У всех есть личный интерес

Две недели. Ровно две недели они блуждали по лесам и равнинам, прятались от дождя под деревьями и в пещерах, тщетно пытались добыть пропитание и не сойти с ума — после того, как их обокрали, последнее выполнить оказалось проблематично. Кэссиди хромал. Ему было больно ехать верхом, но идти пешком оказалось ещё сложнее. С каждым пройденным шагом ему становилось всё хуже, приходилось останавливаться и давать ему отлежаться. На это было тяжело смотреть. Говард даже предложил соорудить что-то наподобие носилок, но первая же попытка привязать хрупкое нечто к Мёрфи закончилась тем, что конь чуть не удрал от них снова. Тогда Рид решил, что они с Муэтой справятся с ношей и сами, но Кэссиди и слушать не хотел. Говард долго с ним спорил и, в конце концов, обиделся и не разговаривал с наставником несколько дней. К удивлению, это далось ему достаточно просто. Темы для разговора у них закончились ещё в прошлом месяце, а в полусонном состоянии Кэссиди не спешил раздавать указания. Говард поймал себя на мысли, что чаще говорит с конём и с самим собой, что тоже не очень-то его и расстроило. На общем упадочном настроении больше всего сказывался голод. Без оружия и достаточных навыков добыть пропитание у Говарда и Муэты не получалось. Все звери будто спрятались от них, ягоды и грибы не желали находиться, а когда всё же нашлись, с ними пришла и какая-то кишечная зараза. Кэссиди целых полчаса проклинал их дурные головы за излишнюю спешку — на радостях юноши успели наесться ещё до того, как продемонстрировали находку эксперту — а потом был вынужден деликатно помолчать и подождать, пока жертвы собственной жадности корячились в кустах. После этого случая грызть варёную кору было даже приятно — Муэта утверждал, что так его отец лечил подобные неприятности, и Говарду не оставалось ничего, кроме как поверить и демонстративно страдать, чтобы Кэссиди не ворчал слишком много. С каждым днём они становились слабее, больше уставали, меньше проходили. Чувствовать боль в желудке стало чем-то обыденным — они и забыли, как жили без этого. Иногда Говарду мерещился запах свежего рагу из оленины, которое Рози готовила каждый четверг. Он чувствовал горьковатый привкус на языке и всё никак не мог вспомнить, какое же оно на вкус. Приятные воспоминания ускользали сразу же, стоило снова взять в рот противный кусок коры. В один на редкость солнечный день им наконец посчастливилось оказаться у реки. Говард и Муэта соорудили сеть из конских волос и несколько часов пытались поймать хоть что-нибудь. Кэссиди наблюдал за этим с берега и не особенно верил в успех, однако, несколько мелких рыбёшек всё же попали в ловушку. После долгожданного ужина их всех рвало целую ночь. — Я так больше не могу! — в отчаянии воскликнул Говард, когда их путь преградил неожиданный обрыв. Они спускались по довольно высокому склону посреди редкого леса и понятия не имели, как долго придётся идти в обход. — Достало, пора разворачиваться! Нужно было сделать это ещё тогда, когда мы лишились лошадей! Ни Кэссиди, ни Муэта на его эмоциональный всплеск не ответили, и Говард разозлился только больше. — Кэссиди нужен врач, Мёрфи не пил полтора суток, а мой живот сейчас взорвётся от боли! — его голос повышался с каждым сказанным словом. — Зачем мы вообще сюда пошли?! Это ёбаные джунгли, тут никого нет! Если бы были, мы бы уже давно их нашли, но здесь ни души! Ни души, мать вашу! Что мы будем делать, если прямо сейчас оттуда, — Рид яростно взмахнул рукой, указывая на огромный валун, — выйдет грёбаный гризли?! Я не хочу умереть от лап грёбаного гризли! Я хочу умереть среди людей, чтобы хоть кто-нибудь видел, что я умер! В этой глуши нас даже через сто лет не найдут! Какой сумасшедший сюда потянется?! Да никакой! Никакой! Вновь, не заметив на чужих лицах и капли понимания, Говард раздражённо всплеснул руками и отошёл в сторону, пытаясь успокоиться. Сердце колотилось так, будто он только что пробежал целую милю, при мыслях о еде живот снова скрутило. Кэссиди и Муэта молчали. Они продолжали оглядываться в поисках решения, которого Говард совсем не видел. Его нет. Они никогда отсюда не выберутся, не нужно даже надеяться! — Ты закончил? — отвратительно спокойно поинтересовался Кэссиди. Сильно исхудавший, с отросшей седеющей бородой и дурацкой кривой палкой, которую ему ещё пару дней назад приволок Муэта, он и правда выглядел, как городской сумасшедший. — Мы не можем пойти назад. Осталось совсем чуть-чуть, мы… — Откуда ты знаешь?! — взорвался Говард. Резко развернувшись, он в несколько шагов добрался до наставника и посмотрел на него с вызовом. — Мы идём уже больше месяца, и ты всегда говоришь, что до конечной точки осталось совсем немного! Почему ты не можешь признать, что у нас ничего не вышло?! Сколько можно рассказывать сказки?! — Что с тобой такое? У тебя истерика? Постарайся успоко… — Какая, нахрен, истерика?! — Говард резко сорвал с себя шляпу и уронил её в грязь. — Я говорю то, что давно уже нужно было сказать, но вы, — он ткнул пальцем ещё и в притворяющегося камнем Муэту, — вы будто языки в задницу засунули! Мы умрём! — Никто не умрёт, мы снова нашли лес, видишь? В этот раз привяжешь ловушку получше, и на ужин у нас будет зайчатина… — Ты меня не слушаешь! Совсем никогда не слушаешь! Я говорю, что мы умираем, а ты… ты… Ничего не выйдет! Мы опять заблудились, да? Скажи, что мы заблудились! Кэссиди посмотрел на него с испугом, и Говард наконец понял, что ведёт себя странно. Паника так никуда и не ушла и, казалось, только нарастала. — Всё в порядке, мы не заблудились, — осторожно произнёс Кэссиди, делая шаг в его сторону. Говард увернулся. Глаза защипало, и он подставил лицо ветру. Верхушки сосен впивались в серые тучи и мрачно раскачивались, протягивая друг другу свои тонкие ветви. — Всё хорошо, птенчик, — повторил Кэссиди, каким-то образом оказавшись совсем рядом. — Мы найдём обходной путь. Вон там, видишь? Горка не такая уж и большая, Мёрфи сможет спуститься. Растянем брезент, разведём огонь. Ты давно не спал, натаскай себе еловых веток, сделай лежанку помягче и отдохни. Говард сердито покачал головой, но не смог вырваться. Кэссиди слишком умело притянул его к себе, крепко обнял. Не за плечи, как делал это обычно — по-настоящему. Говард уткнулся лицом ему в плечо и с удивлением понял, что успел вымахать ростом с наставника за время путешествия. Или он сделал это раньше? Кэссиди никогда его не обнимал, он не мог сравнить. Несколько минут показались вечностью. Слёзы удалось остановить почти сразу же, но вздрагивать он всё равно не перестал. Кэссиди осторожно поглаживал его по спине и не спешил отпускать. Он будто боялся очередного взрыва, и Говарду стало тошно от самого себя. От своей слабости. — Успокоился? — тихо поинтересовался мужчина. Говард кивнул. На плаще Кэссиди осталось мокрое пятно от его слёз. — Хорошо. Подбери шляпу, скоро начнётся дождь. Муэта, возьми коня и привяжи его внизу. Потом возвращайся, Говард меня один не спустит. Индеец кивнул и всё также молча пошёл вниз вместе с еле плетущимся следом Мёрфи. Конь слишком привык к медленной ходьбе за эти недели и теперь совсем не хотел двигаться. — Лучше бы он остался жить с нами, — едва слышно пробормотал Говард, глядя вслед другу. Кэссиди посмотрел на него со странным сочувствием. — Не нужно было сюда идти. Даже если бы мы нашли его дядю… он его никогда не видел. Зачем отдавать его? — Он сам этого хочет. Представь, если бы у тебя была возможность отправиться к близкому. Разве ты бы сидел, сложа руки, всю оставшуюся жизнь? Говард промолчал. Если выбирать между Билли и Кэссиди… — Ему будет сложно в нашем мире, — незамедлительно продолжил наставник. — Ты и сам видел, как на него реагируют… плохие люди. Возможно, когда-нибудь всё изменится к лучшему, но пока мы не можем предложить ему счастливую жизнь. — Говоришь так, будто здесь она его ждёт. Тут даже жрать нечего. Может, мы вообще опоздали — все индейцы давно подохли с голоду, и мы ходим по кругу и топчемся по их костям. — Нам нужно в горы. Они уже видны на горизонте, в этот раз я говорил честно. Мы уже близко. Говард недоверчиво хмыкнул. Из-за деревьев разглядеть горизонт было проблематично, но какая-то часть широкой равнины всё же просматривалась. Зелёные пастбища покрылись пугающей тенью, но дальше, у самых гор, солнечные лучи пробивались сквозь тучи — будто сами небеса помогали Кэссиди убедить его в лучшем исходе. — Привязал, — сообщил вернувшийся Муэта. Его лицо почему-то светилось от счастья, и он явно очень хотел поделиться причиной. — Там тропинка есть. Скользкая, но… там следы. Человеческие следы. Говард и Кэссиди поражённо переглянулись. Никто из них не ожидал такой новости. — Может, это твои? — неуверенно уточнил Говард. — Нет. Там сапог гораздо больше. А ещё я нашёл это. Индеец выставил открытую ладонь, демонстрируя небольшой обломок стрелы. На одном конце её были пятнистые перья, а возле них две белые полосы. — Дома были такие же, — объяснил Муэта, не отрывая от находки взгляда. — Папа говорил, что белый — священный цвет. Наше племя помечает им оружие и лошадей. Кэссиди протянул руку. Муэта аккуратно передал ему обломок. Мужчина долго его разглядывал, будто смотрел на нечто необъяснимое. Говард и Муэта с волнением ждали его вердикта. — Мы пришли.