Листья плюща над белым окном

Теперь вы, наконец, по-настоящему разговариваете. После недель смущенных переглядываний, натянутых диалогов, недоговорок и прочих мучений ты никак не можешь насытиться общением с Дэни, и хотя внешне вы делаете вид, что между вами ничего не происходит, но ты уже не можешь просто смотреть на нее и не помнить, как эти нежные губы ощущаются твоими губами, как сияют ее глаза, когда она в твоих объятиях, как пахнут ее волосы, как она стонет, когда твои руки становятся слишком настойчивыми, как она умоляет тебя взять ее: дрожью своего тела, горящими глазами и подавленными полустонами, от которых у тебя сводит низ живота, а все тело ноет, словно его лишили воздуха. Ты вообще не знала, что способна настолько хорошо чувствовать другого человека и уж тем более не знала, что кто-то способен понимать тебя так, как понимает Дэни. Прикасаясь к ней, ты не сомневаешься, не колеблешься, ты просто знаешь, что и как нужно делать, и чувствуешь, что Дэни откликается на каждое твое движение, словно вы с ней не два разных человека, а одно целое, и мысль о том, что в субботу ты пригласила Дэни на свидание, откликается в тебе жаркой потребностью и одновременно вызывает такой страх, какого ты ещё не испытывала никогда. В твоей жизни было много женщин, но опыт не имеет значения в любви, и ты знаешь это. Вспоминая бесконечную череду случайных любовниц, прошедших через твою постель, ты не можешь назвать ни одну, которая бы вызывала в тебе хотя бы намек на то, что ты чувствуешь к Дэни, и ты смертельно боишься все испортить. На следующее утро перед уроками Дэни приносит тебе в оранжерею чай, заваренный Ханной. Ты не ожидаешь ее увидеть, и, приехав на работу, пытаешься чем-то занять себя, тупо слоняясь из угла в угол, но все тело твое словно гудит, а мысли заняты одним, и это явно не пересадка цветов, и, как только Дэни входит в оранжерею, плотно закрывая за собой дверь, и окидывает тебя тем самым взглядом, после которого вы обе моментально теряете всякую способность соображать, ты сбрасываешь перчатки, она ставит ненужную чашку на стол с инструментами, входит в твои объятия и, слегка отклонившись назад, смотрит на тебя из-под длинных светлых ресниц. Она слегка дрожит, вероятно, от утренней сырости, и ты смело запускаешь руку под ее расстегнутую куртку, обхватывая теплую тонкую талию, а потом наклоняешься и ловишь рот Дэни своим. Руки Дэни тут же обвивают твою шею, и этот первый поцелуй за день — самый сладкий и самый горячий, потому что он наступает после долгой ночи разлуки. Тебе было пятнадцать, когда ты впервые поцеловалась, и после этого ты целовала многих, очень многих, девушек, но только сейчас, дожив почти до тридцати лет, наконец, поняла, что такое настоящие поцелуи, после которых кружится голова, а язык теряет способность произносить слова. Ваши с Дэни тела идеально совпадают, и ты не можешь врать себе, что тебя пугает, как из коллег со смутно выраженной тягой друг к другу вы моментально превратились в двух влюбленных наркоманов, которые не могут перестать обниматься при каждом удобном случае. Но ты не хочешь торопиться. Ты уже понимаешь, как сильно влюбилась в эту странную и красивую девушку, но ты всё ещё пытаешься сопротивляться. Ты никогда не чувствовала ничего подобного, никогда за всю твою жизнь, и это чертовски тебя пугает. Ты привыкла, что люди всегда уходят, и мысль, что, когда Дэни уйдет, она заберёт все лучшее, что в тебе есть, оставив тебя пустой и выхолощенной оболочкой, эта мысль не даёт тебе покоя. У тебя нет сомнений, что однажды это кончится, и ты пытаешься понять, как тебе удержаться, стоя на краю той пропасти, куда влекут тебя чувства к Дэни, тебя пугает счастье, которое ты ощущаешь, когда она рядом, и это тоже лишний повод не торопиться. Раньше, встретив понравившуюся девушку, ты долго не тянула с сексом. Секс всегда был простым и понятным, и, помимо физического удовольствия, в нем было также хорошо то, что он сводил к минимуму разговоры. Но с Дэни ты хочешь разговаривать. Ты впервые ощущаешь, что, несмотря на сильнейшее желание, которое ты испытываешь, тебе важнее другое — ты хочешь быть уверена в Дэни и в себе, в вас обеих, но уверенности нет, и поэтому ты заставляешь себя притормозить. Утром, когда она приносит тебе чай, приготовленный Ханной, ты позволяешь себе расслабиться хотя бы ненадолго, и это очень легко, учитывая, как жадно Дэни тебя целует. Она в твоих объятиях, и нет преград, ее теплое тело прижимается к твоему, а губы двигаются синхронно с твоими, и она дышит все более прерывисто. Ты знаешь, что она хочет тебя, но ты также знаешь, что должна задать некоторые интересующие тебя вопросы. — О боже, — ты опускаешь руки на ее бедра, сжимаешь их, Дэни стонет, ее рот отрывается от твоего, и она целует твою шею. Прикосновение ее губ чертовски отвлекает. — Дэни, — ты отрываешь ее от себя, мягко, но непреклонно, и отходишь на несколько шагов назад. Все твое тело мучительно ноет от желания, но ты берешь себя в руки. — В чем дело? — в глазах Дэни ты видишь боль и обиду. — Ты не хочешь? Ты прерывисто вздыхаешь и в течение нескольких секунд ощущаешь только свежий воздух, пронизанный запахом цветов и растений. Потом поднимаешь руку и вытягиваешь ее ладонью вниз параллельно полу. — Видишь? Твоя рука едва заметно дрожит. — Вот так я тебя «не хочу». Глаза Дэни кажутся очень глубокими в тусклом утреннем свете. Она поднимает брови и умоляюще говорит: — Джейми, — и делает шаг к тебе, но ты отстраняешься. Больше всего на свете тебя хочется сейчас прижать ее к себе и снова поцеловать, но это больно, и тебе больно, и ты просто хочешь вдохнуть немного воздуха. Твоя жизнь вдруг прекратила быть понятной и скучной, и ты хочешь вернуться туда, где сердце не рвалось на части, где каждый миг каждого дня не был заполнен сладкой тоской по Дэни, и вместе с тем ты понимаешь, что это уже невозможно. Не после того, как она прижималась к тебе, целуя, и ее пальцы ласкали твое лицо, а с губ срывались стоны облегчения. Ты отравлена губами Дэни Клейтон, и ты медленно умираешь от любви. После того первого дня ваших новых отношений, когда Дэни вечером приходит к тебе в оранжерею, а потом ты уезжаешь домой, ты почти не спишь. Ты знаешь, что должна есть и отдыхать, но тебе не хочется ничего, кроме как быть с Дэни, и оттого тебе гораздо больнее, чем ей. Лёжа ночью без сна, ты перебираешь в голове сотни, тысячи разных мыслей, крутящихся вокруг Дэни, ты спрашиваешь себя, почему такая девушка, как она, вообще обратила на тебя внимание, почему она захотела быть с тобой, а потом тебе на ум приходят другие девушки — те, с которыми ты спала, не чувствуя ничего, и ты горько усмехаешься, думая, как жестоко судьба отплатила тебе, дав испытать все сразу: боль, счастье, наслаждение и муку, смешанные в невероятных пропорциях. — Джейми, — говорит Дэни так потерянно, что ты вдруг понимаешь, как странно ведешь себя: вот самая красивая девушка, которую ты когда-либо видела, стоит перед тобой, ее губы жаждут поцелуев, ее тело хочет ласки, она вся открыта тебе, а ты замерла, как истукан, потому что банально испугалась того, что это чувство разорвет твое сердце на куски. — Нам стоит немного притормозить, Поппинс, — говоришь ты с нервным смешком. — И у тебя, кажется, скоро начнутся уроки. Дэни кивает, не сводя с тебя взгляда, в котором плещется боль. Она выглядит измученной, и ты тоже не в порядке, потому что эти последние несколько дней, когда ты почти не ела и не спала, довели тебя до состояния зомби. Ханна все время подкладывает тебе лишние кусочки за завтраком и укоризненно качает головой, когда видит, как ты вяло гоняешь по тарелке нетронутую еду, и ты хотела бы отдохнуть, но не можешь, потому что все твои мысли заняты Дэни. — Да, — говорит Дэни, взглядывая на свое запястье. — Мне действительно пора. Вечером меня ждёт Квинт, так что… Я, наверное, не смогу зайти перед твоим отъездом. Сейчас она уйдет, кричит твое сердце, она уйдет, и тебя ждёт очередной долгий день и бессонная одинокая ночь, и по глазам Дэни видно, что она ждёт, когда ты поцелуешь ее, но ты заставляешь себя сделать ещё один шаг назад. — Я могу пойти с тобой к Питеру сегодня, если хочешь, — говоришь ты, теребя в руках перчатку, которую зачем-то взяла со стола. — Чтобы… ну, знаешь… поддержать… Вдруг он опять начнет… Дэни отрицательно качает головой. Ее глаза по-прежнему светятся, они большие, очень глубокие, и ты вдруг понимаешь, что сейчас пошлёшь все к черту и притянешь ее к себе и уже не отпустишь, пока у вас останется хоть капля сил, но Дэни вдруг резко разворачивается на каблуках и выходит. Может быть, она ждёт, что ты догонишь ее, но ты только тупо моргаешь и молча смотришь на захлопнувшуюся дверь. На следующее утро Дэни не приносит тебе чай. Это ожидаемо, и ты прекрасно понимаешь, как непростительно вела себя накануне, но на часах половина девятого — через полчаса у Дэни начнутся уроки, и совершенно ясно, что она уже не придет. Ты спрашиваешь себя, что же тогда заставило тебя приехать в Блай затемно, когда окна поместья еще не горели, и долго бездумно бродить по оранжерее, а потом наведаться к лунному цветку и просидеть там целых полчаса. Вернувшись на свое рабочее место, ты стараешься не смотреть на часы, но взгляд твой то и дело падает на них, и когда ты видишь, что миновало время, в которое Дэни могла бы прийти, ты раздражённо бросаешь горшок с папоротником, который пересаживала, и отворачиваешься к окну. Сердце твое колотится, как сумасшедшее, а руки дрожат, и какой-то противный голос в голове шепчет: — Вот, Джейми, дорогая, до чего тебя довели чувства к блондиночке! Еще каких-то пару месяцев назад ты была свободна, как ветер, и твоя грудь не болела так, словно у тебя сердечный приступ. Ты принадлежала себе, Джейми, а сейчас ты в полной власти у этой девушки, и если она узнает, как сильно ты вляпалась, то твоя жизнь превратится в сущий ад. Нельзя никому давать такую власть над собой, помнишь? Я думала, ты усвоила этот урок давным-давно, ещё в тюряге, дорогуша, а ты, как идиотка, снова наступаешь на одни и те же грабли. Никто из людей не стоит потраченных усилий, никто не достоин того, чтобы класть ему под ноги себя, помни об этом, Джейми… Заткнись, говоришь ты этому голосу и изо всех сил ударяешь рукой по столу, не замечая лежащих там маленьких ручных грабель, и только когда ощущаешь боль, понимаешь, что напоролась ладонью на зубцы. — Твою мать! Из руки течет кровь, ты перетягиваешь руку какой-то не самой чистой тряпкой и думаешь, что, конечно, же знала, что Дэни сегодня не придет. Ты вела себя, как настоящая сволочь вчера вечером, оставила Дэни наедине с ее проблемами, с ее чувствами, ты, как обычно, испоганила все своими страхами, и теперь, возможно, Дэни вообще не придет первой, а ты слишком волнуешься, чтобы идти сейчас в поместье. И вдруг сзади раздается стук в дверь. Ты резко оборачиваешься, пряча пораненную руку в карман. Дэни Клейтон собственной персоной стоит на пороге и сияет ослепительной улыбкой, которая ещё прекраснее от того, что в глазах Дэни ты замечаешь неуверенность. В руках у нее две кофейные кружки, от которых поднимается лёгкий парок. Ты не можешь сдержать ответную улыбку, как не можешь и игнорировать невероятное облегчение, которое охватывает тебя при виде Дэни. Она очень бледна, светлые волосы, стянутые на затылке в тугой узел, подчёркивают тонкие линии ее лица и делают глаза ещё более выразительными. — Привет, — говорит она весело и, подходя, протягивает тебе одну из кружек. Ты берешь ее левой рукой, касаясь прохладных пальцев Дэни, и видишь, что это не чай. Ханна всегда передает тебе именно чай. — Это кофе, — объясняет Дэни слегка смущённо. Ты вскидываешь на нее глаза. — Я сама сварила, — говорит Дэни, переминаясь с ноги на ногу. — Вы, янки, и ваш кофе, — беззлобно поддеваешь ее ты, и Дэни улыбается с явным облегчением. Ты делаешь глоток, и, боже, это худший кофе, что ты когда-либо пробовала в своей жизни. Он невероятно слабый и настолько же невероятно сладкий, и ты заставляешь себя не выплюнуть его в ту же секунду, в которую он попал тебе в рот. Поверх чашки ты видишь светящиеся надеждой глаза Дэни и глотаешь кофе, а потом улыбаешься так широко, как только можешь. — Спасибо! — Пожалуйста, — мягко отвечает Дэни, и видно, что она хочет добавить что-то, но удерживается, и ты спрашиваешь ее первая: — Ну, как прошел разговор с мудаком? Ты ставишь кружку на стол, надеясь, что Дэни не заметит и не обидится, и, к счастью, она явно думает о чем-то другом. Ее тонкие пальцы нервно обхватывают кружку с кофе, а на лице появляется такое выражение, словно ей неприятно или даже больно. — Ужасно, если честно, — она пожимает плечами. — Он разговаривал со мной так, будто я сама донесла мистеру Вингрейву о случившемся. Стал расспрашивать, что сказал психолог, я честно ответила, что этого психолога давно пора заменить на более молодого, но Квинт вообще пропустил все это мимо ушей. Ему нужно было знать про Флору. Ты поднимаешь брови. Дэни терзает зубами нижнюю губу, и тебе хочется притянуть ее к себе и утешить, но ты сдерживаешь этот порыв. — Я сказала ему, что, по мнению психолога, девочка в порядке, и он немного успокоился, но продолжал обвинять меня в некомпетентности и безразличии к детям. Он орал, как сумасшедший, и я даже не все поняла, потому что этот чертов акцент звучит так, словно он говорит «брлдбрдрлд». Она издает нервный смешок. — Орал? — ты сжимаешь руки в кулаки. Чертов Квинт! Ты знала, что он ублюдок и хам, но не знала, насколько далеко этот червяк в дорогом костюме готов зайти в своих играх. Мысль, что он разговаривал с Дэни так, словно она виновата в побеге Флоры, да ещё посмел повысить на нее голос, приводит тебя в бешенство. Ты вспоминаешь тюрьму. Когда ты туда попала, тебе было двадцать лет, и ты была жалкой, полуголодной, тощей девчонкой, которая знала, что такое ночёвка в коробке из-под холодильника и побои полицейских во время облав в гей-барах Лондона. Ты ненавидела весь мир. Тебе было плевать на себя, на свою жизнь и на других людей. В первые же три месяца отсидки ты четыре раза попадала в карцер за драки. Ты обросла врагами так быстро, что, казалось, до конца срока тебе не дожить никогда. Одной из своих обидчиц ты проткнула руку обломком пластиковой вилки, другую избила так, что у нее диагностировали сотрясение мозга. Ты долго училась контролировать гнев, который пустил такие глубокие ростки в твоей измученной душе. И сейчас, слушая рассказ Дэни, ты вдруг ощущаешь похожую ярость, тебе хочется избить Квинта до неузнаваемости за то, что он посмел обидеть Дэни. — Джейми, — нежная ладонь касается твоей обнаженной руки. Прикосновение так неожиданно, что ты дергаешься в сторону, как дикое животное, боящееся ласки. — Ой, прости, — шепчет Дэни, отнимая руку, и в глазах ее плещется боль. Ты спохватываешься и аккуратно ловишь ее за запястье. — Нет, Дэни, нет, это ты прости, — ты мягко, но неумолимо притягиваешь ее к себе. — Я просто подумала, какой же козел этот Квинт, что он посмел так говорить с тобой. Все в порядке, правда. Ты видишь в ее глазах недоверие и поэтому не спешишь. Это как качели — вперёд и назад — вчера вы целовали друг друга на этом же месте, и между вами не было никаких преград, а сегодня Дэни смотрит на тебя неуверенно и странно, будто боится, что ты можешь её оттолкнуть. Тебя вдруг охватывает дикое желание доказать ей, что, что бы ни случилось, ты никогда не причинишь ей вреда. Только не ей. Она самое важное, что когда-либо было и когда-либо будет в твоей жизни. Пусть ты всего лишь необразованная, грубая деревенщина с грязными руками, но раз такая девушка, как Дэни, обратила на тебя внимание, ты будешь заботиться о ней, потому что она этого стоит. Ты поглаживаешь ее ладонь большим пальцем, так же, как она делала это пару дней назад, перед тем, как впервые поцеловала тебя. Нежный запах ее духов окутывает тебя, и глаза Дэни становятся похожи на два озера: они голубые, глубокие и очень искренние, и все твое тело вибрирует от желания и боли. — У меня есть кое-что для тебя, — говоришь ты хрипло. Дэни едва заметно улыбается. — Да? Ты торопливо киваешь и, повернувшись, идёшь в подсобное помещение, чтобы тут же вернуться, осторожно держа в руке маленькую стеклянную бутылочку. — Вот, — ты протягиваешь Дэни то, за чем ходила сегодня утром. Она долго смотрит на крохотную бутылочку, потом поднимает глаза, полные слез. — Это лунный цветок? — спрашивает она с интонацией надежды, грусти, любви и боли. Убийственная смесь, которая бьёт тебя в самое сердце. — Да, — ты киваешь. Твои руки дрожат так, что ты боишься выронить цветок на пол. — Они очень редкие, знаешь ли, — тихо говорит Дэни. Ты переводишь дух. Питер Квинт, твои сомнения, страх — все вдруг отходит на задний план, и ты ощущаешь только невероятную нежность, которая раздирает тебя изнутри. Дэни осторожно касается цветка кончиками пальцев. — Он прекрасен, — произносит она сдавленно. Это ты прекрасна, хочешь сказать ты, но горло тебя не слушается. Дэни забирает из твоей руки вазочку и ставит ее на стол. Потом смотрит на тебя, решительно берет за руку и притягивает к себе. — Спасибо, Джейми, — ее губы касаются твоих губ, и ты уже ничего не можешь сказать, только задыхаешься от чувств, прижимаешь Дэни к себе, мягко, неторопливо исследуешь ее губы, ее рот, скользишь руками по спине. Дэни так доверчиво льнет к тебе, что это почти болезненно. Ее губы кажутся сладкими, ее руки запутываются в твоих волосах, и, когда ты углубляешь поцелуй, касаясь подбородка Дэни правой рукой, она вдруг замечает повязку. — Что с твоей рукой? — Поранилась, пустяки. Ты мотаешь головой, пытаясь показать этим Дэни, что тебе совершенно наплевать сейчас на руку и на все вокруг, ты тянешься к ней, но Дэни отстраняется, держа твою ладонь двумя руками и внимательно разглядывая ее. — Когда это случилось? — спрашивает она, нахмурившись. — Сегодня. Только что, если честно. Я случайно напоролась на грабли. Дэни разворачивает повязку и так искренне охает, что ты изумлённо смотришь на нее. Ты не привыкла, что кто-то обращает внимание на полученные тобой царапины и болячки, ты с детства сама заклеивала себе пластырем порезы, лечила разбитые коленки и ушибы, а потом, когда подросла и травмы стали серьезнее, научилась перетягивать эластичным бинтом переломанные ребра и замазывать тональным кремом синяки, и никому не было дела до того, насколько тебе больно, и уж совершенно точно никто не смотрел на твои раны так, как смотрит сейчас Дэни. Смотрит так, словно ей не все равно. — И ты решила, что замотать рану этой грязной тряпкой поможет? — она ещё сильнее хмурится. — У тебя есть аптечка в оранжерее? — Ой, Поппинс, прекрати, это всего лишь царапина, — ты стонешь, пытаясь отобрать у нее руку, но Дэни решительно удерживает тебя и внимательно изучает две небольшие ранки, из которых все ещё сочится кровь. — Не шути такими вещами. Тут две глубокие дырки, Джейми! И ты даже не обеззаразила их, хотя на твоих граблях наверняка куча микробов! Ты легонько проводишь пальцем свободной руки по ее нахмуренным бровям. — Мне нравится, когда ты на меня ругаешься, — говоришь ты, и лицо Дэни вмиг преображается. Она опускает взгляд на твои губы и тяжело вздыхает, и ты уже готова притянуть ее к себе, чтобы поцеловать снова, как вдруг сзади раздается тихий скрип входной двери. Вы с Дэни моментально отпрыгиваете друг от друга. — Ты тоже это слышала? — шепотом спрашиваешь ты. Дэни кивает и растерянно оглядывается на дверь оранжереи. — Я посмотрю, что там, — говоришь ты, ощущая, как тебя охватывает ярость, рука адски болит, но нужно спешить, и ты в несколько быстрых шагов достигаешь двери, хватаешься за нее пораненной ладонью, оставляя следы крови, и рывком тянешь ее на себя. Ещё довольно темно, но ты успеваешь увидеть, как кто-то маленький, темный резко шмыгает за стену оранжереи, и ты бежишь за ним, настигая буквально сразу, хватаешь смутно виднеющуюся фигуру за капюшон или воротник и, встряхнув, разворачиваешь к себе. — Майлз? — Джейми? — голос Дэни слышен за твоей спиной, но ты молчишь, не оборачиваясь и разглядывая бледное, растерянно-злобное лицо мальчишки. Ты крепко держишь его за шиворот и чуть тянешь вверх, а он двумя руками пытается оторвать твою ладонь от своего воротника и громко пыхтит. — Что ты тут делаешь, гаденыш? — шипишь ты, приближаясь к нему и ещё крепче сжимаешь воротник его куртки. — Отпусти! — кричит он высоко и громко и ещё яростнее пытается вырваться. — Майлз? — Дэни подходит ближе и видит вас обоих у стены оранжереи. — Что ты здесь делаешь? В ее голосе сквозит растерянность, и ты видишь, как глаза Майлза мечутся между вами обеими, и где-то в глубине их проглядывает злорадное, мерзкое торжество. — Шпионит, вот что он делает, — злобно бросаешь ты и снова встряхиваешь его, как собака крысу. От мальчишки пахнет детским потом и страхом, он прячет глаза, словно ему стыдно, но упираться не перестает. — Майлз, объясни, пожалуйста, что ты здесь делаешь? — уже спокойнее спрашивает Дэни, останавливаясь рядом с тобой и протягивая руку, но тут же отдергивает ее. — Джейми, отпусти его, он не будет убегать. Но ты продолжаешь трясти мальчишку, ещё больше злясь от того, что он упирается. — Пусти, черт! — со слезами на глазах кричит он и довольно ощутимо пинает тебя правой ногой в голень. Ты шипишь от боли. — Вот мелкий говнюк! — Джейми! — Дэни подходит ещё ближе и кладет руку на твою ладонь, вцепившуюся в воротник Майлза. — Джейми, все в порядке, отпусти его. Ты смотришь на нее и с неохотой подчиняешься, практически отшвыривая мальчишку к стене оранжереи. — Майлз, почему ты здесь, а не на уроках? — спрашивает Дэни, и лицо его искажается гримасой злобы. — А вы почему не на уроках, мисс Клейтон? — огрызается он, поправляя смятый воротник куртки. — Вам давно пора быть в классе! Сказать, что Дэни поражена — ничего не сказать, и вы обе застываете на месте, ошеломленные выпадом Майлза, а он, воспользовавшись вашим замешательством, тут же выскакивает из ловушки между тобой и стеной оранжереи и в несколько прыжков оказывается вне досягаемости. — Я все расскажу мистеру Квинту! — торжествующе кричит он и, выбросив руку, показывает вам средний палец. — Ах ты, уродец, да я сейчас с тебя шкуру спущу! — рычишь ты и направляешься к нему, но он уже убегает, так высоко задирая ноги, что грязь летит ему на спину. Некоторое время вы обе молча смотрите на его маленькую, удаляющуюся по направлению к поместью фигурку, затем ты поворачиваешься к стоящей возле оранжереи Дэни. Ее нижняя челюсть крепко сжата, рот превратился в тонкую линию, руками она обхватывает себя за талию, и, когда ваши взгляды встречаются, ты понимаешь, как глубоко вы обе вляпались в этот раз. — Черт возьми! — говоришь ты, а Дэни продолжает молчать. — Черт возьми! — ты пинаешь ногой ни в чем не повинную стену оранжереи. — И что это было? Словно очнувшись, Дэни отрицательно качает головой. — Понятия не имею. — Думаешь, он видел…? — спрашиваешь ты. Если мальчишка узнал, что вы не просто коллеги, это может создать большие, очень большие проблемы, и если на свою репутацию тебе, по большому счету, наплевать, то положение Дэни и ее работа в поместье всерьез тебя беспокоят. Взглянув на тебя, Дэни пожимает плечами. Она не выглядит особо расстроенной, скорее, ее лицо кажется задумчивым, и это немного охлаждает твою ярость. — Пойдем займёмся твоей рукой, — вдруг говорит она решительно. Ты смотришь на нее, открыв рот. — Дэни! Мы что, так это и оставим? Ее лицо кажется удивительно спокойным и даже безмятежным. — А что я должна делать? — говорит она мягко. — Я поговорю с ним позже. Сейчас меня интересует твоя рука. — Но… — ты теряешь дар речи. Дэни берет тебя за вторую, здоровую руку и ведет за собой в оранжерею. — Где аптечка? Ты киваешь на дверь подсобки. Помимо боли в руке, у тебя начинают пульсировать лоб и виски, и ты со стоном опускаешься на колченогий стул, в обычное время служащий подставкой для лейки. Дэни уходит в подсобку и через пару минут возвращается с аптечкой в руках. — Разве тебе не нужно на урок? — растерянно спрашиваешь ты, взглянув на часы. Уже почти девять. Дэни роется в аптечке. — У меня нет первого урока, — произносит она глуховато. — Виола проводит урок безопасности в третьем и четвертом классе. Твоя мысль лихорадочно работает. — Почему же тогда этот засранец не там? — Понятия не имею. Дэни берет твою руку и кладет раскрытой ладонью вверх на стол. Потом осторожно протирает ее ватным тампоном, смоченным в спирте, очищая от остатков крови. Ты шипишь. — Черт! Дэни осторожно дует на твою руку. Выбившаяся из прически прядь волос падает ей на лоб, и ты, не успев остановить себя, поднимаешь левую руку и убираешь ее. — Спасибо, — отрешённо говорит она, кладя грязный тампон на стол рядом с аптечкой. Потом заклеивает пластырем твою ладонь и как-то порывисто вздыхает, расправляя худенькие плечи. Ты смотришь на нее, и невероятно глубокое чувство, от которого больно дышать, вдруг охватывает тебя. Дэни так прекрасна, что эта красота ранит, а любовь, которая плещется в ее глазах, ранит ещё больше. — Что будем делать? — спрашиваешь ты, чтобы отвлечься от этих болезненных мыслей. Дэни качает головой. — Я не уверена, но… — она на секунду прикрывает глаза. — Похоже, что нам придется поговорить обо всем этом с Ханной. Она должна знать, как поступить.