***
… — Та навіщо йому та влада у Секретаріяті? Навіть дзбану не зможе втримати в руках — одразу розіб'є внівець! — кричал ЗУНР из другой комнаты. — Та він хоча б розмовляє вільною, чистою українською! А в мене вуха в’януть після твого польського дзбану! — ответил УНР. — Ти б ще згадав свою чисту москальську — володієш нею краще, ніж рідною українською! — Не ятри мені голову, буржуазе австрійський!***
Может показаться, что у них тогда была ссора, но буквально на следующее утро они за завтраком мирно обсуждали недавние новости про Центральную Раду. Но если отец прав насчёт того, что «дзбан» — польское слово, то польский язык уже смог просочиться в украинское село? Это очень плохо, ибо в Виннице с одной простой «подсказки» вылилось в «не подскажите, который сейчас час? Я вас не понимаю, можете понормальнее говорить?». Украина не знает, является ли это слово частью диалекта, но слышать после каждого слова польский говор — уши реально вянут. Теперь он отчасти понимает своего отца, но о скольких таких диалектах неизвестно украинцу? Особенно напрягает то, что так говорит не только простой люд, а и сам ЗУНР. Вскоре хозяева пришли к украинцу, но в их руках был не только один кувшин молока, а несколько. Увидев, как к нему принесли целых три кувшина, Украина аж раскрыл глаза. Он хотел сказать, что не стоит так много ему на раз давать, но его перебили: — Де ж Ви худобу знайдете? Ось Вам трішки й молока, й масла. Якщо ощаджувати, то на декілька днів вам вистачить, — сказала Кристина, держа в руках два кувшина. — Вам потрібне зерно чи крупа? — Ні, у мене все є, окрім худоби та всього того, що до неї належить. Але ви так багато мені даєте на руки… Мені дуже незручно перед вами. — Як ми можемо відмовити майбутній державі наших дітей? Хоч бідні, проте не скупі, як ті ляхи, які лишають нас на безхлібну смерть, — сказал Данило, протянув тому кувшины. — Дякую вам, добрий люд! Взяв два кувшина, по массе один из которых, скорее всего, с молоком, ему положили под руку ещё один с маслом. Пожелав друг другу хорошего дня, Украина пошёл к своей хате. Он не мог с облегчением выдохнуть, боясь уронить кувшин под рукой. Хорошо, что на них были крышки, иначе по дороге украинец был полностью облит молоком. Придя домой, он сразу же положил кувшины на стол. Далее он пошёл искать зерно, кастрюлю и ведро для воды. Колодец находился недалеко, но если он единственный в этом селе, то возле его хаты будут проходить все сельчане. Нужно быть более бдительным и быстрым, чтобы его не заметили. Однако нужно учитывать тот факт, что печка будет отдавать заметный дым наружу через дымоход, а также то, что старая пара обязательно захочет рассказать всем своим знакомым и родственникам о встрече со страной. Если случится тот исход, где каждый человек будет стучаться по несколько раз за день, нужно придумать план того, чтобы они не узнали о его младшем брате. Не факт, что здесь нет шпионов, которые будут следить за каждым действием Украины. Выходит замкнутый круг: украинец, не имея скота, не может жить нормально без помощи сельчан, которые обязательно распространять между собой слухи о нём; в худшем исходе и про Украину-младшего тоже. Ему остаётся лишь надеется на то, что ни один польский шпион или украинский предатель не узнает о брате Украины, и для этого он приложит все свои силы.***
Процесс приготовления каши произошёл успешно. Украина научился готовить ещё в начале Украинской революции, когда его родители были очень заняты. Конечно, были няни, но украинец желал быть настолько взрослым, что начал приспосабливаться к самостоятельной жизни. Поэтому он сможет почти что идеально справляться с домашними делами. Каши было немного, как раз на один вечер. Закончив варку, Украина наложил в тарелки каши. На место младшего он решил поставить пару книг и на них положить подушку для удобства. После он пошёл в спальню, где всё ещё мирно спал его брат. Каша быстро остывает, потому на ожидание у старшего нет времени. — Україно, прокидайся, — полушёпотом тянул тот, присев на корточки возле кроватки. Малыш защурил свои маленькие глазки и потянулся всем телом, выгибая даже спину. — Ні, — чутка хрипловато ответил он, отвернувшись от брата. — Вже їсти треба, вставай скоріш, — стоял на своём Украина. Когда брат продолжал его игнорировать, парню не оставалось ничего другого сделать, как поднять и взять его на руки. Прозвучало недовольное и протяжное бурчание младшего под нос. Малыш из-за того, что вокруг было очень холодно, прижался к тёплому телу старшего. На секунду Украина остановился. Такие объятия заставили его умилиться. Когда тот своими маленькими, нежными ручками ухватился за его рубашку, на лице невольно появилась улыбка. Украина прошёл с ним на кухню с улыбкой на лице, пока брат пытался заснуть на его руках. Когда вокруг стало теплее, а в воздухе витал приятный аромат каши, сон сразу же сошёл на второй план. — Хочу каши! Хочу кашу! — радостно голосил малыш, оглядывая стол с двумя тарелками. Украина усадил брата на его мягкое место. Руки того сразу потянулись к самой тарелке, но парень вовремя дал ему в руки деревянную ложку. — Ти як голодний вовк на вівцю, їй-богу! — сказал он, посмеявшись. — Ложку тримай нормально, бо скатертина вся буде в каші. Сев рядом с ним, Украина уже в какой раз показал младшему то, как правильно нужно держать ложку. Но у того на уме было как можно скорее съесть всё вместе с миской, нежели учиться. Вскоре у малыша всё же получилось правильно её держать, а старший наконец мог сам приступить к трапезе. Украина-младший в силу своего возраста часто чавкал, когда ел, и из-за этого не раз получал замечания от брата. Но сейчас, смотря на то, как тот спокойно ест с закрытым ртом, он пытался делать то же самое. Ребёнок не осознаёт, но он будто инстинктивно пытается быть похожим на своего брата. Украина настолько высокий, что может достать рукой до самого потолка, хоть высота самого дома не такая уж и велика. Его брату хочется, чтобы и он сам в будущем был таким же сильным, способным поднять кувшины. Пытался он когда-то взять вазу в руки, но не удержал, и та разбилась об пол. Его за это поругали, однако после сразу же дали немного сладкого творога. Гнев старшего он практически никогда не воспринимал всерьёз, в следствии чего вины за содеянное он не чувствовал. Были наказания, к примеру, сидеть в своей комнате или спрятать объект любопытства (икону, картину, полотенце с узорами). Опять-таки, они не были эффективными. Да и тем более, старший брат его всегда защитит и решит любую его проблему. С ним его брат чувствует себя всегда в безопасности. А вот чувствует ли тот сам себя в безопасности — ещё тот вопрос.***
Вечером ребёнок не выдержал и уснул прямо там, где играл с маленькими фигурками животных. Украина аккуратно положил его на кроватку и укрыл, на прощание поцеловав в лобик. Когда у него вошло в привычку делать такие нежности? Где-то год-два назад, когда он пытался успокоить ревущего брата. Украина, уходя из комнаты, обернулся посмотреть на младшего, на лице которого появилась лёгкая улыбка. Возможно, он и не спит вовсе, а специально ждал того момента, когда его на руках отнесут к кроватке. Выйдя, парень за целый день смог наконец-то спокойно выдохнуть. На улице почти что темень, а он не позаботился о свечах или лампочках. Хотя он сам не уверен, проведено ли сюда электричество. Придётся ему сидеть в полном мраке, дожидаясь Степана. Глянув в окно, он увидел, как к его дому с керосиновой лампой в руках приближался тот же Степан. Теперь хоть какой-то источник света будет в хате. Гостя сразу же пустили в дом. — Будь тихішим, бо голос твій у повній тиші буде звучати як ґвалт, — попросил Украина, взяв у того лампу и поставив на стол, за который оба присели. — А хата в них розкішна, — сказал тот, пропустив просьбу украинца мимо ушей. — Хоч у цьому тобі пощастило. — Гей, в сенсі «хоч у цьому пощастило»? — Та я жартую, заспокойся. Разговор был о прожитых ими последних годах войны. Украина про себя рассказал вкратце, ибо последние три года занимали то отъезды, то приезды; из одного города в другой. Бандера прошёл в огромный шок, когда узнал, что УНР попал в плен к белогвардейцам, защищая своего сына от солдат, и после этого попал в руки РСФСР. Ему было жаль ЗУНР, от которого Польша решил избавиться очень гадким, предательским способом. Но больше всего Степан был рад тому, что его друг теперь в более безопасном месте, и как раз в том, в которым можно с лёгкостью найти поддержку среди населения. Сам Украина признавал то, что Галиция и западноукраинские земли в целом были более национально осознанные, чем их братья-украинцы по другую сторону. Но это не значило, что украинцы Надднепрянщины считают себя русскими или кем-то ещё, а лишь показывает последствия тотальной русификации на протяжении нескольких веков существования царского режима. Чует сердце Украины, что с приходом большевиков цензура и запреты украинского языка вновь возродятся, только уже в огромных масштабах. Да и кто отрицает, что поляки, получив полный контроль над западными землями, не пойдут на такие же радикальные методы «умиротворения»? Степан также рассказал вкратце про свою жизнь: как он учиться в Стрыйской гимназии, в двенадцать лет учась во втором классе; про работу его отца, — Андрея Бандеры, — священника, который продолжает защищать традиции украинского христианства на оккупированных землях. На данный момент он скрывается от польских органов, которые устроили преследование на украинских деятелей. Но когда сюда приехали польские солдаты, которые привели сюда Украину, он не побоялся проследить за ними через соседние дома. С грустью на лице Степан сообщил, что у его матери, — Мирославы Бандеры, появился сильный недуг, о котором её сыну мало известно. У Степана тоже часто проскальзывали недуги и болезни, о которых Украина знал ещё с первой встречи. Больше всего у того болели колени — был ревматизм суглобов. Однако Бандера не падал духом, наоборот, говоря, что болезнь обязательно пройдёт и он сможет наконец-то вступить до скаутской организации «Пласт». — До «Пласту»? — удивился Украина. — Як тебе прийнять з такою хворобою? Я розумію, який ти сильний своїм духом і тілом, але моя думка не може зійтися з їхньою. — Що мені заважає з другої спроби вступити туди? Чи з третьої? Не можу я в майбутньому сидіти у якомусь стаціонарі та всі свої роки лежати в одному ліжку. А коли буду загартований — і хворобу здолаю, і життя щасливе отримаю. — Хах, який у тебе оптимізм! Можу тільки побажати вдачі та підтримувати в подальшому. — А ти як мислиш щодо свого майбутнього? В тебе воно таке велике… може, й у мене воно буде таким? — Ех, Степане… навіть не уявляю, що буде далі. Червоний терор, польский терор, а може знову війна… Одне у мене завдання — захищати Україну, свій народ. Якщо Польща вважатиме, що він наш пан, що має право знищувати нашу культуру, національну ідентичність, називаючи мене якоюсь «Всходнією» чи іншим гидким словом, то в мене не буде іншого вибору, як вступити до підпілля. — Я чув від старшокласників, що у Львові незабаром діятиме українська військова організація на чолі з бувшими старшинами Січових Стрільців та Галицької Армії. Чув, що найголовніший член — Євгеній Коновалець, він, мабуть, полковник. Я небагато чого про організацію знаю через її секретність, але хоч щось у пам’яті залишилося. — … Я тобі колись говорив, що тямущий шпигун? — Ось зараз і сказав. Украина взял себе на заметку такую организацию. Но чтобы добраться до неё самой и самого Коновальца, нужно попасть в сам Львов, дорогу к которому наглухо перекрыли ему польские солдаты и сам Польша. Если он попытается сбежать — его могут задержать и даже посадить под жёсткий контроль. Также он исключает ближайшие попытки побега только из-за своего младшего брата, которого опасно оставлять совсем одного. Здесь нет ЗУНР, с которым тот остался, когда Украина сбежал в Каменец-Подольский. Оставить малыша на того же Андрея Бандеру — ошибка, ибо их обоих будут продолжать преследовать польские органы. И такую проблему даже не с кем обговорить. В ней имеется ещё один росток: Украина-младший вряд ли сможет быть в полной изоляции всю свою жизнь, а потому, пойдя в своего брата, будет сбегать. Сейчас это не является проблемой, но в будущем будут если не побеги, так истерики, обиды и слёзы. Сам парень в таком возрасте так же само протестовал бы. На такую проблему не стоит забивать гвоздь, а как можно скорее находить ей решение… Но кому он сможет довериться, если не Степану и его семье? Аж голова разрывается от таких раздумий. — … Як у тебе справи зі сім'єю: з батьками, братами та сестрами? — спросил Украина от балды. — Все добре. Ми, коли вчимося, живемо у діда, а на канікули приїжджаємо до батька з матір’ю. Поки ти був у від'їздах, у мене народився братик Богдан три роки тому. — Сьома дитина?! Як твоїй матері вдається за всіма доглядати? — Їй батько допомогає, а також дідусь. Це ж чудово, коли народжується ще одне життя. Ми всі в сім'ї дружні та єдині, тому чому б не надати ще одній душі щастя? Вот тут уже ярко прослеживается христианское воспитание в семьи Бандеры. Украина не был в детстве настолько поглощён у верование в Господа Бога, потому что тут снова расходились мнения родителей: ЗУНР был греко-католиком, а УНР — между православием и атеизмом. Последнее тот сам отрицал, а ЗУНР продолжал в шутку называть его «еретиком». — Бажаю твоїй сім'ї щастя, а також міцного здоров’я тобі й твоїй матері. — Дякую… Мені дуже шкода, що твої батьки зазнають тортури в Московщині. Ми можемо чим завгодно тобі допомогти: хлібом, молоком. Разом ми будемо сильніші. — Спасибі, але я не можу так даром приймати таку допомогу. Я можу попрацювати у вашім господарстві. У мене є руки, я зможу й корову підняти, якщо знадобиться. — Це потрібно обговорити з моїм батьком, але зверни увагу, що ми не такі вельможні, як ти. — Хоч багато хто думає, що в мене тече синя кров, однак і я не пан, окрім того, що я «сам собі пан». Время приближалось к десяти, а оба приятеля не прекращали разговаривать. Бандера много чего успел рассказать о своей успеваемости в гимназии, и пока что у него стоят чуть ли не самые высокие оценки по всем предметам. Помимо спорта он увлекаться искусством, в частности музыкой. Он сказал, что планирует на сэкономленные деньги купить мандолину. Украина же думал о том, где ему достать деньги. На работу, как таковую, его не наймут, отсюда выходит, что его должна обеспечивать польская держава. Правда, ему будет не по себе тратить введённые в оборот польскую марку. Из любопытства Степан решил взглянуть на часы, что стояли на угловой полке. Когда время пробило ровно десять вечера, он ойкнул, поняв, что его отец уже в такое время может начать искать своего сына по всему селу. В общем, они о многом успели вспомнить и рассказать про прошедшие годы. Бандера вышел, а после со всех ног побежал к своему дому, до которого предстоял довольно длинный путь. Украина, сильно уставший за весь день, решил сразу же пойти спать. Благо в этой хате было две комнаты. Перед тем, как прилечь, в его глаза попала рамка со семейным фотом, датированным сентябрем 1918 года. На фото были изображены все члены украинской семьи: посреди всего фото стоял Русь, самолично прозванный Киевской, который не был кровным родственником, но официально заявил, что его наследниками (опять-таки не кровными) являются Галицко-Волынское княжество и Гетманщина; упомянутое Княжество, что стоит рядом с ЗУНР и является его покровителем; Запорожская Сечь, которого тогдашний гетман Скоропадский называл Гетманщиной, а также отец УНР и ЗУНР, стоящих посередине (их разделял Русь, стоя сзади них) с малышом Украиной в руках. Старший сын, то бишь сам Украина, стоял возле отца, впереди Запорожской Сечи. Даже те, кто не является полноценной частью украинской семьи, стояли на этом месте рядом с ними, положив родителям Украины руки на плечи. По левую сторону стояли ЗУНР с младшим сыном в руках и Галицией, а по правую — УНР со старшим сыном и Гетманщиной. Есть ли в этом скрытый контекст на разделения украинцев: на Левобережную или Правобережную, на религию, на запад и восток? Насколько они все разные? Парень предпочитает думать о том, что на это влияло простое воспитание и место проживания. ЗУНР, хоть и сын Гетманщины, большую часть жизни прожил на западноукраинских землях и учился у Галицко-Волынского княжества, получил австрийское высшее образование. Ему был близок этикет и порядок, потому в семье он занимает место домохозяина (-йки) и почитателя давних традиций. Он всегда склонялся к дипломатии и переговорам, рассматривая войну, как самый крайний, худший вариант решений конфликтов. Но вот как заявлять о своих правах — так ЗУНР готов кричать об этом на всю Европу. УНР же был под постоянной опекой Запорожской Сечи, обучался у Александровска и Киева, получил по большей части военное образование. После раздела Украины и полной ликвидации Гетманщины в конце XVIII века, ему пришлось заняться культурным движением. В отличии от ЗУНР, который обожал культурную деятельность и сам стал автором нескольких книг (которые всё равно попали под цензуру), УНР просто наблюдал и поддерживал подобные движения и деятелей культуры. Когда уже начали рождаться политические движения, а вскоре и создаваться партии, то он был этому безумно рад. На это даже откликнулся его брат, который никогда не оставлял его действия без комментариев: — Ти диви, як побалакати з Франком, то ми й п’яти хвилин не можемо присвятити. А ось як якийсь Міхновський говорить про Україну від Карпат до Кавказу, то ми готові хоч його на царський престол усадити! Ліпше книжки прочитав б, ніж сих соціялистів висував у Ради та Думи. Украине так не хватает родителей. Он не знает, как жить дальше без поддержки, собственной державы, когда все культурные и политические деятели хотят союз с треклятым РСФСР, который держит их же государство в плену. Разве простой люд сможет продолжать молчать, изучая польский или русский, чтобы выбиться в учёные или в простые батраки? Чем дольше здесь Польша — тем быстрее закрываются украинские школы, становясь лишь утраквистическими с «престижным» польским языком. Радует, что Стрыйская гимназия, где учится Бандера, является за своим складом украинской, но в то же время она является лишь составляющей польской державной школы. И при этом она может быть лишь исключением из нескольких. Действие такой политики прекрасно видно на примере Великой Украины после длительной русификации. Отсюда неудивительно, что УНР знает и говорит прекрасно и на украинском, и на русском, ибо второй ему пришлось изучать ради своей карьеры. С приходом большевиков, что в первую войну чуть не расстреляли своих же товарищей по партии за украинский язык, Украина чувствует, что большевистская цензура будет в сотню раз хуже, чем Эмский указ. Украинец остался один против всех, и только простой люд может его понять и поддержать. На его плечах остался младший брат, которого нужно воспитывать и обучать. Свою жизнь Украина будет начинать с возрождения украинских движений: культурных, политических, да хоть религиозных или чисто националистических. Ему нужно наконец вставать на ноги, как будущая украинская держава. Парень решил, что его брат будет той самой вольной, независимой и суверенной Украиной. И выходит, что задача его старшего брата — возродить в сердцах украинцев надежду на светлое будущее их детей. Если дипломатия будет провалена, придётся идти на самый радикальный путь. Многие украинцы ради свободы готовы жертвовать своими жизнями, но сделать это нужно так, чтобы каждая душа не была напрасной. С этими мыслями Украина смог уснуть… но ненадолго. Где-то посреди ночи его чуткий слух уловил плач брата за стеной. Спросонья старший, не понимая, что могло произойти, на ощупь нашёл отцовский Маузер, очень хорошо спрятанный среди одежды. Немедля он ворвался в комнату брата, но никого постороннего не увидел. Даже подойдя к окну не удалось ничего разглядеть во дворе, а малыш продолжал плакать, спрятавшись под одеяло. Если сюда кто-то проник, к примеру, разбойник, то как он мог выбраться, если окно закрыто. — Україно, що сталося? — положив пистолет на тумбу, парень подошёл к брату и поднял его на руки. — Тихо-тихо, ти тепер у безпеці. Ребёнок продолжал громко рыдать, хоть его крики были приглушены его брат. Украина крепко прижал его к себе и сел на кровать, параллельно поглаживая того по спине и голове. Старший не знал, что случилось, а успокоить истерически кричащего малыша он не знал как, если не попытаться убаюкивать, гладить и тихо проговаривать «я рядом, твой старший брат всегда будет тебя защищать, чш-ш-ш». Спустя время младший украинец не имел сил рыдать, но слёзы продолжали течь и впитываться во вышитую рубашку старшего. — Україно, я вже біля тебе. Хочеш, я буду з тобою поряд цілу ніч? Тільки досить так репетувати, голос свій надриваєш тільки, — тихо говорил тот, слегка ослабив объятия. — Там чоловік був!.. — сказал сквозь слёзы малыш, вытерая слёзы. — Він батька з-забрав!.. — Що?.. — Украина впал в ступор. — Який ще чоловік? — Батька викрав… червоний такий, страшний… — шмыгал носом тот. — Він хотів і мене викрасти! Я втік!.. Старший догадался, что это был кошмар, но он настолько вещий для младшего, что пугает до дрожи. Сейчас следует как можно скорее его успокоить, так как Украина сильно беспокоится о его здоровье, в том числе и о ночном режиме. — Який ти в мене хоробрий козак! Той, мабуть, скаженів, коли ти втік від нього, — парень пытался поддержать его, показать из этого позитивные стороны, не обращая внимания на страшную ситуацию. — Так, я швидко втік… а потім проснувся ось тут. Мені так страшно було! А як батько?! — Батько наш — найсильніша та найрозумніша людина в світі! Він точно мав якийсь план. Уяви собі, як він його обдурив. Мабуть, той дідько вже рюмає десь на землі. Ребёнок начал успокаиваться, а с фантазии старшего вовсе начал смеяться. Из-за того, что была глубокая ночь, а Украина очень сильно хотел спать, парень уснул моментально, а вот его брат всё представлял в голове, как их отец борется против того «красного» дяди. Спустя небольшое время и он уснул следом.***
Это утро можно было считать самым спокойным в жизни двух братьев. Украина приготовил гречневую кашу, а для младшего специально добавил немного молока. Это было ошибкой, ибо тот разбрызгал молоко из тарелки, испачкав скатерть и свою одежду. А ведь Украина отошёл всего на минуту за водой, а придя на кухню, лицезрел весь этот ужас, который весело смеялся и продолжил играться с едой на глазах брата. В наказание тому сказали, что они не пойдут гулять на улицу, на что малыш расстроился и обещал так не делать больше. Они бы и так не вышли на улицу, но зато так Украина-младший мог осознать свою вину. Целое утро Украина думал о том, у кого попросить или как самому раздобыть семена для овощей, ибо огород как таковой есть, но на деле он является простой вспаханной землёй. Не вечность ему питаться консервацией, а его брату нужно качественное, здоровое питание. У него нет другого варианта, как попросить у Степана помощи. У него ведь может найтись по одному зёрнышку томата, семена огурца, моркови и т.д. Но пока он был в сарае, пытаясь с помощью найденного хозяйственного мыла постирать скатерть и одежду, к нему в дверь громко постучали. Тот от испуга уронил мыло и то скользило по полу, пока не попало в сено. Украина, подумав по стуку, что это польские солдаты, быстро побежал к двери. Этот стук, возможно, сильно напугал младшего брата, и потому нужно побыстрее начать и закончить ещё предстоящий диалог. Стоит надеяться, что это не польские солдаты, которые за связь с односельчанами решат его посадить или отправить в самое изолированное ото всех место. Открыв дверь, перед ним предстал незнакомый мужчина средних лет, одетый в католический тёмно-серый подрясник. В глаза сразу же попался его высокий лоб. Постойте, где-то такое лицо он уже видел раньше, но имя и фамилия полностью вылетили из головы. Украина пытался вспомнить, пока священнослужитель ошарашенно оглядывал его, не веря своим глазам. Но в его глазах не было ужаса или удивления, как у той старой пары. — А я що говорив? — из-за спины мужчины выглянул Степан, переведя взгляд на украинца. — Україно, ти і його не пам’ятаєш? — Степане, як ти говориш з майбутньою державою? — тот обозлённо опустил на того голову, а после смягчил лицо и повернулся к хозяину дома. — Радий Вас знову вітати в нашому селі, пане Україно. Дозвольте мені освідчитися перед вами, — Андрій Михайлович Бандера, парох у місцевій церкві. Церква В'їзду Ісуса Христа в Єрусалим, ви до неї завітали були у 1918 році при Скоропадському. Украине хотелось сильно ударить себя по лбу, чтобы его память хотя бы когда-то смогла нормально соображать. В его голову резко ударил момент, как он с родителями пришёл в эту церковь. Не трудно было догадаться, кто заставил их туда зайти (ЗУНР). Тогда Андрей Бандера брал участие в организации власти в Калушском уезде. Украинцы после долгой дороги решили отдохнуть в селе неподалёку, где их принял в свой дом священнослужитель и ознакомил с местностью. Но узнать отца Степана в такой форме нельзя было с первого раза. — Я вас пам’ятаю, але здивований, що капелан Галицької Армії став парохом у церкві. В цьому немає нічого поганого, правда. — Україні потрібна наша допомога, у нього ні худоби, ні городини — взагалі господарства нема, — сказал Степан. — Чи можемо ми йому допомогти? — Я готовий вам сам по господарству допомогати, чи за дітьми доглядати — все заради того, щоб не бути якимось бурлакою. — Вибачте, але ми не можемо Вас, божу істоту, змушувати працювати не за благополуччя цілого українського народу. І тобі, Степане, ще раз скажу: не можна. — Але мені потрібно якось на їжу заробляти, та навіть звичайні гроші! — Все, що необхідно, ми Вам дамо. Ваша сім’я багато чого намагалася зробити заради визволення України, виконувала свій обов’язок держави перед народом. Весь народ зобов’язаний Вам за Вашу жертву, Степан повідомив мене про Ваше лихо… І тому принаймі моя сім’я намагатиметься Вам допомогти. — Але ж… Не описать то, что испытывал сейчас Украина. Он был настолько благодарен им, что чуть ли обнял их, но сохранял спокойствие. С другой стороны, было очень неловко, потому что простые селяне станут помогать ему продуктами, будто он их насильно заставляет сдавать ему «данину». Вдруг это у них будут последние горстки хлеба, а они отдадут его именно ему? Причём ему запрещено помогать им, ибо является «божьим созданием». Другой человек на его месте сиял бы от радости, но только не трудолюбивый Украина, которого с детства учили справедливости, особенно когда дело касалась работы и трудящихся. Андрею Бандере нужно было идти на службу, поэтому он поспешил в церковь. Степан решил побыть немного со старшим украинцем. Как раз во время стирки они завязали разговор об отце Степана и его двух дядей — Павла Глодзинского, основателя «Малоспілки» и «Сільского господаря», и Ярослава Веселовского, скульптора, известного под именем Н. Гаврилко. Много чего они успели обсудить, в том числе то, почему вся скатерть оказалась в молоке. Украина отказывался отвечать на этот вопрос, но Степан всё равно посмеялся с того, что тот уже разучился держать в руке кувшин с молоком. И пока парень пошёл искать во дворе верёвки для сушки одежды, Бандера пошёл изучать дом. Он действительно был роскошным, как он себе и представлял: молдинг меж стеной и потолком был разрисован, как и стены вокруг окон; сама печь была практически вся разукрашена разными цветами и прочими растениями, словно тут работали настоящие художники. Картины на стенах были украшены рушниками с разными вышивками, к которым прям хотелось протянуть руку и пощупать разноцветные орнаменты. Далее был небольшой коридор с двумя дверьми, которые вели в личные комнаты. Степан вовремя сообразил, что не стоит без разрешения лезть туда, куда ему точно было запрещено. Бандера пошёл обратно в главную залу… но послышалось то, как в одной из комнат что-то упало и, скорее всего, разбилось. Парня сильно передёрнуло, ибо сначала он подумал, что это он что-то нечаянно зацепил. Но звук точно издался в одной из комнат. Стало очень интересно, что могло там упасть по своей воле. Если Украина потом войдёт туда, то подумает, что Степан вошёл туда и тот, не сказав ему об этом, получит сразу от двоих людей: от друга и своего отца. Поняв, что у него нет другого выбора, он решил войти в комнату. Войдя, он увидел следующую картину: Украина-младший сидел на полу, возле которого валялся рушник и разбитая на осколки глиняная ваза. Удивлённо хлопая большими глазками, малыш глядел на незнакомца. Тот даже моргнуть не мог, пытаясь понять, кого или что он перед собой на самом деле видит. Не дождавшись от Бандеры другой реакции, которая была бы похожей на злость, вернулся к рушнику. До этого он свисал с тумбочки, но украинец не учёл, что там стояла ваза, и потому он тянул-тянул, пока та не упала рядом. Зато теперь он может детально разглядеть орнаменты на полотенце. Старший украинец, повесив скатерть сушиться, вернулся в дом, но не нашёл Бандеру. В голову сразу же пришли дурные мысли о том, что тот пошёл осматривать дом, в том числе комнату его брата. Молниеносно он прибежал в коридор, где увидел шокированного Степана, который медленно повернул голову на парня. Сердце Украины сжалось до невообразимых размеров, и застыл он на месте, с таким же потрясением на лице глядя на приятеля. — Трясця тобі, — произнёс украинец на одном дыхании. — Україно… чи ні, — говорил Бандера, смотря то на хозяина дома, то на ребёнка в комнате. — Або ви обидва — Україна? — … Степане, закрий двері, — очень сдержанным голосом приказал тому Украина.