Мы расстанемся в тени цветущих деревьев. Дважды

Длинные волосы Хёнджина развевались по ветру, кончиками касаясь его лица. Он закрывал глаза, щурясь от весеннего солнца. Его кожа, подсвеченная солнечными лучами, излучала свет. В серо-голубых глазах искрилась радость, нескрываемое счастье, а на лице красовалось озорное выражение. - Получай! – Воскликнул юноша, на бегу внедряясь в реку, и, набирая в ладони как можно больше воды, окатил прохладной водой Минхо, стоявшего неподвижно, внимательно рассматривая дно. Старший рыбачил – одно из его любимых занятий, когда у него случался редкий выходной. Минхо всю свою жизнь провел, тренируясь для армии, и все умения, которыми он располагал – все это дала ему его служба в отряде для защиты самого императора. С подростковых лет его обучали по нескольку часов находиться в холодной воде, под дождем, в морозную стужу – неподвижно стоять так, чтобы закалить не только тело, но и дух. Прохладная речная вода была лишь каплей в море для такого отважного воина, как Ли Минхо, поэтому, когда Хёнджин, играючи, окатил его водой, тот даже не шелохнулся. Лишь закрыл глаза. Хёнджин – друг его детства, с ним он проводил так много времени, что порой их называли братьями. Необычная внешность Хвана была выделяющейся, заметной настолько, что в определенные годы становления юноши, ему это принесло немало проблем. Все его детство парень провел на побегушках, потакая всем желаниям своей матери. Она была любовницей одного из чиновников, поэтому не нуждалась в деньгах, жила в богато обставленном доме, и имела личную прислугу. Никто не знал, кто именно был отцом Хёнджина, но когда мальчишка родился, со светлой шевелюрой и глазами, которые не были присущи его народу, по деревне поползли слухи, что в нем заключено мифическое существо или даже злой дух. Мать Хёнджина оставила сына, словно зверушку – она показывала его на торжественных приемах, подчеркивая соблазнительную красоту мальчика, которую другие замечали с самого его детства. Но это было не просто так, и когда намерения матери стали ясны, некому было защитить невинность мальчика. Когда Хёнджину исполнилось десять лет, мальчишку привели в дом одного знатного мужчины и заперли с ним на несколько часов. Что произошло далее – не знал никто, и даже прислуга не шепталась, а только стыдливо опускала взгляды, когда кто-то заговаривал о случившемся. Мальчика увезли домой, и несколько месяцев старая горничная, что работала в доме, где воспитывался Хёнджин, выхаживала его – она варила ему отвары из целебных трав и готовила заживляющие мази. Госпожа запретила говорить об этом, и прислуга, боясь гнева хозяйки, не распространялась об этом вне дома. Когда Хёнджину исполнилось четырнадцать, его мать стала регулярно приглашать в свой дом знатных мужчин и женщин, запирая с ними собственного сына, дабы он исполнял любую прихоть испорченных богачей. Юноша с детства не знал настоящей любви матери, и всегда он желал лишь одного – угодить ей во всем. Когда она говорила быть ему любезным с гостями и отвечать взаимностью на любые их просьбы, он покорно соглашался. - Да, матушка, - добродушно улыбаясь, отвечал Хёнджин, и выполнял то, что было велено. Никогда Хёнджин не жаловался на свою участь: даже тогда, оставаясь наедине с одним господином из северной части деревни, он, возвращаясь в свою комнату, избитый, весь в синяках и ссадинах, сплевывая кровь, ни разу не промолвил и слова о том, что ему было тяжело. Минхо рос с ним по соседству – в отличие от матери Хёнджина, его родители его всегда любили. Наблюдая за мальчиком, который собирал мимолетные случайные улыбки от той женщины, что его породила, словно это было каким-нибудь сокровищем, Минхо еще в детстве поклялся самому себе, что как только он наберется сил, то защитит своего друга. И заберет его с собой – туда, где никто никогда не причинит ему боль. Хёнджин больше не будет страдать. Когда они выросли в молодых юношей, то частенько убегали в лес, и дрались на деревянных мечах, подаренные Минхо старшим братом – Ёнбоком. Тогда старший брат записался на обучение в армию к самому императору, и теперь он редко бывал дома. Минхо всегда стремился стать таким же сильным и отважным, и поэтому мечтал скорее повзрослеть и уйти на службу к императору. - Ты уйдешь со мной, - сказал однажды совсем юный Минхо, которому едва исполнилось пятнадцать, - я не оставлю тебя здесь, ни за что! Больше ты не будешь выполнять мерзостные капризы той отвратительной женщины! Он ненавидел мать Хёнджина всем сердцем, словно в противовес тому, насколько сильно любил ее родной сын – что бы она ни делала, какой бы она ни была и чем бы ни заставляла его заниматься, он испытывал к ней самую прекрасную, чистую и искреннюю любовь. Такая любовь безупречна, безусловна, и только дитя способно так сильно любить того, кто этого совершенно не достоин. Когда Минхо исполнилось шестнадцать, он рассказал своей семье, что решил идти по стопам старшего брата. И добровольно записался в отряд, где обучался Ёнбок. Минхо уже знал, что его обязательно примут – т.к. старший брат хорошо обучался, он был на хорошем счету у учителей, поэтому с Минхо не могло возникнуть трудностей. К тому же, парень всегда хорошо воспитывался, имел благородный нрав и характер, а его острому уму всегда находилось применение. Минхо долго упрашивал свою матушку, чтобы она записала в армию Хёнджина – до его того, как ему исполнится шестнадцать, оставалось всего несколько недель, и парнишка провел несколько часов на коленях около комнаты матери, умоляя о том, чтобы она сжалилась над тем, кто действительно в этом нуждался. - Прошу вас, матушка, - причитал паренек, - я готов исполнить любую вашу просьбу, я никогда ни о чем вас не просил! Это моя единственная к вам просьба, больше я не посмею к вам обратиться! Его мать, побывав в доме соседки, прикидываясь любопытной гостьей, подсмотрела, как выглядит подпись госпожи Хван, и, после, записывая чужого ребенка в армию, скопировала почерк другой женщины так искусно, словно занималась этим всю жизнь. Когда солдаты пришли за Хёнджином, который был предупрежден Минхо о том, что они уйдут вместе, прочь из этого проклятого дома, они показали документ ничего не понимающей женщине – госпоже Хван. На записях стояли ее подписи, и солдаты, неразборчивые в том, как выглядят богатые женщины, «опознали» госпожу в том, что она лично заявилась и подписала документы для зачисления сына в армию при императоре. И сколько ни отнекивалась мать, она не могла препятствовать тому, что ее сын должен уходить. Когда Хёнджин, с единственным сундуком, в который уместились все его вещи, покидал дом, где он родился и прожил всю свою жизнь, мать проклинала его, догадавшись, что он знал о происходящем еще задолго до того, как за ним пришли. Хёнджин молчал, смиренно принимая тираду гнева от собственной матери, и не обернулся даже тогда, когда она выкрикнула ему вслед «Лучше бы я утопила тебя в корыте, когда ты только родился!» Садясь в повозку, где уже был его лучший друг – Ли Минхо, Хёнджин добродушно улыбнулся матери и тепло с ней попрощался. На что госпожа Хван лишь фыркнула и поспешила удалиться. ……….. - Что ты застыл!? – Смеясь, Хёнджин продолжал брызгаться в Минхо, наполняя ладони водой и выплескивая жидкость тому в лицо, на волосы и одежды. – Защищайся! Минхо, осознавая, что никакой рыбы он сегодня не наловит, развернулся к младшему и наградил его невозмутимым взглядом. - Ты испортил мой улов, - негромко произнес он, - за это и поплатишься. Минхо, подхватывая друга, резко опустил того в реку, и держал ладони на его плечах. Хёнджин брыкался изо всех сил, старательно пытаясь вырваться, но мертвый захват Ли не оставлял ему такой возможности. - Хван Хёнджин! – Смеясь, рычал Минхо. – Ты, испорченный юноша! Очистись водой! И он продолжал погружать Хёнджина, смех которого был слышен повсюду – на берегу реки, и в густых зарослях лесной чащи. И когда они, вымокшие, устроились на берегу, чтобы развести костер и высушить свои одежды, Хван поджаривал грибы, собранные им в лесу. - Похлебка из рыбы была бы вкусней, - произнес Минхо, который уже съел дюжину грибов, но так и не смог насытиться. - Растительная пища полезней живности, - отвечал Хёнджин, отсыпая другу свою порцию еды, - ешь. Я не голоден. — Вот придем домой, и я поем тушеной крольчатины, - продолжал Минхо, - сразу две порции! Его живот скрутило от голода, а рот наполнился слюной об упоминании любимого блюда. Хёнджин улыбался и продолжал вертеть грибы, поджаривая со всех сторон. Как только их одежды высохнут, они отправятся домой к Минхо – погостить там несколько дней, пока у них выходные. Несмотря на то, что они росли вместе, по соседству, Хёнджин никогда не вернется домой – в своем письме его мать четко указала на то, что обратно домой она его не ждет. Матушка Ли всегда с теплотой относилась к Хёнджину, поэтому для него дом его лучшего друга стал местом, где ему всегда было хорошо и радостно. Не каждому из нас дан дом, где всегда тепло и уютно. Но обрести гармонию в другом месте, где хорошо, где всегда ждут – небывалая роскошь. Обретая такой дом, покидать его совершенно не хочется… ………………… Хёнджин проснулся еще тогда, когда не рассвело. Он взглянул на экран, подсвечиваемый мобильным телефоном, и осознал, что сейчас только четыре утра. Тяжело выдохнув, он поднес подушку себе под ухо, и устроился на боку. Но сон уже улетучился: Хёнджин не хотел ничего понимать, и в то же время, его рвало на части от любопытства. Что только что он видел? Почему брат Боры, с которым он познакомился неделю назад, начал ему сниться в таких дивных, красочных снах? После того пикника они больше не встречались: на следующее утро Минхо уехал в другой город по работе (во всяком случае, так сказал Чанбин), и пока он был в командировке, жизнь Хёнджина вернулась в привычное русло. Каждое утро он просыпался, шел на пробежку, а после пробежки встречался со своим другом Сынмином. Они покупали смузи навынос, и прогуливались в парке неподалеку от дома, где жил Хёнджин. А после этого направлялись по домам – Сынмин жил дальше, чем Хёнджин, и непонятно было, почему вообще он каждое утро просыпался ради пробежки и завтрака в виде смузи. После этого Хёнджин шел домой принимать контрастный душ, а перед этим он пешком поднимался на свой этаж, чтобы еще немного сжечь проклятые калории. Хван Хёнджин – уникальная модель с необычной внешностью. Он часто снимается для обложек журналов, участвует в рекламных кампаниях. Но больше всего его заводят модные показы. В свете софитов Хван всегда чувствует себя удручающе одиноко, но это именно то чувство, за которое и стоило бороться всю его жизнь, пока он учился в школе моделей. Хёнджин боялся лишь одного: того, что о нем забудут. Он желал оставить после себя как можно больше следа в истории, а потому работал как проклятый. Для поддержания хорошей фигуры Хёнджин ежедневно изнурял себя тренировками. Он любовался своими проступающими ребрами и ключицами, ловил себя на мысли о том, что это по-настоящему заводит. Не просто худоба. А именно красивое изящное тело, стройное, с впадинами и выпуклостями. Когда он ложился на какую-либо поверхность, Хён частенько ощупывал свои выпирающие тазовые кости, спускался к кости на лобке и впивал в нее свои пальцы. Это необычное чувство собственной незавершенности вынуждало его еще больше заниматься совершенствованием своего тела. Друзья и знакомые Хёнджина частенько пытались его накормить, но даже если он переедал, Хёнджин пользовался известным методом, таким популярным среди моделей: пару таблеток и очищение гарантировано. Все потому, что он должен оставаться продаваемым продуктом, его заработок и востребованность напрямую зависит от того, как он выглядит. Выглядеть плохо Хёнджин не мог: он регулярно покупал себе витамины, посещал косметолога и применял массу чудо-средств по уходу за лицом. Для него уход за собой стал особенным ритуалом, пропускать который Хёнджин не имел права. Ему действительно это нравилось. Ведь нет в этом мире никого, кто бы так о нем позаботился… В его жизни были Чанбин и Бора, но даже они не могли заменить Хёну того человека, с которым он желал бы разделить всю свою жизнь. На самом деле, Хёнджин испытывал чувство влюбленности несколько раз за всю жизнь, но всегда он понимал, что это временно. Нет смысла разыгрывать свою любовь там, где ее нет, и нет нужды вкладывать свое драгоценное время в человека, с которым можно ограничиться несколькими свиданиями. Именно эти рамки для себя Хёнджин воздвиг, пока достигал вершины карьеры: пока он продвигался по этой лестнице, у него не оставалось времени на что-то личное. Так будет лучше. Никто не станет выносить тебе мозг, и никому не нужно лишнее общение. Понимая, что сон ушел безвозвратно, Хёнджин натянул теплый кардиган, домашние тапочки и отправился на кухню варить себе какао на миндальном молоке. Достал из холодильника черный шоколад без сахара, Хёнджин отправился на общий балкон – для этого ему пришлось набрать кодовый замок. В коридоре на выходе из квартиры Хёнджин немного расплескал какао, но это его не остановило, и, покидая карман, он вышел на балкон. Звезд не было – они редко виднеются из-за городского смога. Лишь полная луна, которая мешала Хёнджину спать, освещала собой небосвод. Отпивая какао, Хён размышлял о том, что было бы, родись он обычным мальчиком, с простой заурядной внешностью. Кем бы он стал? Наверное, он бы поступил в университет, проводил бы время с друзьями в пьяном угаре, а потом, на выпускном, произносил торжественную речь с благодарностью родителям. Скучно? Да. Заурядно? Именно так. Но такая жизнь была бы идеальной. Возможно, к тридцати годам он бы растолстел или обзавелся бы пивным животом. А, может, у него были бы седые волосинки. И детишки. Они бы точно были бы. Двое: мальчик и девочка. Он бы раскачивал их на качелях в парке, играл бы с ними в догонялки на лужайке перед домом, а вечером, читая сказку, целовал бы в маленькие носики и укладывал спать. Он так редко был способен проявить нежность и заботу, что Хёнджин не мог представить себя таким. Каково это – по-настоящему беспокоиться? Не напускное «Как твое самочувствие?», «Как прошел твой день?», а именно настоящий страх за другого человека. Когда тот болеет, или попал в неприятности – каково это, терять голову от волнения? Как это вообще происходит у нормальных людей? Всю свою жизнь Хёнджин был предоставлен самому себе, и сам о себе заботился. Окружающие только и твердили, что он сильный и все выдержит, но, похоже, они попросту его не знали. Хёнджин сильный только потому, что другого выбора ему не предоставили. Пришлось выбирать – либо падать на самое дно, либо сжимать челюсть и отстаивать самого себя. Но… Как бы все было, если бы у него был такой человек, как тот Минхо из его сна? Тот, кто выдернул его из лап ужасной жизни, противиться которой тот, другой Хёнджин не мог. Почему? Почему он позволял матери поступать так с собой? Почему искренне ей улыбался? Неужели проще быть жертвой, чем отстаивать самого себя… Этажом выше Хёнджин расслышал чей-то кашель. Кто-то, в половине пятого утра, не спал так же, как и Хён, и стоял на балконе, непонятно зачем. Может, предложить ему какао? Хёнджин был уверен, что кашель был мужским. И это был не Чанбин – того и танком не разбудишь, даже под утро, не говоря уже о том, чтобы он вышел на балкон. Значит, кто-нибудь из соседей квартиры напротив, может, это у них бессонница? Человек откашлялся еще раз, и в ночной тишине Хёнджин внезапно расслышал, кому принадлежали эти звуки. Его пальцы похолодели, а сердце замерло. Человек из его сна? Или видений? А, может, все это – воспоминания? Хёнджин тряхнул своей головой. Нет времени размышлять. Если он не выспится, завтра на сьемках будет весь помятый, как использованная салфетка. Скептически взглянув на недоеденную плитку шоколада, Хёнджин возненавидел себя за слабость. Не стоило сейчас поглощать сладкое, это же лишние калории. Значит, к зарядке ему придется добавить еще несколько упражнений. Хёнджин оставил плитку на балконе – на подоконнике. Кто-нибудь из соседей да заберет. А сам он теперь ни за что к сладкому не притронется. ……………… Спустя несколько часов Хван не проснулся на пробежку – не расслышал звон будильника. Его ночное бодрствование сыграло с ним злую шутку, и когда в его дверь громко постучались, Хёнджин был удивлен и зол одновременно. Удивлен, т.к. понятия не имел, кто это вообще приперся в такое время. Зол, т.к. понятия не имел, кто это вообще приперся в такое время. Натягивая мягкие тапочки, Хёнджин ежился от утренней прохлады не до конца прогретого весеннего воздуха, и, схватив с кресла серый кардиган, замотался в него. Мягкая ткань повторяла его очертания, укутывая в свои мягкие ворсы, и, мгновенно согреваясь, Хён побрел к двери. Посмотрев в глазок, он с удивлением обнаружил Сынмина – своего друга, стоявшим за дверью. - Привет, - нажав нужные кнопки электронного замка, Хён впустил друга к себе. Сынмин окинул взглядом младшего, на его лице рисовалось недоумение: ведь обычно Хёнджин ранний на подъем, да и энергии у него хоть отбавляй. - Прости, - Хёнджин потрепал свои белокурые локоны, - я проспал. Ночью не спалось, уснул под утро. Не знаю, что со мной произошло. - Поможешь мне? – Сынмин многозначительно посмотрел на подставку с двумя стаканчиками кофе в своих руках. Из крошечных отверстий на крышках исходил пар, настолько напитки были горячи. - Давай просто пройдемся? – Хёнджин помог другу с напитками, и даже умудрился предложить тому комнатные тапочки. – Дашь мне полчасика? Приведу себя в порядок, и пойдем. - Окей, - произнес Сынмин, сменив обувь. Вслед за обувью он снял ветровку и рюкзак, висевший на одном плече. Они не завтракали – Хёнджин мигом бросился в ванную наносить свои бесчисленные средства по уходу, собрав волосы в хвост. А после, переодевшись в спортивные просторные одежды, он во всеоружии был готов совершать «поджог» калорий. - Ты не можешь выйти, не нарядившись? – Всю дорогу, пока ребята прогуливались по утреннему городу, Сынмин поглядывал на друга и недовольно ворчал. – Неужели ты пытаешься закадрить кого-нибудь? - Ты же знаешь, что нет, - выдохнул Хёнджин, - все, чего я хочу – просто похудеть. - Да у тебя и так кости торчат, Хён. - Я должен быть еще стройнее. - Кому это ты должен? - В агентстве, куда я хочу попасть, есть четкие требования. Если не буду вписываться в параметры, о работе могу забыть. А я вообще-то карьеру строю. - Это то самое модельное агентство, - Сынмин почесал затылок, пытаясь вспомнить важную информацию, - того дизайнера… как же его… господи, он еще на весь мир заявил, что гей, и они с мужем усыновили дочь… - Джексон Ван, и его «Team Wang», да, - забывчивость друга по отношению к деталям начинала удручать. - Не думал, что у него такие высокие требования… Может, попробуешь, просто заявиться в офис, и как только они увидят тебя, возьмут на работу без вопросов? - Не хочу, - произнес Хёнджин, - в том-то и дело. Я пытаюсь заработать себе место честным трудом, как все. Соревнуясь с другими моделями, а не загрести вакансию только за свою исключительную внешность. - Я бы на твоем месте использовал все козыри в рукаве. - Хорошо, что ты не на моем месте, так ведь? Хёнджин не хотел продолжать этот бессмысленный спор. Сынмину не понять, чего Хёнджин добился за годы своего упорного труда, скольким ему пришлось пожертвовать, чтобы сейчас зарабатывать столько, сколько у него есть сейчас. Это Сынмин родился с золотой ложкой во рту: несмотря на то, что его воспитывала мать, а отца в семье никогда не было, у него был трастовый фонд от бабушки, в качестве наследства. Он не знал, что такое голодать, когда все агентства прекратили свое сотрудничество из-за мировой пандемии год назад, он не представлял, каково это – бояться потратить что-то лишнее, не зная, будет ли у него завтра работа и доход. Хёнджин давно жил один, не имея финансовой поддержи от матери, оборвав с ней любую связь, и рассчитывать в этом мире он мог только на себя самого. Конечно, рядом по соседству жили Чанбин и Бора, но даже они не знали, что в определенный период своей жизни Хёнджин ел лишь раз в день, экономя даже на обычных продуктах. Он стал чаще двигаться пешком, порой не имея мелочи на проезд. Он был слишком гордым, чтобы поделиться этим с другими, даже с лучшими друзьями. Чанбин словно чувствовал, что с другом творится что-то неладное, взять хотя бы тот факт, что Хёнджин довольно быстро потерял вес. Конечно, всегда можно было списать все на то, что он – модель, и, дабы участвовать в определенных проектах, нужно подстраиваться под рамки, но Бинни не был глупцом и знал друга уже достаточно давно. Поэтому, стараясь приглашать его к себе домой чаще, он подсовывал тому еду. И разные разности, вплоть даже до бытовой химии. «Вот, порошок по акции купил, бро, вторая пачка досталась бесплатно. А меня мать учила лишнего не брать, думаю, тебе пригодится.» За это Хёнджин был благодарен: за отсутствие лишних расспросов. Ему было бы неудобно отвечать, но для него было невероятно важно сохранить собственное достоинство. Несмотря на то, что с Сынмином они росли вместе, и общались достаточно продолжительное время, Хёнджин не мог бы объяснить свою позицию другу. Просто он не в том положении, чтобы понять, и несмотря на то, что в окружении у Хёна были различные люди с абсолютно разным финансовым положением, он не хотел ни от кого зависеть. Просто потому, что долги отдавать трудней, чем решить саму ситуацию. А пройдя свой жизненный путь, усеянный шипами от роз, и исколов себе ноги до сочившихся ран, Хёнджин знал, что далеко не всем от него нужны деньги. Продаваться, подкладываться под кого-либо он не собирался: он слишком хорошо знал себе цену. И даже такой человек, как Сынмин, однажды может попросить что-то, к чему Хён окажется не готов. - Я провожу тебя до дома, не против? Весь обратный путь они болтали о всякой ерунде: в основном говорил Хёнджин, шутил – ведь Сынмин – один из немногих, кто понимал странный юмор Хёна. Солнце давно опустилось, припадая теплыми лучами к земле, лаская щеки и плечи тех, кто выходил на улицы: кто-то спешил на работу, молодые юноши и девушки в университеты или школы, а кто-то просто выгуливал собаку. Хёнджин широко улыбался, его глаза превратились в щелочки, а его радость была искренней. Потому что теперь ему легко, потому что все просто. Потому что он счастлив: вокруг него самые лучшие люди, они по-настоящему его любят. Его ценят. И у него замечательная работа. Он любит своих коллег, пусть с ними часто приходится соперничать за фотосессию для очередной рекламы, но это спортивный спор, а не напряженная борьба за место под солнцем. Хёнджин любил свою квартиру, которую называл домом, и пусть это не были не его личные апартаменты, но это было его личным уголком, его теплым и уютным местом, где ему всегда комфортно. Из его окон простирался вид на оживленный город – и, выходя на общий балкон с чашкой кофе в руках, Хёнджин любил задумчиво посидеть и подумать обо всем на свете. О том, каково птицам в полете, откуда они знают, что умеют летать, или, расправляя свои крылья, оторопев от происходящего, эти существа просто подстраиваются под обстоятельства? Ему нравилось думать, что в следующей жизни он родится с крыльями, что будет свободно летать там, где захочет. Что сможет увидеть того, кто находится далеко, с кем осталось так много недосказанности, и что он так желает простого диалога, но так и не может решиться. Он хотел бы стать птицей, чтобы, взмыв к солнцу, забыть самого себя, забыть о том, кем являлся до этого, и лететь навстречу теплу. Опаляясь в его лучах. Сгорая в любви к тому, к чему прикоснуться нельзя. Потому что он – лишний. Такой необычный, не такой, как все. И все, чего бы ему хотелось, это просто не упасть, но если бы это все-таки произошло, то разбиться насмерть. Потому что стать обузой, заставить других о себе заботиться, наблюдать сочувствующие взгляды он хотел меньше всего. Он лишь хотел быть таким, как и все: с простыми желаниями и поисками своего места в жизни. «Ты сильный. Ты справишься. Ты сможешь это преодолеть…» Эти слова Хёнджин слышал каждый раз, когда раскрывался, когда рассказывал свою историю жизни. Поэтому он не хотел говорить. Не хотел слышать в свой адрес то, что не было правдой. Никакой он не сильный. Он просто трус, и не нашел ничего больше, кроме как жить дальше. - Хорошо провели время, - улыбаясь, сказал Хён, когда они с Сынмином дошли до парадной двери его дома. – Спасибо за кофе. В долгу не останусь. - Ага. Сынмин еще некоторое время помялся, словно ожидая приглашения, но Хёнджин его полностью проигнорировал. Помахав другу на прощание, он набрал кодовый замок, и вошел в подъезд. Хёнджин поднимался по ступенькам, направляясь к лифту, когда дверь придержали – вслед за ним в здание многоэтажки вошел… Минхо. Хён не видел его неделю, и он совершенно не ожидал его сейчас встретить, да еще и в такое раннее время. - Доброго утра, - лучезарно улыбаясь, произнес Хёнджин, придерживая дверь перед соседом. Странное чувство внутри зажужжало, забурлило, и он вдруг ощутил, что чувствует, как соскучился по этому малознакомому парню. - Привет, - Ли кивнул Хёнджину, и вошел в лифт. Оставшись с ним наедине, Хёнджин чувствовал себя неловко. У него было столько вопросов! Хотелось узнать, как он, где был за то время, пока они не виделись, хотелось узнать, что ел, что пил, тепло ли одевался. Грустит ли, или все же радуется. И видит ли такие же странные сны, что и Хёнджин. Потому что сегодня это стало причиной его бессонницы. - Тебе не спалось? – Спросил Минхо, так, невзначай, при этом с бурным интересом рассматривая кнопки лифта. - Нет, - ответил Хён, - не совсем так. Я каждое утро бегаю. В этот раз проспал, поэтому пришлось обойтись обычной прогулкой. - Я не об этом, - ответил парень, - где-то под утро. Слышал шарканье на балконе, у вас на этаже. Мне показалось, это был ты. - Да, точно, - Хёнджин удивился, но вспомнил знакомый кашель. - Ты заболел? - Спросил так, чтобы скрыть свое беспокойство, хоть у него это плохо получалось: казалось, старший заметил его интонацию в голосе и едва заметно улыбнулся. - Нет. Просто воздух по утрам холодный. А у меня горло слабое. - А-а-а, - Хёнджин уже не хотел, чтобы этот лифт когда-нибудь останавливался, все, чего он сейчас желал, было побыть подольше с тем, к кому его так тянуло, манило. - Я ел шоколад, - произнес он, не сознавая, что за глупости сейчас несет. – И пил какао. Тупо, конечно, но я люблю сладкое. Хоть мне и нельзя. Лифт остановился, и Хёнджину было нужно выходить. Он задержался, глядя на Минхо, под глазами у которого пролегли темные круги, да и в целом его вид был потрепанным. - Не издевайся над своим телом, - произнес он. Рука Хёнджина дрогнула – внезапно ему захотелось прикоснуться к пальцам Минхо, хотелось ощутить его кожу. Почувствовать прикосновения. - Ты и так прекрасен, - произнес Минхо. Дверь лифта угрожающе скрипнула, но Минхо вовремя перехватил ее, и после этого Хёнджину ничего не оставалось, только выйти. ………………………. Когда Хёнджин вернулся домой, было уже за полночь. Сегодня у него был довольно насыщенный день, и ему многое пришлось сделать, чтобы продвинуться в своем карьерном росте. У него было много сьемок в различных студиях, но эта фотосессия отличалась от всех предыдущих. Вокруг него было множество искусственных деревьев с ветвями, свисавших вниз под тяжестью цветущих бутонов. Эти цветы не благоухали, как те, что были на улице, но даже они вызывали в Хёнджине смутные видения из своего сна. Его нарядили в традиционный мужской ханбок красного цвета, с расшитыми серебряной нитью цветами. Волосы Хёнджина уложили так, чтобы они спокойно спадали ему на правое плечо, в то время как левое слегка оголили. Показалась острая ключица и глубокая впадинка под ней, и свет заиграл причудливыми очертаниями у Хёнджина на коже. Его усадили под одно из деревьев, и сделали несколько снимков. После, взяв бумажный зонтик, Хён неприкрыто флиртовал на камеру: в его глазах плясали озорные огоньки, а губы сложились в полуулыбке. Он выглядывал из-за бамбуковых «спиц», сам решая, сколько он желает показать фотографу, и какие участки своего лица или тела он оставит неприкрытыми. После этого он погрузился в ветви искусственных деревьев, окружив себя бумажными цветами. Они спадали ему на плечи, словно водопад, делая лицо Хёнджина еще более прекрасным. Он загадочно смотрел в объектив камеры, словно выражая некоторую таинственность. Тонкими пальцами Хёнджин обхватывал ветви деревьев, прикасаясь ими к своему телу, к оголенному плечу. Вскоре, теряя контроль над собственными действиями, словно забываясь, что он здесь делает, Хёнджин потянул за пояс, распахивая свой ханбок. На свет показалась точеная грудь, прекрасно очерченный рельеф его тела, изгибы на нежных кубиках пресса. Хёнджин носил только кружевное белье – в нем он ощущал себя так, словно мог править всем миром. И сейчас, глядя в объектив камеры, он знал, какой он: его действительно желают. Вожделеют, испытывают к нему страсть. Он умеет зажигать чувства даже в сердцах тех, с кем едва знаком. - Ты красивый, - произнес фотограф, поправляя ханбок, укладывая его так, как требовал хороший кадр. Хёнджин промолчал: он слышал это столько раз, что больше всего на свете хотел бы родиться уродцем, лишь бы люди замечали в нем, прежде всего, человека. Его член набух, затвердел – так обычно происходит, когда Хёнджин оголяется. Осознание того, что сейчас он предстал в своем естественном виде, неприкрытый и нагой, такой, как есть, возбуждало, заводило с пол-оборота. Перед собой он видел хищный взгляд фотографа, и мог прочувствовать его мысли, ощутить невидимые прикосновения глазами, и… упивался этим. Потому что он – модель. А модель живет тем, что ее замечают. Хёнджин не стеснялся, он садился в такие немыслимые позы, тем самым кружил голову всем присутствующим в зале: тем, кто был ответственным за свет, тем, кто работал над декорациями, костюмерами, визажистами. Он знал, что прекрасен, и сейчас он это использовал на полную. Из члена сочилась естественная смазка, оголившаяся прелестная нежно-розовая головка возвышалась над линией кружевных трусиков. Легкая ткань, из которой было пошито белье, своими незамысловатыми узорами оголяла участки на теле Хёнджина, словно дразнясь. Хён улыбнулся, когда фотограф, заметив это, направил свою камеру ему на пах. Эта фотосессия уже давно перестала быть тем концептом, который был изначально задуман. Все потому, что Хван сделал ее своей. ……….. Придя домой, Хёнджин сварил себе какао перед сном. Усталость держала его за плечи, обнимая тяжелым грузом, и все, что ему было сейчас необходимо – расслабиться, принять душ и отправиться в постель. Выходя из ванной, он надел спортивные домашние брюки, и свой серый кардиган, в котором чувствовал себя всегда уютно и тепло. А после этого сварив себе чашечку горячего напитка, прошлепал в комнатных тапочках на общий балкон. Огни ночного города тепло ласкали взгляд, и, дойдя до перекладины, отделявшей Хёнджина от свободного падения, он внезапно обнаружил… — Это что? Кто-то случайно оставил? На перекладине покоилась шоколадка, новая, упакованная. Именно такой шоколад он обычно покупает – черный горький, ничем не примечательный бренд, продается в любом в супермаркете. Обычно Хёнджин не ест шоколад, для него это лакомство - редкой роскошью, но теперь он точно захотел распаковать его и отломить кусочек. Взяв плитку в руки, он обнаружил на обратной стороне приклеенный канцелярский стикер. «Ты только спи побольше. И не изнуряй тело диетами. Ты прекрасен.»