У всех есть личный интерес

Идея отправиться на день рождения совершенно незнакомого ни ему, ни Кэссиди человека с самого начала показалась Говарду безумной. А уж понять, зачем наставнику понадобилось тратить деньги на наряды и цирюльника, ему и вовсе не удалось. Они выглядели глупо во всех этих новеньких узких брюках, воздушных рубашках и узорчатых жилетах. Кэссиди ещё и откопал в своих сумках уродский чёрный пиджак, который, как оказалось, стал ему маловат. Говард целый час отнекивался от того, чтобы его надеть — даже Муэта, которого решено было оставить в гостинице, смеялся с него и не прекращал нелепо шутить. — Прекрати чесаться, где твои манеры? — в очередной раз стукнул его по рукам Кэссиди. Они только-только вошли внутрь ничем не примечательного старого здания — деревянного, но снизу выложенного камнем. Внутри оно оказалось куда приятнее, чем снаружи. Возможно, всё дело было в приглушенном освещении. — Перестань, говорю! — Я задыхаюсь! — для демонстрации Говард попытался оттянуть шейный платок, который из-за его действий тут же утратил свою идеальность и теперь походил на обычную тряпку. — Вот что ты сделал? — громким шёпотом посетовал Кэссиди и чуть ли не за руку отвёл его в сторону от выстроившихся в очередь шумных гостей. Те то и дело оборачивались, пытались уловить каждое неосторожное слово и, конечно же, обсудить его. — Я и так расслабил его, как мог. Если распустить ещё больше, будешь выглядеть, как неряха. — Я и так неряха, мне здесь не место! Пожилая женщина в пышном розовом платье с корсетом взглянула на него с немым удивлением. Говард еле сдержался от того, чтобы не состроить ей мерзкую рожицу. — Стой спокойно, — терпеливо попросил Кэссиди. Ему пришлось распускать весь воротник и завязывать платок заново. Говард недовольно морщился и всем своим видом демонстрировал несогласие. — Тебе будет полезно хоть раз выбраться в люди. Такие, как мы, в таких местах бывают раз в жизни, так что прояви уважение и наслаждайся моментом. — Мне здесь не нравится. — Тише, говорю! — Ты и сам говоришь слишком громко. — Ты вынуждаешь меня это делать. Замри, хватит… руки убери! Говард нехотя опустил руку, но шея и подбородок стали чесаться ещё больше. Уродский воротник, казалось, мог доставать ему до глаз и при одном неверном движении запросто бы их выколол. — Такое уже давно не носят, — пожаловался он, когда наставник наконец отпустил его. — Я один в этом уродстве! — Фатермордер* никогда не выйдет из моды. — Что? — Воротник твой. Называется фатермордер. Запоминай такие слова, сегодня ты можешь их услышать. — Уродское название уродскому воротнику. — Это на немецком, его ты здесь тоже можешь услышать. Говард раздражённо фыркнул. Кэссиди снова пробрался в очередь и уже через несколько минут их обоих пропустили в, на удивление, большую комнату. Повсюду стояла с виду дорогая мебель — такую Говард видел лишь на вывесках магазинов. Круглые столы, укрытые белоснежными скатертями, диваны и кресла с плавно изогнутыми спинками и мягкими бархатными сиденьями. От блестящих, словно изумрудных, люстр у Говарда и вовсе отвисла челюсть, которую Кэссиди вынужден был подобрать. Наставник сразу повёл его туда, где людей было поменьше. Дамы в разноцветных платьях с корсетами и без, с высокой и низкой талией и разными по размеру бантами были повсюду — у Говарда даже закружилась голова от их количества. Все мужчины в основном собрались поодаль — ближе к бару и длинному столу с разнообразными закусками. Их одежда не была слишком уж яркой, но блестящие вышивки на жилетах всё же встречались. — Поешь пока, — разрешил Кэссиди, чуть наклонившись, чтобы его было слышно. Пианист и парочка скрипачей, расположившиеся неподалёку, играли довольно громко. Говард посмотрел на наставника с непониманием. Из всех угощений он узнавал лишь рыбу и кое-какие фрукты, а всё остальное выглядело так дорого, что он бы ни за что не позволил Кэссиди за это заплатить. — Попробуй бутерброды, тебе должно понравиться. Вон там есть овощи и не налегай на пирожные и круассаны. — Это всё… дорого. — Всё бесплатно — это фуршет. — Что? — Можешь есть всё, что захочешь и сколько захочешь. Но давай не забывать о приличиях, и, ради всего святого, не торопись и не запачкай рубашку. Говард повернулся к столу и с восхищением осмотрел каждую тарелку. Рыбы было в изобилии — не зря в этом городе кучковалось так много торговых лодок. Запечённая рыба с лимоном, запечённая рыба с овощами, икра, бутерброды, селёдка — выбирай, что душе угодно. За столом подальше Говард заприметил целую шоколадную башню, которая, кажется, была тортом, и несколько тарелок пирожных. — Мы же не взяли сумки, — напомнил он Кэссиди. Наставник явно не понял, к чему он клонит. — Нужно с собой взять и угостить Муэту. А ещё на завтра набрать и вообще… — Нельзя ничего выносить. Есть можно только здесь. — Почему? — Потому что так принято. Не вздумай ничего стащить и пользуйся салфеткой. С этими словами Кэссиди отошёл и влился в компанию двух мужчин. У каждого из них были самые обычные воротники. Говард вообще не заметил никого в «фатермордхерах». Громко фыркнув, он снова повернулся к столу, немного подумал и аккуратно вытащил бутерброд с чем-то очень похожим на рыбу. Пахло также, поэтому он смело откусил целую половину, изучающе пожевал и тут же скривился. Незаметно спрятав оставшуюся половину обратно в гору таких же бутербродов, юноша решительно направился к пирожным. Уже через десять минут болтаться среди обсуждающих моду дамочек Говарду надоело. Он вдоволь наелся — возможно, даже переборщил — и всё же нашёл способ прихватить несколько сладостей для Муэты. Уродский пиджак, который Кэссиди напялил на него силой, имел несколько внутренних карманов. Говард завернул пирожные в салфетку, убедился, что никто за ним не наблюдает, и кое-как затолкал добычу в узкий кармашек. Пирожные смялись, но Говард был уверен, что друга это нисколько не смутит. В конце концов, тот ел из одной тарелки с птицей. Кэссиди нашёлся в укромном уголке зала. Пока все мужчины распивали виски, наставник курил трубку в компании богато одетого пожилого мужчины. Говард сразу обратил внимание на его странный фрак, высокий цилиндр и блестящую трость со скромно украшенной серебром рукояткой — этот человек явно был не отсюда. Иностранец. — О, а это верно молодой Стэнли! — воскликнул незнакомец, стоило Говарду приблизиться. Он замер, так и не дойдя несколько шагов. В нос сразу ударил тяжёлый запах табака, хоть Кэссиди и убрал свою трубку, едва заметив, что юноша стоит рядом. — Нет, Реджи, это Говард, — голос Кэссиди даже не дрогнул, хотя Говард был уверен, что слова товарища задели наставника за живое. — Мы с Мэриэнн давно разбежались. — Оу, прошу меня простить, — виновато ответил мужчина. В его голосе, на удивление, не чувствовалось старости. Он словно был куда моложе, чем казалось на самом деле. — Я ведь так давно тебя не видел, Кит! Кажется, последний раз был… когда? Неужто на поминках старины Коулмана? Да, точно помню, как ты произносил речь. Хорошим человеком был твой дед. Несговорчивым и немного нервным, но хорошим. Жаль, что всё так получилось. Кэссиди вежливо улыбнулся и кивнул в знак согласия. Говард всё ещё чувствовал себя странно, но не успел растеряться окончательно, как на него снова обратили внимание. — Говард, значит, — сказал друг Кэссиди. — Меня зовут Реджинальд Фарлоу. Мы с твоим отцом некогда были довольно близкими друзьями. Пока он не перестал отвечать на мои письма. — Я сменил адрес. — Мог бы и предупредить! — Последнее письмо от тебя было за два года до того, как я это сделал. Я не видел смысла. — Немыслимо! Говард громко сглотнул. Ему вдруг стало жарко, а дурацкий воротник слишком сильно сдавил горло. Кэссиди посмотрел на него показательно требовательно, но что конкретно от него требуется, юноша так и не понял. — Я Говард, — неловко промямлил он, будто они это только что не выяснили. Молчание затянулось, и он всего лишь решил его разбавить. — Говард Рид. — Рид? Интересная фамилия, — задумчиво протянул Реджинальд. Он наконец отложил трубку, аккуратно завернул её в модный кисет и пригласил Говарда присесть на соседнее кресло. — Распространённая. Твоя мать была сиротой? — Реджи, — с явно фальшивой улыбкой вмешался Кэссиди. — Это больная тема. — Снова меня не туда понесло. Прошу прощения. Как тебе вечер, Говард? Честно сказать, даже я не в курсе, сколько лет исполняется бедняге Себастиану. Вести с ним дела ещё сложнее, чем с твоим прадедом, а разговаривать… что ж, я бы предпочёл и вовсе с ним не разговаривать, но, ты же понимаешь — без периодической коммуникации и создания определённой репутации в наших делах никак. Ох, какой у тебя превосходный фатермордер! Ты, правда, с ним немного припозднился, даже у нас в Англии их больше не носят. Говард бросил многозначительный взгляд на Кэссиди, но тот и бровью не повёл. Реджинальд продолжил болтать, разбрасываясь вежливыми фразами и скучными терминами. Из его речей Говард понял немногое — в основном то, что мужчина занимается финансами. — Ну всё, хватит, — прервал друга Кэссиди. — Мальчик понятия не имеет, о чём ты ему толкуешь. — Это легко исправимо, — не сдался Реджинальд. — Мой хороший знакомый совсем недавно открыл пансионат для мальчиков. Меня даже позвали прочитать парочку лекций! У вас в Штатах совсем не ценят хорошее образование, но то ли дело у нас в Англии! Поехали со мной, Говард, я тебя запросто пристрою. Там так интересно: и грамота, и точные математические науки, естествознание и оздоровительные мероприятия. Да и манерам там неплохо обучают. Выйдешь оттуда настоящим джентльменом! Что скажешь? — Не хочу я никуда ехать, — ответ прозвучал довольно грубо, но Реджинальда это совсем не расстроило. Кажется, он и не ждал положительного ответа. — Если передумаешь, дай знать. — Угу. — Так о чём ты хотел меня спросить, Кит? Только не говори, что тебе снова нужно помочь с кредитом. Я больше на это не куплюсь. — Нет, дело в другом. Я хотел попросить об одолжении… — Кэссиди замялся, что было скорее плохим знаком. Говард смотрел на него с нескрываемым интересом. Узнать, зачем же они всё-таки пришли на это странное мероприятие, он хотел с самого начала. — Ты говорил, у тебя есть знакомые в Конгрессе. Мне нужна кое-какая информация. — Правительственные тайны? — Реджинальд усмехнулся. — Нет, всё куда проще. Мне нужно узнать, месторасположение нескольких индейских племён. Дорогу, по которой они идут, конечные точки — всё, что можно. — Индейцы? Зачем тебе сдались индейцы? Говорят, они убивают всех, кто посмеет к ним подобраться. А уж вонь-то от них какая... — Знаешь, за что я всегда любил тебя? За то, что ты редко задаёшь вопросы. Реджинальд окинул собеседника подозрительным взглядом. Говард был уверен, что на этом всё и закончится, но мужчина вдруг улыбнулся. — Понял. Посмотрю, что смогу сделать, — сказал он, поднимая полупустой стакан виски, всё это время стоящий на разделяющем их троих столике. — Что, говоришь, тебе нужно? — Говорят, им выделяют земли далеко на западе, но никто не может даже примерно показать это на карте. — Думаешь, люди в Конгрессе могут? — Они могут всё. — Тоже верно. Кэссиди и Реджинальд разговаривали ещё целый час. Говард не особенно вслушивался, потому что темы вновь оказались слишком сложными и непонятными. Кажется, наставник слишком много скрывал о своём прошлом. Слишком. Говарду даже стало обидно, что он знает всего ничего, но весёлая музыка и пьяные танцы, отличающиеся от дешёвых салунов разве что внешним видом танцующих, отвлекли его от тяжёлых мыслей. — Пора идти, — наконец сообщил Кэссиди, и Говард вздохнул с облегчением. Он чуть ли не бегом бросился к двери. — Не торопись. — Это было ужасно! — воскликнул юноша, едва они оказались на свежем воздухе. На улице уже зажгли фонари, чего никогда не случалось в Виксберге. Жизнь в Монро кипела даже ночью. — У той женщины с уродской перьевой шапкой была такая же причёска, как у меня! Она постоянно на меня пялилась! Говард сердито сорвал воротник и хотел было выбросить его в ближайшую мусорную кучу, но Кэссиди вовремя перехватил его руку. — Нечего было отращивать такие патлы, — насмешливо ответил на возмущение мужчина. — Что ещё тебе могли с ними сделать? Заплести косы? — Дурацкий хвостик… — Ты, вроде, такой и хотел. — Я хотел обычный, а не прилизанный! И без уродской ленты! — Больше ничего не нашлось. — Да иди ты! Вечно надо мной насмехаешься. В ответ на такое эмоциональное высказывание Кэссиди коротко рассмеялся. Говард и правда не обижался на него всерьёз, но продемонстрировать недовольство был просто обязан. — Всё было не так уж и плохо, — покачал головой Кэссиди. До гостиницы, расположенной на другом конце города, они решили идти пешком. — Тихо, спокойно, без лишних церемоний. Мы даже не увидели самого именинника — кажется, это он спал на диване. Ты бы видел, какие приёмы устраивал мой дед… Это было совсем другое дело. Приглашений мне приходилось отсылать столько, что к концу дня моя рука всё ещё металась в воздухе, продолжая писать. В тот раз дед ещё и заставил меня поговорить с каждым гостем, и от скуки, где-то с гостя тринадцатого, я начал рассказывать им анекдоты — мерзкие, которые услышал от собутыльников отца. Надо было видеть их лица. В особенности лицо деда, которому один из его друзей эти анекдоты пересказал. Все были приличные люди, можешь себе представить? Говард посмотрел на искренне улыбающегося наставника с недоумением. Тот этого даже не заметил. Он светился от счастья и, кажется, полностью погрузился в далёкие воспоминания. — Да, хорошее было время, — сказал он с печальным вздохом. — В детстве ещё не понимаешь всей трагичности этого мира. Ужасные вещи кажутся не такими, какие они есть на самом деле. Так, как и люди. В детстве вообще всё кажется проще. Молчание, повисшее после этой фразы, было тяжёлым. Кэссиди снова задумался, а Говард не знал, что и думать. В голове крутился только один вопрос. — Почему ты теперь живёшь по-другому? — решился спросить он, когда они подошли совсем близко к гостинице. Кэссиди будто очнулся, посмотрел на него с лёгкой долей растерянности. — Так… бедно. — Я оставил всё Мэриэнн. Моей жене. — Почему? — Она… — мужчина вздохнул, собираясь с мыслями. — Это мои извинения перед ней. Там было немного. Фабрика моего деда обанкротилась ещё до его смерти. Всё, что мне в итоге досталось — скромные запасы и дом, в котором мы и так уже жили. Думаю, Мэриэнн его продала. Я знаю, что она снова вышла замуж. — Ты её всё ещё любишь? — спрашивать слишком много было страшно, но раз уж наставник разоткровенничался, Говард решил этим воспользоваться. — Нет. Никогда не любил. Юноша кивнул. Неловкое молчание вновь заставило его нервничать. Кэссиди пропустил его вперёд. В гостинице уже было тихо, хотя свет возле пустующей стойки регистрации всё ещё горел. — Кэссиди, — позвал он, стоило им ступить на узкую лестницу. Мужчина остановился и развернулся к нему. — Что такое? Говард замялся. Из-за многочисленных признаний наставника он чувствовал себя чертовски странно. — Я пирожные Муэте стащил. Кэссиди долго смотрел на него без единой эмоции. Говард уже приготовился извиняться и объяснять свои благие намерения, но мужчина вдруг тяжело вздохнул, а затем и вовсе почему-то улыбнулся. — Я тоже, — заговорческим шёпотом сказал он и вынул из пышного рукава завёрнутый в салфетку круассан. Говард открыл рот от удивления. — Они всё равно бы это не доели. Поверь тому, кто занимался уборкой столов в наказание за дурацкие анекдоты.