Зимние розы. Осень

Бенджен спустился к фамильному крылу с неспокойным сердцем. Плохие новости из Эссоса затмили хорошие, а новости из Королевствой Гавани были еще хуже. Айла вскочила на ноги, едва он вышел на балкон, где она была с детьми. Когда она бросилась к нему, он успокивающе сжал ее руки. — Ну что? Какие новости? — Они знают, где она, — сказал он, и Айла выдохнула с облегчением. — О, слава богам! С ней все хорошо? — Кажется, да. — Подожди. — Айла глубоко вдохнула. — Они знают, где она, значит ли это, что она… Она еще не с ними? — Нет, любимая. Мне жаль. Но она… Она сбежала от похитителей. — Бенджен, я ничего не понимаю! — Успокойся, — попросил он, улыбаясь, когда Лианна и Маленький Эддам посмотрели на них, подозрительно прищурив лиловые и серые глаза. — Они добрались до Волантиса и в Красном храме узнали новости. Дэни сбежала, но похитители забрали с собой Дорею, Архимэйстера и яйца, так что… — Да, да, конечно, она отправилась за ними. Но Джон теперь знает, куда ему нужно сейчас? — Да, — сказал Бенджен, сделав глубокий вдох. — Миэрин. Похитителей нанял Визерис Таргариен. — О, проклятый…! — Вы говорите про маму и папу, дядя? — спросила Лианна. — Они возвращаются домой? — надавил Маленький Эддам. — Папа знает, где мама, — сказал Бенджен. — Так что они скоро встретятся. — Так они возвращаются домой? — спросила Лианна, как раз когда к ним подошел Эймон, и, взявшись за руки, все трое предстали перед ними, как очень милые инквизиторы. Бенджен улыбнулся, глядя на их связь. — Они скоро отправятся на северо-восток, уверен в этом. Но вам нужно понять, Лия, они очень, очень далеко. Они будут возвращаться очень долго. — Хорошо. Но они же в порядке? — Конечно, в порядке, — пообещал Бенджен, хотя знал, что многое может измениться. Но Лианна охнула. — Голубка проснулась! Пока! — и она побежала обратно, туда, где было расстелено покрывало, и ее драконье яйцо лежало в гнезде из голубого и серого меха, блестя на солнце. — Голубка в последнее время очень часто просыпается, — нахмурившись, сказал Бенджен. — Знаю, — сказал Айла, тоже нахмурив брови. — Как и Серебрянка. Да, я знаю, Маленький Эддам назвал свое яйцо так же, как твой брат своего лютоволка, но он пообещал, что когда «Серебрянка проклюнется», он даст ей настоящее имя. Какие еще новости из Эссоса? — У дракона должно быть три головы, но четвертая на подходе, — сказал Бенджен, и Айла едва сдержала свое волнение, понимая, что не стоит пока говорить детям. — И Верховная жрица ощутила в крови Джона силу. — Мелисандра повторяла это годами, — сказала Айла тихо, все еще не очень спокойно наблюдая за тем, как та сидит с детьми и драконьими яйцами. Она знала, что Джон обязан красной жрице жизнью, и что Джон и Дэни отговорили ее от убийственного фанатизма в качестве условия, на котором она могла остаться в их доме, но все же, в ней все еще было нечто… — Да, но Мелисандра считает, что сила в крови Джона пришла после воскрешения. В отличие от этой Кинвары. Она дала Джону зелье, чтобы он смог поговорить с духом мертвого человека. — Понятно. Значит, он поговорил со своей матерью? — Ну, следующее, что написала Элла это «Джон знает правду», так что можно заключить, что да. — Я бы сказала, что это не лучший способ. Твой брат… — Знаю, знаю. — Бенджен поднял подползшую к нему Лиарру, улыбаясь дочери, которая захихикала в ответ. — Но уже ничего не поделаешь. — Боги, он наверняка чувствует себя потерянным! Ничего не понимает! Бедняжка, совсем один! — Теперь Айла была еще больше встревожена. — Он не один, любимая, — сказал Бенджен, когда она наклонилась, чтобы подобрать Рею, которая поползла за сестрой. — С ним Эддам, и Эддам был в Башне. И рядом с ним Арья. По крайней мере, что-то хорошее получилось из ее побега, она скажет Джону, что ничего не изменилось. Она поджала губы. — Я все еще считаю, что нечего ей было… — начала она и фыркнула, отводя взгляд от иронично закатившего глаза Бенджена. — Джон должен был отослать ее домой, — настояла она. — На торговом корабле, которому не доверяет? И зачем, чтобы она снова сбежала? — Давай не будем снова об этом спорить, — решила Айла. — А что в столице? Плохих новостей нет? — Что может быть хуже, чем спрятанные запасы дикого огня? — спросил Бенджен, вздохнув в ответ на ее взгляд. — Серсея там. Все еще не знаю, почему, но Нед позаботится о том, чтобы она не уехала. До тех пор, пока она в Красном замке… — Тайвин не осмелится напасть, — выдохнула Айла. — Я все еще не знаю, Бенджен… Это слишком просто. — Они не ожидали, что там будет Джейме, что Джейме услышит о диком огне и расскажет об этом Неду. Это разрушило их планы. — Пицель сообщил бы им… — Пицель сообщил бы им, что Джейме сдал свой отчет и уехал, как и ожидалось. Но Джейме не уехал, не вернулся на Драконий Камень. Вместо этого он остался в Королевской Гавани, помогая Неду, и сейчас он наверняка на Перепутье, разговаривая с Тирионом. Серсея не станет действовать, пока дети не будут с ней. — Надеюсь, ты прав, — сказала Айла, забирая девочек туда, где были остальные дети. — Как и я, — себе под нос пробормотал Бенджен. *** Эддам прошел к носу корабля, где сидел Джон и смотрел в воду. По крайней мере, он больше не напивался. Джон улыбнулся и усмехнулся, увидев конверт в его руках. — Сокол. — Что? — переспросил Эддам. — Сокол, — повторил Джон. — Это единственная птица, что пролетела за последние три часа, и на ней был нагрудник, хотя я не разглядел герб. А теперь ты здесь с письмом. Эддам усмехнулся. — Если так подумать, да, это не лучшая идея. Его зовут Закат. И нет, ты не можешь комментировать ужасное чувство юмора Эллирии. — А как зовут ее сокола? — Звезда. У Эллы 3аря и у Эдрика Вечер, — сообщил рыцарь, и Джон усмехнулся. — Не очень скрытно. — По крайней мере, лорд Дондаррион придумывает имена получше. — Ну да, согласен, в Манфреде нет никакой шутки. Хотя я все еще жалею, бедняжку, — вздохнул Джон. — Я так понимаю, что ты им сказал. Это от него? — Если под «ним» ты имеешь в виду своего отца, то да, от него. — Эддам протянул ему письмо. Джон медленно взял его и уставился на адресата. «Моему сыну». — Я не собираюсь требовать, чтобы ты прочитал его сейчас… — Это была бы инсубординация, — фыркнул Джон. — Откуда вдруг взялась это дерзость? — спросил рыцарь. — Один разговор с твоей матерью, и ты внезапно превращаешься в ее копию! — Она была дерзкой? — спросил Джон, подняв взгляд, и Эддам заметил жажду знания в его взгляде. Он раскрывал какие-то мелкие детали и вещи о Лианне прежде, и как о его тете, и как о той таинственной женщине, что родила его, но теперь у него было ее имя, было ее лицо, и его любопытство обрело новую силу. — Да, очень. Она была… Очень похожа на Арью. Хотя, я бы сказал, в каких-то случаях, она скорее признавала вину, а в каких-то была еще более радикальной. Ее отец, твой дед, не позволял ей учиться сражаться или носить меч, в отличие от твоего, так что в этом аспекте ей повезло меньше. Но, когда она чего-то хотела, она этого добивалась. — Он улыбнулся, потерявшись в воспоминаниях. — Она была… Знаешь, ты очень похож на него, та же склонность к мрачности и тишине, такой же потрясающий мечник. Но она заставляла его светиться. Она делала его счастливым. Она была такой честной во всем, было просто невозможно не любить ее. — Они были счастливы? — спросил Джон, все еще подавленно. Узнав правду, он начал сомневаться во всем, что знал. Он все еще не знал, что думать — он понимал, что такое любовь, но смог бы он сделать то, что сделал Рэйегар? Отказаться от всего, от долга, от ответственности, оставить жену и детей, чтобы сбежать с обещанной другому женщиной? Любовь Рэйегара и Лианны зажгла Востание, утопившее страну в хаосе, войне, крови и смерти. Может ли он гордиться тем, что был плодом всего этого? — Они были так счастливы, что заставили меня, человека, который относился к любви очень цинично, поверить в серенады, — сказал Эддам. — А что насчет… Элии Мартелл? — Джон, твой отец, он… Он был принцем Драконьего Камня, будущим королем. Эйрис хотел для него невесту, достойную стать женой Таргариена и матерью Таргариена, он хотел валирийскую высокородную леди. Но королева Рэйелла… Она не родила дочь вовремя, чтобы она стала невестой Рэйегара. У Веларионов тоже не было дочерей, так что король приказал своему другу и члену Малого совета, Стеффону Баратеону, отправиться в Эссос и найти ему там знатную девушку валирийской крови. — Это был отец Роберта? — Да, — продолжил Эддам. — Ему это не удалось, и на пути в Штормовой Предел его корабль затонул во время бури. Это стало первой обидой, которую Роберт затаил на Таргариенов. — Потому что его отец погиб на службе у короля, — закончил его мысль Джон. — Да. Это был несчастный случай, но в любом случае паранойя Эйриса росла, и он решил, что это был маневр Тайвина, чтобы не дать Стеффону занять его должность Десницы. Но дело в том, что в то время, как ненависть Роберта росла, у Рэйегара все еще не было невесты. Затем Эйрис решил найти другой дом, но уже связанный с королевским домом — ты знаешь, что у Роберта не было сестры, поэтому союз был заключен с дорнийцами. Рэйегар и Элия не испытывали друг к другу никаких романтических чувств. Они были знакомыми, которые вскоре превратились в добрых друзей. У них появилась Рэйнис, и после этого Элия заболела. Рэйегар был увлечен пророчеством и был уверен, что у него должно быть трое детей, и что эти трое детей поведут Войну за Рассвет. К тому же Эйриса не устраивала внучка, он требовал внука. На свет появился Эйгон, и это едва не убило Элию. Мэйстеры сказали, что новая беременность убьет ее, и они согласились, что их брак окончен в этом аспекте. Элия хотела вернуться в Дорн, чтобы не дать Эйрису возможности надавить на них ради еще одного ребенка. — Но это было опасно для нее… — вставил Джон. — Безумный Король заслужил свое имя, Джон. Ему было плевать. Ему было плевать на все, что не касалось его желаний и его решений. Если он хотел третьего внука, ему было бы все равно, что ценой этому стала бы жизнь Элии. Наоборот, она мертва, значит, он может снова женить Рэйегара. — Это ужасно, — пробормотал Джон. — Мне жаль, — сказал Эддам. — Я знаю, он был твоим дедом, но ты… Ты должен понять, все, что тогда происходило, все планы твоего отца были ради того, чтобы обойти его отца и защитить как можно больше людей. Особенно твою бабушку. Рэйегар согласился на отъезд Элии после Харренхолла. — И Харренхолл был не просто турниром, да? — Нет, — усмехнулся Эддам. — Рэйегар хотел набрать сторонников из высоких лордов, чтобы снять Эйриса с трона и стать королем. Не от жажды власти, но потому, что Эйрис больше не мог быть королем. Но Варис узнал обо всем, узнал, что некоторые лорды собирались предать Рэйегара и, в попытке не дать Эйрису обезглавить его и погрузить страну в хаос, Паук сказал королю, что пошли слухи об измене, и Эйрис решил посетить турнир, чтобы лично увидеть угрозу. Вражда между Эйрисом и Тайвином росла, потому что Эйрис отверг Серсею в качестве невесты Рэйегара, и он боялся слухов, что истинным правителем Вестероса был Тайвин. Джон фыркнул. — Кажется, оставлять правление на Десниц, это явно королевская привычка. — Так и есть. В любом случае, в присутствии короля Рэйегар не осмелился искать поддержки, которая была ему нужна. Затем твоя мать все изменила. На пути в Харренхолл Старкам встретились три оруженосца, избивающие маленького мальчика. Лианна на Зиме ехала впереди всех, так что она спешилась, заявила, что мальчик был сыном знаменосца ее отца и пинками прогнала оруженосцев. Оказалось, что мальчик и правда был из семьи знаменосца, лорд Хоуленд Рид. — Лорд Серого Дозора, отец нареченной Брана, — вспомнил Джон. — Да. Ты же знаешь болотников, они небольшие ростом, он не смог отбиться от трех оруженосцев. Лианна пыталась убедить его вступить в турнир, отомстить за поруганную честь, но лорд Рид отказался, сказал, что ему не хватает умения. Так что Лианна, бесстрашная и безрассудная, послала Бенджена на поиски любых доспехов, какие только можно было найти, разрисовала щит выдуманным гербом и вступила в турнир как таинственный Рыцарь Смеющегося Дерева. Джон резко вскинул голову. — Смеющегося Дерева? — переспросил он, и Эддам кивнул, нахмурившись. — Теперь это имеет смысл! — засмеялся Джон. — Они все время пытались нам подсказать! — Что имеет смысл? — спросил Эддам. — Кто пытался подсказать? — Дэни не один раз снилось, что она в лесу, идет, пока не выходит на поляну, на которой стоит сердцедрево со смеющимся лицом. Что странно, потому что обычно их вырезали или печальными, или суровыми. Когда Дэни увидела лицо древа, весь лес начинал смеяться. И там был и Рэйегар. В первом сне он ничего не говорил, Дэни проснулась, только успев узнать его, но в последнем они говорили. Но… Она мало мне рассказала. Но продолжай, моя мать вступила в турнир. Что еще? — Она была прекрасной всадницей, — продолжил Эддам, слегка ошеломленный тем, что только что сказал Джон. — Она победила троих рыцарей, которым служили оруженосцы. Когда пришло время требовать выкуп, они лишь попросила, чтобы оруженосцев научили тому, что такое честь. Это заставило паранойю Эйриса вспыхнуть. Боги знают, как он это сделал, но он решил, что Рыцарь Смеющегося Древа был изменником, замыслившим измену Короне, и он потребовал, чтобы Рэйегар представил его к суду. Он громко объявил на всю толпу, что наградит того, кто принесет ему голову рыцаря. — Но это не имеет смысла! С чего требование рыцаря научить чести может быть изменой Железному Трону? — спросил Джон. — Я же говорю, Эйрис был безумен. Его разум был затуманен, он больше не работал правильно. Все вокруг были его врагами. Вот почему твоя мать, которой не было дела до двора и прочего, была названа предательницей. Рэйегар поспешил «выполнить» приказ короля. Он тоже считал, что рыцарь не представляет угрозы для трона и хотел найти «его» и помочь «ему» сбежать, прежде чем кто-то убил очередного невинного человека, чтобы угодить безумным желаниями короля. Мы выследили рыцаря до богорощи, до сердцедрева, я, Рэйегар и сир Барристан. Когда мы пришли туда, Лианна снимала шлем и, когда ее длинные волосы рассыпались по плечам, Рэйегар осознал, что перед ним женщина, а не мужчина, он тут же был ею очарован. Она была испугана, уверена, что сейчас ее отведут к королю и казнят, но если Рэйегар не хотел делать этого прежде, то он ни за что не позволил бы этого сейчас. Он убедил ее довериться ему, и она объяснила, почему вступила в турнир, и он был влюблен. Затем он спросил ее имя, и она ответила: «Леди Лианна, если вам угодно, из дома Старк. А это Зима, моя лошадь». И Рэйегар вспомнил о пророчестве, о принце, рожденном изо Льда и Пламени, и уверился, что им суждено быть вместе. — Рэйегар был ослеплен пророчеством, и это стало единственной причиной, почему они были вместе? — Джон был вне себя. — Нет, нет, Джон, ты не понимаешь. Быть может, это добавило веса решению Рэйегара, никто не знает точно, так ли это было, но его привлекла к ней ее храбрость. Он влюбился в нее, узнав о ее действиях. И едва она произнесла свое имя, он лишь решился последовать за этим чувством, выбросив на ветер всю осторожность. — Но почему она влюбилась в него? Эддам усмехнулся. — Потому что он был первым человеком, который сказал, что она была права, взявшись за копье и вступив в турнир. Потому что он не отмахнулся, назвав ее леди, не отослал ее в солярий шить очередное платье. Он сказал ей, что ее место в седле Зимы и что она имеет полное право носить меч. Лианна была не из тех девушек, что сидели бы в башне в ожидании принца. Она желала свободы, и Рэйегар любил ее за то, какой она была, не за ее положение или титул. Джон улыбнулся. — Похоже на Арью. — Именно. Несколько мгновений висела тишина. — Что случилось после Харренхолла? — Ну, если говорить о твоей матери, они вернулись на Север, остановились в Риверране, чтобы назначить дату свадьбы Брандона и Кэйтилин. Затем лорд Рикард хотел определиться с датой свадьбы Лианны с Робертом Баратеоном. Но если прежде этот союз злил ее, то после этого она не собиралась участвовать в нем. Думаю, ситуация ухудшилась до того, что твой дед решил отправить ее в Риверран, чтобы она научилась путям юга, пока ждала свадьбы ее брата, и что затем она вернется на Север и выйдет замуж. Так то, в общем-то, думаю, Лианна чувствовала себя так, словно ее изгоняют из дома и говорят быть той, кого она ненавидит. — Могу представить, как хорошо все это прошло, — фыркнул Джон. — Лианна отправила Рэйегару ворона, написала, что если он был серьезен в желании жениться на ней, то сейчас или никогда. Она собиралась сбежать, либо к нему или в Эссос, но она не собиралась ехать в Риверран. — Она собиралась сбежать в Эссос? — переспросил Джон. — Ей не нравились даже слухи о Роберте, а уж встретив его на турнире она и вовсе приняла решение, — сказал Эддам. — Рейегар уже работал над этим. Он собрался предложить взять вторую жену, но Элия не желала и слышать об этом. Она любила его лишь как близкого друга, но она не собиралась быть посмешищем, зная, что он любил другую и делил с ней постель, не важно, что это было бы по закону. И ее не волновала корона, только ее дети. Так что они решили, что Элия заберет Эйгона и Рэйнис в Дорн и будет растить их там, пока Эйгон не вырастет достаточно, чтобы вернуться ко двору и начать исполнять обязанности принца трона. Верховный Септон согласился на эти условия, объявив, что «священная цель брака в произведении наследников, и нет смысла поливать мертвое дерево». Он собирался разрешить брак Рэйегара и Элии, признать Эйгона наследником и затем поженить Рэйегара и Лианну. А в это время твой отец собрал бы поддержку лордов, чтобы снять Эйриса с трона и принести покой в королевства. И затем прибыл ворон твоей матери, и он отбросил все планы. — Мы сели на корабль на Драконьем Камне, — продолжил Эддам. — Лорд Рид помог Лианне, когда она проезжала Перешеек, болотники «помогли» страже Старков потеряться в болотах на достаточно долгое время, чтобы выбравшись, они столкнулись с лордом Старком, который ехал на свадьбу Брандона несколько месяцев спустя. Лианна сбежала и, вместо того, чтобы ехать в Риверран, она отправилась через Восточные земли навстречу к нам. Затем мы вместе отплыли на юг, в Дорн, а оттуда к горам, к Башне Радости. Так Верховный Септон подписал обнуление брака Рэйегара и Элии и поженил твоих родителей. — Но почему они не послали ворона? — ничего не понимая, спросил Джон. — Моя мать должна была понимать, что ее семья будет о ней волноваться. — Но она послала ворона, Джон, — сказал Эддам. — Мы сделали остановку в Звездопаде, и я стоял рядом с ней, когда мэйстер отправлял птицу. Мы не знаем, что случилось. Только вот когда твой дядя Брандон получил его утром в день своей свадьбы, он оседлал своего коня и помчался в Красный замок. А в тронном зале он объявил, что Рэйегар похитил его сестру, потребовал, чтобы ему выдали принца, и был убит. — Это довольно глупое заявление, — прокомментировал Джон. — Вот именно, и не только потому, что Эйрис был безумен. Он арестовал Брандона и его сопровождение и приказал лорду Рикарду приехать с выкупом. — Вот только когда дедушка приехал, Безумный Король убил их обоих. — Да, — согласился Эддам. — Какая глупость, убить Хранителя Севера и его наследника, даже без притворного суда, но Эйрис уже несколько лет не видел границ. Он приписал Роберта к этому заговору против трона из-за его помолвки с Лианной, так что он отправил ворона к Джону Аррену, чтобы тот прислал ему головы твоего отца Неда и Роберта в Красный замок. Восстание уже зародилось, Джон: дома Старк, Талли, Баратеон и Аррен уже собирались заменить Эйриса, так что, когда этот ворон прибыл в Гнездо, они восстали против трона. Роберт может сколько угодно во весь голос вопить, что он сделал этого ради Лианны, и в каком-то смысле побег твоих родителей стал важным фактором, но корнем проблемы он не был. Джон долго сжимал письмо, осознавая все. — У него все-таки было трое детей, — сказал он тихо. — Но остался только я. Эйгон мертв, он не может вести никаких войн, — заметил он, и Эддам поднял одну бровь. — Подожди, она сказала… Она поэтому назвала меня Эйгоном? — Ты появился на свет спустя два месяца после Осады, Джон. Мы уже знали, что твой брат мертв. Твой отец… Он нашел дневник Эйгона… Завоевателя. Сир Барристан забрал его и остальные личные бумаги и книги из его комнат и спрятал их от чистки Роберта. Но в том дневнике Эйгон писал о том, что ему приснилось, что появится угроза, с севера придёт враг, и всему Вестеросу придётся объединиться, чтобы победить его. Именно этот сон заставил его начать свое путешествие, его «завоевание», покорение Семи королевств, чтобы объединить их, чтобы они все вместе смогли встретить угрозу. — Вот только Эйгон, покоривший Семь королевств, умер триста лет назад. Белые Ходоки еще не начали беспокоить Вольный народ и Дозор, это началось всего несколько лет назад! — Ему приснилось, что войну поведёт «Эйгон Таргариен». — О. — Джон потерял дар речи. — И ты думаешь… Из-за того, что он назвал меня Эйгоном Таргариеном… Что я… То есть я… Я имею в виду… — Я ничего не говорю, Джон. Эйгон Завоеватель, думал, что это он. Какое-то время Рэйегар думал, что он — Обещанный Принц. Но в конце, пророчества ничего не значили. — Я не какой-то завоеватель, который собирается силой заставить Семь королевств следовать за мной! — воскликнул Джон с осуждением. — Я не хочу ничего этого! Я не… Я не король, Эддам! Я не могу править, я не знаю, как! Я не хочу Железный Трон! Да пусть Роберт подавится им, мне плевать! Эддам усмехнулся, позабавленный вспышкой его гнева — он был так похож на мать! — Ты прав. Ты не завоеватель. Но ты не видишь себя. Ты пять лет был лордом замка, и я уверен, твои люди любят тебя, и будут сражаться за тебя из любви и верности, не от страха. Вот почему я знаю, что ты будешь прекрасным правителем, потому то ты пробуждаешь в людях верность, не нуждаясь в запугивании для этого. И Джон, ты уже сказал кое-что совершенно необыкновенное, что-то, что не делал никто за восемь тысяч лет — ты объединил Ночной Дозор и Вольный народ, сделал из них союзников и друзей вместо врагов, которые пытаются уничтожить друг друга. — И меня убили за это, — пробормотал Джон со стыдом, отвернувшись. — Ты знал, что это опасно, и все равно сделал это. Ты прав, я не могу сравнивать тебя с Эйгоном Завоевателем. Скорее, ты похож на Джейхейриса Миротворца. Но ты ни то, ни другое, Джон. Ты — это ты. И ты можешь быть только собой. Эддам похлопал его по плечу и встал, собираясь вернуться на палубу, где его ждала Арья для урока боя. Джон уставился на конверт в своих руках, ища в себе храбрость, чтобы открыть его. Наконец он сорвал печать с серым лютоволком и расправил письмо. Мой дорогой сын, Я знаю, ты знаешь правду, но я отказываюсь звать тебя иначе. Потому что ты мой сын и всегда будешь моим сыном, Джон. Я прошу прощения, что не сказал тебе раньше, но не потому, что думал, что ты не сможешь с этим справиться, или потому, что я не доверяю тебе, а из любви и, если честно, в какой-то степени из страха, что я потеряю одного из моих сыновей. После смерти твоей матери я держал тебя в своих руках и плакал. Это были слезы горя из-за ее ухода, и слезы радости — из-за тебя. Ты стал моим сыном в тот момент, Джон, и ни разу в жизни я не сожалел об этом. Я знал, что объявить тебя моим бастардом будет не так просто, как мне казалось, и лишь позже я осознал, что никогда не понимал, как это повлияет на тебя, но я принял решение защитить тебя, и не сожалею об этом. Если бы это стоило мне моей жизни — если это будет стоить моей жизни — я все равно буду считать, что оно того стоило. У тебя есть дети, ты понимаешь, о чем я. Я надеюсь, что ты примешь это, примешь то, что я твой отец. Я не говорю, что ты должен отказаться от Лианны или Рэйегара, я просто говорю, что ты особенный, сынок, любящий и достойный, что ты заслуживаешь большего. Что бы ты не решил делать с этим знанием, знай, что я здесь и поддержу тебя безусловно. Если ты хочешь забыть об этом и вернуться на Остров Блаженных, чтобы жить в мире с твоей семьей, то пусть будет так. Если ты хочешь заявить права по рождению, чтобы защитить Семь королевств от равнодушия Роберта и жадности Ланнистеров, я встану рядом с тобой. Я не знаю, говорила ли твоя мать, но она назвала тебя. Она назвала тебя Эйгон Таргариен. Это имя невозможно было бы замаскировать, поэтому я изменил его, чтобы защитить тебя. Лишь тебе решать, каким именем зваться теперь, сын мой — и это единственное имя, которое никогда не покинет тебя.

С любовью, твой отец

Джон сглотнул слезы, подняв глаза от письма на заходящее солнце. Его голова кружилась от непонимания, любви, потери, обиды и невозможности. Три дня спустя он позвал Эддама и Арью в свою каюту и, почесывая Призрака между ушей, наконец сообщил им свое решение. — Я не позволю пыльным пророчествам и древним дневникам контролировать мою жизнь, как Рэйегар, — начал он. — Я не хочу Железный Трон, не хочу к нему даже приближаться. Но однажды я говорил Дэни, если это единственный способ защитить нашу семью, то мы сожжем Ланнистеров дотла. — Значит, ты будешь сражаться за трон? — спросила Арья. — Я найду мою жену, и мы вернемся домой. Если она согласится, что трон позволит нам защитить нашу стаю и Семь королевств, то мы это сделаем. Мы соберем поддержку, и я выкину Роберта Баратеона из Красного замка. Но не в том случае, если это вызовет смерти сотен и тысяч невинных людей в очередной кровавой войне. — Ты не сможешь избежать этой войны, Джон, — сказал Эддам. — Ланнистеры тебе не позволят. — Я не пролью кровь первым, — возразил Джон. — Ты наивен, если думаешь, что Ланнистеры склонятся перед тобой, если ты их вежливо попросишь, — сказала Арья. — Если ты думаешь, что можешь забыть об этом, возвращайся домой, и Серсея оставит тебя в покое, если ты запрешься на острове. — Тогда мы соберем армию и покажем, на что способны, — сказал Джон. — Даже они не настолько глупы. Тайвин Ланнистер не станет сражаться с армией, которую не может победить. — Давайте сначала найдём Дэни, — предложил Эддам, зная, что упрямство Джона не перебороть. Он знал Джона, он не хотел Железный Трон, он не хотел быть королем, он просто хотел вернуть свою прежнюю жизнь, и рыцарь не мог винить его за это. Попытка силой надеть на его голову корону ни к чему не приведет. — Подумаем о следующих шагах по пути на восток. Ваша Светлость. — Он поклонился, и Джон слегка покраснел. — Это другое, — пробормотал он. — Я знаю, что имя мне дала мама. Но меня еще назвали и мой… Нед. Я вырос, как Джон, и я не могу думать о себе, как о Эйгоне. — Я тоже, — сказала Арья. — Я не возьму имя Эйгон. Я Джон. — Джон Старлинг или Джон Таргариен? — не удержавшись, все-таки спросил Эддам. Джон уставился на маленькое окно. — Скоро мы прибуем в Новый Гис, — наконец сказал он. — А оттуда в Миэрин. И остальные двое поняли, что разговор окончен. *** Дэни посмотрела на берег, улыбнулась и сложила подзорную трубу. — Похоже на большой лагерь. Даарио взял у нее трубу и посмотрел сам. — Ну, лошадник был прав. Похоже нас ждут тысяч десять. Это не так хорошо, как весь кхаласар — это примерно сорок тысяч — но, полагаю, все они не успели добраться сюда. — Мы сможем взять город с таким количеством войск? — спросила она. — Если они запрут ворота? — Даарио опустил подзорную трубу и посмотрел на нее. — Нет. У нас нет осадных орудий, здесь нет деревьев, чтобы их построить, у нас нет натренированных к осаде людей, и у нас нет припасов, чтобы кормить людей и ждать так долго. — С теми, кто на борту, сколько у нас есть, тысяч пятнадцать? — настойчиво поинтересовалась Дэни. — Да. И, быть может, у Великих Мастеров Миэрина будет меньше войск. Но у них есть высокие стены, которые их защитят. И наверняка, запасы еды, которых им хватит на несколько месяцев, которых у нас нет. Дэни поджала губы, но больше не стала настаивать. Она помнила уроки мэйстера Лювина, как Андалам не удавалось завоевать Север тысячи лет просто потому, что они не могли пересечь Ров Кайлин. Да, высокие стены и болота были отличной мерой защиты. Или, в их случае, открытое пространство. Высадка должна была занять какое-то время, с учетом того, что они высаживались не в городской гавани. Но она была в первой лодке, что направилась к берегу, и дотракийцы тепло ее приняли и отвели к главному шатру посередине их лагеря. — Кхалиси! — улыбнулся Дрого, едва она вошла, и встал. Он с трудом скрыл оценивающий взгляд, и она улыбнулась, когда он отвернулся, как будто смутившись — в течение тех недель, что прошли с тех пор, как они покинули Волнатис, ее живот вырос, и ребенок наконец был заметен, хоть и слегка. Если прежде он смотрел на нее с жаждой ее красоты и власти, то теперь он смотрел на нее с уважением. — Как я и говорил, десять тысяч моих быстрейших всадников. — Я не сомневалась в твоем слове, — улыбнулась Дэни. — Долго ждали? — Прибыли этим утром, — сказал он, и она была впечатлена собранностью лагеря, который она увидела, ведь его поставили всего за несколько часов. Но опять же, подумала она, кочевники должны действовать быстро, иначе, постоянно собираясь и разбираясь, они бы никуда не уехали. — Из города что-нибудь слышно? — спросила она, и словно услышав ее, Ракхаро привел в шатер человека, которого сопровождали четыре раба с сундуками. Она подняла брови, увидев его нагрудник. — Медведь. Я рискну и предположу, что вы — сир Джорах Мормонт. Он с уважением поклонился. — Так и есть, принцесса, — ответил он на всеобщем. — Я прибыл по приказу вашего брата. Дрого позвал переводчицу, но Миссандея вызвалась помочь. — И что же хочет передать мой брат? — спросила Дэни. — Он благодарит Младших Сынов за выполнение контракта и через меня передает им плату. Он благодарит дотракийцев за сопровождение и обеспечение безопасности и так же предлагает им плату за любезность. Так же он оказал мне честь, предложив сопроводить вас в город, чтобы вы наконец смогли встретиться. — Понимаю, — сказала Дэни, складывая руки на груди и пользуясь шарфом, чтобы прикрыть живот. — Правильно подобранные слова, но, очевидно, всего лишь хитрая ложь. Корабль с бывшим капитаном Младших Сыновей уже должен был прибыть вместе с моими драконьими яйцами и без меня. К тому же, вы бы не знали о дотракийцах, если бы Меро вам не сказал. И самое очевидное: я выросла на Севере, сир, я знаю путь Севера. Мы ненавидим ложь, от нее нас сразу пробирает дрожь. Так что видите ли, я могу с большой уверенностью сказать, что вы лжете. Сир Джорах, несмотря на загар, покраснел. — Король… — Мне не интересно, что говорит мой брат до тех пор, пока это ложь, — сказала Дэни. — Передайте ему, что я поговорю с ним лично, на полпути между городом и этим лагерем. Наши армии останутся в стороне, и каждый из нас возьмет с собой лишь семь стражей, как гласят наши священные традиции. — Ему это не понравится, Ваша Светлость, — сказал Джорах, неловко. — А мне не понравилась смерть моих детей. Передайте ему это. И скажите ему, что я с нетерпением жду нашей встречи на переговорах. Джорах кивнул и начал отступать. Затем он остановился и повернулся к ней. — После того, как Роберт Баратеон предал меня, я думал, что если буду служить законному королю, это наконец даст мне возможность вернуться домой. Я следовал за вашим братом последние пять лет и уже знаю, что он не прибудет в Семь королевств, даже и если прибудет, то не завоюет их. Но вы… Вы напоминаете мне вашего брата, — сказал он, и она нахмурилась. — Рэйегара, — объяснил он. — И все же вы служите Визерису в Заливе Работорговцев, — сказала Дэни. — Интересное место, учитывая ваши прошлые преступления. Вы должны свою голову моему отцу, сир. Джорах опустил взгляд. — Я был ослеплен любовью и страстью и совершил ошибку. Живя здесь… Я осознал тяжесть моего преступления и готов на все, чтобы искупить вину. Дени сделала шаг вперед. — Что Визерис сделал с драконами? Он уже их продал? — Нет. Вчера астапорцы прибыли, чтобы обменять своих Безупречных на три яйца, Ваша Светлость, но сделка пока не заключена. — Сколько Безупречных? — спросил Дрого, и Миссандея торопливо перевела. — Восемь тысяч. С войсками Миэрина перед вами стены города и пятнадцать тысяч воинов, — открыл Джорах. — Подожди, — сказала Дэни Дрого по-дотракийски, прежде чем он выдал какую-то информацию. Сейчас самым важным было спасти яйца. Она вернулась обратно к всеобщему. — Доставьте мое послание. Передайте моему брату, что я надеюсь увидеть его завтра к полудню. Затем принесите мне мои яйца, и я позволю вам доказать, насколько вы раскаиваетесь, и, если это так, я дам вам свое прощение. И попрошу отца о том же. — Спасибо, Ваша Светлость, — в благодарность Джорах опустился на колени. — Но сир Джорах, — позвала Дэни, пока он повернулся к выходу. — Как королева, я впущу вас в Семь королевств. Но Север… Впустить туда вас может только мой отец. Он кивнул, печально, но понимающе. — Вы и правда дочь Неда Старка. Вы могли бы пообещать мне Медвежий остров, как Роберт, как Визерис. В моем отчаянии, я бы поверил. Но вы честны. Вы даете мне тяжелое задание, не обещая того, что я хочу, и все же, я верю вам куда больше, чем я когда-либо верил этим двоим. — Ложь приятно слушать, сир Джорах, но трудно проглотить. Я буду ждать вас. Опальный рыцарь снов поклонился и наконец ушел, все четверо рабов ушли с ним, опустив голову, отчего к горлу Дэни подкатила желчь. — Вы правда верите, что он предаст вашего брата? Вот так? — спросил Даарио. — Может быть, — пожала плечами Дэни. — А может и нет. Визерис и так знает, что я хочу яйца, это его не удивит. Что мне терять? — А вы игрок, — медленно улыбнулся Даарио. — Значит, гонца убивать не будем? — Зачем вообще это делать? — Она была в шоке. — Кто тогда доставит послание? — Некоторые считают, что смерть гонца уже послание само по себе, — пожал плечами наемник. — Которое трудно прочитать. И определенно не то, которое может доставить мне желаемое. — Она повернулась к Дрого. — Ты сможешь послать со мной четверых своих людей для сопровождения? — на его языке спросила она. — С удовольствием, кхалиси, — ответил он. — Я буду одним из них. Она улыбнулась, поблагодарила его и позволила дотракийке отвести их в такой же большой шатер неподалеку, который, видимо, поставили для нее. — Ваша Светлость? — позвала Миссандея, когда Дэни легла на бок на подушки. — Да? — повернулась Дэни к ней. — Вы правда это можете? Видеть, когда люди лгут? — Нет. Ну, с моей семьей, да… — Дэни улыбнулась. — Особенно, с моей дочерью, когда она говорила: «Нет, мама, я не ела последнюю печеньку…». — Дэни сморгнула слезы. Что бы она не отдала, чтобы дать Лианне еще одно печенье… Маленький Эддам не очень любил сладости, но Тирион приучил его к бекону, привычке, которую она пыталась сломать. Она бы отдала собственную жизнь, лишь бы еще раз пожурить сына за его пристрастие к бекону. Она прочистила горло, возвращая на место маску сдержанности. — Но не с кем-то, кого никогда не видела. Но этот риск того стоил? Миссандея только мягко улыбнулась, решив никак это не комментировать. *** Дрого предложил ей выбрать из его табуна любую лошадь, кроме его собственной, и Дэни, проигнорировав вспышку боли, вспомнив оставшуюся дома белую кобылу, и выбрала красивую серебристую. Солнце жарило безжалостно, как обычно на юге, и Дэни нахмурилась, увидев установленный на месте их встречи роскошный шатер. — Что это? — спросила она. — Они поставили его за ночь, — сказал Даарио. Что ж, по крайней мере, у нас будет тень, подумала она. — Милая сестрица! — позвал Визерис, и Дэни обратила взгляд на него. Он был высоким — хоть и не таким высоким, как Рэйегар в ее снах; у него была бледная кожа, серебристые волосы и бледно-лиловые глаза. Водянистые и равнодушные, они все равно напомнили ей глаза Лианны, и ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать боль внутри. Впалые щеки и резкие черты его лица, и лихорадочный блеск в его глазах заставили ее подумать о том, что в нем, быть может, было слишком много от их отца. Он был одет в шелка и шерсть, несмотря на жару, а в рукаве его туники явно прятался какой-то мешочек. С учетом того, какими тонкими были его руки, меч на его поясе явно был декоративным. — Брат, — поздоровалась она. — Должна сказать, это явно недешевый способ поговорить со мной. — О, милая сестрица, какой из меня старший брат, если я не спасу тебя от твоих тюремщиков? — Ты явно справился бы лучше, если бы твоей целью было горло Узурпатора, но не мои дети, — сказала она, спешившись и подходя к шатру, украдкой осматривая каждую деталь — «Всегда будь пространством вокруг себя», говорил Эддам. Она увидела Архимэйстера в стороне, его лицо было обмякшим, а глаза пустыми, словно перед ней был умалишенный, что, как ей показалось, было лишь притворством. Рядом с ним лежали ее драгоценные яйца — на голубом вельвете, в сундуке, который специально для них вырезал дядя Бенджен, зимняя роза Старлингов гордо сияла во внутренней стороне крышки. Рядом с ним стоял Джорах, кивнувший ей — это было достаточно невинно, чтобы это можно было принять за проявление вежливости, но она все поняла: он не смог прийти накануне, но сейчас он на ее стороне. Дорея свернулась в комок по другую сторону от сундука, и у нее определенно бывали и лучшие дни: один ее глаз был заплывшим и закрытым, нос был явно разворочен в сторону, а платье превратилось в лохмотья. Рядом стояла женщина средних лет, а по другую сторону шатра стояли шесть стражей Визериса. — Ублюдки ублюдка, — сказал он, отмахнувшись, — ничего не значат. — Дэни, не пошевелившись, просто смотрела на него. — Идем же, выпьем! У меня есть тост, давай выпьем за нашу встречу! — Ты убил моих детей, назвал их помехой, и думаешь, что я присоединюсь к твоему тосту? Он фыркнул, раздраженный. — Милая сестрица, я надеялся, что мы сделаем это легким путем, но ты делаешь это невероятно трудным! Видишь ли, я и Великие Мастера составили чудесный план по возвращению трона нашей семье. Идем, присядь, позволь рассказать о нем! Сир Барристан был прав, подумала Дэни, Визерис без того был слишком похож на отца уже двадцать лет назад, и жизнь в изгнании, в одиночестве, определенно никак этому не помогли. Она внезапно вспомнила сон с ее матерью и то, что она сказала: «Как бы я не сожалела об этом несчастье». Визерис снова предложил ей кубок с вином, но Дэни только подняла бровь. — О, да во имя богов! Почему ты все так усложняешь, как надоедливый ребенок? — воскликнул Визерис. — Ты не имеешь права меня осуждать! Не когда ты выросла в замке с горячей едой в животе трижды в день! Твой бастард-муженек осыпал тебя драгоценностями, хоть и держал в качестве игрушки! А я все это время был один, все время в бегах, ища настоящих друзей, которые бы поняли, что перед ними истинный король! Пытаясь освободить тебя, пытаясь вернуть наш дом и наш трон! Так что нечего ныть о маленьких ублюдках, которых силой вынудил тебя выносить ублюдок! Они ничего не значат! Они были цепями, которые держали тебя за твои ноги, чтобы ты осталась и хорошо себя вела, а не восстала против Узурпатора. Ты просто глупышка, если даже не понимаешь, что я спас тебя! Я освободил тебя от их когтей, я лишил их заложников, которыми они пользовались против тебя! А ты только и сидишь, изображаешь тут из себя несчастную. — Он фыркнул и сделал большой глоток из кубка. — Видишь, не отравлено! Да что за монстром ты меня считаешь? Дэни решила не отвечать на то, что посчитала риторическим вопросом. Она понимала, что жизнь Визериса отличалась от ее. Несмотря на все ее трудности, отношение Кэйтилин, оскорбления лордов из-за ее отца, постоянная угроза того, что Узурпатор мог потребовать обезглавить ее, у нее всегда была крыша над головой и теплая еда. У нее была любящая ее семья. Но ничто из этого не могло оправдать Визериса. Она вновь ощутила странную тягу к сундуку, но заставила себя сконцентрироваться на брате. Она приняла кубок и, убежденная, что он не настолько безумен, чтобы отравить ее, сделала глоток. Оно было теплым и ужасным на вкус, так что она быстро отложила его. — Не по вкусу, милая сестрица? — с улыбкой спросил Визерис. — Не очень. И оно теплое. Один мой хороший друг сказал бы, что мало что может быть хуже теплого вина, — улыбнулась Дэни, вспомнив Тириона. Уж он точно сумел сбежать. Когда похитители увезли ее, он уехал в деревню и только должен был проснуться. К тому же, он сбежал из Утеса Кастерли от сестрицы, которая была готова на все, чтобы убить его. Наемники это мелочь. — Ты просто обязана рассказать мне, сестрица, как ты сумела уговорить дикарей помочь тебе, — сказал Визерис, наливая себе еще один кубок, вернувшись к ровному тону после вспышки злости, как будто этого и не было. — Как ты вообще их понимаешь? — Он бросил взгляд туда, где рядом с Дэни стояла Миссандея. — А, конечно, переводчица. Тупые наемники сказали, что ты не говоришь на валирийском, — фыркнул он, — это нам придется исправить, разумеется. Шлюха, которую я отправил учить тебя сказала, что Узурпатор запретил тебе учиться. Но еще не поздно. Нельзя же таргариенской королеве игнорировать наше славное наследие? — Королева? — переспросила Дэни, начиная чувствовать накатывающий жар, и не в последнюю очередь из-за раскрытого, еще в такой прямолинейной манере, предательства. — Ну разумеется, сестрица! Как же я могу быть правильным драконьим королем без валирийской жены? — Ты собираешься на мне жениться? — Это семейная традиция! — счастливо воскликнул Визерис. — Наши собственные родители были братом и сестрой! — И к чему это привело, — пробормотала она тихо, но он был слишком увлечен своими иллюзиями, что обращать на это внимание. — И, разумеется, у нас будут дети чистой валирийской крови! — сказал он, и Дэни окаменела. Человек, который убил троих детей потому, что они ему мешали, не станет колебаться в том, чтобы убить нерожденного малыша по той же причине. — С тобой все хорошо, милая сестрица? — спросил он, и, повернувшись к нему, Дэни увидела его сардоническую улыбку. — Что ты сделал? — спросила она, чувствуя, как закружилась голова. Она в тревоге перевела взгляд на свой кубок, усмешка Визериса стала шире. — Видишь ли, Меро сказал мне, что тебе стало плохо во время путешествия. Шлюха сказала, что капитан держал ее при себе вместо того, чтобы отправить служить тебе, как я ей приказывал, так что жалкая девчонка говорит, что ничего не знает. Но у моих друзей возникла теория. — Он дернул ее за руку и за платье, натянув ткань и обтянув живот. — Похоже, они были правы. — Ты дал мне лунный чай?! — Ее живот начал слабо сокращаться. Ее охранники зашевелились, ничего не понимая, но видя боль на ее лице. Она быстро сказала им не подходить. — Что такое лунный чай? — спросил Визерис. — Нет, не надо, это не важно. Это не лунный чай. Видишь ли, наша подруга, — указал он на женщину, — мейега, разве это не великолепно? — засмеялся он. — Я просто в восторге от этого заклинания, скажи ей, Мирри, скажи, что оно делает! — Ты кровь дракона, — медленно улыбнувшись, сказала Мирри Маз Дуур, словно гордясь собой и своими умениями. — С этого момента ты сможешь выносить только ребенка, чей отец дракон. Дэни ощутила, как заколотилось сердце. Джон был волком, не драконом. Их ребенок был драконом только наполовину, он или она не были дитем дракона. Схватки усилились, и она обняла себя, согнувшись, пытаясь взять боль под контроль. Миссандея опустилась на колени рядом, поддерживая ее, и Дэни ощутила, как растет паника. Она потеряла Лианну, Маленького Эддама и Эймона, и теперь и этот маленький никогда не увидит солнечный свет. Боль медленно утихла, пока она не смогла свободно дышать. Каждое сердцебиение кинжалом впивалось в грудь. — Не стоило тебе это делать, — сказала Дэни, резко выпрямляясь. — Так просто будет проще, — отмахнувшись, сказал Визерис, словно они обсуждали погоду, а не столько серьезную тему. — Теперь, когда мы избавились от маленького ублюдка, ты поймешь, что твоя истинное назначение — послужить нашей семье, нашему дому, обеспечив его, величайшую династию, какую только видел мир, истинными наследниками! — Схватить их, — приказала Дэни по-дотракийски, и лорды-всадники, которые до этого не понимали ни слова, с готовностью подчинились. Ее приказ на чужом языке дал ее страже преимущество над стражами Визериса. Но что действительно опрокинуло чаши весов, так это то, что Джорах в последнюю минуту сменил сторону, взяв мейегу в заложницы. Архимэйстер воспользовался беспорядком, чтобы встать, отбросив притворство, и бросился к Дэни. — Вам больно, моя королева? Но Дэни была отвлечена, снова притянутая драконьими яйцами, чувствуя, что ее направляет рука судьбы. — Предателя тоже, — сказала Дэни. Дрого прижал Визериса к сундуку, сир Джорах сжимал мейегу, а Даарио занес аракх над плачущей Дореей. Погибли один дотракиец и один из Младших Сынов, еще один наемник был ранен, но все шестеро стражей Визериса были мертвы. — Простите, моя леди, — всхлипывала Дорея. — Я думала… Он… Так долго… Я думала, он сдался, моя леди! Простите меня! Простите! Дэни встала перед ней. — Так это правда? — спросила она, но Дорея, извиняясь, только разрыдалась еще сильнее. — Он забрал меня из дома удовольствий, моя леди! Он сказал, что если я не сделаю, что он хотел, он вернет меня туда. И что он позаботится о том, что я пожалела об этом. Вы не… Женщины без защиты… Это ужасно, моя леди! Но Дэни не могла жалеть ее. О чем она думала, что Дэни позволит отослать ее в дом удовольствий за то, что она защищала ее семью? — Ты провела пять лет, служа мне, играя с моими детьми, заплетая волосы Лианны и зашивая одежду Маленького Эддама, и ты стала частью плана убить их? — Дэни была в такой ярости, что ее голос дрожал. Дорея начала мотать головой, и Визерис, беспокоясь, что она может рассказать, что нападение на замок было не больше, чем галлюцинацией, вызванной зельем, вмешался. — Это возмутительно, ты назвала своего бастарда в честь шлюхи, соблазнившей нашего брата, из-за которой мы лишились трона! — Дрого не понял его слов, но тона было достаточно, чтобы Визерис получил увесистую оплеуху. — Ты позволишь этому животному так со мной обращаться? Я король Семи королевств! — Ты изгой Семи королевств, — странно спокойная, сказала Дэни. — Ты заплатил наемникам, чтобы они похитили меня и убили моего лорда и супруга и наших детей. За эти преступления, я… — Ты не можешь меня судить! — воскликнул Визерис, вне себя от гнева. — Я король! — Хорошо. — Дэни чувствовала, что ее ярость и гнев растут, словно снежный ком, кровь становилась все теплее, горячее, пока едва не вскипела. — Забудем пока о Железном Троне. Ты забрал меня с Севера, и я позабочусь о том, чтобы правосудие Севера было исполнено. За преступление похищения и убийства я, Дэйенерис Бурерожденная из дома Таргариен, леди Крепости Полуночи и Острова Блаженных, во имя лорда Эддарда из дома Старк, Хранителя Севера, признаю тебя виновным и приговариваю тебя к смерти. — Ты не можешь….! — Визерис потерял над собой контроль, попытавшись броситься на Дэни. Дрого остановил его, вновь оттолкнув, и он запнулся о сундук, упав на землю. Когда он попытался встать, Дрого наступил на его ногу, и кость с громким звуком сломалась. — Хватит! — по-дотракийски воскликнула Дэни, когда он занес свой аракх. — На Севере мы следуем старым традициям, — сказала она, глядя на всхлипывающего, жалкого Визериса — вся его храбрость вылетела в окно. Она не находила в себе ни грана жалости. — Его жизнь принадлежит мне. Я огласила приговор, я и взмахну мечом. — Она повторила это и на всеобщем, чтобы Визерис понял. Дрого широко улыбнулся, видимо, согласный с этим. — Дэни, пожалуйста! Дэни, я… Я не хотел… — Он продолжал умолять, но Дэни повернулась к нему спиной. — Он не сможет сбежать, но остальных двоих предателей привяжите, — приказала она по-дотракийски, и ее приказ поспешили исполнить. — И возвращайтесь в лагерь. — Но Ваша Светлость… — начала Миссандея. — Я знаю, что делаю, — осекла ее Дэни. Она повернулась к сундуку. — Только смерть может заплатить за жизнь, — прошептала она, и ее разбитое сердце болезненно запульсировало, когда она подумала о той искре жизни, которая только что угасла в ее чреве. Архимэйстер нахмурился, оглядев шатер, затем его лицо обмякло от неверия. — Моя королева… Это… Жертвоприношение… — Наказание за измену — смерть. Таким образом Дорея приговорена к смерти, — сказала Дэни. — Наказание за убийство — смерть. Мейега убила моего ребенка, и я приговариваю ее к смерти. Это не жертвоприношение ради жертвоприношения, Архимэйстер. — Когда двух женщин связали, Дрого предложил Дэни свой аракх, но она только покачала головой. — Возвращайся в лагерь. Или, по крайней мере, отойдите от шатра на безопасное расстояние. — Как ты убьешь их? — спросил Дрого. — Я Таргариен. Мы встречаем врагов с пламенем и кровью. — Ваша Светлость, вы уверены? — настойчиво повторил Марвин, понимая, что она собиралась сделать. — Да, — ответила она, не отрывая глаз от трех драконьих яиц, чувствуя невиданную прежде уверенность. Никто не говорил ей, что делать, но она просто знала. Она повернулась к старику: — Я знаю, что должна сделать, Архимэйстер. Вы слышали Кинвару — я дракон: дочь драконов, невеста драконов, мать драконов. — Она потянулась к ближайшей жаровне, окунув руки в пламя, с благодарностью впитывая тепло огня, пока остальные вновь затрепетали. — Пламя мое — я сама пламя. Я должна это сделать. Марвин вспомнил свой визит на Стену и бросил взгляд на упавшего на пол шокированного Визериса. — Посмотрите на свою руку, моя королева. Так дракона не убить. — Тогда Визерис умрет за свои преступления после того, как станет свидетелем тому могуществу магии, что течет в наших венах, — ответила она. — На три яйца — три смерти: Дорея, мейега и мое дитя. Марвин прикусил губу, но прежде чем он успел поделиться своей теорией о так называемом яде — теории, которая раскрыла бы предполагаемое происхождение Джона Старлинга — раздался звон металла, и они повернулись на звук: ошеломленный невосприимчивостью сестры к пламени, Визерис подполз к еще одной жаровне и перевернул ее, разлив масло и распространив огонь по шатру. — Идите! Сейчас же! — сказала Дэни, толкнув свою жаровню в сторону сундука с яйцами. Люди кинулись прочь от шатра, забираясь на лошадей и отъезжая подальше от пожара. Дэни прошла по шатру, опрокидывая все жаровни и распространяя огонь повсюду. Ее платье уже горело, и она встала перед братом, который пытался отползти от огня, который уже поглотил его одежду и начал поглощать его кожу. — Нет! Нет, нет, нет! Останови это! Останови это! Я драконий король! Я последний дракон! — Ты не дракон, — спокойно сказала Дэни. Языки пламени обняли ее, словно плащ, приветствуя ее в своем жаре, как старую знакомую. — Пламя не может убить дракона. — Дэни! Как… — он завопил от боли. — Как ты можешь это делать! — Я Дэйенерис Бурерожденная из дома Таргариен, — ответила она на валирийском, заставив Визериса в шоке поднять на нее взгляд. — Я пришла от силы Четырнадцати Огней, от крови и семени Эйгона Завоевателя. Я — огонь, и огонь принадлежит мне. Ты… Ты слаб. И пламя находит тебя недостойным. К крикам Визериса добавились вопли мейеги и Дореи, пока пламя жрало их плоть и, наконец, их сердца одно за другим остановились. Едва это произошло, огонь взвился ввысь, и за его ревом Дэни услышала слабый звук треснувшей скорлупы.