Обещанный танец

      — А через несколько часов неизвестно откуда налетела песчаная буря, нарушив чистоту утра. Лёгкий освежающий ветерок постепенно усиливался. Я заметила как стремительно меняется поверхность пустыни под ногами. Казалось, что вся поверхность пустыни поднимается, подчиняясь какой-то внутренней силе. Крупные камешки больно ударялись о бедра, голени и колени, маленькие – забивали лицо и волосы. Небо молниеносно темнело, почти ничего не было видно. В тот миг я подумала, что вся наша вселенная погрузилась в песок.       — И что было потом?       Я взглянула на мальчика, сидящего рядом. На его румяном лице читалась неподдельная заинтересованность. Он с восхищенным возбуждением слушал истории о далёких странах, диковинных животных; в особенно острые моменты его маленькие пальчики крепко сжимали ткань моей шали.       — Мы должны были двигаться, - сказала я, погладив светлую макушку. – В этом – единственное спасение. Если бы остановились, то превратились в пленников песка, и он засыпал бы нас, как всякий неподвижный предмет.       — Но вам ведь удалось выбраться? – голубые глаза смотрели с затаенным страхом, неизменно веря в лучшее. Такой взгляд присущ всем мечтателям – глубокий, открытый, внимающий всему новому с уважением и трепетом.       — С нами были опытные проводники – бедуины одного из племён на юге близ города Эль-Тадж.       Мальчик восхищенно открыл рот, слушая рассказ. Во мне появилось внезапное желание обнять его и убаюкать на своих руках, как в колыбели. Мы сидели под деревом, почти не шевелясь, где нас окружали послеобеденные шумы августовских жарких дней. Пение птиц над головами, жужжание пчел и шмелей, что летали возле кустов с цветами, острее напоминающее о душных днях, и тихая мелодия цикад, доносившаяся с озера к западу вглубь сада.       Я полусидела, прислонившись спиной к шершавой коре дерева. Джорджи устроился рядом. Сначала он лежал, положив голову мне на ноги, слушая, как я читаю «Кима» Киплинга. Он был ещё мал и не мог понять всей сути, но его пытливый, острый ум был увлечён историей главного героя, он сопереживал ему.       Позже он сел на колени, подползая ближе, и тогда я закрыла книгу, пускаясь в водоворот историй о приключениях, которые мне довелось пережить.       — Пустыней нельзя завладеть – она словно кусок ткани, уносимый ветрами; его нельзя прижать и удерживать камнями. Ей давали сотни названий ещё задолго до того, как построили Рим, задолго до того, как войны и перемирия прошли по всей Европе и Востоку. Это святое место. Мы словно растворялись в нем. Только огонь солнца и песок. Мы покидали гавани оазисов. Айн… Вир… Вади… Фоггара… Хоттара… Какие прекрасные названия, не так ли? Это настоящий дух пустыни – мир, где цивилизация существовала столетиями, где сплетались и разбегались тысячи тропинок и дорог.       Небо приобрело оранжевый цвет, день близился к своему завершению. Джорджи взял книгу, плюшевого медвежонка и убежал в дом. Я сложила покрывало, накинула на плечи шаль, неспешно двигаясь по тропинке. В тоже время Тоби – водитель, который месяц назад привез меня в поместье, - бежал следом за автомобилем, что заезжал в гараж. Парень руководил процессом, выкрикивая водителю куда двигаться. Я остановилась, наблюдая. Такого экипажа у Майкла Пирсона не было, значит, к нам прибыли гости.       Синий кабриолет остановился ровно в указанном месте. Мотор заглох. Водитель вышел, звучно хлопнув дверью. Едва ли его облик мог показаться мне незнакомым: чёрная и гладкая кожа, словно кофейные зерна; широкие плечи, обтянуты в красивый, но не дорогой шоферской пиджак, на гладковыбритой голове фуражка, а между больших, пухлых губ торчит кончик зубочистки. Джек Росс, или Банни, как его ещё называли, служил водителем у маркиза Солсбери ещё в то время, когда я впервые встретились с ним. Приметная, запоминающаяся внешность, вкупе с преданностью своему хозяину, и располагающим характером, делали его приятным собеседником.       — Мисс Шарлотта, вас просит вернуться в дом миссис Пирсон, - сказала камеристка, поравнявшись со мной. Я кивнула и мы направились через сад в дом.       — У нас гости?       — Да, мисс. Прибыл маркиз Солсбери и несколько джентльменов, с которыми работает мистер Пирсон.       — Они останутся на ужин?       — Уверена, что госпожа предложит им отужинать, но обычно они не остаются.       — Где маркиз?       — Маркиз, госпожа и малыш Джорджи в малой гостиной. Они ожидают вас.       — Спасибо. Забери, пожалуйста.       Я передала покрывало и шаль камеристке. В доме стояла приятная прохлада, в отличие от уличной духоты. Лакей открыл передо мной дверь, но я не торопилась входить. Покружив перед зеркалом, поправила причёску и, отряхнув юбку от листьев, ступила в тусклый круг света.       В гостиной пахло чаем и мёдом. Я знала, что Джорджи любит мёд и просила, чтобы ему приносили к завтраку маленькую пиалу свежего мёда с тостом. Мальчик сидел на коленях у отца. Я видела его лицо и широкую, детскую улыбку. Когда он окликнул меня, подзывая, маркиз поцеловал сына и встал, чтобы поприветствовать меня.       Прошло чуть больше трех лет с той поры, как мы виделись в последний раз, но мне показалось, что с момента нашего последнего танца и неудачной беседы в саду, прошло не более недели. Рэймонд Смит не изменился, став, пожалуй, ещё привлекательнее. В неверном свете зажженных свечей он выглядел моложе, лишь редкие серебряные нити в светлых волосах и бороде говорили о немолодом возрасте. Лисья улыбка, как и прежде, скрывалась за полоской усов; глаза блестели топазом, но в них более не было огня, одна только печаль. Потеря супруги оставила глубокий отпечаток на его душе, а, как известно, глаза – зеркало души.       — Рад видеть вас в хорошем здравии, Шарлотта, - Рэймонд поцеловал протянутую руку, пока его большой палец гладил кожу на тыльной стороне моей ладони. – Вы прекрасно выглядите.       Его улыбка, взгляд, даже голос – глубокий и слегка хриплый на выдохе – играли со мной, как музыкант с инструментом. Он наполнял каждую мою клеточку приятным звучанием.       — Мне радостно снова видеть вас, маркиз, - сказала я. – После трех лет путешествий, я поняла, что нет ничего приятнее, чем возвращаться домой и встречать друзей.       Я присела на диван, рядом с Розалинд. Джорджи занял маленький бархатный пуфик, между мной и отцом. Наш разговор в основном крутился вокруг моих путешествий и завершился довольно быстро. Перед ужином следовало переодеться, и мы с Роуз поднялись в свои спальни. Маркиз посетовал на то, что камердинер испортил пиджак его костюма, поэтому ему придётся просить у нас прощения за то, что он не сможет соответствовать правилам вечернего дресс-кода.       Всю следующую неделю Рэймонд провел с нами. И хотя мне часто доводилось видеть его в течении дня, поговорить один на один не удалось ни разу.       В то утро мне не спалось. Решив не тревожить никого, я оделась и спустилась в холл. В особняке стояла утренняя тишина. Даже слуги ещё не проснулись, чтобы, как обычно, приступить к своей работе. Взяв корзинку, я вышла в сад, чтобы нарвать яблок. Это было не к чему, ведь на кухне всегда можно было раздобыть в достатке фруктов и ягод, которые росли в саду Розалинд. Но я обещала мальчикам, что в последний день лета мы сделаем яблоки в карамели и отправимся к озеру.       Возвращаясь обратно, моя корзина была наполнена большими, сочными фруктами, которые ещё пахли росой и сладким нектаром пчел. Солнце постепенно всходило. Первые рассветные лучи отражались от оконного стекла, напоминая пылающие осколки огня.       Поставив корзину с яблоками на каменные своды фонтана, я сложила ладони лодочкой, погружая под струю прохладной воды. Освежающие брызги впустили в тело энергию, отогнав меланхолию. Я смочила руки по локоть в воде и разогнулась, подставляя лицо солнцу. Почему-то только по утрам я чувствовала себя свободной. До рассвета – пока мир спал – я жила так, как хотела. Воздух казался чище, голова яснее, сердце мудрее, а слова искреннее.       — Часто вы убегаете из дома, чтобы нарвать яблок? – голос прозвучал сзади и соединился в общий поток с шелестящими на ветру листьями.       — Я не слышала, как вы подошли, маркиз, - сказала я, сделав спешный реверс. Мужчина пожал плечами, улыбнувшись.       — Возможно, я этого и добивался, - мягко возразил он. Теперь пришёл мой черед улыбаться.       Это был мой шанс. Мы были одни и в этот раз нам вряд ли могли помешать. Рэймонд взял корзинку, достав и надкусив яблоко. Мы медленно побрели к дому.       — Пожалуйста, примите мои соболезнования. О смерти маркизы я узнала только после прибытия. Это огромная потеря. Мне очень жаль.       Рэймонд ступал тихо, почти беззвучно. Голова опущена, лоб нахмурен, губы – плотная, тонкая линия. И сам он натянут, будто тетива.       — После её смерти не прошло и дня, чтобы я не думал о ней, - начал он спустя время. – Но в последняя время я стал замечать, что мысли о Клэр посещают меня все реже. Раньше глядя на Джорджи я видел, что он одинок, как я. И я презирал себя за то, что не способен ничего с этим сделать. Приехав неделю назад я застал совсем иную картину. Мой сын ожил. Конечно, ему не хватает матери, но рана затянулась, он перестал закрываться от внешнего мира. Он снова стал тем маленьким любознательным малышом, что мечтал открыть все тайны вселенной.       Мы шли шаг в шаг, почти касаясь друг друга. Солнце грело нам спины, отбрасывая на тропинку впереди наши собственные тени, которые приближались, но никак не могли соприкоснуться.       — Всему нужно время, - произнесла я тихо, Рэймонд ответил согласным кивком. – Джорджи умный мальчик и очень любознательный. Никто не заменит ему маму, но у него есть вы и он дорожит этими узами.       — Как же мне быть?       — Любите сына. Разве нужно что-то ещё?       Мужчина внезапно остановился. Я сделала пару шагов и обернулась. Рэймонд смотрел на меня незнакомым взглядом.       — Я не могу оставить Джорджи здесь навсегда, - сказал он решительно. Я ощутила в этом некую слабость (его или свою?) и постаралась мягко возразить.       — В этом доме рады вам обоим. Джорджи может гостить здесь столько, сколько потребуется.       — Ему нужен дом, семья. Как и мне.       Мне пришлось признать, что он прав. Дом и семья – то, что делает нас сильнее и помогает восстановить душевное равновесие, когда мы опустошены.       — Но теперь наш дом будет пуст, - сказал Рэймонд и я поняла, что он подразумевает отсутствие Кларисс.       Солнечный диск неустанно поднимался ввысь. Стоя на пару шагов впереди, мне чудилось, что свет небесного светила – сверкающий нимб над головой маркиза. Пожалуй, я бы даже могла назвать Рэймонда Смита божеством, мужчиной, которому хотелось поклоняться и приносить дары. Но я христианка, а значит – «не сотвори себе кумира».       — Вот увидите, вы обязательно встретите женщину, которая вернет в ваш дом уют. Нужно лишь время.       — Вы так считаете?       — Верьте мне.       С первым сентябрьским ветерком, маркиз Солсбери вынужден был оставить поместье. Дипломатическая работа требовала его немедленного присутствия. Поэтому следующие несколько недель я снова была лишена шанса видеть его. В тот единственный раз, когда между нами состоялся разговор, я очень ясно ощутила, что больше не ребёнок. Рэймонд доверился мне, открыл сердце и рассказал все, что тревожило душу. А я, по силе своих возможностей, постаралась поддержать его. Наш диалог был коротким, но оставил мне напоминание о том, что даже самые сильные и величественные обречены испытывать душевные страдания. В конце концов, именно это делает нас людьми. Как и сострадание.       В то воскресное утро Майкл сообщил, что после обеда ожидается возвращение маркиза. Вид у дяди был встревоженным. Глубокая морщина, залегшая меж бровей, ясно указывала на тяжёлые мысли, которыми была наполнена его голова. Хотелось спросить, в чем дело и возможна ли моя помощь, но когда я обратилась с вопросом, дворецкий сообщил о госте. Им оказался адвокат моего отца. Пожав друг другу руки, мужчины удалились в кабинет дяди, который не покидали до приезда маркиза.       Когда кабриолет Рэймонда остановился перед главным входом, мы с мальчиками играли в саду вместе с псом Майкла. Заметив машину отца, Джорджи оставил нас и побежал навстречу. Ретривер по кличке Данди побежал следом, посчитав, что это забавная игра в догонялки.       Подозвав к себе близнецов, я наблюдала за встречей отца и сына. Маркиз подхватил Джорджи на руки и мальчишка, обвив руками шею отца, принялся без устали о чем-то говорить. Улыбка Рэймонда скрашивала даже такой недостаток, как усталый вид и бледность. Вероятно, дорога вымотала его, - решила я.       Перед обедом дядя попросил зайти к нему. Адвокат уехал. Вместо него в кабинете обнаружился маркиз Солсбери.       — Дядя, ты звал меня? – я закрыла дверь и села в кресло, на которое указал Майкл.       Происходящее выходило за рамки обыденного. Я ощущала себя неловко, и потому неосознанно теребила нитку бус.       — Как ты знаешь, утром к нам приезжал адвокат твоего отца, - сказал дядя и я кивнула. – Прошлым вечером мне прислали срочную телеграмму, но я не был уверен в том, стоит ли ей верить, пока не пообщался с мистером Лоуренсом.       Рэймонд стоял у окна: руки сложены за спиной, ладони сжаты в кулаки. Он рассматривал угасающие краски лета, оставаясь безмолвным слушателем.       — Что случилось? Что-то с родителями?       — Можно сказать и так, - ответил он уклончиво, но разглядев воспалившийся ужас в моих глазах, перестал ходить кругами. – Твой отец работает в министерстве иностранных дел и на данный момент они с дипломатическим визитом в Судане. В прошлый ваш визит, кто-то рассказал твоему отцу, что вложение средств в строительство железной дороги в тех краях прибыльное дело. В этот раз он ехал с конкретной целью – совершить сделку. Но кампания оказалась неудачной. Он понёс большие убытки.       — Насколько большие? – голос не слушался, скребущим шёпотом скатившись с кончика языка. Дядя выжидающе смотрел на меня, словно размышляя, смогу ли я выдержать правду, которую ожидаю от него.       — Твой отец сделал меня своим доверенным лицом. Мистер Лоуренс приезжал, чтобы мы могли оформить бумаги на продажу особняка в Йорке.       — А что отец? Когда они вернутся с мамой?       — Боюсь, что нескоро.       Услышанное никак не укладывалось в голове. Родители находились где-то посреди пустыни, а наше семейное гнездышко, оплот тепла и уюта, с которым связаны все мои детские и самые тёплые воспоминания, вот-вот продадут неизвестно кому.       В кабинет вошла Розалинд. С досадой поджав губы, она сразу направилась ко мне. Присев на ручку кресла, Роуз взяла мою руку в свою, стараясь утешить. Но это не помогало. Как и участливый голос Майкла. Я словно смотрела на себя со стороны. Мир и люди вокруг продолжали жить, дышать, действовать, а я застыла. Никакого движения и пустота в глазах.       — Что теперь будет? Я должна поехать к ним?       — Нет, конечно! – воскликнула тётя, словно я нанесла ей оскорбление своим вопросом. – Ты останешься с нами. Мы твоя семья, милая.       — Роуз права, Шарлотта. Пока ты не выйдешь замуж, наш дом – твой дом.       Пока я не выйду замуж. Значит ли это, что они ждут моей скорейшей свадьбы?       — Если родители разорились, вряд ли теперь я могу похвастаться завидным наследством.       — Для настоящих чувств разница в капиталах или социальном статусе не имеет значения, - сказала Роуз, на собственном браке подтверждая данную теорию. Но их отношения с Майклом скорее исключение из правил, любовь с первого взгляда. Смогу ли я найти любовь, которая обретёт столь же крепкие корни?       — Нужно лишь время, - раздался голос маркиза, будто прочитавшего мои мысли. Взглянув на него, я поняла, что все это время он наблюдал за мной.       — Вы так считаете?       — Верьте мне, - ответил он и улыбнулся знакомой лисьей улыбкой.