия на чистом небе. Он не знал, сколько прошло времени, но вскоре ощутил, что его клонит в сон. Широко распахнув глаза и поморгав, чтобы прогнать дрёму, Дилюк посмотрел на Кэйю — тот всё так же сидел рядом и смотрел в небо. А ещё он снова мелко подрагивал. Кэйа сам не ожидал, что начнёт мёрзнуть так сильно. По ощущениям проклятие не стало сильнее, и льда по-прежнему не было, но тело то и дело содрогалось от холода. «Скорее всего, слишком привык к теплу», — одновременно подумали мужчины. — Иди сюда, — позвал Дилюк и похлопал по полу рядом с собой. Даже без пиро-способностей он мог согреть Кэйю. Ему было не сложно. — Я же говорил, что ты не должен меня греть. Я привык к этому холоду. — Кэйа, просто иди сюда и не строй из себя мученика. Альберих вздохнул, но послушался. У него всё ещё было отличное настроение, в голове витал приятный туман опьянения, а Дилюк сейчас сам звал его к себе — что могло быть лучше? Едва сев рядом, Кэйа оказался притянут сильными руками к горячему телу, и ему пришлось неловко улечься Дилюку на грудь. Сердце заколотилось быстрее. Кэйа старался дышать как можно тише, не думать о том, насколько близко они лежат и по каким причинам. Внутри бушевал ураган чувств: иногда, как оказалось, Дилюк мог одним только словом или простым действием довести капитана до крайней степени смущения. Рагнвиндр искал на небе знакомые созвездия, неосознанно гладил Альбериха по спине и старательно убеждал себя, что это единичный случай. А у Кэйи медленно темнело перед глазами. Всё этим вечером было не по его плану: он надеялся вернуться в комнату, допить на пару с Дилюком виноградные напитки, лечь спать и может быть немного поговорить перед сном. Нынешняя ситуация его тоже не расстраивала, но заставляла терять контроль над разумом от жара тела Дилюка, от его вообще непонятно зачем нужных поглаживаний по спине, от его сладкого запаха. Кэйа вмиг пожалел о выпитом алкоголе. Бутылка вина его не свалила с ног, но путала мысли и заставляла разум плавиться. «Нужно уйти, пока я не сказал какой-нибудь глупости», — решительно подумал Кэйа, но поступил, как всегда, иначе. Он приподнялся на локтях, опираясь руками по обе стороны от Дилюка. Поймал на себе вопросительный взгляд, вздохнул и хотел сказать «ты невероятно красивый». — Я люблю тебя. Каким образом фраза «ты невероятно красивый» по пути от мозга ко рту превратилась в это, Кэйа не смог бы объяснить и под страхом смерти. Кэйа замер, чувствуя, как сердце сжалось в комок и грозилось вот-вот перестать биться. Он ещё не успел осознать, что именно только что сказал, когда Дилюк ответил просто: — Я знаю.