***
Санкт-Петербург, бывшая столица некогда огромной Российской империи. Огромное сооружение напоминающее средневековую крепость, что было открыто на вид реки Охты, — приток Невы. Позади неё за лесом скрывалась сама столица. Крепость будто скрывалась ото всех людских глаз, к тому же даже после падения монархии была окружена охраной. Но вместо императорской гвардии за и в здании находились красногвардейцы. И нет, не за тем, чтобы разнести всё до основания и награбить богатства Империи. Помимо отсутствия этих самых сокровищ, они присланы были сюда ради охраны. Чего же именно? Или кого? Ещё в середине XIX века эту крепость было сооружено по приказу самого Российской империи. Строительство было долгое, но благо они завершили строительство ещё до начала «Великой войны». РИ при завершении дал ей название: крепость «Божественных убийц» для заключённых-государств. Ссылаясь на то, что государства созданы Богом, и потому им даровано бессмертие и вечная память, было решено построить «вечную тюрьму». По задумке РИ туда будут ссылаться «не угодники», бунтовщики и исчезнувшие с карт страны. Эта идея казалось вполне отличной и многие государства поддержали такое решение. С началом войны её значения приобрело большую популярность в интересах не только России. Тут нельзя не вспомнить легендарную фразу, разлетевшиеся по всей Европе: «Обед у нас будет в Париже, а ужин в Санкт-Петербурге». Но тут главное небольшое дополнение к ней: «И ужин будет на вид «Божественной тюрьмы». И хоть даже сам Германская империя возражал тому, что это фраза была сказана его кайзером, сам не исключал возможность осуществления такого плана. Но пришла «Война, положившая конец всем войнам», и крылатая фраза не смогла быть реализованной. Но ГИ, утратившего свою великую империю, могло тешить лишь одно: РИ оказался в своей же тюрьме, причём с помощью своих излюбленных сыновей. Даже не пожалев семью своей родной матери-дворянки: имущество разворовано, дом сожжён из-за «несчастного случая», а мужчин отправлено в ряды Красной Армии. Вот каково было отношение двоих «близняшек», РСФСР и будущего «Союза», к своей родной семье. А что с судьбой старшего, Российской «демократической» Республики? Душа болит по нему у Империи. Не нужен ему целый мир, лишь увидеть своего любимого, храброго сына; хотя б в последний раз с ним поговорить и попрощаться. Но теперь ему приходится сидеть в холодных серых стенах, и ждать. Просто ждать. Будь-то охранник или кто-то из его бывших гвардейцев, что совершили предательство и в награждение получили высокую должность среди «низших». … Недалеко от крепости, подавая сигнал громким гудком, приближался пассажирский паровоз. Вскоре он остановился в том же лесу, а из него вышел длинный строй солдат, сопровождающееся кавалерийской группой. В середине строя находился новый заключённый — ЗУНР, закованный в кандалы. Свободны лишь ноги, с которыми он еле передвигался и в его спину постоянно тыкали острыми штыками, приказывая ему «быстрее шевелить концами». После этого упоминания некоторые издавали нескрываемый смех. Но ЗУНР никак не реагировал на такие насмешки, за жизнь он многое успел и ещё успеет наслушаться то классики, то новых извращённых ругательств. Войдя в крепость, его сразу же повели к «темницам». Они не были настолько ужасными, как в обычных тюрьмах, но весьма устрашающими тем, что в них он пробудет многие годы. А то и вовсе один, без ничего. Как… обычный преступник? Что он сделал, чтобы быть преступником? Он толком оружие в руки не брал, не устраивал политических драм против России. Даже не родился и не жил в этой проклятой стране, в которой вынужден сидеть. За что тогда? За то, что появился на этот свет? Родился, чтобы представлять Украину? Просто родился украинцем?.. ЗУНР опечалено вздохнул, уставившись в пол и следуя за двумя красногвардейцами. Они остановились возле одной из камер, но украинец даже не собирался глядеть куда-либо, полностью углубившись во внутреннюю пустоту. Он не знал, как он будет жить здесь, как к нему будут относиться, будут ли его вообще кормить или морить вечным голодом, пытаясь его убить. Возможно ли убить государство, которое существовало и будет вечно в памяти его народа? ЗУНР уверен в том, что нет. Это его последняя надежда на выживание, ему важно, чтобы его помнили. Чтобы помнили Украину, чтобы помнили, что они были, есть и будут украинцами, даже когда кто-то насильно пытается этому помешать. С заключённого сняли кандалы, а после, открыли решётку и, грубо взяв за руку, кинули прямо на пол. ЗУНР сильно ударился головой об острый камешек, из-за чего из его головы медленно начала течь дорожка крови. В глазах потемнело, но он ещё был в силах быть в сознании. Украинец, судорожно всхлипывая, еле приподнялся, но из-за дико дрожащих рук он всё так же лежал, упираясь локтями об пол. Мужчина пытался отдышаться и восстановить дыхание, но он уже был давно травмирован: во время того, как он пытался впервые отбиться от польских солдат, его сильно ранили в грудь, из-за чего у него возникла дикая боль в ней и затруднение дыхания. К сожалению, на его физическую форму сильно повлияла беременность, из-за которой он не был таким выносливым и стойким, как раньше. Западная Украина мало уделял внимание своему здоровью и телу, которое и так потерпело многие изменения, от чего это вскоре вылезло ему боком. — Україно?.. — послышался знакомый голос ЗУНР. Тот не сразу обратил на это внимание, думая, что из-за сильного удара ему начинают мерещится знакомые голоса. Когда это повторилось снова, мужчина решил оглядеться ради собственного интереса. Неподалёку, как оказалось, находилась похожее на кушетку, на которой кто-то лежал. Протерев свои красные и режущие от боли глаза, он пригляделся и убедился в том, что он здесь не один. В камере было не так темно, но и недостаточно светло, а может, что ЗУНР начал плохо видеть. Силуэт слегка приподнялся и присел, опираясь спиной об спинку койки. Внезапно сзади загорелся свет, который зажёг один из гвардейцев. ЗУНР увидел перед собой УНР с забинтованной рукой и грудью. Сердце первого, что от последних сил билось, резко замерло вместе со всем телом. Его светлые синие глаза, давно утратившие в себе жизнь, снова засветились. К этому прибавились капельки слёз, образовавшиеся на краях век. И тут сердце вновь застучало, но на сей раз быстро. Вместе с ним и сам ЗУНР ожил, пытаясь подползти к своему брату. УНР не хотел, чтобы тот из последних своих сил заработал себе ещё раны и ушибы, но он понимал, что не сможет переубедить его. — Брате мій! — произнёс ЗУНР, дополз до УНР и сильно обнял его. Тот сдержал стон боли, хоть ему надавили на ещё не зажившую рану. Западная Украина даже не обращал внимание на то, как ему трудно сейчас обнимать его, но эта боль не сравнима с теми чувствами, которые он сейчас испытывает. Спустя почти что два года сильных переживаний и столь сильных стрессов он наконец смог встретится с УНР, и не просто как с братом, а чуть ли не со своей родиной. Как же приятно видеть, что он живой, может говорить и видеть его. С ЗУНР тот точно будет в безопасности, хотя бы не станет совершать какие-либо авантюры, как в прошлом. Даже не смотря на то, что у них двое сыновей, их чувства никогда не перерастали в романтические чувства. Это было лишь вынужденная мера, ради своего народа и его будущего. Но не смотря на это, ЗУНР был счастлив оказаться рядом с УНР, обнять его и услышать его голос; поговорить с ним, узнать, каково его состояние и что с ним случилось. По его виду и так видно, что одиночество и отношение охраны к заключённым здесь заставляет желать лучшего. Когда он заметил бинты, то не скрыл свой испуг. Эта рана что, на практически всю грудь и руку? Что с ним произошло?! Кто посмел так поступить с государством? Ни один нормальный человек не совершит такое ужасное преступление. — Україно, як ти? — сдержанным тоном спросил ЗУНР, оглядывая бинты. — Я не зробив тебе боляче? Вибач, якщо так. — Усе гаразд, але не обіймай мене так сильно, — сказал УНР и убрал руки брата со своих плеч, держа из в руках. — Брате, в тебе кров тече. — Хіба? — спросил тот, а старший коснулся его головы и показал на рук след от крови. — Я навіть не зрозумів, що подряпався… Але мене все одно не відведуть до лікаря, це ж московити. Дай Боже, щоб не було інфекції чи иншої хирі. — Не хвилюйся, мені допомогли — і тебе перевірять. Не думаю, що після вагітності у тебе таке слабке здоров’я. — Але ці «красноармійці» мої нерви вже давно висотали. Зєло вони почувають себе царями зі мною, хоча за що вони боролись? За бажання кепкувати з країн? Ще й з обчих. — На жаль, серед них є побратим-білорус та українець з Харкова. Він був правий: нам не страшні московські воші, нам страшні українські гниди. — Зроби ласку, більше не говори про нього… Я такий радий, що ти біля мене, бо не міг уявити себе, як я буду без тебе тут… вікувати? На скільки ми тут взагалі? — Напевно, доки їхня система не зазнає подібної катастрофи. Не можу навіть уявити, наскільки люди можуть вірити в їхній соціалізм та комунізм і не помічати, що самі коять лиходійство. Я вже бачив практику — неможливо таке з людьми… Побачимо, скільки ця система триватиме. Може, через кілька років побачимо рідний, вільній Київ та Львів. — Твої слова як мед на душу, хоч ми в цій хурдизі, як миши в пастці… Посунься, не хочу сидіти на тобі, як на коханцеві. Хоть кушетка была на одного, УНР пришлось прижаться к стенке, чтобы его брат смог полноценно устроить своё место на ней. Старший всё время сидел и лежал, а ЗУНР постоянно был в дороге. Ему также положен отдых, особенно после штыков в спину. Недолго им пришлось уединиться, так как к ним начал кто-то приближаться. УНР, что пробыл тут несколько месяцев, не придал этому значения, а его брат, наоборот, сильно напрягся. Солдаты, что стояли по две стороны решётки, выровнялись и отдали честь тому, кто приближается к этой темнице. На них идёт надзиратель, другое высокопоставленное лицо? Было слышно, как идут несколько человек, поэтому они посмели предположить, что персона, идущая к ним, имеет при себе свою охрану. Кто это может быть, если никто иные… как большевицкие государства? Когда персона была уже рядом, шаги замедлились, и вскоре украинцы смогли увидеть того, кто успел навести здесь шорох: государство, одетое в темную шинель, без отличающихся наград, медалей и даже погонов. У них не имеются даже званий, но единственного звания (Верховного) Главнокомандующего формирующийся Красной Армии присуще только одной большевицкой стране. Вернее, целому союзу государств, который нельзя сейчас считать полностью суверенными. УНР и ЗУНР впервые встретились лицом к лицу с одним из своих главных врагов, чьё существование в этом мире предвещало огромное несчастье для многих порабощённых народов, и абсолютную катастрофу Украине, как государству. Украинцы не знали, что больше стоит сейчас испытывать: то ли невыносимую ненависть, что кровь вскипает в жилах, а желание мщения так и заполняет разум братьев; то ли жуткий страх за своих детей, зная, что по их душу всю их жизнь будет охотится непреклонная ни перед кем страна. Ему не стало жаль маленького сына Беларуси (БНР), на глазах который пристрелили его собственного отца. От этого ЗУНР, как папы, будто что-то в сердце оборвалось, а кровь застыла в жилах. — … Семья в полном сборе. Не хватает мелочи.***
Вторая Речь Посполитая, Галиция. После сильного хлопка дверью, Украина несколько раз поглядывал в окно, чтобы убедиться в том, что солдаты ушли. Вдали было видно село, но его хата точно была на самой окраине. Но на всякий случай он решил закрыть все окна в доме, чтобы обезопасить себя от посторонних глаз. Конечно, хата не прям таки богатая и на вид снаружи выглядит совершенно простой, ничего такого интересного, кроме хозяев, селян не заинтересует. Но парень ещё не знал, как люди относятся к польским солдатам и власти, потому он предпочтёт скрываться пару дней от них. Не каждому дано увидеть нынешнее, а тем более будущее государство, они на уровне чуть ли не самого Бога. В целях собственной и своего брата безопасности. Кстати, о младшем… — Так, вікнина всі позачиняв… Україно? Брате, як ти? — парень пришёл в спальню, где и оставил ребёнка. Пришёл он как раз вовремя, когда тот направлялся к комода, и, вероятно, хотел потрогать их красивые ручки. Украина взял брата на руки, а тот вовсе не обиделся и засиял своей улыбкой. Радует то, что он не находится в таком стрессе, как его старший брат, который закрыл каждую свободную щель в доме. Единственное — оставил открытым окно в большой комнате, что объединялся кухню и гостевую. И это они ещё по богатому живут, ибо не у каждого в хате имеются аж три комнаты. Всё же, с первого взгляда и не скажешь, что домик так богат внутри, поэтому можно чуть успокоиться. Уже было решено, что младший украинец будет находиться в спальне, а по дому ходить только в сопровождении брата. Да, это ненормально, но если хоть один человеческий глаз увидит маленького Украину, считай беда обрушится на их жизни. Не стоит думать, что его братья-украинцы смогут преднамеренно и нет сдать свою же родину ради собственной выгоды и почестей от чуждой польской или советской власти. Но от подобных людей ни одна нация не застрахована. — Братику, — обратился к брату малыш, обняв его. — а коли буде… сніданок? И как всегда он думает о том, чтобы хорошо покушать. Но это действительно очень важно, ибо парень не знает, есть ли здесь еда и чем кормить ребёнка. Тем более, что его нужно часто кормить и при этом только самым лучшим и отборным. Самая главное проблема из еды — мясо и молоко. Где его найти, если на данном участке нет хозяйства? Поляки думают, что он, весь чёрный с красными волосами, в жаркое лето, без финансов идти и добывать себе еду? Не говоря уже о ребёнке, который не имеет терпение ждать несколько часов, чтобы позавтракать. Украина-младший после года особо не выделялся тем, что любит рыдать и кричать, чтобы получить желаемое. Но, стоит признаться, нормальный ребёнок без истерик не обойдётся. Сейчас он ещё спокоен и радуется тому, что наконец-то может спокойно передвигаться. — Дуже хочеш? — спросил парень. — Не знаю… — задумчиво ответил ребёнок, повернувшись обратно рассматривать комод. Украина мог спокойно выдохнуть, ибо у него появилось время на то, чтобы найти ему еды. Сам он потерпит, а вот за малышом нужен тщательный уход и забота. Парень поставил брата обратно на пол, чтобы тот занял своё время за «очень важным» делом. Хата как-бы имела вещи, такие как полотенца, посуда, но вряд ли поляки перед запуском сюда будущего государства не забрали личные вещи прошлых хозяев. Кстати, нужно обязательно узнать, чья была хата ради приличия, но это совсем другое дело. Выйдя из спальни в «гостевую», он подошёл к открытому окну, которая открывала вид на само село. Не так уж и хорошо видно, но благодаря небольшому холмику, на котором был сам домик, было ясно видно местность, насколько это было возможно. Вряд ли он вообще будет собираться выходить из хаты, чтобы не навлечь на себя проблемы с селянами или поляками, что могут вести тайную слежку за ним. Да, выглядит так, будто Украина параноик, но он даже и мысли не имеет в голове, где он находится и насколько он далеко от цивилизации. Никогда его ещё не тревожила красота природы вокруг, насколько он оказался далеко от Львова. В голову парня стукнула одна интересная мысль — проверить погреб, где в основном и хранятся продукты. Вход он нашёл в соседней комнате, что представляла из себя комнату-склад для зерна, сена, бочек и т.д.. Тут же в полу находилась дверь в погреб. Открыв её, в Украину сразу же ударил дико холодный воздух, что будто вырвался из подвала. В хате и так было прохладно, а ведь так можно заболеть и заразить брата, что совсем не хотелось. Но ради того, чтобы найти еду, придётся потерпеть. Спустившись вниз, но не отходя от лестницы, он при слабой отдаче света заметил несколько банок с овощами, с какими-то вареньями и готовой консервацией. Их было немало, ибо есть вероятность, что через это село проходила линия фронта и люди наперёд приготовили себе еду, чтобы пережить войну. Но тут много чего осталось, будто семья оставила хату ещё той осенью. Если Украина сможет когда-нибудь найти прошлых хозяев, то он от всей души и сердца поблагодарит их за такую помощь. Выйдя из погреба весь обмерший, он начал думать, как найти мясо и молоко. Они первыми необходимы в рационе ребёнка. Где найти скот? Украсть? Украина сразу же откинул в сторону такие ужасные мысли, он не собирается быть похожим на какого-то анархиста из Александровска, что уже несёт собой название Запорожье. А что насчёт простого хлеба, который умел выпекать ЗУНР? Сможет ли Украина его выпечь, лишь немного зная рецепт? Это у него получится далеко не с первой попытки. — … Да щоб ви всі сказилися! — не выдержал парень, снова войдя в гостевую. — Як я маю стати матір’ю? Я чоловік, а не годувальниця! В голове творилась настоящая каша вперемешку с паникой и злобой на всех и вся. Пытаясь успокоиться, он присел на лавку, опиравшись об стенку рукой и глядя в то же открытое окно на село. Куда ему? По домам лазить и просить милостыню? Как на это все отреагируют? Да при виде чёрного человека в сельской глубинке Украины большая часть либо попадает в обморок, либо захотят его пристрелить, а уж потом соберутся думать, была ли это их будущая страна. Удивительно, что само государство боится подойти к своему же народу, или же оно слишком запуганное из-за этой войны и думает, что среди них обязательно найдутся предатели. Пока Украина глядел куда-то вдаль, думая, как ему найти нормальную еду для своего брата, в его глаза кое-кто попался. Вдали он увидел небольшую компанию из троих мальчиков где-то десяти-двенадцати лет. Они стояли и пытались рассмотреть дом Украины. Вероятно, они его заметили и потому не хотели близко подходить, чтобы остаться незамеченным, но это у них не вышло. Парень отошёл от него и, не закрывая его, встал. Это было плохо. Какие-то мальцы узнали, что в этом доме кто-то живёт, и им явно не терпится рассказать об этом своим родителям или другим товарищам. С первых же часов у старшего украинца появляются всё новые проблемы. А ведь он только успокоился, но нет, каким-то детям крайне необходимо было рассмотреть его ничем не примечательную хату. Украина краем глаза заметил хлебницу на большой украшенной печи. Её не сразу можно было заметить, поэтому он удивился такой находке. Может, там есть хлеб? Хоть свежий? Подойдя к ней и открыв, там оказалось немного хлеба, причём нарезанного. На этот день его точно хватит, можно предложить ему небольшой хлебушек с вареньем, чтобы немного сбить аппетит, хоть это будет рискованно. Неизвестно, будет ли его брат такой сладкоежкой и будет чаще просить варенье, но ЗУНР даже пятнадцатилетнему Украине редко давал такую сладость. Скорее всего из-за того, что тот в детстве ел их банками. Лучше не стоит, если только после нормальной еды, которой сейчас у них нет. На ощупь хлеб был ещё мягким, можно дать младшему немного им перекусить, пока старший будет заниматься поиском крупы для простой каши. Про питьевую воду можно не беспокоится, ибо возле дома есть колодец, без которого ни один дом и село не может обойтись. Лишь бы не было с ним проблем, иначе без путешествий по дворам украинских селян не обойтись. Украина с двумя кусочками хлеба пришёл к брату, который сидел на полу, перебирая полотенцами. Пол ведь может быть грязным, а полотенца совсем белые-белые! — Україно! — громко, но без злобы крикнул старший, обратив на себя внимание брата. — Що ти робиш? — Рушник! — радостно сказал тот, подняв ткань одного из них вверх. — Рушниця! — Ні, ось це, — Украина взял одно из полотенец. — рушник, а разом, — он взял ещё одно. — рушники. Рушник, рушники. — А рушниця? — спросил тот с ноткой грусти в детском голосе. — Рушниця… це ґвер, як у батька на спині. — Як у батька? — спросил младший, разведя руками в стороны, показывая размер оружия. — Так, це ґвер, рушниця простіше. — А чому рушниця? Не схоже на рушник! — Це слово походить від чеської мови, воно майже так само звучить. — А чому з… тієї мови слово? Чому? — Потім розповім, а ти скоштуй шматки м’якенького хлібу, поки я знайду, що приготувати, — забрав последнее полотенце и положив их на вверх комода, Украина протянул тому кусочки хлеба. — Їжа! — крикнул ребёнок, взяв хлеб и начав довольствоваться хлебным мякишем, убирая вокруг неё твёрдую корку. Парень последовал вновь на склад, чтобы отыскать хоть какую-то крупу, но после безуспешных поисков понял, что без масла и молока ничего у него не получится. Украина еле сдерживался от плохих слов, чтобы его не услышал брат. Вернувшись в гостевую, он снова присел на ту же лавку, но уже от бессилия. Он не знает, где и как раздобыть скот, ибо даже одна свинья или курица — на вес целого золота, никто не собирается первому встречному отдавать житницу даже за деньги. И кого же винить: хозяев, что такие умные, что забрали с собой весь скот, а личные вещи решили оставить, или польских солдат, которые оставили его фактически без еды? Вероятно, Россию, которая устроила весь кошмар по всей Украине. Но уже поздно кого-либо обвинять, нет старшему украинцу дело до него. Надо тут думать, насколько велика вероятность того, что селяне смогут принять его и поделиться с ним едой. Это уже не упоминая то, что они могут быть злы на то, что их просто так отдали Польше, не смотря на столь долгую борьбу за независимость. Пока Украина искал на себе места, куда ему будет больше всего больнее при ударе кулаком, он ненароком взглянул в то же окно. Один из мальчиков, который со своими приятелями был довольно далеко, теперь приближается к его дому, идя чуть правее от него, но взгляд направлен на окно. В голове Украины уже были мысли по поводу того, чтобы отогнать его: накричать, чтобы испугать, или же никак не отвечать ему, если тот начнёт проситься войти. Весьма трудный выбор, особенно когда ему самому тут нужна помощь, а договориться с детьми проще всего. Но если ты не весь чёрный, как смола. Украина прижался к стене и, не глядя в окно, ждал дальнейших действий мальчика. Сначала была тишина, которая, как для парня, слишком затянулась. Он глянул в окошко, но след незваного гостя будто простыл. К этому прибавилось то, что украинец боится пошевелиться, чтобы его вдруг не приметили. Может, мальчик увидел его, испугался и убежал? Тогда почему не слышно было его сверкающих пяток? Украина вообще понятия не имел, что происходит, но это сильно щекочит ему нервы. Вдруг послышался голос за дверью: — Україно? Ти тут? Этот голос… создал такие странные ощущения в голове Украины. Такое чувство, что где-то подобный голос он уже слышал, но если это был его знакомый, он бы узнал его в лицо. Чутьё парня говорит, что этот голос ему дико знаком и нужно проверить, кто это. Небольшой страх, что не давал ему двинуться с места, запрещал ему это делать. Но когда в дверь начали стучать, то Украина уже начал потихоньку бороть свой страх. Парень понимал, что если он будет всего бояться, то пользы от этого он не получит, а то и ухудшит своё положение. Был бы здесь УНР, он бы не оценил такое поведение, даже не смотря на многие... Взяв всю волю в кулак, украинец встал с места и, всё же стараясь быть тише, подошёл к двери и приоткрыл её. Он не выглядывал, но гость, не смотря на темень в хате, мог видеть его силуэт и красные, словно алый шёлк волосы. Сначала обращали внимание на цвет кожи, а после уже переводили взгляд на его волосы, что в данный момент были взъерошенными. И реакция, которую получил Украина, была весьма очевидна: мальчик был слишком удивлён, даже сказать ошарашен. Но эта реакция носила совсем иной характер, тот вовсе не испугался. — Україно? Це справді ти? — обратился к тому гость, стараясь разглядеть того в темени. — Хто ти такий? — спросил парень, стараясь говорить более низким, грубым тоном. — Ти мене вже забув? — А маю пам’ятати якогось хлопчиська? Внешность маленького незнакомца совсем не удивлялся украинца: низенький рост, в два раза меньше самого Украины, и невинное, бледное детское лицо; щёки были пухлыми, а чёрные редкие брови были слегка по приподняты, его пронзительные голубые глаза изучали нового хозяина хаты с особым интересом. Ухоженный темноволосый мальчик никак не заставил парня его вспомнить, но сразу видно, что у того характер непоколебим. Наглость ли это, а может и некая смелость, чтобы стоять перед страной и добиваться от него ответа. — Не якогось хлопчиська, а сина делегата Національної Ради у Станиславові, капелана бригади Галицької армії другого корпусу, Андрія Михайловича Бандери, — с ухмылкой ответил мальчик, став в стойку. — Степан Андрійович Бандера. Степан?.. Тот самый Степан со Станиславова, которому было от силы девять лет. Разве он смог так сильно поменяться, или у Украины сильно память отшибло? С этой войной он совсем позабыл даже его лицо, но голос почти не изменился. А ведь он всё такого же низкого роста, как и был прежде. — Степан?.. — произнёс украинец, задумавшись глядя в сторону. — … Зі Станиславова? Той малий, що показував мені, як сам себе катував? — Ось коли зазнаю тортури, буду вже тоді скушенний! — ответил Степан с гордостью. — Згадав нарешті? — Та вже, мабуть, не забуду, — сказал Украина, усмехнувшись на такую уверенность старого приятеля. Парень не заметил, как более широко приоткрыл дверь, благодаря чему Степан мог разглядеть не только его, но и хату. Она ему была знакома, поэтому он особо не зацикливал на неё внимание. Единственное, что смогло его удивить, так это то, как Украина повзрослел, особенно ростом. Он его совсем не смущал, так как сам находился в кругу старших парней. И всё же, не каждый увидит высокого чёрного человека, про статус страны и вовсе стоит умолчать. — Ти теперь живеш у хаті Мельників? — спросил Степан. — Вони ще у шістнадцятому році покинули Старий Угрів разом зі всією худобою. Приходив дід, але після ляхів він поїхав до сім'ї. — В них, скоріш за все, вже нема худоби… — тяжело вздохнул Украина, вспомнив, как через Великую Украину километрами проходили нескончаемые потоки людей со скотом. Им приходилось продавать своё имущество и кормилиц, садились на поезда и разъезжались кто куда, часто расставаясь со своими семьями. Картину, которую видел УНР, никогда не исчезнет с памяти ни отца, ни сына. — Не о них зараз. — Може, ти мене в хату запросиш? — спросил тот. И вправду, не совсем прилично говорить с человеком на пороге дома и не впускать его. Но украинец резко вспомнил про своего брата, который, ко всему прочему, ведёт себя слишком тихо. А вдруг он что-то натворил, что так тихо сидит и не двигается? Однажды такое и случилось: пока Украина читал книгу, малыш успел разбить на ковре банку с помидорами и, вкусив кислятину, начал недовольно кричать и бекать. Никто не знает, как старший не смог услышать треск стекла. — Стрільці вже давно сіли на візок та покотились звідси, — сказал Степан, думая, что тот больше переживал за ушедших польских солдат. — … Ні, точно не зараз. Ввечері приходь, щоб ні одне живе око не бачило тебе тут. Це й твоїх приятелів стосується, — недоверчиво сказал Украина, пытаясь вглядываться вдаль, чтобы найти ещё двоих. — Ти там книжки рідною мовою зберігаєш чи що? Добре, чекай на мене за чверть двадцяту, — сказал Степан и, махнув рукой, побежал отсюда. Украина глядел тому вслед, пока не пропадёт с поля зрения глаз, а после закрыл дверь. Эта встреча, а особенно первые минуты, дали ему бодрящий заряд адреналина, но под конец его состояние пришло в норму. Он дико рад тому, что здесь есть кто-то ему знакомый, у которого он может попросить помощи. Конечно, есть один существенный минус: у Степана многодетная семья, и потому они бедны. Вряд ли они смогут понести даже малого украинца, но нужно как-то попытаться их уговорить одолжить молока и каши на время. Ради этого он не против потрудится на них. Работу для страны трудно будет найти, ибо кто такой смелый будет, чтобы взять его на работу? За такое неуважение раньше лишали жизни, и парень не думает, что такой страх к людей смог исчезнуть до сегодняшних дней. Хотя, если пойти в шахту, никто не заметит его. Только попробуй найти здесь шахту, гений. Украина пошёл обратно к младшему, думая, что он смог такого натворить в комнате с кучей полотенец. Но вместо беспорядка он увидел, как брат пытается жевать твёрдую корку от хлеба. В этой картине нет ничего такого, если не учитывать тот факт, что он голоден и готов есть даже корки. Для старшего это была весьма страшная картина. Чего он боялся в жизни, так это того, что наступит голод. Возможно, это и есть его главный страх: что в доме даже зёрнышка не будет. От этого у украинца аж живот сильно крутит. — Чого ти на підлозі сидиш? Застуду чи озноб хочеш собі заробити? — говорил парень, взяв того на руки и усадив на кровать. — Хочу кашу, — сказал тот, смотря большими синими глазками на брата. Эти слова были будто копьё в грудь. У него нет нужных ингредиентов, ему нужно масло, а для него — молоко. Неужели он не мог попросить об этом Степана? На простую кашу у него могло бы найтись пару стаканчиков, но нет, мысли Украины были заняты совсем другим. Ребёнок не может подождать до вечера, а если попытаться сделать ту же кашу без нужного молока и масла, то ребёнку может и не понравится, из-за чего он не станет есть. И снова мы возвращаемся к прежней проблеме. — Ех, потерпиш трохи, малий? — понуро вздохнул Украина, погладив брата по маленькой голове, что обзавелась тёмными синими волосами, как и у родителей. — Якщо трохи, — ответил тот, чувствуя, что уже не такой голодный, как был минутами назад. — Добре… моя тяжка доля, — произнёс парень и, став на колени, легонько обнял младшего. Он хоть и злился, что ему приходится всё вверх дном перевернуть и тратить нервы на поиски еды для ребёнка, но ни в коем случае не собирается сгонять злость на брата и винить его в этом. Тот ещё совсем маленький и ни в чём не виноват. На Украину свалилась стол ко проблем за раз: родня земля разделена надвое, родители неизвестно где; он сам в отдалённом от города селе, вокруг которого одни поля и леса, а ему надо заботиться о брате, словно о родном сыне. Но он не станет опускать руки, нет времени на жалобы и на совершения новых ошибок. Что бы там ни было, главная задача сейчас: ухаживать за братом и пытаться уберечь его всеми своими силами, даже если придётся пожертвовать собой. Ради того, чтобы он не мучался от голода, стоит попытаться выйти на связь со сельчанами. Да будет хоть стыдно и страшно за себя, за их реакцию, просить это на коленях. Ему жизнь с самого рождения оказалась нелегкой, но если не он, то кто? Верно, никто другой. — Після мандри ти ще не хочеш спати? — спросил Украина и встал. — Трішки, але хочу їсти, — ответил ребёнок, продолжая грызть корочку. — Можеш хлібом ще раз заїсти, поки я знайду тобі поїсти. — Можна, — согласился тот. — Якщо тримати скорінку у роті, то вона стане м’якіше. После чего парень, нарезав ещё ломоть хлеба, дал брату и засел в гостиной. Было бы не плохо, чтобы младший со скуки побыстрее уснул. Так намного проще будет спокойно покинуть дом и поискать у кого-то молока, а может, и что-нибудь ещё выпросить. Украинцу всё же страшно выходить в люди из-за своей «великолепной» внешности, но ему стоит волноваться тогда, когда он уже будет по хатам бегать и просить милостыню. … Прошло несколько минут, пока он думал, глядя в потолок. Стоит тут прибраться, ибо уже паутина свисает. Это не составит трудностей, он привык трудится, пока родители в разъездах, а Украина любит белый, чистый цвет. Но его от мыслей прервал резкий стук в дверь. Украинец аж подскочил, испуганно смотря на дверь. У него, кажись, со слухом или вниманием большие проблемы, что он не слышит шелест травы около дома, и то, как по ней ходят. Кто же может быть за дверью? Стук был сильным, это точно не маленькая рука Степана. Возможно, это его отец Андрей Бандера? Или тот, что заметил Степана возле этой хаты? Здесь этого героя каждый сельчанин знает, особенно его любовь к разным приключениям, в которые он втягивает их сыновей и внуков. Встав, он подошёл и приоткрыл дверь. Перед его глазами предстали двое польских солдат, что стоят в стойке впритык к друг другу, словно кого-то прячут сзади. Заинтересованный очередными гостями он открыл дверь полностью, представ перед ними. Ему не трудно было заметить, как их глаза округлились, но позже резко перевели свой взгляд в пустоту, будто ничего не видели. Вовсе неудивительно. Вдруг они резко козырнули, держа теперь одной рукой свои ружья. — Mamy zaszczyt przedstawić Państwu Samodzierżca Rzeczpospolita Polska, — изрёк солдат, после так же резко со своим товарищем опустил руку и разошлись по две стороны, открыв вид на третьего… … Перед Украиной предстал Польша, он же Вторая Речь Посполитая, сын короля и князя Республики Двух Народов, старшего Речи Посполитой. Он был в военной форме, украшенной медалями и орденами, а на его фуражке блеснул серебристый орёл. Польша, глядя свысока на парня, так и напоминало грозный лик хищного белого орла. Но украинец, кроме поднятых от изумления бровей, и носом не пошевелил при виде такой высокопоставленной персоны перед собой. Ему не был важен его статус и род, ибо он и сам успел идеально опечататься в его жизни: государство, что так подло подписало с их врагом мир, поделив УНР, прямо как в 1667 году. Перед ним стоит предатель, что ради клочков желанной земли отдал ЗУНР прямо в руки большевиков, и при этом прекрасно зная, какова его участь там ждёт. При виде Речи, как тот точно не ожидал, так это абсолютное спокойствие и сдержанность. Кулаки парня сжались, брови свелись к переносице, а сам Украина сдержанно вздохнул, показывая свою неприязнь к незваному гостю. Злость охватила тело, но не разум, потому он сдерживал себя. Совершить ошибку при Польше он никогда себе не позволит, как и простить себе такое. Хоть и было желание закрыть перед ним дверь, украинец выслушает его. И это будет очень сложно. — Dzień dobry, Małopolska Wschodnia, — поздоровался Польша, шагнув к украинцу. — Хто?! — разозлился тот, схватившись за ручку двери и сильно сжав её. — Ukraińcy tak bardzo lubią brać wszystko sobie do serca, — закатил глаза поляк, усмехнувшись. — Tak bardzo przypominasz mi swojego tatę, reagujesz tak samo. «Як я його, чортяку, розумію?» — задавался вопросом парень, у которого дёрнулась бровь. Реакция украинца никак не смутила Речь, ибо этого он и ожидал. Хоть тембр и тон голоса больше напоминал ему его отца, УНР, но взрывным характером он пошёл папу, ЗУНР. Но в итоге же вышел тёмный, грозный парень, чернота которого подобна только Пруссии. — Bądź miły, odpowiedz, mówisz po łacinie? — … Умею, я не настолько глуп, — ответил Украина, посчитав этот вопрос оскорбительным. — Какая радость, а то слушаю тебя и слышу один польский, но настолько безграмотный, что уши режет, — Польша специально издевался над меньшим, чтобы вывести на более «яркие» эмоции. — Но стоит признать, музыка у вас очень мелодична. — Ты ещё гопака не видел, я могу тебе и под морду дать, — сказал Украина в ответ на оскорбление его родного языка. Он был уверен, что польская охрана не понимает латынь. — Хм, вам присущ юмор, — ответил поляк, прищурившись. Когда Речь переступил порог, украинцу пришлось отойти на пару шагов назад. Солдаты закрыли за ним дверь и теперь они могли полностью уединиться для важного разговора. Парня раздражало такое поведение, будто ничего не произошло. Последние события для всей Украины стали огромным горем, десятки тысяч жизней разрушены, культура и моральные принципы стираются с лица земли, а тот решил устроить трагикомедию. Как можно сейчас вести себя так легкомысленно, почему он на этой земле, на украинской территории чувствует себя словно пан? Украинцу трудно сдерживаться, но сейчас не подходящий момент учить Польшу морали. — Видишь во мне предателя? — отвёл взгляд поляк, разглядывая хату. — Бросил, кинул вас, как «москаль» Катерину? С кем ещё вы меня сравниваете? — На другие красноречивые сравнения ты и не достоин, — ответил парень, скрестив руки. — Ох, спасибо, это оскорбление нанесло мне непоправимый вред. Но мне нет нужды стоять и оправдываться перед вами. Спустя долгие обиды ты сможешь когда-то понять, почему всё так произошло. Что не всё так прекрасно было, планы оказались больше похожи на сказки или бред очередного писателя, — монотонно говорил Речь Посполитая. — Поддержка Антанты, несомненно, мне очень помогла… но обернулась против вас. Уж слишком любили они Российскую империю, да гореть ему в вечном котле, что не могли смирится с рождением Украины. К сожалению, мораль стёрлась так же, как и их солдаты в Марне, Вердене… Мир слишком жесток. — Я повторюсь, я не глуп. Жаль, что ты не можете признать того, что слишком самоуверен в себе. — Хах, ты разбираешься в психологии? Поверь, я уверен в себе предостаточно, и это подтвердит моё и твоё положение сейчас. Не заставляй говорить «на карте». — … Что ты хочешь от меня? Вывезти в Россию? — Ни в коем случае, отдавать тебя в руки братьев-большевиков была бы роковой ошибкой. Я зря пожертвовал Малопольской Всходнией, чтобы тебя уберечь? Разве он сам зря пожертвовал собой, чтобы ты был здесь? — Это не оправдывает совершенное тобою преступление! Ты прекрасно знаешь, что его отправят в «Тюрьму народов»! Ты отдал его туда, где гибель является мечтой! — Украина, ты злишься, очень сильно злишься, — Польша существенно понизил голос. — Я понимаю… ведь без семьи кто мы такие? Ничто… Был бы ты мне не нужен, думаешь, я бы тратил собственные время на тебя? А ты для нас ой, как полезен. Не только для меня, но и для остальной Европы. Я уверен в себе, ибо ты сейчас здесь. Риторика и манера разговора с поляком заставила Украину приделать этому особенное внимание, отложив злобу и претензии на другой план. Очевидно, что он что-то скрывает: какой-то хитрый план, как у коварного государства против другого. Парень не собирается участвовать в таком грязном деле, ибо ещё имеет в себе каплю достоинства не связываться с предателем и врагом. — Позволь объяснить. Ты — будущее государство, поздравляю, тебе суждено откуда-то вылезти и объявить себя новым самодержцем. И это меня одновременно и радует, и тревожит. Лишь бы это не обернулось всё против меня… Если бы мне хотелось сделать из украинцев рабов и разделить, как мой отец, я бы это сделал ещё после Киевского похода и подписал договор с Россией, а Пилсудского даже не стал бы слушать. Но ведь послушал его, хоть и поплатился вместе с УНР. — Я не против переложить на него всю вину, что он не разгромил Красную Армию в самом Киеве, а ждал, пока те отступят по тот берег. — Вы прекрасно умеете перекладывать вину, не спорю. И всё же не хочу отвлекаться от темы. Если тебе суждено быть, то… большевицкому режиму не долго существовать осталось. И у тебя лишь два выбора: ждать своей участи через многие-многие годы, когда в разуме твоего народа будет один «серп и молот», или же встать вместе с вольными народами, чтобы бороться против новых имперских захватов всего мира. Не думаю, что русские будут относится к нам, как к равных, и вообще как в людям с их-то «идеалами». Что скажешь? Как бы этот план не был сказан, какие бы слова и ситуации не подобрал Речь, перед Украиной был поставлен вывод: «либо ты со мной, либо ты никто» или же «сотрудничество с предателем». Рижский договор — вот факт отношения поляков к украинцам, а Польша представлять весь польский народ. Украинец не сможет простить ему это, даже если к нему подставят пистолет, он ни за что не станет совать свои руки в грязные дела совершенно чуждых ему государств, используя свой народ, как мясо с ружьём. УНР от безысходности совершил подобную ошибку, и повторять ошибки прошлого его сын никогда не посмеет. Как и Польша, он также представляет свой украинский народ, и он не хочет показать всему миру, что его люди готовы стать польскими наёмниками или пешками в их руках, что готовы за чужие планы и идеи жертвовать собственными жизнями. И даже когда у Украины сейчас нет иного выбора, как снова поверить Речи, сейчас явно не подходящее время создавать договоры и нести службу, чтобы в будущем получить удар в спину. Парень чувствует, что подобное обязательно повторится, особенно после первого впечатление от персоны Польши. — … Думаю, тебе нужно дать время подумать, а то я давлю на тебя сейчас, — прервал тишину поляк и поправил на себе фуражку. — Время ответа само тебя достигнет. А мне стоит удаляться, дела государства, тому подобное… И ты у меня на самом главном крючке. Если мне тебя не уберечь, придётся предоставить это кое-кому другому. Демонстративно подняв фуражку, Речь Посполитая попрощался и скрылся за дверью. Украинец вновь остался наедине с новообразованным хаосом мыслей у себя в голове. Теперь на его пути образовалась новая проблема: Польша, которому не терпится использовать Украину и украинский народ в своих планах. И что он имеет в итоге: голодного младшего брата, которого нужно кормить три раза в день, отсутствие скота, изоляция от социума (страх выходить к обычным селянам) и Речь Посполитая, что пострадает помимо персоны Украины и его народ. И это они даже не затронули тему поселения Галиции, которую веками поляки хотели присвоить себе. Чем они в этом лучше русских?.. Хотя бы в том, что не верят в идеи утопического коммунизма. Вдруг послышался шум где-то на улице. Это были женские крики. Парень сразу же подошёл к окну и пытался увидеть, что там произошло. Приглядевшись, он увидел, как женщину, схватившую за одного из охранников Польши, солдаты кинули на землю и навели на неё ружья. Само государство в это время, верхом на своём коне, наблюдал за случившимся. Женщину попытался поднять молодой парень, вероятно, её сын. Но та не собиралась вставать, как бы юноша не пытался поставить её на ноги. — Бандити! Вбивці! Напасник ти, а не месія! — кричала та, заливаясь слезами. — Двох синів забрали в матері! Чоловіка мого, Тарасця, вбили! За книжки вбили! — Мамо, не треба! — говорил парень рядом с ней, оттягивая её подальше от охраны. — І тя спідкає доля матері, Панство ляхів! І в ті сина заберуть! Обрабують ляшьскі землі харцизяки! До Бога ся звернеш, будеш просить вибаченє, а він ся відвернеть! … Вот, картина «Малопольской Всходни». Матери лишаются мужей, сыновей лишают будущего.