почти искусство

раз. холодный пистолет в руках стынет ещё больше. снег хлопьями валится на её ресницы, она вряд ли увидит, но я сыграю. сделаем вид, что истинные патриотки своей страны, сыграв в "русскую рулетку". дуло прислоняется к виску. снегом замело, не видно ничего, кроме её силуэта, да и дышать стало нечем. -я вот Олю полюбила однажды... сильно полюбила. - я смеюсь, затаив дыхание; глаза, что очевидно, забегали, когда ты выдаешь на интервью всё, как есть. - зря, наверное... шутка оказалась с долей правды, но я продолжаю улыбаться, и ты сядешь на коленки, чтобы извиниться привычным тебе образом. Лена, моя Лена. я тебя донельзя ненавидела." выстрел. пули нет. воздух бьёт до головокружения в висок. два. Лена перехватывает и молча подставляет тоже. воспоминания жгут. велика вероятность, что выстрел будет точным. это точно её убьет. теплые руки тебя касались, дав понять, что постоянные прятки от общества стоят того. -не ставь только засос... - еле дыша, у тебя хватает сил ещё давать наставления. -почему? -просто не ставь. - я послушно киваю, глотая горечь, понимая, что это потому, что муж может увидеть. будущий муж. станет ли он твоим мужем? станет. и это будет тем самым выстрелом. но ещё не выстрел. три. снова воздух. голова Лены откосила от пистолета, и будто сквозь снег я вижу, как она потирает место. тяжкий вздох - секунда после - и руки передают мне его снова. кажется, мы решили играть до смерти. какая-то усовершенствованная русская рулетка... -алло? -да, любимый. - ты уселась во время перерыва съёмок "я тебя не отдам" в угол у панорамного окна, рисуя пальцем на стекле какие-то картинки и тут же стирая их ладонью; ты внимательно слушала, что Дима тебе говорил, а я щурилась, скрестив руки на груди и отчего-то - зачем-то - почему-то всё ещё щенячьими глазами смотря на тебя в упор. будто не верила, что ты уходишь, отрываешься от меня, покидаешь меня и вновь оставляешь одну со своими мыслями, словно швырнув желтыми фантиками мне в след. и поделом мне. -я тоже скучаю. да, скоро буду. да-да... ты сбрасываешь вызов, подходишь вплотную, и я впервые за последнее время вижу твои зрачки не расширенными. и, наверное, так было правильно? -я замуж выхожу! - но взгляд дразняще вызывающий, кричащий: "вот, смотри, бесись!". -правда? -правда. нет, ты не делилась радостью, ты сама от этого была мало рада, но мысль, что ты мне сделаешь больно, делала тебя чуточку счастливее. хорошо, что хотя бы так я сделаю тебя счастливее. это была не любовь, это было насилие. я начинаю лупить тебя по-женски, как умею, детская пизделовка ладонями и ногами в беспорядочном направлении. ты отвечаешь. и в это время работали камеры. что же - отличный сюжет, не так ли? я бы с тобой в фильме не снялась. чуть позже напизжу, что это все - отсылка к реальному случаю в лифте. но это не будет в своем роде пиздежом, там мы дрались тоже... и это будет последним выстрелом. ты возьмёшь вину на себя и выстрелишь себе в висок. сама. ты сумела уничтожить и меня, и себя, и я, как твой верный напарник, поспособствовала этому.

***

-мой дядя после войны повесился. - Катя спокойно доедает суп в какой-то подвальной столовой самого убогого отеля, что я видела в своей жизни, пока я листала ленту инстаграма, читая посты о кровавых митингах в России. она безумно мило ела. было непреодолимое желание взять салфетку и подтереть ей носик и рот - я в нее, наверное, даже влюблялась, - но она умудрялась ещё и говорить, пока ела, и я старалась ее слушать и не уходить в свои мысли, что так соблазнительно манили. -он воевал в Афганистане. ему приходилось стрелять и убивать. он потом женился, но жить дальше не смог. он считал себя убийцей и... - Кищук в это время залипает в одну точку на пару секунд, это почему-то случалось периодически и не имело причины и объяснений, - и повесился. не справился. -жаль. -так что "омоновцы" - вряд ли люди. не люди они, как по мне. не знаю... Катя по привычке подтирает тыльной стороной ладони губы от борща - чисто русского и оттого жирного - и с горечью обнаруживает, что помада осталась на ладони. и где та сексуальная, вызывающе одетая и имеющая вульгарные, неприемлемые формы? потерялась. передо мной сидит обычная девчонка из Тулы, периодически посмеивающаяся от собственных неловкостей. -думаешь, эти митинги что-то дадут? -не знаю, Кать. - я оглядываюсь на всех мужчин в столовой - животных - что, облизываясь, наблюдают за тем, как она облизывает ложку, чуть ли не кончая от одного взгляды, ебучие свиньи. - может, дадут. сейчас 17 год. ещё все тысячу раз поменяется... -кстати, очень вкусный тут борщ. -ну, главное, что ты наелась! -а ты чего не стала кушать? - с ноткой заботы и тревоги спрашивает блондинка. -я не доверяю таким столовым. -зря. я в таких всю жизнь ела. -булочку куплю. она берет сумку, выпрямляясь и поправляя пышную грудь. я уже переняла эту привычку за ней - в какой-то степени это даже женственно. с ней я ловила флэшбеки. я видела Катю перед концертом, когда она держалась за штору кулис, будто вот-вот ее оторвёт. Полина распевалась, и из-за нее почти не было слышно шёпота солистки, что так нуждалась в помощи. я подлетаю, держа ее за талию, и аккуратно, не привлекая внимания и сдерживая нарастающую панику, сажаю ее на стол, задыхающуюся и изруренную. -ты чего, Кать? -мне плохо. флэшбек больно бьёт в висок: "мне плохо." - и мне пришлось вести Лену в туалет, засунуть два пальца ей в глотку, чтобы она выблевала все, с чем переборщила прямо перед концертом. перепила успокоительных, слишком сильно нервничала; но даже в тот момент, когда она блевала, я улыбалась, зная, что она не передознулась, она завязывает, а лишь выпила слишком много валерьянки. -почему тебе плохо? -страшно. я держу Катю за руку, с облегчением вздохнув - случай не похож на выше описанный. всего лишь паническая атака. -дыши и ни о чем не думай. расскажи мне что-нибудь... -что? - она с трудом дышит и еле слышно шепчет. -как день вчера провела? я держу ее за руку, и она вцепляется в нее ещё крепче. я затаила дыхание, сосредоточившись в моменте, и пока меня бросало то в жар, то в холод, ей становилось легче. казалось, я перенимала всю ее боль на себя, что дрожью пропитывала мою бледную кожу в мурашках. после концерта я еду с ней домой. ни о чем не думаю. такси, ночная Москва, радио, Катя рядом пиво пьет, да и я не безгрешна. все давно забыто. ветер развевает волосы на ветру, что в открытое окошко попали, она то лежит на мне, то сидит, то ножки закинет, то в щёчку целует. в такси играет песня, голос которой напоминает о прошлом, а текст и окончательно словно пересказывает нашу историю. "твоя вина в моей зависимости". "перед тобой ответ нести больше нет сил"... я подпеваю и палюсь, что слушала ее, хотя не должна, по контракту ли или из-за гордости. "меня прости за мои слабости..." "за мои..." и я простила. но назад, наверное, уже не хочу. или я просто пьяна?