Мы расстанемся в тени цветущих деревьев. Дважды

Комнату заливал солнечный свет, отпечатываясь легкими лучиками на простынях, подушках, и на изгибах обнаженных тел спящих. Ресницы Хёнджина дрогнули, голубые глаза раскрылись. Первое, что он увидел – это спокойное лицо Ёнбока. Его расслабленные линии, черты. Присмотревшись, Хён отметил для себя каждую его морщинку, любую впадинку. О, это лицо повидало многое, оно носит шрамы. И это лицо… прекрасно. Хёнджин провел пальцем по щеке Ли, очертил обе скулы. Спустился к подбородку, ощупал овал лица. Коснулся кожи губ, ощутил ее мягкой подушечкой большого пальца. Слегка приблизившись, юноша оставил легкий поцелуй у старшего на губах. Тот распахнул глаза. Выдохнул. Взглянул на того, кто нависал над ним. Хёнджин улыбнулся – нежно, кротко, каким он бывает после бурной ночи. - Голоден? – Спрашивает Хён, но ответ ему известен. Когда речь заходит о Хёнджине, старший всегда голоден. И он жаден до томительной агонии ощущений. И кто, если не Хён, способен показать ему небо в алмазах? Он сел в кровати, и, соединяя вместе пальцы своей руки с пальцами Ёнбока, потянул его к себе, заставляя старшего принять сидячее положение. Тот послушно выполнил то, что от него требовалось. «Хах, - мелькнула веселая мысль в голове у Хёнджина, - что это с тобой? Неужто твой гордый нрав поддался дрессировке?» Из-под своих одежд он выудил черную атласную ленту – такими лентами они пользовались, перевязывая нижние одежды. - Тш-ш, - прошептал младший, прикладывая палец к губам Ли, - никаких вопросов. Вслушайся в тишину. Проникнись нашими звуками. Мягко нажимая на грудь Ёнбока, младший вынудил его лечь на спину, и, т.к. их руки были связаны, он опускался следом за ним. Забравшись сверху, Хён прильнул к лицу старшего: целовал надбровные дуги, припадал к ресницам, осыпал нос чередой коротких прикосновений, пока, наконец, не коснулся губ. Они раскрылись друг другу, их языки переплелись. Хёнджину нравилось ощущение того, что он сверху. Держать под контролем такого гордеца. Он завел соединенную пару рук над головой Ёнбока и пристально заглянул ему в глаза. - Помнишь наши обещания? Эта ночь для меня многое значила… Хёнджин чувствовал, как кое-что твердое упирается ему между ягодиц, и довольно улыбнулся. Его голубые глаза буквально засияли, растворяя оттенок до полупрозрачного. В свете красной спальной комнаты белоснежные волосы и кожа юноши приобрели розоватый полутон. Хёнджин занес свободную руку назад, обхватывая член Феликса тонкими пальцами. Тот издал вожделенный вздох. Сделав несколько характерных движений кистью, младший наблюдал за тем, как получает удовольствие его партнер. Одной рукой Ли ухватился за талию младшего. Хёнджин выпустил член из своего запястья, и тут же получил взгляд с упреком. - Потерпи, у меня же свободна только одна рука. Он провел двумя пальцами по губам старшего, раскрывая их, ныряя внутрь. Ёнбок окутывал пальцы языком, стремительно смачивая их, очерчивая каждую трещинку, каждый миллиметр кожи. Когда они были достаточно увлажнены, Хён вновь завел руку назад. Проникновение. Хёнджин вожделенно выдохнул. Взглянул на старшего взглядом, полным похоти. Проделывая манипуляции с собственным отверстием, он растягивал себя, и ощущения ему невероятно нравились. Дыхание постепенно тяжелело. Убедившись в том, что готов принять член в себя, Хван, сделав несколько движений вверх-вниз рукой, направил инструмент старшего себе в отверстие. Толчок. Вошла головка. Оба испустили вздох. - Я не церемонюсь, - произнес Хён, - я же не какая-нибудь нежная фиалка. Ли покачнул бедрами. Толчок. Член вошел наполовину. Отверстие Хёнджина плотным кольцом облегало ствол. Расслабляясь, Хён сам насел на член до упора. Чувствовать под собой лобок Ёнбока, ощущать, как плотное кольцо сжимает основание члена было сродни тому, чтобы смаковать какой-нибудь хороший десерт. Пробовать приятно, растягивать удовольствие - тоже, но жажда насыщения по-прежнему не отпускала. Хёнджин сам дернулся назад, а потом и вперед. Приблизившись к Ёнбоку, он припал губами к его шее, лаская чувствительную кожу. Ли сжимал тело младшего, его изящную талию. Их запястья, переплетенные лентой, вспотели от близости, пальцы сцепились в замок. Послышались стоны. Удовольствие. Наваждение. Внизу живота Хёнджина творилась настоящая лихорадка, его член затвердел, но он не позволял к себе прикоснуться. Ему нравилось это ощущение томления. Голова кружилась, с каждым проникновением, с новым толчком навстречу Хён словно в воздух поднимался. - А-ах, - вырвался едва слышный стон, но чей – не различить в унисоне звуков. Положение изменилось. Теперь Ёнбок был сверху, удерживая их сплетенные запястья над головой младшего, вдавливая его руки в подушку. Хёнджин обвил ногами торс Ли, пока тот в него толкался. С напором. Со шлепками. Хлюпающими звуками. Притянув его к себе, Хван обхватил свободной рукой массивную лопатку. Впил ноготки в кожу. Ёнбок прорычал. Хёнджин улыбнулся, и, словно попросив прощения, прильнул губами с поцелуем. Доверие. Абсолютное единство, слияние друг с другом. Вот, что представлял этот тандем сейчас. Это не игра, это чувственность. Это уже события. - Ёнбок… я так хочу тебя… Ёнбок… - Шептал Хван старшему в губы, прогибаясь под ним. Его щеки покрывал румянец, глаза были прикрыты. А Ли словно наслаждался, глядя младшему в лицо. - О, Ёнбо-ок… - Выдохнул Хёнджин. Его предел. Ли нажал, сменил угол проникновения, толкнулся еще, еще и… - А-ах! – Выдохнул младший, больше не в силах сдерживаться. Из его члена вытекала сперма, пока отверстие сжималось, пульсируя. Старший прорычал, смешивая звуки со стонами. Сам не сдержался, и выплеснул свое семя прямо Хвану в нутро. Оба тяжело выдохнули воздух, по-прежнему содрогаясь в экстазе. Засыпая, Хёнджин ощущал руку старшего на себе. Их запястья по-прежнему оставались переплетенными, и соединенными атласной лентой. Грудь старшего согревала, его мерное дыхание ощущалось в каждом движении, а выдыхаемый воздух приятно ласкал Хвану ушко. Пламя притягивает к себе. Все хотят к нему прикоснуться, но обжигаются. Чтобы играть с огнем, нужно умение укрощать. В роковую ночь, когда Хёнджин пришел к Ёнбоку, он умолял о помощи. Клялся в том, что ему не выжить в мире, где им пользуются, где ему приходится продаваться вновь и вновь, чтобы обрести свое место под солнцем. Уверял в том, что он шел один вдоль стены темных коридоров, и Ёнбок – единственный его свет. Глядя на слезы любимого, слушая его просьбы, Ли не смог больше это терпеть – никто в этом мире не заслуживает тех мучений, через которые проходил Хван всю свою жизнь. Необычная внешность, естественная красота – неужели это должно становиться проклятием? Они сбежали. Оставили все, что у них было, взяли лишь сбережения и оружие. И умчались далеко, так, чтобы никто никогда их не нашел. Ёнбок оставил только одну прощальную записку младшему брату, в которой намекал на свое местонахождение. Никаких точных координат, но Минхо догадается. Возможно, даже навестит их. Они седлали лошадей и умчались прочь. Всю ночь, и весь день, меняя постоялый двор один за другим, и вновь сбегая. На другой конец страны, безымянные, но такие свободные!.. И, найдя свое собственное место, Хёнджин и Ёнбок наконец-то обрели покой. Они жили отдаленно. Хёнджин оказался неплох в ведении хозяйства, хотя на первых порах он несколько раз чуть ли не поджег кухню и все ту утварь, что у них имелась. Ёнбок охотился, рыбачил и ездил в город обменивать туши убитых животных и пойманную в реке рыбу на все необходимое для скромной жизни. Однажды в лунную ночь, влюбленные зажгли три ароматные палочки, заправили курильницу травами, купленными в городе, и совершили свой собственный обряд бракосочетания. Их спальня алела красными оттенками, как и их свадебная одежда. Ёнбок сам причесал Хёнджину волосы, укладывая их ровной белоснежной копной. Они дали клятвы друг другу остаться навечно вместе, и, что бы ни случилось – ни один из них не сможет жить без другого. Ни дня. Потому что они не способны быть врозь. - Мне всегда будет тебя мало, Ёнбок, - произнес Хенджин, припадая губами к своему мужу. - Тогда насыщайся, каждый день, милый, - отвечал старший, не веря в собственное счастье. - Любишь меня? - В мире нет стольких слов, Хёнджин, чтобы хватило описать все мои чувства к тебе… - Не нужно слов. Просто действуй. Хёнджин сделал подарок Ёнбоку – из подвесного мешочка он достал серебряную цепочку с подвеской в виде стрелы. - Знаю, это немного банально, - произнес Хван, но это олицетворение того, что ты поразил мое сердце… - Стрелой очарования? – Ёнбок рассмеялся, и низкий бархат его голоса разрезал тишину ночи. - Конечно, - улыбнулся Хван, - разве у меня были шансы? Всю ночь они сливались в одно целое. До тех пор, пока нутро Хёнджина не было способно принимать в себя семя мужа, наполнившись полностью. Засыпали они в объятиях друг друга, прижимаясь так тесно, что от их тел исходил жар. Потому что любовь – она такова, она выжигает напрочь, вытесняет любые другие ощущения, подчиняет, делает зависимым. Безвольным. Но в эту ловушку идешь добровольно, и широко улыбаясь. ………… *наши дни* Каждый чертов день одно и то же. Ничто не приходит в норму. И нет, он не в порядке. Хёнджин просыпался каждый день с мыслью о том, что вот-вот, стоит еще немного подождать, и все наладится. Он сможет успокоиться, перестанет пялиться в галерею телефона на до боли родные фотографии, и больше ему не захочется искать встречи. Хён много раз всматривался в дисплей телефона, в надежде, что он зазвонит. Минхо вернется, скажет, что вспылил и припрет свои дурацкие вещи обратно – без них Хвану жизнь уже успела наскучить. Но телефон молчал. Кодовый замок тоже. Дни становились серыми и тусклыми. А небо затягивалось мрачными облаками. Хёнджин впадал в уныние. Потому что нет в этом мире ничего хорошего, если в нем нет той пары глаз, без которой, казалось, уже жить не можешь. Чанбин звонил каждый день, интересовался здоровьем Хёнджина. Тот спокойно отвечал, что в порядке, и да, он ест, как и раньше. Хотя Хван откровенно врал - он слегка потерял вес, и его привычный рацион почти все время состоял из кофе с каким-нибудь растительным молоком. А по ночам... По ночам Хёнджин не мог уснуть, ведь ему стало непривычно спать в кровати, ставшей слишком просторной для него одного. Любить Минхо оказалось сродни тому, как идти по минному полю - потому что, наступив, сделав неверный шаг, он рисковал на нем подорваться. Он хотел стать ближе, хотел по-настоящему ощутить себя нужным, но... похоже, накосячил. Вот его мина, на которой он и подорвался. Минхо не терпит неподчинения, Минхо не терпит недосказанности несмотря на то, что сам по себе он весьма закрытый и раскусить его нелегко. Звонок в дверь застал Хёнджина врасплох. Гостей сегодня он никак не ожидал. За окном стоял декабрь, закрадываясь холодной стужей под воротники куртки, мерзким холодом в ботинках. - Да бл*ть, - ворчал Хёнджин, набрасывая на себя мягкий кардиган, - кто это еще приперся?.. Еще месяц назад он надеялся на то, что каждый раз, когда раздается звонок в дверь, это Минхо решил вернуться. Но нет же, это не он. Открывая дверь, Хёнджин обнаружил у себя на пороге Сынмина. Глядя на лоснящиеся от жира волосы друга, тот недовольно цокнул языком. - Совсем зарос грибами и плесенью? В руках у него были стаканчики с кофе. - Войти-то можно? - Конечно. - Блин, - Сынмин еще раз осмотрел помятый вид Хёна, - как так получается, что самовлюбленный индюк Хван Хёнджин довел себя до такого состояния? - Вообще-то я сегодня вымыл волосы, но они, похоже, этого не поняли. - Ага. Так я и поверил. Что ж... Пей кофе, и иди в душ. Я посмотрю, что можно с тобой сделать. Надеюсь, тонна твоих чудо-средств еще осталась? Все утро Сынмин наносил бесконечные маски-пилинги-крема-сыворотки на лицо своего друга, пока оно не приняло прежний посвежевший вид. И когда тот стал похож на обычного себя, Сынмин предложил прогуляться по городу и даже сходить в кино. - Я что, зря старался? Результат моего труда нужно людям показать! В конечном итоге, Хёнджин согласился. Хоть он и вовсе не планировал выходить наружу, обратно в цивилизацию, но его друг настаивал. Выйдя из подъезда, Сынмин резко рванул Хвана за рукав кожаной куртки. - Застегнись, - молния издала характерный звук, - ты простудишься, дурачина. Как раз в этот момент из подъезда выходил не кто иной, как Минхо в сопровождении Боры. В руках Минхо было несколько чемоданов, а перед домом остановилась припаркованная машина. Сердце Хёнджина забилось сильней. Сколько они не виделись? Сколько прошло времени с того самого дня? Минхо даже не взглянул на парня, словно того больше не существовало. Бора, увидев Хёна, лишь махнула ему рукой, и поторопилась усадить брата в машину. Быстро попрощавшись, и подарив ему сестринский короткий поцелуй в щеку, она хлопнула дверцей машины. Когда мотор завелся, и машина скрылась из поля видимости, вместе с ней уезжали и последние надежды Хёнджина на что-нибудь хорошее. Что-то светлое. Горячее. Его уверенность в том, что когда-нибудь станет лучше. Но нет же. Он ушел, безмолвно, не проронив ни слова. Вот так легко отказался от всего, о чем они мечтали. Остаток вечера для Хёнджина был словно в тумане. Все перестало иметь значение. Сынмин так и не смог достучаться до сознания Хвана, и что бы он ни делал - ни поход в кино, ни разговоры, ни кофе не отвлекало младшего от его тяжелых раздумий. Придя домой, Хван довольно быстро избавился от назойливого друга, и как только за ним закрылась дверь, тот, снимая кожаную куртку и бросая ее на кровать, сел за ноутбук. Открыл лайн. Зашел на страницу с профилем Минхо. "Что..." - прошептал Хёнджин кромешной пустоте своей комнаты. Теперь в семейном положении Минхо значилось "влюблен в Ян Чонина". Переходя на другую страницу молодого паренька, Хван не знал, что в следующее мгновение он потеряет самого себя. Его любимый человек, совсем еще недавно будучи его парнем, с которым они обсуждали покупку мебели в гостиную или куда бы сходить на выходные, встречался с каким-то... малолеткой? Улыбчивый мальчишка, которому и не дашь больше восемнадцати, с каштановыми волосами, позировал на камеру, ослепительно улыбаясь. И чем счастливей казался парень на фотографиях, тем мрачнее становился Хёнджин. Казалось, это окончательно довело его до ручки. Потому что как можно было променять Хёнджина на какого-нибудь мальчишку?? Хён схватил с кровати подушку, метнул ее в ноутбук. А после упал лицом в матрац и выкрикивал имя Минхо, чертыхался и сыпал матом. Схватил цветочную, стоявшую на комоде, и со всей силы швырнул ее в стену. Разметал постельное белье. Пинал стулья. Орал благим матом. А после, обессилев, он заперся в ванной. Набрал холодной воды, и, не раздеваясь, погрузился. Остыть. Ему нужно остыть. Он должен прийти в себя. "Неужели... я значил для тебя... так мало?" Хван горел. Сжигал свои чувства, свои мысли. Приказывал самому себе забыть. Больше нельзя думать о том, кто так легко от него отказался. Но он думал. 24/7 все его мысли были обращены лишь к одному человеку, иногда даже приходилось орать на самого себя, лишь бы картинки из прошлого заткнулись. Он слушал веселые песенки, выговаривался Сынмину или Чанбину, посвящал себя работе. Лишь бы ни минуты покоя. Дабы не думать о том, что происходит там, в социальной сети. Лишь бы не рисовать картины в чертогах своего разума, где Минхо прижимает к себе Чонина, целует его, говорит слова нежности. "Для меня его больше нет.... Нет его, НЕТ ЕГО БОЛЬШЕ, НЕТ!" Декабрь завершался сильными морозами, крадучись мурашками по коже. Вечера стали короче, холоднее, а утром и вовсе не хотелось покидать нагретую постель. И постепенно... сердце Хёнджина становилось холодным куском льда.