***
Золотые глаза, рассматривающие его с другой стороны стола, сияют в полумраке. Он крепко привязан к странному стулу, а на шее и ногах висят тяжелые цепи. Где-то сзади кто-то рычит. Хозяйка давит. Он не знает, что в ней прячется, но это «что-то» заставляет его пригибать голову и отводить взгляд. Звук ее хриплого смешка каждый раз ощущается как пощечина. Черный дракон, размером с ирландского волкодава, лежит перед ним. Он спит. Уже что-то. Вчера Билл просто аппарировал его в черную комнату в полную темноту. Ночь бессонно прошла, но Чарли все еще не уверен, что утро уже наступило. По каким-то неясным для него причинам, он совершенно нагой, хотя явно помнит, как Билл матерился, пытаясь запихнуть покрывшиеся чешуей руки в мамин свитер. Все тело чешется, внутри рта открылись странные ранки и теперь кровили, и это он еще даже не видел красноту своих воспаленных глаз. Женщина цокает, вставая с кресла. Ее глаза смотрят до боли пронзительно, так и хочется или упасть на колени, или умереть в попытках этому противостоять. Ее волосы забраны в не слишком аккуратный хвост, а легкая бордовая мантия развевается при каждом ее движении, напоминая об Ужасе Подземелий. Она мягко хватает его за подбородок, что-то высматривая в его лице, вертя его вверх и вниз, влево и вправо. — Знаешь, Чарли… Быть обращенным довольно тяжко. — Рыжий сглатывает. — Родись ты таким, может и не было бы таких последствий, но… Удача определенно не на твоей стороне. Она отпускает его, разворачиваясь к нему спиной. Уизли опускает голову, смотря на женщину исподлобья. — Зови меня Хозяйкой и никак иначе. И даже не думай о побеге, пока я с тобой не закончу. Чарли ощупал цепи. Они неприятно холодили запястье и немного врезались в него острыми краями. Он чувствовал легкое жжение от них: то ли холод, то ли зачарование. — У тебя в данный момент есть несколько путей решения твоей проблемы и излечения среди них нет. Первый, самый очевидный: сдаться и стать драконом полностью, забыть то, кем ты был, а потом оказаться или в скользких руках укротителей, или заводчиков. Поверь, ни то, ни другое тебе не понравится. Второе: сопротивляться. Исход будет примерно тот же, так что можешь даже не утруждаться. И третий: усиливать свой разум и тело, и дай Бог, твоя вторая часть соизволит придти с тобой к компромиссу. Хозяйка знает о чем говорит. Барс, например, ее брат, стал драконом даже так. Он забыл о своей человечности, но разум у него остался. Жаль, что его морда и язык не предназначены для внятной речи. Не будь он ее братом- она бы отправила его на ферму. С мозгов разумных драконов наверняка можно нажить много богатств. — Так что же ты выберешь, рыжий? — Она садится на край стола, нервно подергивая ногой. Её приемная дочь подхватила эту привычку именно от неё. — Опять же, я не могу гарантировать, что последний вариант тебе поможет. — Что со мной будет, если… если я сдамся? Я понял, что мне будет больно, что меня припахают тренера, но их же здесь нет. Что сделаете со мной вы? — Чарли откашлялся. Его слюна во рту по вкусу и виду напоминает бензин. — Я отправлю тебя на ферму. — Она немного помолчала. Острый взгляд наконец сошел с лица Уизли куда-то в стену. — Ты станешь одним из оплодотворителей, если сдашься. Твои крылья, ноги и руки будут ампутированы, чтобы ты не мог сбежать. Твоя чешуя будет ежемесячно выдираться. Твои рога будут постоянно спиливаться. Твой рот так же будет зашит, чтобы ты не мог дышать огнем, а есть ты будешь через трубу, которую мы протянем прямо в твое горло. Ты так же будешь накачан зельями, которые затуманивают разум и поддерживают твою жизнь. Еще вопросы? Чарли сглотнул. Он, конечно, уже не будет собой, но, вероятно, все еще каким-то образом будет. Даже если Уизли забудет свое прошлое, он же останется собой, верно? Его спина невообразимо чешется. Он потирает её об деревянную спинку стула и слышит, как хмыкает его «похитительница». — Я не думаю, что моя семья позволит вам это сделать. — Тот, кто привел тебя, сказал, что если ты перестанешь быть человеком или хотя бы чем-то похожим на него, то я могу делать все, что захочу. — Хозяйка сощурила глаза, присматриваясь. — Ладно… — Чарли вздохнул. — Я… попробую укрепить себя. Но… что для этого нужно? — Окклюменция. С моими уроками ты быстро этому научишься. Что до твоего тела… Им займусь уже не я, а моя дочь, так что об этом позже. А теперь… защищайся!***
Холодный ветер обдувает серую шерсть. Оборотни пыхтят и фыркают у костров, палаток и кромки леса, болтая с обычными магами. Лес шумит на ветру, скидывая с себя тяжелые сугробы снега, иногда все же попадая в неосторожных волков. На небе медленно всходит полная луна. Фенрир хмурится, смотря в даль с обрыва. Они уже неделю прочесывают окраины Дублина, но пока так и не нашли ничего полезного. Глаз все еще показывает окрестности этого города, так что они еще не ушли отсюда. Другое дело понять, где они. Антонин стоит рядом, безбожно куря. Сивый кривится, когда ветер сдувает табачный дым в его сторону. Долохов же не курит, так что просто выпендривается. Это видно, потому что он иногда откашливается с непривычки. — Вот, слушай, Сивый. Ты стоишь себе на холоде и все-то тебе по барабану. А мне- холодно. Может ты меня куснешь, а я вот мехом обрасту, м? — Если я тебя кушу, Антонин, то Лорд мне голову снесёт. — Оборотень поворачивается к своему русскому другу, смотря на него сверху вниз. Долохов не настолько низкий, но все же ощутимо ниже Фенрира. Волк бросает в него свою куртку. — Ты почему ничем не занят? — А я должен? Твои ребята уже переделали всю работу по лагерю и теперь скучают, пьют пиво и играют в карты. — Антонин закутывается в дубленку. — От неё пахнет мокрой псиной. Ты её давно стирал? — А как же наблюдение за Люпином и Блэком? — Оборотень игнорирует замечание о запахе. — Они дети, что ли? Тем более, они уже давно спят. Не всем же полуночничать. — Фенрир фыркает, закатывая глаза. — Я просто привык к такому распорядку, как и моя стая. — Ну да, ну да, я напомню тебе об этом в следующий раз, когда ты будешь дрыхнуть в десять вечера и пускать на подушку слюни. — Это было один раз! — Это была моя любимая подушка! — Антонин почти кричит, но смеётся. Фенрир отводит взгляд от друга, стараясь не щуриться от его яркой улыбки. Антонин все же отходит назад в лагерь, собираясь взять себе и коллеге по кружке горячего шоколада. Хоть Сивому и не холодно, русский все же не хочет, чтобы волчара простудился. Фенрир смотрит ему в след, немного грустно, но быстро одумывается, возвращаясь мыслями к своей миссии. Когда Долохов возвращается с двумя дымящимися кружками, Сивый уже сидит на пледе, вглядываясь в карту. — Держи. — Антонин протягивает кружку и присаживается рядом. — Мы обошли весь север, так что остался юг. — Почему-то у меня такое ощущение, что как только мы их найдем- они сразу же свалят. — Ну значит, мы найдем их еще раз, только быстрее. Плюс, мы не знаем, как часто они способны перебрасывать свою базу с места на место. Не беспокойся, волчок. — Антонин треплет его за волосы, пока Фенрир пытается спокойно отпить горячий напиток. Он почти с удивлением обнаруживает в нем маршмеллоу. В кружке Долохова их при этом нет. База находится под землей, естественно. Стая должна быть способна учуять магические следы или увидеть магические нити базы. Однако, все также зависит от глубины, на которой сидят орденцы. Если она слишком глубоко- они не смогут её найти. Конечно, можно устроить целые раскопки, взбить своими носами всю землю, но это не будет не замечено. — Слышишь, волче? Ау? — Антонин махает рукой прямо перед его лицом. Фенрир моргает пару раз и поворачивается к Антонину, врезаясь своим носом в его. — Я говорю, пошли спать. Как говорится, утро вечера мудренее. — …И кто же так говорит? — Волк шепчет, смотря на все еще касающиеся друг друга носы. Долохова это, видимо, не заботит. — Мои земляки. Ни разу не слышал? В любом случае, сейчас уже… примерно три часа ночи. Твоя стая тоже медленно расходиться по спальням. У нас с тобой общая, если ты не знал. — Антонин берет его руку, пытаясь поднять. — …Не знал. — Фенрир держится за неё крепко, пока Антонин ведет его к их палатке. В данный момент, Сивый будет разочарован, если у них раздельные кровати. Антонин о чем-то щебечет, но Фенрир не прислушивается, думая о своем. О его мыслях можно догадаться только по легкому румянцу. Фенрир никогда особо не думал о своей личной жизни. Он всегда считал, что его судьба- быть вожаком, опорой стаи, быть тем, кто отдаст в нее всю кровь, пот и слезы. Смотря на все еще несущего чепуху русского, он удивляется собственным мыслям. Антонин притягателен, нельзя не заметить. Бледное, длинное лицо, слегка искривленное давним вывихом челюсти и переломом носа. Поджарое тело, с широкими плечами. Пушистые черные волосы. И еще ямочки на щеках при каждой улыбке. Даже морщины его не старят, наоборот, именно про таких говорят, что мужчины стареют, как вино. Тем они красивее, чем они старше. И это только внешность, скольких слов еще не сказано о его характере. Пока Долохов протаскивает его сквозь раскрытый брезентовый вход палатки, Сивый принимает решение наконец перестать думать. Его мысли и идущие за ними планы могут сделать только хуже всем вокруг: от стаи до самого русского. Фенрир вздыхает и кривится, видя одну двухместную кровать. — Я посплю на полу. Антонин вскидывает бровь, разочарованный, но явно не удивленный. Он говорит что-то на русском, размахивая руками, усаживая оборотня на кровать, пока сам переодевается. Конечно же он путается в штанах и футболке, пытаясь надеть их одновременно. Сивый усмехается, сбрасывая с себя кофту и неудобные джинсы, собираясь спать в трусах. Антонин все же спотыкается и с грохотом падает на пол, крича что-то вроде «На помощь!». — Какой же ты дурачок, Мерлин. — Оборотень закатывает глаза, помогая другу выпутаться из плена ткани. — Обязательно было так торопиться? — Ни при каких условиях ты не будешь спать на полу. Я не хочу слышать твое нытье по поводу болящей спины. — Я никогда не жаловался на такое. — Оборотень фыркает, не собираясь спорить с Антонином. На кровати так на кровати. — А вдруг начнешь? Так что давай, держи. — Долохов кидает в него одеяло, чтобы не стаскивать свое посреди ночи. — И давай уже спать. — Ладно. — Фенрир накидывает на себя одеяло, отворачиваясь. На кровать со скрипом прилетает Антонин. — Спокойной ночи, Долохов. — Ночи, волче.