Зимние розы. Осень

С учетом всех его обязанностей, у мэйстера Лювина ушло три дня на то, чтобы просмотреть старые свитки и записи мэйстера Валиса. И теперь он был в десять раз более встревожен, чем когда только услышал разговор лорда и леди Старк. Он подписался под письмом и со смиренным вздохом положил перо. Он не возвращался в Цитадель с тех пор, как получил назначение в Винтерфелл, но он по-прежнему знал, кому можно доверять. Так что он собрал свитки, которые доказывали его слова, и отправился к солярию лорда. — Мне нужно признаться, мой лорд, — сказал мэйстер Лювин, заставив Неда занервничать. — В день прибытия леди Старк я нес вам гроссбухи, которые вы просили, и случайно услышал ваш разговор. — Нед окаменел, но мэйстер продолжил. — Я знаю, что должен быть дать вам знать о моем присутствии, но я был… Весьма ошеломлен услышанным, и не смог уйти. Я перешел границы, и не могу сказать ничего, кроме того, что мне очень жаль. И уверяю вас, вам не нужно беспокоиться о том, кому я верен. Элла опустила руку на плечо мужа. — И что вы услышали, мэйстер? — спросила она. Он покраснел и уставился в пол, думая, что ответить. — Что вы мать лорда Старлинга, разумеется, моя леди, — ответил Джори, притянув к себе все взгляды. — И вы встретились в Дорне после смерти леди Лианны от лихорадки. Вот и все, что можно сказать. — Комнату накрыло молчание, пока лорд и леди переваривали то, что осталось несказанным. — Полагаю, у вас есть причина признаться в вашем поступке три дня спустя, мэйстер, — наконец сказала Элла. — Да. После услышанного, я достал сундук с корреспонденцией мэйстера Валиса и даже его дневник. И должен сказать, что я стыжусь и встревожен тем, что я обнаружил. — Что вы обнаружили? — спросил Нед. — Я и так знаю, что это мэйстер Валис нашептал на ухо моему отцу о помолвках Брандона и Лианны с южанами. Что еще там может быть? — Леди Старк сказала, «Восстание создавалось годами», и это так и есть, — сказал Лювин. — Конкретно этот заговор начался в тот момент, когда Эйгон Таргариен и его сестры впервые покорили Вестерос. И никто ничего не подозревал. — Какой заговор? — спросил Нед. — Мэйстеры, — сказала Элла. — Они ненавидят магию, они ненавидели драконов. Они… Это они составили заговор? Мэйстер Лювин кивнул. — Я нашел достаточно записей, доказывающих, что мэйстеры хотели воспользоваться растущим недовольством, заключить союзы, и заставить лордов восстать против трона. Полагаю, они даже не мечтали, что им все так удастся. — Секунду, — пробормотал Нед. — Вы говорите, что Цитадель ведет трехсотлетний заговор против дома Таргариен? Мэйстер протянул ему старый дневник мэйстера Валиса и открыл отмеченную закладкой страницу, указывая на отмеченный параграф. Лорд Рикард колеблется. Глупая девчонка, его слишком своенравная и раздражающая дочь, объявила, что она отказывается выходить замуж за лорда Баратеона, ведь он, по ее собственным словам «грубая свинья, которая считает, что дорогие подарки имеют что-то общее с честью». Плюс слухи о его бастарде в Долине и о нескольких в Королевских землях, обеспечили ее «знанием», что лорд Баратеон будет ужасным мужем, и что она скорее умрет в одиночестве, чем станет женой такого человека. Разумеется, лорд Рикард пытался отговорить ее от этой чуши, убеждая, что это лишь слухи, но я его знаю. Вскоре он позволит ей себя убедить, и весь альянс развалится — он всегда позволяет ей делать то, что она пожелает. Он слишком мягок со своими детьми, и всегда был. Я беспокоюсь. Особенно, теперь, когда лорд Эддард дома, и даже он, близкий друг лорда Баратеона, не смог уговорить упрямую девчонку. Остается только сожалеть о смерти леди Лиарры, уж она бы точно сумела сделать из волчонка правильную леди, вместо дикарки, которая считает себя равной мужчине. Я знаю, что должен не дать лорду Рикарду отклониться от плана, но как? Безумие Эйриса Таргариена дало нам лучший шанс, чем у нас когда-либо был! Ну, у нас был шанс во времена Мэйгора, но у них еще были драконы, огнедышащие монстры, от которых нам удалось избавиться только сотню лет спустя. Теперь они драконы лишь по имени и знамени, и если нам удастся заключить этот союз, дом Таргариен падет наконец! И вся эта проклятая магия вместе с ними. Мэйстер Крессен уверен, что Роберт Баратеон на троне будет вполне управляем, а Великий Мэйстер Пицель весьма изобретателен, и если наши труды увенчаются успехом… Ну, я бы предпочел на троне Старков, и, в отличии от низкородных Талли, в их венах течет королевская кровь, а Баратеоны слишком близки к Таргариенам, и нам нужна свежая кровь, которая еще не смешивалась с этой мерзостью. Поэтому мне нужно сделать все, чтобы лорд Рикард оставался на своем. Чтобы он заставил свою своевольную дочь войти в септу и стать женой нашего оленя-марионетки, а лорда Брандона — жениться на этой грубой старшей дочери Талли, и союз будет скреплен. Мы сможем восстать против трона и наконец вырвать когти и клыки этим ящерицам раз и навсегда! — Это написал мэйстер Валис? — в ярости спросил Нед. — Я не могу с точностью подтвердить, что это его рука, мой лорд, но я нашел это в его вещах, — сказал Лювин. — Есть еще… После турнира в Харренхолле становится хуже. В дни перед тем, как ваш лорд и отец отослал леди Лианну в Риверран, манера письма становится совершенно грубой. Но есть кое-что, что я нашел по-настоящему тревожащим. Я искренне сожалею, что вам придется вот так узнать об этом. Он перелистнул страницы до следующей закладки. Пока что план в безопасности: лорд Рикард отослал леди Лианну в Риверран. Она пиналась и кричала, даже подставила подножку стражнику, но, в конце концов, она все-таки вошла в карету… — Она вошла в карету? — в шоке переспросила Элла. — А Зима? — О, глупцы! — ядовито рассмеялся Нед. — Она обыграла их! Ее гнали из собственного дома к презираемому ею браку, и что, они ждали, что ее реакцией станет пара жалоб? Отец и понятия не имел, какой была его дочь! Это как если бы я изгнал Арью из Винтерфелла и заставил ее выйти замуж за Джоффри! Носить платье, ездить в карете, почему отец вообще поверил, что это нормальное для нее поведение? Принуди ее надеть платье, Лианна разорвала бы свои юбки, а до Риверрана они бы просто не добрались, и не потому, что сбежала, а потому, что из-за ее воплей карета так и не тронулась бы со двора! …Так что это беспокойное дитя больше не доставит проблем. Сомневаюсь, что лорду Талли удастся ее укротить, но, быть может, леди Кэйтилин сумеет научить свою будущую сестру хотя бы каким-то манерам. По крайней мере, там она будет под влиянием Семерых, а не этих варварских божков-деревьев. В любом случае, она станет женой лорда Баратеона, и точка. Но этим утром я получил тревожное послание. Похоже нам стоило озаботиться тем, чтобы не допустить этого проклятого турнира: было украдено не только сердце принца. Похоже, что леди Эшара из дома Дейн успешно очаровала лорда Эддарда. Я считал, что он ничем не похож на брата, честный, благородный и т. д., но я ошибался. Лорд Эддард, как и лорд Брандон, начал сеять по стране бастардов. К счастью, у нас большой опыт в решении подобных проблем. Элла ощутила, как ее спину словно окатили ледяной водой. После того, как мы привели будущее дома Таргариен к одному наследнику и слабому ребенку, это не составит труда. Мэйстер Звездопада скрыл письмо лорду Эддарду, так что он ничего не знает о беременности, и все еще считает, что может дождаться свадьбы брата, прежде чем просить у отца разрешения жениться на леди Эшаре. И как же удачно, что в Дорне растут все необходимые для снадобья ингредиенты. Если бастард настолько силен, чтобы вообще появиться на свет, долго он не проживет. В конце концов, мы не можем позволить плодиться сторонникам Таргариенов. И так хватило вмешательства Королевы Шипов, и мы не смогли позаботиться о тирреловских щенках. К тому же, мертворожденный — это такая трагедия — если кто-то вообще станет оплакивать ублюдка — это дестабилизирует дом Дейн, возможно, даже удержит их от вмешательства в нашу войну. Печально, что Меч Зари никак не отвлечь, но он член Королевской Гвардии. В любом случае, это ухудшит отношения Дейнов с лордом Эддардом, ведь создастся впечатление, что ему плевать на бастарда. Нед оттолкнул дневник, тяжело дыша и вибрируя от гнева. — Они… Они не могли… Они… — Они убили мою дочь, — ошеломенно промолвила Элла. — Они убили ее внутри меня. — Они убили невинного ребенка из чистого расчета! — воскликнул Нед. — Я никогда не видел дочь, потому что какой-то… Какой-то… Какая-то сука решила, что она мешает! — Нед, — позвала Элла. — Я заставлю их пожалеть об этом их грандиозном заговоре! — Нед. — Я почти готов сжечь Цитадель целиком, чтобы они ощутили, что с ними может сделать дракон! — Нед! — Что?! Они убили нашу малышку! — Да. И монстр, который споил мне это снадобье, все еще в Звездопаде! *** Услышав стук, Элла быстро вытерла слезы. — Заходи, Робб, дорогой, — позвала она. — О, прости, не хотел беспокоить. Я не знал, что ты расстроена. Мне уйти? — Нет, нет, — сказала она, — проходи, милый, я знаю, что ты пришел не просто так. Что случилось? — Ну, увидев тебя в таком расстройстве, я только сильнее беспокоюсь. Я только что был в солярии отца, и он чем-то очень разгневан. Я просто хотел убедиться, что с ним все хорошо. Но по-моему, вы оба не в порядке. По лицу Эллы вновь потекли слезы. — Я не хотела оставлять его, но он практически выставил нас из комнаты, сказал, что хочет побыть один. Робб подошел и опустился на колени перед ее креслом. — Что случилось? Чем мне помочь? Элла наконец потеряла самообладание и разрыдалась. Робб чувствовал себя потерянным, не зная, чем помочь. Но затем она притянула его в объятия, и он позволил себе расслабиться, одновременно чувствуя вину: никто не обнимал его — кроме Дэни и Маргери, его сестры и невесты — с тех пор, как уехала мать. — Ты должен быть осторожнее, милый, — пробормотала Элла, когда всхлипы утихли, и она смогла говорить. — Ваша поездка за Стену, да, я понимаю, у вас не было выбора, но ты должен был позвать больше людей из Винтерфелла, задержка в один месяц никак бы не повлияла на вашу дипломатическую миссию. Ты не можешь так рисковать своей жизнью. — Ты ведь не из-за этого так расстроена. — Робб, твой брат умер! Пообещай, что будешь особенно осторожен. Пожалуйста. — Она перестала его обнимать только чтобы заглянуть в глаза. — Пообещай, что будешь осторожен. — Я обещаю, — сказал Робб, не зная, что делать. — Но Элла, пожалуйста, что происходит? Она прикусила губу, гадая, как сильно разозлится Нед, если она расскажет. Но, с другой стороны, секреты никому не приносили пользы. И Робб, как действующий лорд Винтерфелла после их возвращения в столицу, должен знать. — Ты знаешь, что твой отец и я встретились в Харренхолле? — спросила она, и Робб, нахмурившись, кивнул. — В то время твой дядя Брандон был жив, а твоя мать была его невестой. Нед был свободен. Мы… Мы были молоды и глупы, и я забеременела. Робб охнул. — Но… Но подожди… Джон младше меня. На несколько месяцев, но младше. А Харренхолл, это же было за несколько… Почти за год до свадьбы моих родителей. И ты сказала… Ты сказала, что не его мать! — Это так, дорогой. Твоя сестра… Она родилась очень слабой и прожила всего несколько дней. — У меня была старшая сестра? — Да, милый. — Она поморщилась. — Я думала, что все дело было в тоске, потому что письма твоего отца были такими короткими, такими холодными, потому что он все не возвращался. Я всегда была такой здоровой и сильной… И сегодня мы узнали, что она не была слабой. Она была сильной, как волк, она так долго держалась. — Стой. Только не говори… — Меня отравили, Робб, — сказала она. Он замер на мгновение, позволяя словам осознаться. Затем она увидела на его лице глубокую муку. — Твоя мать не имеет к этому отношения, дорогой. Сомневаюсь, что она вообще знала… О моей беременности или о яде. — На его лице возникло облегчение. — Но мне нужно, чтобы ты осознал, твой отец узнал боль потери ребенка еще до того, как взял тебя на руки. Все было еще хуже, потому что когда он узнал о существовании Лиарры, она уже была мертва и похоронена. И затем… Робб, ты был там, когда Джон… Когда это случилось. Ты ведь не хочешь, чтобы из-за твоей беспечности твоему отцу вновь пришлось это пережить? — Нет! Нет, никогда! — Тогда будь осторожен. Пожалуйста. — Я буду осторожен. Я обещаю, Элла. Она слабо улыбнулась. — Я не пытаюсь занять место Кэйтилин, Робб, но не заставляй проходить через подобное и меня. Может быть, ты и не моей крови, но ты в моем сердце. — Теперь он обнял ее, и они долго молчали. — А теперь расскажи, — начал Робб, — кто отравил мою сестру? Кто познакомится со Льдом? Тут она хмыкнула. — Между нами говоря, думаю, этот… Монстр сведет близкое знакомство и со Льдом, и с Рассветом. *** Эддам в последний раз глубоко вдохнул, перехватив факел и спустился по ступеням. Он откладывал это несколько дней, но сейчас наконец решился. Его шаги отдались эхом по коридору, и он усмехнулся, когда, узнав гостя, подошел ближе. — Знаешь, это несколько очевидно, — сказал Эддам. — Джон не глуп, он и так знает, что с Восстанием что-то не так. Если он увидит тебя здесь… Или, может быть, тебе как раз стоит дать ему увидеть себя здесь. — Это не наш секрет, и ты это знаешь, — Айла только закатила глаза. — Просто мне только сейчас хватило времени зайти в теплицы за свежими цветами. Он улыбнулся, заметив положенные к ногам статуи зимние розы. — Ей бы это понравилось. Она не должна лежать здесь, она… — Ты не можешь винить себя, сир Эддам. Это была не твоя вина. Она должна была знать правду, как Регент и как твоя принцесса, и ты сообщил ей так деликатно, как мог. — Но я должен был… — Тебе кто-нибудь говорил, что после случившегося я некоторое время была повитухой? — спросила она, ошеломив его. — Тогда я не знала, что делать, но знаю сейчас. Я помню тот день до малейших деталей. Ее падение лишь ускорило неизбежное. Маленький лорд был повернут не той стороной. Нам все равно пришлось бы выбирать между ними. — Ну да, — он фыркнул. — Она бы взяла нож и сама себя вскрыла, если бы ты не выбрала его. — Она так и сделала, — сказала Айла, и Эддам резко развернулся к ней. — Та девочка и я… Мы не знали, что делать, и мы колебались, так что она взяла свой кинжал и собиралась сама это сделать. Я знала, что она не шутит, так что я забрала у нее кинжал и сделала разрез сама. Маленький лорд появился на свет живым и здоровым, но… Было столько крови. Везде. Не просто из разреза, но внутри ее чрева, там что-то лопнуло, и мы не могли остановить кровотечение. Ее падение даже помогло, иначе маленький лорд мог утонуть в ее крови внутри нее. — Эта башня была обречена на трагедию, — сказал Эддам, поворачиваясь обратно к каменному лицу Лианны. Над ним не очень постарались. Оно совсем не отражало ее красоту. — Наверно, — пробормотала Айла, вспомнив собственную трагедию. Затем она наклонилась, взяла одну зимнюю розу, и протянула ее ему. — Но она сказала бы нам не позволять тому, что мы не можем изменить, контролировать нас. И мы не позволим. Мы почтим ее память, защищая ее сына. Эддам слабо улыбнулся. Она ушла. Он простоял еще долго, думая, как она бы любила своего сына, как гордилась бы им. И ее внуки… О, что она и Маленькая Лия выдумали бы! — Эддам? — позвал Джон, приближаясь. — О! — он осознал, у чьей статуи они оказались. — Я не хотел тебе мешать. Я даже не знал, что ты здесь. Прости, я уйду. — Нет, все в порядке, — ответил рыцарь. — Я уже выразил свое уважение. Ты… Ты ее навещаешь? Часто? — Я, э… Нет, не часто. Но я просто… Мне захотелось сюда спуститься. Я даже не понимал, что шел к ней, пока не увидел тебя. — Он посмотрел на статую. — Жаль, что я не знал ее. Мне бы хотелось. Эддам улыбнулся. — Мне тоже этого бы хотелось. Ты бы полюбил ее, и она полюбила бы тебя. Очень сильно. Джон нахмурился. — Отец говорит то же самое. Когда мы уезжали, я пришел за ним, а он был здесь, прощался. Он сказал, что она бы любила меня. — Было очень трудно не любить ее. И, как и всякий Старк, она яростно защищала свою стаю. Она бы обожала тебя. — Жаль, что ее нет с нами, — сказал Джон. — Как и мне. С ней мир был бы куда лучше и светлее. А теперь я оставлю вас. Призрак, — Эддам погладил его, — пожалуйста, проследи, чтобы он не потерялся. Джон только хмыкнул. Эддам вложил зимнюю розу, которую держал, в руку статуи, и ушел, а Джон внезапно вновь ощутил то же, что чувствовал в свой последний день в Винтерфелле три года назад: Лианна словно протягивала ему цветок. Почему его так тянуло к этому цветку, цветку, который был любимым цветком его тети? Он вспомнил свой последний разговор с мэйстером Эймоном на закате последнего дня в Черном замке. *** Джон вновь оглянулся на укрытый снегом лес, сверкающий в умирающем свете заката. — Но… Я знаю, отец не лжет. Если он говорит, что принц Рэйегар не похищал тетю Лианну, значит, он не похищал. Так что единственное логическое объяснение — они сбежали вместе. После встречи с Робертом Баратеоном, я не могу винить тетю Лианну за нежелание становиться его женой, но… Это был ее долг. И у Рэйегара был свой. Он был принцем Драконьего Камня, у него была жена и дети! Мэйстер Эймон печально улыбнулся. О, Джон, если бы ты только знал правду, — подумал он. — Может быть, ты еще слишком молод, чтобы понять это, Джон, — сказал старик. — Любовь есть погибель чести, смерть долга. Что такое честь по сравнению с женской любовью? Что долг по сравнению с новорожденным сыном в своих руках… Или памятью об улыбке брата? Ветер и слова. Ветер и слова. Мы всего лишь люди, и боги создали нас для любви. В этом наше величие, и наша трагедия. — Так он сделал это потому, что любил ее? — ничего не понимая, спросил Джон. Он прекрасно понимал, что такое любовь. Фиолетовые глаза, блестящие от радости, алые губы, улыбающиеся ему, порозовевшие от удовольствия щеки, тяжелое дыхание в темноте их спальни, едва подсвеченной пламенем очага… Он понимал слова мэйстера Эймона. Но ведь дети. Дети. Он не смог бы забыть бы сиреневых глаз и темных кудрей, как у него, топот ножек, восторженный крик «папа» и прыгнувшее в его объятья маленькое тело. Его маленького сына, дергающего ножками в колыбели, его крошечные пальчики, вцепившиеся в его палец и не собирающиеся отпускать. Если бы он не любил Дэйенерис — чего Джон не мог представить даже мысленно — тогда, возможно, он и мог ее оставить. Но он никогда бы не смог бросить Лианну и Маленького Эддама. — Если то, что вы говорите, мэйстер, правда, — сказал Джон, — и я верю вам, что это правда, тогда я понимаю, я могу представить, что принц Рэйегар оставил долг жене во имя любви, которую он испытывал к моей тете. Но я не понимаю, как он мог бросить своих детей. Это просто… Непостижимо для меня. Дети — наше величайшее благо. — Может быть, он не собирался их бросать, может быть, он всего лишь собирался на время уехать и вернуться к ним, — сказал мэйстер. Ему не нравился тон осуждения, в который впал Джон. — Ты оставил своих детей в замке. Значит ли это, что ты бросил их? — Никогда, — решительно ответил Джон. — Только Рэйегар может говорить о причинах его поступков, Джон, больше никто. И к лучшему ли, или к худшему, мы только знаем, что он любил леди Лианну. Больше, чем это было разумно, больше, чем он имел права, и это привело его к гибели. Но, любя твою леди Дэйенерис, можешь ли ты винить его? Похлопав Джона по руке на прощание, мэйстер вернулся к подъемнику. Джон остался на вершине мира, глядя, как тьма пожирает оставшийся свет и тепло. *** — Так все было? — спросил Джон статую, вернувшись в настоящее, и зная, что ответа не будет. — Он оставил жену, но не детей? Ты бы любила их, как своих? Не унижала бы за то, что не твои? — Затем он фыркнул. — Посмотри на меня, я говорю со статуей. Наверно, раньше мне не хватало времени. Он повернулся, собираясь уйти, как замер, ошеломленный вопросом: а как умерла Лианна Старк? Потому что если она и Рэйегар любили друг друга, то он не мог убить ее. И если Эддам рассказал ей о смерти принца, значит, она пережила его. Но что произошло? Он знал, что Эддам не расскажет, потому что его стандартным ответом оставалось «спроси отца». Но мог ли он? Отец сжимался каждый раз, когда поднималась эта тема. Он утихал и избегал всех связанных с его сестрой вопросов. Может быть, дядя Бенджен ответит? Из-за влажности крипты по лицу статуи стекали капли, словно Лианна плакала. Джон вздрогнул. Слишком реально. *** Бенджен бегом двигался к солярию брата — мэйстер Лювин только что нашел его на тренировочном дворе и сказал, что ему стоит отправиться туда, что лорду Старку нужно дружеское плечо, и что он выставил мэйстера, Джори и даже Эллу из комнаты. Он не собирался делиться подробностями, но на вопрос, насколько все плохо, он ответил: — Плохо настолько, что полетят головы. — Нед! — позвал Бенджен, постучав. — Он нас всех отослал и попросил не тревожить его, мой лорд, — сказал Джори. — И, если я могу быть честен, я его не виню. — Седьмое пекло! — пробормотал он. — Нед, хватит упрямиться, открывай дверь! — крикнул он, но не получил ответа. — Хорошо, я знаю, что Элла мне ничего не скажет, так что мне не остается иного выбора, кроме как сломать дверь! — Брат, уходи! — донеслось слабое и приглушенное из-за двери. — Ага, разбежался! Открывай или, я серьезно, я выбью дверь! Из коридора вышла Серебрянка и села рядом с Бендженом. Тот улыбнулся: в зубах лютоволчица сжимала ключ. Скорее всего, она вышла через другую дверь, чтобы принести его. Так что он взял ключ и открыл дверь, замерев на пороге. Он знал, что, разозлившись, Нед проявлял свою жестокую сторону, в конце концов, тренировочных кукол он уничтожил не счесть, но он никогда не направлял свой гнев на что-то, кроме чучел. И определенно не уничтожал каждый предмет в своем солярии. — Это было глупо, — уныло сказал Нед. — Зря я так с вещами. Когда Бенджен наконец увидел его, он был воплощением отчаяния. Его безрукавка была порвана, волосы в беспорядке вместо привычного узла, и его лицо было мокрым от слез, а сам он сидел на полу, прислонившись к шкафу. — Брат, что случилось? — Они убили ее, Бен, — пораженным голосом ответил Нед, и по его лицу продолжали течь слезы. — Мою малышку, мою и Эшары. Она не была слабой, ее отравили. Они убили ее! Бенджен опустился на колени перед ним. — Мне так жаль. Нед. Кто это сделал? Кто мог сотворить что-то столь отвратительное? И почему? — Цитадель. Это заговор, Бен. Они убили ее потому, что Дейны сторонники Таргариенов, и они хотели, чтобы они не вмешивались в войну. С самого начала, они вели помолвку Лианны и Роберта к восстанию. И Дейны, и Старки должны были быть врагами. Мой ребенок с Эшарой был «неудобством», и поэтому они убили ее. — Хорошо. Ладно. Это еще хуже, чем чье-то желание отомстить. Это просто жестокость. Дай мне сотню солдат, я отправлюсь в Старомест и сожгу этих ублюдков. Или просто обезглавлю их, одного за другим. Книги ни в чем не виноваты. Нед влажно рассмеялся. — Я не знаю, как с этим справиться, Бен. Эта… Эта штука в моей груди болит. Я могу справиться только с простыми вещами: вижу врага, убиваю врага. Но это… Это больно. — Эта штука — твое сердце, и оно должно болеть. Но послушай, посмотри на меня. По крайней мере во всем этом есть одна хорошая сторона. — Что хорошего может быть в заговоре мэйстеров против дома Таргариен и убийства моей дочери? — С тех пор, как ты узнал о существовании Лиарры, ты винил себя — просто потому, что ты такой человек. Ты думал, что боги забрали ее у тебя потому, что ты отвернулся от своей сестры, потому что ты женился на женщине, предназначенной твоему брату. Но ничто из этого никогда не было правдой. Безумные, жестокие люди убили ее из ненависти. Так что вставай, умойся и давай найдем пару умных, но таких тупых заговорщиков, и восстановим справедливость. К тому же, не знаю, приходило ли тебе это в голову, но пока ты тут уничтожал ни в чем не повинную мебель и сидел, жалея себя, есть кто-то, кто чувствует себя еще хуже. Женщина, которая носила эту девочку, прошла через ад, чтобы дать ей жизнь, держала, кормила и любила ее и держала в своих руках, пока она уходила. Так что если хочешь страдать от жалости, жалей не себя. По крайней мере, иди к жене. — Спасибо, братец, — сказал Нед после молчания, вытерев глаза. — Это был пинок в правильном направлении. — Замечательно, тогда вперед, — сказал Бенджен, помогая ему стать. — Иди к Элле, я позову слуг. — Спасибо, Бен. — Для этого и нужны братья. А теперь иди.