Hans Zimmer — Time
Месяц до спасения в Карачи
Грузный наркотический сон сходит на нет постепенно и болезненно — Ирэн пытается открыть глаза, приподнимается на локте, но тут же теряет это хрупкое равновесие и опадает на пол. Холодный и сырой пол. Тело инстинктивно сжимается, мышцы напрягаются разом, но сил нет, и ей остаётся только лежать и пытаться выровнять дыхание. Страх — паршивый советчик, знает Ирэн, и поэтому заставляет себя успокоиться. На это у неё есть силы, а если нет, то она обязана их найти. «Вспоминай». Она морщится, и в затылке разливается тупая боль. Удар. Кто-то ударил её по голове, а после — это место. Ирэн поднимает руку и ничего не происходит. Только сейчас до сознания доходит, что руки связаны, и от этого она дёргается — пугается по-настоящему. Ей не раз приходилось быть связанной — издержки профессии, — но сейчас не ролевая игра, а реальная жизнь, где Ирэн явно не в доминирующей позиции. Страх сковывает и одновременно возвращает все чувства разом — пересохшее без воды горло, ломящие мышцы, тёплый воздух, холод пола и мысли, мысли, мысли. «Думай!» В памяти всплывает её последнее убежище — квартирка в Героне, неприметная и скромная, идеальная для тех, кто хочет пропасть с радаров и залечь на дно. Как и сейчас, стояла ночь, жаркая и душная, ветер колыхал занавески, под подушкой, как и всегда, лежала беретта, сон обволакивал, а после… Боль с тройной силой разрывает затылок. «К чёрту». Ирэн снова делает попытку сесть и на этот раз получается, хоть и с трудом. Переводит дыхание, осматривается по сторонам, пытаясь привыкнуть к темноте, чтобы различить хоть что-то вокруг себя. На одной из стен, на высоте двух метров, есть маленькое решётчатое окно, через которое сюда попадает свежий воздух, и видится — если ей это не мерещится — россыпь звёзд. — Звёзды в городе… так не светят, — хриплым голосом констатирует Ирэн самой себе лишь для того, чтобы проверить — она всё ещё существует или уже попала в ад. Убедившись, что жива, она решает откинуть в сторону мысли о произошедшем — нужно сосредоточиться на том, где она находится и по чьей воле. После той восхитительной игры, из которой мисс Адлер выходит с раздавленным достоинством и разбитым сердцем, у неё остаются враги. Бывшие союзники быстро сбегают с тонущего корабля, где она остаётся в гордом одиночестве. Впрочем, остаются деньги — большие деньги, до которых, даже если она умрёт, не доберётся ни одна живая душа, и на них Ирэн уповает, понимая, что они выиграют ей время. Но по счетам, рано или поздно, всё равно приходится платить, и кажется, что время её оплаты уже наступило. До стены с небольшим окошком метра три, и Ирэн, довольно ловко для человека, накачанного нехилой дозой транквилизатора, преодолевает это расстояние и припадает к ней спиной. Запястья ноют от туго перевязанной верёвки, узел которой Ирэн пытается рассмотреть под тусклым светом из окна. Завязано крепко и, к сожалению, мастерски — такой узел в её положении не развязать. Впрочем, можно провернуть фокус с вывихом кисти, но вряд ли это поможет. А вот усугубить положение может вполне. — Мудаки, — Ирэн рычит от бессилия, облизывает сухие губы и проглатывает вязкую слюну. Не вода, конечно, но рада и этому. А больше, в принципе, радоваться и нечему. «Я в полной заднице». Факт очевидный и донельзя раздражающий, и всё бы ничего, если бы не это страшное чувство нарастающей тревоги, бьющееся в грудной клетке. Ирэн за свою жизнь попадала в разные переделки, но всегда каким-то чудом выходила сухой из воды. И это — главное упущение. «Вы заигрались, мисс Адлер». И Ирэн хотелось бы поспорить — и она спорила, пока могла, — вот только Шерлок оказался в своём умозаключении прав, а она дура, проигравшая дура, сидит чёрт пойми где связанная, грязная, разбитая и чувствует, как глотку стискивают предательские рыдания. — Идиотка, — признаётся самой себе шёпотом и с силой растирает по лицу слёзы. Руки связаны спереди — ещё одно бинго в калейдоскопе её несказанного везения, от которого хочется завыть в голос. Просчиталась, заигралась, поверила, что неуязвима и безнаказанна, потеряла голову — свою жизнь пустила под откос одним словом, пульсом, расширенными зрачками. Им разбила себе сердце и ему же дала добить это сердце окончательно. Ирэн — на тонкой грани истерики, начинающегося — продолжающегося? — прихода и панической атаки. Стены давят, незнание рисует картины в голове — одна страшнее другой, а беспомощность положения просто добивает и без того расшатанные нервы. «Думай! Вон Шерлока из головы — нахер всех! Соберись и думай — тебе нужно выжить. Потом поноешь в какой-нибудь роскошной квартире с видом на море, а сейчас — соберись и думай!» Аутотренинг выходит на удивление успешным и отрезвляет. Выброс адреналина в кровь сказывается положительно — Ирэн действительно заставляет себя думать. Точнее — вспоминать. Первое, что приходит на ум — их трое. Двое говорят по-английски хорошо, а третий… Даже сквозь транквилизаторное забвение её слух режет этот ломаный английский с таким акцентом, которого даже у русских не бывает. Тогда кто? Ирэн вновь обводит взглядом свои апартаменты и делает попытку встать. Попытка удаётся, и теперь она чуть ближе к окну, но разглядеть в него что-либо рост не позволяет, а стул здесь предусмотрительно не оставили. «Умно. Я бы им вас и порешила». Мысль приятная, даже согревающая — заставляет улыбнуться, пусть и на одну секунду. Сейчас не помешает что-то ободряющее, а смерть её мучителей, пусть и эфемерная, выдуманная, своё дело делает. Осталось только реализовать и… Сердце делает кульбит, и Ирэн сползает по стене вниз. Мозг, пусть и затуманенный препаратами, начинает соображать с каждой минутой всё лучше, и она понимает — сидеть с несчастным запуганным лицом сейчас будет умнее, нежели пытаться лезть на стену и показывать кому-то, что она начала функционировать. Ключ поворачивается в двери дважды — Ирэн глубоко вдыхает воздух через нос и забивает внутри себя страх. Если смерть и придёт сегодня — прямо сейчас, — то Ирэн встретит её достойно. Глаза в глаза. — Аллах Акбар, спящая красавица, —на чистом английском и с елейной улыбкой приветствует её рослый, крепкого телосложения мужчина с тёмными, как смола, глазами и тонким шрамом около виска. Ирэн бросает в жар и холод одновременно — этого человека она знает. Всё становится на свои места, и страшные картинки, которые она себе представляла в голове, теперь оживают. Ирэн устало прикрывает глаза и бесцветно отвечает: — Аллах Акбар, Фархад Ансари. Надежда на спасение, вера в богов и в чудеса умирают в этот же миг, и Ирэн жалеет лишь о том, что Шерлок не убил её сразу сам, в том злополучном кабинете. Было бы трагично, но, хотя бы, во имя — какой-никакой — любви. Это, по крайней мере, было бы больно лишь на момент, а после — ничего. Шерлок бы не избрал тернистый путь, ввел бы какой-нибудь яд и был таков, но здесь, в руках Фархада, её смерть будет мучительной и страшной. Худшей из возможных. Возможно, ей не стоило вести дела с террористами, но игра ведь так увлекательна, правда? Возможно, ей не стоило обманывать Фархада Ансари, но разве Ирэн умеет вести дела честно? Миллионы «возможно» и миллионы «разве», но верно одно: «лучше бы ты сразу меня убил, Шерлок, лучше бы сразу». — Рад встрече, мисс Адлер. Полагаю, ты тоже.