Хроники Хоббита. Благословенный край

Дай мне шанс забыть тебя, Стань невидимым, забери мечты и воспоминания. Они без твоей любви всю душу лишь мне изранили... Принцесса Авеню, «История Любви».

В долине Ривенделл царила тишина. Эльфы не играли на своих арфах и флейтах, не слышно было песен и веселых голосов — все, как один, глубоко скорбели о лесных своих сородичах, павших в страшной Битве Пяти Воинств. Владыка Элронд, лишь недавно вернувшийся из чащи Лихолесья после победы над страшным злом, затаившимся там, успел нанести визит королю Трандуилу и принести ему свои соболезнования. Впрочем, лесной властитель не особенно в них нуждался. Отборным вином, конечно, гостя попотчевал, но радость, увы, навеки покинула лесную обитель. Сын Трандуила, смелый принц Леголас Зеленолист, покинул отца. Не мог он оставаться в тени лесной чащи после того, что произошло на поле перед Одинокой горой, не мог перестать тосковать по своей подруге Тауриэль — той, что стала ему подругой, не сумев сделаться женой. Принц уехал — а с ним погас свет для короля Трандуила. Он по-прежнему правил своим королевством, но с ним рядом больше не осталось никого, кому он мог бы довериться. Если и могут бессмертные Перворожденные быть подлинно несчастными, то Трандуил был бы одним из них. С грустью вернулся воитель Элронд в свои владения — и сразу же объявил траур в знак поддержки собратьев. Тишина затопила Ривенделл, прекрасную долину Имладрис. Лишь шумели прозрачные водопады, не замерзающие даже в зимнюю пору. По обледенелой тропе устало брел понурый гнедой конек. На его спине, сгорбившись, восседала тоненькая фигурка. Девушка, совсем замерзшая и зябко кутающаяся в тоненький плащ, дышала на руки и ежилась. Рыжие волосы прядями спадали на ее лицо, их кончики путались в упряжи. Тауриэль ехала в Ривенделл — просто потому, что ей больше некуда было пойти. Трандуил отменил свое распоряжение об изгнании ее из Лесного королевства, но девушка сама не захотела возвращаться туда, где было так много воспоминаний. Первые дети Эру, эльфы, народ стойкий. Они могут вынести и снег, и зной, и пытки, и долгую дорогу, и даже страшные раны. Одно только опасно для них по-настоящему — тоска. Тауриэль умирала. Она чувствовала, что боль в ее душе постепенно холодит сердце, что огонь жизни, прежде такой яркий, гаснет в ней навеки. Для эльфийки она была еще очень молода, преступно молода, однако ее первая серьезная потеря, принц Кили, стала для девушки роковой. Она отпустила поводья, предоставив коньку самому выбирать дорогу, и опустила голову. Нет, не из-за зимы мерзла она, а из-за тяжкой грусти, сковавшей сердце. Не дали ей смерти, не избавили от мук, не пожелал Трандуил убивать свою подданную, пусть и ослушницу, что влюбилась в гнома. Так какая разница, упадет ли она в пропасть вместе в конем или выживет? Не все ли равно, если он, единственный, остался там, на Вороньей Высоте? Она ехала так, ничего не видя перед собой, пока поводья лошади не перехватила крепкая рука. Тауриэль устало подняла голову. Исхудавшее лицо было полумертвым, лишь губы шевельнулись: — Пустите... Зачем все... — Постой, милая, постой, - высокий темноволосый эльф бережно снял ее с седла и поставил рядом с конем на землю. - Куда ты одна едешь, такая усталая? Останься, сестра. Здесь есть теплый очаг и кров, тебе дадут еды и приютят, если тебе некуда пойти. — Убей меня, брат, - тихо шепнула эльфийка, коснувшись его руки. - Прошу тебя, окажи милосердие! — Досталось тебе, - понимающе кивнул эльф. - Идем со мной. Не нужно умирать сейчас, когда идет к концу зима и первые птицы вскоре запоют на ветвях. Разве те, из-за кого тебе так больно, обрадовались бы, узнав, что тебя больше нет? Иди сюда, девушка, и присядь у огня в доме владыки Элронда. Мое имя — Элладан, я наследник владыки долины и страж границ. А как зовут тебя, красавица? — Тауриэль, - тихо ответила она. - Спасибо тебе, брат. Я приму твое предложение и останусь в долине. Какая разница, если меня почти уже нет... *** Дубок подрастал. Пока что он не мог называться деревом, из земли едва проклюнулся с весенним солнцем росток, но Бильбо в радость было следить и ухаживать за ним. Он заботливо поливал будущее могучее дерево каждый день, если не было дождя, и присматривал за ним. Садовник Гэмджи как-то раз застукал своего хозяина на вершине Холма, где тот сидел около росточка и заботливо перекапывал влажную землю. — Может, мне и об этом деревце позаботиться, хозяин? - осторожно спросил он. - Мне не трудно, если хотите, могу присмотреть! Вы ж знаете, в земле я умею возиться, а ради вашего покоя мне ничего не жалко! — Спасибо, Хэмфаст, - растроганно улыбнулся Бильбо. - Не нужно. Ты и так ухаживаешь за всем моим садом, такой красоты ни у кого в Шире нет! За этим дубком я сам буду ходить, пусть растет, лишь бы не поник... Постепенно хозяин Бэг-Энда налаживал прежнюю жизнь. Он выкупил за хорошую цену все свои вещи, что были проданы с аукциона, так что хоббиты внакладе не остались — а многие так и вовсе считали, что заключили выгодную сделку. Потом из усадьбы на вершине Холма стали поступать подарки — в большинстве своем просто дань вежливости, а все приятно получить что-то из рук богатого сквайра! Часть хоббитов, особенно те, кто был постарше, сперва настороженно относилась к «воскресшему» вдруг господину Бэггинсу, однако молодежь, а в особенности дети, его сразу же припомнили и полюбили. Бильбо прежде жил довольно уединенно, особо ни с кем не сходясь, — а тут вдруг стал выбираться в трактир «Зеленый Дракон» по вечерам, за кружечкой эля щедро делясь смешными историями и воспоминаниями о приключениях, которые все воспринимали относительно благосклонно — примерно так, как слушают бредни всякого подвыпившего обывателя. Если, конечно, тот достаточно хороший рассказчик. Бильбо был отменным рассказчиком. Дети пересказывали его истории друг другу, а спустя примерно год после его возвращения появилась у хоббитят новая забава — игра в «дядю Бильбо». Один надевал на плечи простыню, как плащ, и брал в руки палочку-меч, а остальные бегали за ним в роли «стр-рашных гоблинов» или «добрых гномов», кому как жребий выпадал. Сам мистер Бэггинс только улыбался. Ему было приятно, что дети играют в его поход — и он про себя думал: «Как же хорошо, что эти маленькие хоббитята не знают, как жестко спится на холодной земле, как страшно смотрит в лицо из темноты смерть, скалясь варжьими клыками, и как больно терять любимых». Тоска по Торину никуда не делась — но со временем слегка притупилась. Бильбо научился жить дальше, занимал себя делами, общался с окружающими, изредка ссорился с Лобелией, супругой его кузена — словом, жизнь шла своим чередом. Спустя пару лет ему перестал сниться заснеженный пик Вороньей Высоты, а еще через год он впервые проспал долго и сладко, не вскакивая от собственного крика под утро. Несколько раз приезжали в гости гномы, чаще всех — старый Балин, очень сдружившийся с полуросликом за время похода к Одинокой горе. Бильбо был счастлив его видеть, и они садились у огня, чтобы выпить по кружке вкусного эля и вместе посмеяться над воспоминанием, как Бильбо в первый раз трясся за свое имущество и как пугался гномов. Полурослику было одиноко до кома в горле, но он никогда в этом не признался бы. Что-то сломалось в нем после похода, и нечем было заполнить пустоту на месте сердца. Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, он пригласил к себе в дом проезжего гнома, которому негде было заночевать из-за проливного дождя. Гном был несказанно удивлен нежданному пристанищу, но остался доволен и долго благодарил. В качестве платы с него Бильбо потребовал только разговор — и они с новым знакомым засиделись до утра. Должно быть, тот путешественник пустил слух о добром полурослике, потому что с тех пор несколько раз в год к Бильбо наведывались трое или больше незнакомых гномов и, вежливо кланяясь, говорили что-нибудь вроде: — Доброго вечера, господин Бэггинс! Мы от Лони Долгобородого, он говорил, вы гостям всегда рады. Не помешаем? — Конечно же, проходите, - неизменно соглашался Бильбо, сияя от радости. - Хорошо, что зашли, на улице такой дождь! Один раз произошел странный казус. Очередной гном, приглашенный в гости, был молод, с темными волосами и синими глазами — правда, не такими пронзительно-внимательными и яркими, как у покойного Короля-под-Горой. Бильбо безотчетно разглядывал его весь вечер, а к ночи юноша подошел к нему и тихонько поинтересовался, не желает ли почтенный хозяин дома, чтобы ему помогли избавиться от тоски по тому, кого он увидел в лице молодого гостя? Бильбо покачал головой. Что бы там его ни терзало, он еще не пал так низко, чтобы приглашать гостей ради скрашивания ночки. К счастью, гном не настаивал, только посмотрел сочувственно. Время шло. С годами Бильбо заметил, что почти не меняется. Сперва он этому удивлялся, но потом привык. Разве плохо, когда изо дня в день из зеркала глядит такое же молодое лицо, как когда-то? Ему уже исполнилось семьдесят, а он оставался абсолютно таким же, как в то утро, когда вернулся домой. Соседи, конечно, шептались, но никаких колдовских навыков «шебутной Бэггинс» не проявлял, хоть и знался вроде бы с чародеем Гэндальфом. Так что его богатство считали следствием путешествия с гномами, а долголетие — знакомством все с ними же. Как-то, когда ему было почти семьдесят пять, Бильбо даже надумал жениться. Вот так вот! Проснулся утром и решил — приведу хозяйку в дом, чего страдать по тому, что не сбылось! Здравое и справедливое вроде бы решение. Однако исполнить намерение свое он не смог. Пошел на общий праздник в честь дня рождения одного из старых Туков, поплясал со всеми, посмеялся, рассказал пару историй и даже подмигнул хорошенькой девушке из Туков, которая охотно заулыбалась в ответ. Но дальше этого ничего не зашло. Как только Бильбо пытался представить, что целует какую-нибудь леди, его передергивало. Нет, не от неприязни к девушкам — они были ни при чем, славные и милые! Просто было мерзко от того, что он будет с кем-то, кроме Торина. Что его коснется кто-то другой. Словом, Бильбо смирился с тем, что ему суждено провести свои дни в полном одиночестве. С годами характер его портился, и он стал несколько раздражительным, под стать некоторым гномам, что так и останавливались у него на ночь-другую вместо постоялого двора. Он часто бродил в лесу, разговаривая со встреченными путниками — а иногда со своим колечком, найденным в пещере под Мглистыми горами. Кольцо было благодарным и молчаливым слушателем, а заодно помогало скрыться с глаз тех, кого мистер Бэггинс видеть не желал. Так и жил наш «вечно молодой» мистер Бэггинс, пока однажды, когда ему было девяносто, не пришла весть о том, что его родичи, Дрого Бэггинс и его жена Примула, утонули в реке и у них остался маленький сын Фродо. Двоюродный племянник был единственным, кто не просто слушал рассказы дядюшки, но и верил им безоговорочно и просто бредил драконами и гоблинами, гномами и путешествиями. Некоторое время Бильбо еще раздумывал, поскольку у мальчика было достаточно родни, способной о нем позаботиться, однако спустя девять лет он все же пригласил его к себе. Обращаться с совсем маленькими детьми Бильбо умел плохо, а вот подросток Фродо отлично вписался в обстановку Бэг-Энда. Утром, когда Фродо еще спал в своей новой постели, Бильбо поднялся на холм — вприпрыжку, назло всем приличиям, как в молодости. Он подошел к молодому дубу, чей ствол уже укрепился и разросся, а крона поднималась над головой хоббита, грозя стать очень широкой. — Я теперь не один, Торин, - виновато пробормотал хоббит, погладив теплую кору. - У меня есть племянник — помнишь, я тебе рассказывал? Он будет жить тут. Мальчик такой славный! У него темные волосы и синие глаза, совсем как у тебя, а нрав совсем мой, только он моложе. Ты ведь не будешь против? Листва дуба тихо шелестела. Бильбо сел у его корней и запрокинул голову, прижавшись затылком к стволу. Сейчас ему было хорошо.