Сердце вечности

— А теперь нам надо серьёзно поговорить.       Василиса напрягается после этих слов, как разозлённая кобра перед решающим броском. Уставший взгляд снова становится диким — в нём вновь пляшет отчаянный огонёк, искра безумия, что готова заставить бороться. Пусть в этот раз соперником будет тот, кто ей помогает, а ещё обнимает, заботливо касается лба и проверяет сохранность рёбер. Хотя с Марком было нечто похожее, так будет и с Фэшем… наверняка. В голове звучит едкий вопрос: может, чтобы было проще, сразу кинуться на него?       Он стоит к ней спиной, но всё же не расслабляется, не теряет внимания и хватки. Собранный, серьёзный, суровый. Эффект неожиданности поможет ей продержаться только первые пару секунд, а тягучая, сковывающая усталость ничем не поможет. Или всё же узнать, что ему, чёрт побери, надо?       Да, так определённо будет лучше. В конце концов, Драгоций заслуживает быть выслушанным — он ждёт терпеливо, пока Огнева думает обо всём, кроме насущных дел, и только потом непослушными губами задаёт свой вопрос. — О чём?       Её голос непредсказуемо сипит. Приходится прочистить горло, несколько раз кашлянув, несколько раз моргнув, чтобы проверить происходящее. Может, когда она по-настоящему откроет глаза, то увидит уже не идеальную прямую спину и лёгкую кожаную куртку, а что-то иное: безжизненные стены комнаты, очертания изученных до каждой паутинки коридоров или чердак, такой одинокий, покрытый столетней пылью и паутиной, или милую кухоньку, ставшую вдруг роднее кабинета, где Василиса провела почти всё детство. — Я предлагаю тебе сдаться, — сообщает Фэш на полном серьёзе. Василисе от этого становится смешно, едва ли не впервые за несколько дней. Сдаться? После всех погонь и попыток убийств? Ни в коем случае. Пусть лучше он поперхнётся собственными словами, чем они окажутся правдивыми. — Что за бред? — спрашивает Огнева себя, нежели мужчину, что тут же ей отвечает: — Вполне себе реальный. Твоему клану придётся сдаться. — Следователь говорит с такой уверенностью, будто знает всё наперёд. Оборачивается к ней лицом, продолжает: — После суда их всех отправят в тюрьму. И повод найдут, и повесят на них что-то из текущего. Каждый окажется в ещё более худшем положении, чем сейчас. Согласись, что не самое хорошее будущее для близких людей.       Сейчас он не ждёт её реакции — дерзкой пощёчины, судорожного вздоха, мелькнувшего ужаса в глазах, — тут же выпаливает на одном дыхании: — Я могу закрыть на все ваши поступки глаза. Ладно, не только я. Любой следователь способен на такое. Ничего о вас ни в картотеке дел, ни в новостях. Поверьте, вы сможете забыть про кошмары с нашим участием. — Усмехается немного нервно, недобро. — Если клан боится следователей, то пусть забудет об этом поскорее. Ведь если ты согласишься, то вся опасность исчезнет. Навсегда или до тех пор, пока мир снова не станет прискорбно злым. Что скажешь, Огнежар? — Мне не хватает конкретики. Что сделаешь ты, что получу я, — задумчиво проговаривает Огнева, прикрыв глаза.       Наконец в ней просыпается рациональность королев, которой её учили: быть внимательной, знать чёткость условий, их смысл… и иногда просто не доверять. Самой себе, врагу, близкому другу. Кто-то из них обязательно предаст. Не сегодня, так завтра, через день или через долгих зыбких полгода. И неважно, какой способ будет выбран: ласковый, медленный, скоротечный, болезненный или забавный, — ответ Василисы останется таким: — Твои слова всё же похожи на полубезумную чушь, прости. — Отчего же? — вздёрнув тёмной бровью, интересуется Драгоций. — За нами гонялись полжизни, причём даже не моей. Сейчас, после кражи камня на пару миллионов, вы точно готовы простить? А что насчёт того случая в обсерватории, а? Легко забыть смерть собственной жены? Или полусотню других жертв? — Подловила. — Фэш на миг улыбается, и в этот момент кажется таким молодым, глупым, наивным. Кажется всем, кроме того, кем он есть. От голубых глаз, подобных далеким звёздам, до непослушных каштановых прядей. От горьковатого прошлого до призрачного будущего. — Ты права. Нелегко забыть страшные потери, научиться не реагировать на подобные подсечки. Нелегко научиться жить вновь после них. Порой без помощи не обойтись… поэтому я предлагаю её тебе. Работай со мной, на следователей, и тогда твои подчинённые смогут жить как обычные люди. — И как давно ты это придумал? — тихо вздыхает Огнева. Всего одно движение, каких было множество до, и рёбра начинают ныть. Или это вовсе не они, а что-то глубже зудит, ноет, не дает покоя. Истошно. Противно. Хочется рукой поскрести в том месте, но самообладание не позволяет. Тронешь рану, откроешь её — сделаешь себя ещё несчастнее. — Минут пятнадцать назад, — признаётся Следователь, — пока ты решала прикончить ли Марка, я всё обдумал. — Такой уверенный… — Огнежар презрительно сжимает губы. В памяти вспыхивает момент, когда Синтия рисковала жизнью, а он… тот, кто рядом с ней сидит, угрожал им, словно святая-пресвятая Инквизиция двум ведьмам. И если одна из них действительно оказалась такой, то Василиса ни к чему не причастна. — Наверное, то здание сам сжёг? — Самовозгорание, — ничуть не теряясь, отвечает ей Драгоций. — Я не причастен к тому случаю, не волнуйся. — Ты помнишь их всех? — интересуется Василиса, впервые за долгое-долгое время их разговора поменяв позу. Поднявшись с неудобного стула, она пересаживается в кресло Нокс. Оно более удобное и мягкое. В самый раз после непростого боя, в самый раз для непростого разговора, когда надо не выпускать врага из виду. И она его не отпускает, видя, как он улыбается вновь. Ослепительно. Ни на что не похоже — ни на кошачий оскал Маара, ни на простоту Ника. Кажется, эти двое вообще остаются в каком-то далеком прошлом, а сейчас существует только Драгоций. И его неразумная, но всё же заманчивая сделка. — Конечно. Поверь, места преступлений и стычек лучше, чем дурацкие детские песенки из мультфильмов.       Она не выдерживает столь откровенной «правды» и начинает улыбаться. Едва слышно хихикает, но, поняв, что творит, пытается спрятать смешок. Не получается. Драгоций моментально подмечает это, говоря: — Вижу, тебе уже гораздо лучше. Продолжим, Огнежар. Все криминальное досье исчезнет. Тебе нужно лишь сменить профиль работы, став тоже следователем. На самом деле в этом нет ничего плохо. Просто нужно следовать за кем-то всё время… — Насколько мне известно, некоторые из вас, — Василиса делает акцент, противоречащий её недавней улыбке; слишком холодный и режущий тон, — работают на полставки. То есть имеют более свободный график, не ходят на задания, связанные с риском для жизни, чётким контролем от своего наставника. То же самое будет и со мной? — Скорее нет, чем да. — Её собеседник пожимает плечами, проводя ладонью по вьющимся волосам. — Мы обсудим все пункты договора, когда будем заключать его сегодня вечером в офисе следователей. Конкретный адрес скажу, если согласишься. Это именно то, что нужно сейчас.       Пряди забавно падают ему на глаза, подобно лучикам солнца только из мрака созданного, словно и сам Фэш — тёмное злое светило, указывающее путь лишь потерянным, обречённым и яростным. Хотя чем она лучше? Готовится заключить сделку с этим самым злом, рассуждая о том, что так будет лучше, ей будет легче, а другие поймут, не осудят. А может, всё же разберут на покрытые копотью кости и белёсые пепелинки. Драгоций усмехнётся её неуверенности, пообещает какой-нибудь бред и снова поправит прическу. Или снова вспомнит про дочь. Или про сотню других важных деталей, находящихся за пределами этого кабинета. — Ты же осознаёшь, что я не откажусь от клана? — устало спрашивает Огнева. Кажется, проходит вечность с начала разговора, а не какие-то жалкие пятнадцать минут. Внезапно пришедшие силы вновь уходят, уступая все чувства всеобъятной боли. Не ноющая, другая. Колющая множеством искристых огней, грозящая потопить разум, запутать ворох мыслей. Но Василиса ей сопротивляется и старается услышать каждое слово врага — всё же не стоит забывать об их ролях, какие бы условия не ставила жизнь. Или он. Или собственная беспомощность, что заставляет прогибаться. — Конечно. И не прошу такой чести. Просто… мне кажется, что скоро всё изменится. Не станет столь жестокой грани мира. Ей бы признаться, что тоже это чувствует. Ей бы не соврать — они оба утомлены, оба потеряли смысл сегодняшнего дня, оба цепляются за предлоги и жалость, — честное слово. Ей бы что-то серьёзно-королевское сказать, а не пробормотать: — Что ты ещё хочешь?       Она боится услышать что-то ужасное, связанное с теми снами, но слышит лишь хриплый вздох. Фэш думает, что Василиса — ещё одна катастрофа после злой Захарры. Если дочь вполне может огреть сковородкой или забрать пульт от телевизора на неделю, тем самым заставляя отца смотреть те дурацкие мультфильмы, то Огнева портит настроение своей дотошностью. Расчётливое желание проклясть тот день, когда они встретились впервые, нарастает, но он всё контролирует. Та дата ни в чём не виновата, в отличие от упёртой девчонки рядом. Ещё задаёт вопросы (несомненно правильные), вместо того чтобы слепо согласиться. Попала бы потом в ловушку? Нет. Он бы действительно сдержал обещания. Может, сделал бы что-то большее, если она поможет ему. Неважно, сейчас или завтра, подписью или простым ответом. — Узнать, поддерживаешь ли ты матриархат? — Нет! — Тёмно-синие глаза испуганно взирают на него. Драгоций пытается распознать причину столь стремительной перемены, однако собеседница не позволяет ему это сделать. Зажмурившись, она оправдывает себя. — Боже, неужели ты и об этом подумал? Нет-нет-нет. Просто иначе мне было не победить Марка… он был слаб, оглушён, только так я могла победить. — Я не про момент вашей драки, — перебивает её Драгоций. — Про твою жизненную позицию в целом. Раз борешься за право возглавлять кого-то, значит, связана с их стремлением. Косвенно, напрямую — без разницы. — Не поверишь, но я хочу просто не потерять свой дом, благополучие, данное мне родителями и наставницей. — Василиса переводит дыхание. Слово за словом — боль внутри лишь усиливается, припекая где-то. То ли в голове, полной дурных мыслей, то ли на ушибленном копчике. — Хотя дело не только в материальных вещах. Важна память о самых дорогих и близких… — Верю, — говорит ей Фэш. Высечены из камня пара букв, а сила из них пронзает насквозь. Быть может, они всё же не враги. Скорее люди, старающиеся понять друг друга через баррикады. — Я верю тебе, Огнежар. — Спасибо, — переходя на шёпот, говорит Огнева.       Будто бы боясь, что кто-то услышит человечность по отношению к тому, кто много раз подвергал их жизни риску. Будто бы опасаясь, что вот-вот Фэш перед ней станет кем-то другим. Так и происходит через секунду. От доброго Драгоция ничего не остаётся — даже той оболочки «идеального принца». Даже простого сочувствия и понимания — он задаёт ей безжалостный вопрос. — Ты согласна на сделку со мной? — спрашивает в последний раз. Знает ведь, что не откажется, не подставит свой клан и себя вместе с ним. — Да. — Ей ничего не остаётся, кроме как согласиться. Но простого писка Фэшу мало, ведь любая сделка — со злом, Дьяволом — заключается на бумаге… иногда и по-другому. Василиса пытается догадаться, что будет у них, но Следователь предсказуемо опережает её мысли: — Отлично. — Он подходит к ней ближе и протягивает ладонь. Огнежар сжимает его руку, уничтожая взглядом. Расстояние между ними исчезает по неизвестной причине — ни для него, ни для неё. Лёгкий запах духов, тяжёлый — одеколона смешиваются, укрепляя странное притяжение между ними, средь безжалостного мира и правды, от которой им должно было бы стать стыдно, но…       У Драгоция губы сухие и едва не кровоточат от малейшего прикосновения. Даже неопытного, неуверенного, коим одаряет его Василиса. Неспециально. По случайности момента, когда им обоим хочется именно этого. Целоваться, чувствуя друг друга намного ближе, чем в любой другой день. Целоваться, наслаждаясь эфемерным удовольствием и теплом, исходящим изнутри.       Будто всё идёт так, как задумано.       Проходит некоторое время, прежде чем простое касание перерастает во что-то большее. Настоящий поцелуй, похожий на танец, где важны ощущения. А они бесподобны, особенно для Василисы. Для неё всё это ново, и даже то, что Фэш управляет всем этим (божественным) безобразием, кажется невероятным. До той секунды, когда он отстраняется и отпускает её разгорячённую ладонь. — Я… я не понимаю, что происходит, — слабо бормочет Огнева. Едва слышно, надрывно. Как раненая обречённая птица, попавшая в непростую ловушку. Как красивая редкая бабочка, угодившая в переплетение серебряных нитей-судеб. Как лань, пронзённая позолоченной стрелой. — Всё хорошо. — Фэш торопится успокоить её (и делает это ласково, приторно, нежно). — Это нормально. Всё, что происходит сейчас. Всё, что случится завтра. — По-моему, это называется сделкой со злом. — Тогда с самым очаровательным злом, не правда ли? — усмехаясь, Фэш подхватывает оторопевшую Василису на руки. Он несёт её бережно по коридорам, словно ангел-хранитель. Противоречивый, непостоянный. Играющий то героя, то злодея. Однако никакая из ролей ему не идёт. Ни на миг двадцати восьми лет, ни на миг грядущих годов.       Пару раз им встречаются люди, но, заметив Драгоция, они торопятся уйти прочь. То ли из логова, то ли с дороги. Огнева не смотрит, куда он держит курс, лишь надеясь, что тот окажется правильным. Так и есть — через несколько минут он вторгается в её комнату, чтобы опустить на постель, поправить одеяло и прошептать ей заботливо: «Спи». — Но сейчас ещё день… — неохотно протестует Огнежар. Ей мешает расслабиться подозрение, что Фэш так и останется в её комнате. Будет сидеть или изучать шкафы, а если найдёт книги… Но он отходит к двери и делает шаг за порог, прежде чем отвечает Василисе: — Тебе надо отдохнуть. Потом мы отправимся к следователям. — Ты будешь меня ждать? — наивно спрашивает. В которой раз за день. Честное слово, его терпение не безгранично, и когда-нибудь он отучит её совершать такие глупые ошибки. Дотошность — не самая лучшая черта. Наивность — вообще порок. А она… слишком хороша для этого всего. — Несмотря на то, сколько мне потребуется для этого времени.       Огнева засыпает быстро, безболезненно. Тяжёлые душевные переживания изматывают её сильнее, чем усталость после боя, поэтому сон кажется смазанным, незапоминающимся. Но она точно знает, что там был Фэш. Такой любящий, зовущий в счастливую жизнь, обещающий красивое неотравленное будущее… и повторяющий одну и ту же фразу.       «Несмотря на то, сколько мне потребуется для этого времени.»