почти искусство

что ты называешь свободой? можно ли назвать человека одинокого свободным? вряд ли. так же, как и несчастным. так же, как и счастливым. я скучаю по тебе, и эта окова - тяжесть - боль висит грузом, мешая свободно дышать. мы зачем-то кричим, что счастливы и свободны одни. друг без друга. без касания рук и теплоты губ. без слияния тел и души воедино. свободны?... в этом моя сила? чем дальше друг от друга, тем тише кричим. чем меньше общих знакомых услышат, тем тяжелее и ленивее, бессмысленнее об этом говорить, и, как итог, ты уже шепчешь, доказываешь: "вот! смотрите! я сво-бод-на-я!", и от этого становится смешно. что для тебя свобода? я - не свободна. мое сердце занято, о чём кричит каждая частичка моего тела, выливаясь в грязь в отношении тебя, но я не свободна. это так смешно. так забавно видеть, как рушится мир человека, как рушится он сам, как не может без зависимостей и ищет замену человека в человеке ненужном и временном, в сигаретах и море алкоголя. я ищу спокойствие в выдуманной, несбыточной мечте - утопии; но от нее колотится сердце ещё чаще, будто крича: "а без нее уже не можешь, да?" "кончилась твоя "свобода"?"...

***

я еле сидела. стул казался до безобразия холодным, хотя помещение было теплым, костюм слишком тесным, прическа слишком тугой, а руки палевно трясущимися. "есть то, по чему ты действительно сегодня скучаешь?" - нет, пусть не спрашивает, сделает вид, что это не про неё, но она подмечает. - "я имею в виду Серябкину.". я тяжело вздыхаю и безнадежно вру - вру так, как и обещала врать - безвозвратно, безостановочно, беспрерывно и бесстыдно, что печально - по привычке. и захлебываясь в собственной лжи, я обвиню в этом её. "меня раздражало, что она очень врет. много врёт, всегда врёт. но зато она очень красивая." - до конца соврать не получилось, она и правда была иконой, воплощением весны и осени в одном лице, тяжёлым дыханием, надрывным шепотом умирающего, и это невероятно грустно. рукам больно от невидимых, но крепких до жути оков, отчего я не могла оставить ладони в покое, вечно их перетирая: "я скучала, я о ней думала, думала, как же все так чудовищно произошло..."... и в надежде, что меня больше об этом не спросят, я отвечаю, что она любит его. того, кого отцом считала. ей будет больно, и она при встрече обязательно обвинит меня в бессовестном эгоизме, а я лишь улыбнусь надменно, тайно любуясь ее злато-карими омутами... сейчас Оля сидит и волнуется перед первым выступлением "serebro". Хельсинки. так много не знаем, так о многом молчим, и лишь за руки робко хватаемся, улыбаясь. Марина явно была лишней. и я чувствовала с этой женщиной хоть что-то. "что-то" - так смешно звучит, и Оля, наверное, считает так же. и страшно, и тайно, но я ее люблю, и я уже это знала. прошло 4 года, как я держу ее за руку. женская дружба существует, но между нами дружбы давно нет. потому что мешается любовь. -я в туалет. - она с дикой неохотой разжимает ладонь, пока я все ещё смеялась с недавно выданной ею шутки. -ты только не бойся. - в поддержку шепчу я. -я не боюсь. - о боже, как сильно она палится. -ладно, раз такая смелая... и до выхода оставалось около получаса, а перед глазами уже вспышки и искры от адреналина. я даже не посмотрю в ее сторону на выступлении, и это будет моим главным адом и упущением, пожалуй. Киркоров за кулисами пожмет руки в знак уважения, но я буду назло держать её при себе, чтобы дать понять всем, но не ей, что эти руки дают мне жизнь. она напишет об этом песню. и это будет хитом. а я буду тонко чувствовать ее душу хотя бы так. мы, наверное, просто потерялись и так и не нашлись. мы все так же втихаря от Максима Александровича обменивались сигаретами и курили после записей первых песен. продюсер пророчит нам небывалый успех, но нужен ли он? да, после "евровидения" мы действительно стали звёздами. и ее глаза горят от цифр продаж дисков, и мои горят, и все счастливы, и я ее целую. впервые целую под десятым шотом. мы праздновали победу - нашу первую победу - и потом я буду пиздеть при первой же возможности, как мне было тяжело играть на сцене дружбу и любовь. она светится после записи "опиум роz", но все почему-то спрашивают меня, почему она такая счастливая? что я с ней сделала? жаль, что потом каждый, кому не лень, спросит, что я с ней сделала и почему она такая убитая. но мы этого ещё не знаем. -я ночую с Мариной. - нам дали два номера после первого громкого концерта, и пришлось делить, и ты выдаешь эту фразу, "спасая ситуацию", а я лишь скромно улыбаюсь, ревниво переспрашивая: -да? ты считываешь это, улыбаешься односторонней улыбкой, и будто с вызовом утверждаешь: -да! я падаю на кровать в пустом личном номере, все думая - хули ты такая загадочная? руки белеют и потеют, я их вечно потираю - уже вечная привычка растирать их от нервов. но я все улыбаюсь в потолок, закуривая сигарету, и не сводя сияющих глаз с потолка, шепчу будто богу: -я правда это счастье заслужила?... и ты не верила. и я. я нашла колечко в ванной чьё-то, тут же разделив радость с тобой. я протягиваю его тебе смущённо, целуя в губы на полных правах, и официальностью не пахло - ты теперь моя. и мы встречаемся. и после записи альбома ты мне шепчешь так же сексуально и робко одновременно - строишь паиньку, чертова убийца, - что весь альбом посвящен мне. я до последнего не верю, дарю тебе всю себя без остатка. ты напишешь про это колечко стих и назовешь его "амулет". и "убийцу" мне посвятишь. и я буду плакать, листая в "читай-город" твой сборник, пока не видит муж. и дочка позже спросит, что за тётя стоит со мной такая счастливая. а я отвечу, что это злая тётя, которая убивала меня не один год. и ты обвинишь в этом меня бессовестно... я уйду с того кресла, будто очнувшись ото сна; все, что наплела там, чистый пиздеж, и лишь ты расскажешь правду, хотя обещала соврать. -не было никакого романа Серябкиной, ало, ребят, хватит... - я скажу это с максимально серьезным лицом в прямом эфире в инстаграм, как только его изобретут, - это всё пиздеж, всё... но мы ещё об этом не знаем. сейчас мы радуемся глазам друг друга за столом, отмечая третье место. ты губами шевелишь: "я тебя люблю". и я кивну с улыбкой на лице. "я влюблена в убийцу, раздвинь мои границы. люби меня, убийца, мне все равно не спится..."