***
Около двух часов дня пришёл Замай и позвал Славу с Ангелиной прогуляться с ним до набережной. В «Доме винила» Хан, видите ли, что-то хотел приобрести, и он решил разбавить свой одинокий поход туда приятной компанией. Однако Геля, пройдя немного по Невскому с мужчинами, почему-то быстро ретировалась, скомкано пробормотав что-то про домашние заботы, и дальше реперы продолжили путь вдвоём. Андрей всё расспрашивал Славу о том, как они провели время вместе и что было интересного. Он всё нахваливал Ангелину, и Машнов разделял его мнение о ней. Девушка была действительно хороша во всех планах: весёлая, остроумная и бойкая, она отлично умела находить общий язык с людьми и сразу же становилась приятным собеседником. — А тебе зачем в «Дом винила»? — поинтересовался наконец Слава, когда до места было почти рукой подать. — Кое-кто хочет Ричарда на пластинке. Целый альбом причём. Но это как подарок будет, — усмехнулся Андрей и пожал плечами. — Еба-а-ать, — протянул мужчина в ответ, — ты хоть представляешь себе сумму, которую придётся отвалить за это? — Ага, — кивнул Замай. — Но для хорошего человека, как говорится… Они свернули за угол и вскоре подошли к магазину. Пока Андрей возился с консультантами, объясняя им, что пластинка должна быть в тридцать три оборота, но с хорошим качеством, Слава успел побродить по всему магазину, повертеть в руках около двадцати разных пластинок и сфоткаться на фоне огромного постера с Элвисом Пресли. Андрей ожесточённо спорил о чём-то с мужчиной средних лет, который, по-видимому, держался до последнего. — Я предлагаю вам двенадцать дюймов на скорости в сорок пять. Это лучшее, что мы можем… — Согласен! И ещё дизайн, пожалуйста, — тут же нетерпеливо оборвал его Замай. — Цветная маркировка? — Только оформление. На почту файл прислать можно? — Конечно. — Отлично! Сколько с меня в общей сумме? — Андрей вздохнул и устало приложил руку ко лбу. — Пройдёмте к кассе, подсчитаем, — улыбнулся консультант и услужливо пропустил Замая вперёд, а Слава, закатив глаза, поспешил к выходу, решив дождаться друга уже на улице. Когда Андрей вышел из магазина, Машнов уже успел известись от скуки. — Перекусим? — тут же предложил Замай, заметив настроение друга, и виновато улыбнулся.***
Они плотно засели в каком-то кафетерии у самой набережной. — Какие планы? — спросил Андрей и отправил в рот кусочек вишнёвого штруделя. Слава лишь пожал плечами и широко зевнул. — Понятно, — Хан улыбнулся. — У меня, кстати, есть предложение к тебе — довольно заманчивое. Не хочешь отдохнуть, съездить куда-нибудь, м? Я сейчас абсолютно серьёзно. — Отдохнуть? Куда? — Не знаю, можно посмотреть. Недельку потусим где-нибудь, покайфуем. Хочешь на море? Слава в упор посмотрел на Андрея, а потом откровенно заржал. — Пиздец, это звучит как предложение руки и сердца, Замай. У тебя сейчас ещё голос такой томный… Кто бы только слышал! Андрей улыбнулся и легонько пнул Машнова под столом. — А почему нет? Нормальный голос, я на расслабоне, мне хорошо, заебал. — Я подумаю над вашим предложением, — манерно протянул Слава и взял в руки телефон. Вскоре он проинформировал: — Есть варик на Мальдивы скататься. Замай в ответ поморщился. — Дорого, Слав. — Окей. Тогда самый банальный выбор падает на Турцию. Андрей поджал губы и прищурился, раздумывая. — Ну а почему нет? — Реально? — Какая разница, где отдыхать вообще? Там море, там хорошо и есть неплохой отель. На недельку можно. Слава согласно кивнул, поразмыслив, и улыбнулся. После перекуса друзья решили пройтись по набережной, а уже потом разойтись по домам. Андрей всё гадал о том, как ему в голову столь спонтанно пришла мысль об отдыхе. Он ведь ни сном ни духом об этом даже и не думал, всё получилось неожиданно само собой, но мужчина не жалел. Идея-то действительно хороша. Слава шёл рядом, пинал ледышки носком ботинка и молчал. Наверное, тоже думал. Где-то позади послышался шум, аплодисменты и визги. Замай обернулся и увидел, что у самой реки стоят жених и невеста, позирующие на камеру фотографа. Жених высокий, статный, костюм хороший и сидит на нём как влитой. Он держит свою супругу под локоть. На ней шикарное белое платье и откинутая назад фата. Красиво. Девушка даже показалась Андрею смутно знакомой, и он вгляделся в неё получше. В следующее мгновение он выпучил глаза и приоткрыл рот от удивления, но быстро отвернулся и похлопал Славу по плечу, как ни в чём не бывало, останавливаясь. — Пойдём, а то опоздаем, — непринуждённо и слишком быстро сказал Хан, улыбаясь, и только потом по выражению лица друга понимая, что сморозил полнейшую дичь. Но что-то же сказать ему было всё-таки нужно. — Куда? — вытаращился на него Слава. — Нам в другую сторону вообще, если ты так торопишься, Замай. Пойдём уж тогда до моста, а потом свернём. И тут он развернулся и пошёл вдоль набережной обратно, как раз навстречу молодым, которые к тому моменту уже закончили фотосессию и теперь собирались уходить. Андрей побледнел, отмер и бросился вслед за другом, но не успел. Слава остановился так резко, что Замай буквально влетел в него с разгона. Делать вид, что он словил глубочайшее удивление, увидев Сашу, Хан не стал, а просто подошёл к Машнову и встал прямо перед ним, пытаясь как будто бы отгородить его собой от Куромушки. Он чувствовал, что дело, как говорится, пахнет керосином, и лихорадочно соображал, как избежать неизбежного. Слава за его спиной издал вдруг нервный смешок, и Андрей обернулся. По лицу друга расползлась гримаса, даже отдалённо не похожая на улыбку, скорее это был какой-то сумасшедший оскал. Он так и стоял, глядя поверх головы Замая, пока тот не тряхнул его за плечо. — Слышь, — мужчина заглянул Машнову в лицо, хмурясь, — я вижу тоже самое, что и ты. Пойдём отсюда. Сейчас не время… — Ты прав, — перебил Слава и наконец перевёл взгляд на друга, — нихуя не время. И он оглушительно громко запел, срываясь: — Времени нет, на горизонте рассвет, Холодный, безжизненный свет, Времени нет, и горит в комнате треть Сигареты и пепел в руке. Времени нет, в голове весь этот нелепый бред: Те ли мы или не те, с теми мы или же нет, В теле мы или в мешке, времени нет! Он уже выкрикивал последние строки, пока Андрей уводил его за локоть подальше, но не оставалось сомнений, что эти вопли слышали все, кто находился в радиусе ста метров от них. Под конец Слава, запрокинув голову, расхохотался так, что Замай чуть не оглох. Смех был явно не здоровым. Они добрались до дома за рекордное количество времени. Андрей буквально тащил смеющегося друга за руку. Люди оборачивались, шарахались в разные стороны, но Замай упорно бежал вперёд волоча за собой Славу, которого захлёстывал поток истерики всю дорогу. Андрею было не по-детски страшно, и этот страх автоматически толкал его вперёд. Когда они ввалились в квартиру, Машнов бросился в комнату и захлопнул за собой дверь так, что косяк треснул. Хан сразу ринулся следом и, с силой дёргая на себя ручку, с порога услышал крики. — Ебать! Да лучше бы ты сдохла! — орал Слава, метаясь по комнате как раненый зверь в тесной клетке. Он размахивал руками, сбрасывал со стола различные предметы и смеялся. Андрей застыл в дверях, с ужасом наблюдая за этой истерикой. — Ты посмотри, разве не смешно, Замай? Дима сдох, Саша вышла замуж! Разве это не смешно, а? Очень смешно, блять, правда! — хохотал Машнов, глядя на друга мокрыми огромными глазами. — Неделя! Всего одна неделя, а! Это ж надо так! Что за пиздец?! — Успокойся! — Андрей отмер, подскочил к нему и схватил холодными ладонями за лицо. Глаза Машнова широко распахнулись, он замер, а его зрачки заполнили почти всю светлую бешеную радужку. В этих чёрных холодных зрачках Замай видел своё бледное отражение. Слава выдохнул и сомкнул веки, бессильно падая в объятия Хана. — Тише, тише, всё хорошо, — растерянно шептал Андрей Гнойному в ухо. Его самого трясло.***
Они сидели в комнате. В руках у Замая была горячая кружка с чаем, и он грел о неё руки. Гнойный сидел рядом и смотрел пустыми глазами куда-то сквозь окно, плотно занавешенное шторами. Близилась полночь. — Мы с ней, — голос Славы был густой, будто чёрная смола, и скрипучий, — были счастливы. Когда-то. И писали «Солому»… Вместе. Сейчас я пишу её один, а она… Я считал, что мы были как ёбаные попугаи-неразлучники. У меня были такие попугаи. Знаешь, что с ними стало, Замай? — Что? — Андрей отставил кружку, подпёр кулаками подбородок и исподлобья посмотрел на друга. — Попугаиха однажды ёбнулась и клювом размозжила своему попугаю череп. А потом моя мама эту попугаиху выпустила из окна. Это была зима, Андрей, Хабаровск. Я видел, как летают попугаи в Риме, но не в Хабаровске. А ещё у меня были такие же попугаи потом, через год примерно мать купила таких же неразлучников. Они иногда летали по квартире, мы выпускали их. Однажды я хотел покормить попугая, насыпал ему на пол корм. А у Дашки тогда была крыса… И как только попугай присел на пол, начал клевать, эта крыса выбежала из-под дивана и вспорола ему горло. Она его хотела сожрать, а я не успел… А попугаиха, оставшись без своего попугая, умерла сама, от хандры. Так бывает. — Он невесело улыбнулся, вставая на ноги, подошёл к микрофону и надел на голову наушники. Голос его звучал непривычно, разрезая собой абсолютную тишину квартиры. Андрей откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. — Жили были попугаи-неразлучники в нашей коморке в общаге. Они дарили нам столько счастья, эти глупые попугаи. Но потом что-то случилось, так бывает в жизни И попугаихи не стало, и хандра сожрала оставшегося попугайчика. Любовь убивает, любовь убивает. Жили-были попугаи в нашей новой квартире, на Суворова. Я хотел покормить попугайчика и насыпал ему на пол корма. Я ошибся, и крыса сестры острыми клыками вспорола ему горло. Так бывает, случаются ошибки, которые нельзя исправить. Жили-были попугаи и в один день попугаиха ёбнулась, Она начала бить своего попугая, а тот кричал от боли. Я рассказал об этом маме, она сказала: «Ничего, бывает, ничего, бывает». Жили-были попугаи, а потом я пришёл со школы, И он лежал с пробитым черепом, абсолютно мёртвый. Так бывает, женщины убивают. Жили-были попугаи, а мальчик так расстроился, что его мама выпустила попугаиху с балкона. Наверное, она сдохла, вряд ли приспособилась к холодным зимам Хабаровска. Я видел, как летают попугаи в Риме, но не в Хабаровске. Жили-были попугаи. Жили-были мы с тобой, как попугаи, в нашей просторной трёхкомнатной клетке, А потом ты сама всё знаешь: неразлучник пишет альбом о смерти, о том, что любовь убивает, о том, что случаются ошибки, которые нельзя исправить И об утраченном времени. Жили-были попугаи долго в счастливо в моём любящем сердце. Андрей отмер только когда Слава выключил микрофон и молча сел за компьютер, двигая записанную дорожку. В груди Хана щемило. Машнов возился со сведением примерно час — совсем недолго по меркам простых треков. Всё это время Замай сидел позади него на кресле, глубоко погружённый в свои мысли. Когда Слава снял наушники и включил готовый трек, Андрей вздрогнул. Они послушали его два раза в полной тишине, а потом Замай молча встал и обнял сзади всё ещё сидящего на стуле друга. Машнов вскинул руку и тут же перехватил предплечье Андрея, несильно сжимая его в ответ. — Пойдём спать, поздно уже, — тихо сказал Замай. Когда Андрей начал перестилать себе на диване, Слава тихо коснулся его плеча, останавливая, и кивнул головой в сторону спальни. Замай ему перечить даже не стал, понимая, что сегодня это необходимость. В комнате у хозяина квартиры оказалось неожиданно холодно по сравнению с другими помещениями. Виной тому было приоткрытое окно. Андрей лишь покачал головой и закатил глаза, давая понять Славе, что он был не прав, оставляя такую продуваемую ветром щель. Мужчина прикрыл окно и забрался под одеяло к другу, который уже успел устроиться на кровати. Светильник тускло горел, еле освещая пространство вокруг себя. Андрей лежал на спине и думал, прокручивая в голове последние события. Слава молчал, лёжа на боку, и повернувшись лицом к другу. Видимо, тоже думал. А потом Замай дёрнулся, почувствовав слишком холодную руку на своём плече — Машнов положил ладонь на бицепс, легонько сжимая его пальцами. Хан проморгался, повернул голову и тут же напоролся взглядом на глаза Славы, широко распахнутые и слезящиеся. — Ну чего ты? — Андрей сам повернулся на бок и обнял его, а Гнойный тут же уткнулся носом куда-то в ключицу и шумно засопел. — Забей хуй. Хочешь, давай на следующей неделе улетим в Турцию? Ну? Бля, я с тобой как с дитём уже разговариваю, ей богу! — тут же одёрнул Хан сам себя и улыбнулся. — Пиздец. Слава отстранился, глядя на Андрея и тоже попытался растянуть губы в улыбке, но получилось, мягко говоря, не очень. — Улетим, найдём тебе там турку, не русскую, красивую, с сиськами и жопастенькую, — стал в шутку рассуждать Замай. — Женишься, станешь отцом, потом будешь растить голубоглазых турчат, забабахаешь свой бизнес… — Не, — оборвал его Гнойный. — Нахуй турок. Вообще всех нахуй. Просто улетим вдвоём. — Ну как знаешь, — пожал плечами мужчина. — А на самом деле ты прав, действительно, нахуй. Снимем номер в отеле, будем на море ходить каждый день, писать текста, жрать в ресторанах… — Поженимся и умрём в один день, — вдруг с энтузиазмом подхватил Слава, и Хан немного расслабился, понимая, что друг решил поддержать его дурачество. — Да, в тот же день, как поженимся. — Правда поженимся? — Машнов сонно посмотрел Замаю в глаза. — Правда. Спи уже, вижу, носом клюёшь. Но Слава уставился в потолок, не моргая, потом глаза его сузились в щёлочки и вдруг широко распахнулись. Он даже рот приоткрыл. Хан, повернув голову, с интересом наблюдал за изменениями его лица. Машнов пробежался взглядом по потолку, поморгал и закусил губу. — Реально поженимся? — он резко скосил глаза на друга, да так, что тот даже не успел отвести взгляда. — Ну да. А что мне остаётся? Раз ты бабу не хочешь сисястую, не оставлять же тебя на веки вечные одного. Так не делается, — Хан покачал головой и нахмурился. Он ждал какого-нибудь фееричного продолжения этих приколов, ждал от друга чего-то нереально глупого и забавного. — В таком случае, прежде, чем мы поженимся, Замай, я должен кое-что сказать тебе, — важно изрёк Машнов и, выпутавшись из-под руки Андрея, всё ещё лежавшей на его плече, чуть приподнялся и склонился к лицу последнего. — Слушай меня внимательно, Хан Замай, это очень важно. Андрей кивнул, еле сдерживая улыбку. Он уже предвкушал нечто максимально взрывное. Но тут Гнойный приблизился к его лицу максимально близко, и Замай на автомате отшатнулся и вжался в подушку головой. Слава смотрел ему прямо в глаза, причём очень серьёзно, Хану даже вдруг показалось, что про женитьбу Машнов не пошутил, хотя мысль была несколько бредовой. Он слишком хорошо знал своего друга, но тем не менее немного поднапрягся. — Слав… — осторожно начал мужчина, но тот его сразу же перебил. — Стой. Я просто хотел… — Гнойный запнулся и на секунду отвёл взгляд. Андрей же медленно начинал молиться где-то внутри, чтобы это был какой-нибудь очередной дурацкий розыгрыш в духе Славы. Машнов тем временем почистил горло, будто говорить ему было трудно. Хан бы поразился натуральной актёрской игре, но чувства его уже разделились на два лагеря: с одной стороны он был готов к тому, что друг через мгновение начнёт неистово ржать с выражения его лица, а с другой — Андрей морально готовился к чему-то иному, к чему он, говоря по правде, был не готов совершенно. — Я просто хотел сказать тебе спасибо от всей своей поганой душонки. Если бы не ты, я б давно уже ёбнулся. Так что, — Слава вдруг совсем сократил расстояние между Ханом и собой и прошептал в самые губы друга: — спасибо. Андрей с силой зажмурился, еле заметно кивнув, и замер. Даже дышать перестал. А когда почувствовал на своих губах чужие, сердце упало куда-то в пятки и там заглохло, как трактор в некошеном поле. Сперва Замаю показалось, что навсегда, но когда оно вновь забилось где-то в районе глотки, он широко распахнул глаза и шумно засопел, уставившись на Славу, который всё так же прижимался к нему губами. Хотелось пошевелиться, сделать хоть что-нибудь, но с ужасом Андрей заметил, что его тело будто разбил паралич. Говорят, такое бывает, когда ты сильно напуган или шокирован. Мужчина так и лежал без движения, ожидая, пока Машнов отстранится сам, и наблюдая в считанных миллиметрах от себя его сомкнутые веки с переплетением капилляров под тонкой кожей. Слава неожиданно сильно прижался к его губам, почти раздвигая их своим напором, и Замай даже успел заметить, как брови друга спустились к переносице от напряжения, а затем невинно взлетели вверх, словно в он был рисованным персонажем какого-то мультфильма. Когда Гнойный наконец прервал свой невзаимный поцелуй и отшатнулся, Андрей сразу же обрёл способность к дыханию и, глубоко вздохнув через рот, ошеломлённо уставился на друга. — Я даже спрашивать не буду, что это было, — хрипло проговорил он, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Благодарность, — Гнойный откинулся спиной на стену, садясь на кровати, и посмотрел куда-то в пространство, но никак не на Андрея. — Нет, Слав, это дурость. Засасывать было вообще не обязательно, я и без этого всё понимаю. — Я даже не засосал, не пизди себе-то хотя бы. — Да вообще не важно. Факт остаётся фактом, — Замай отодвинулся от Славы к самому краю кровати и сел, следом спуская ноги на пол. — Ты вообще, что ли? — спросил он, не оборачиваясь. Машнов сместил взгляд, прожигая им спину Андрея исподлобья, и тихо, сдавленно произнёс: — Если свалишь, я пойму, как бы это банально не звучало. Извини, Андрюх, погорячился. — Погорячился? — Замай резко развернулся и уставился на Славу безумными глазами. — А мне-то что делать теперь? Реально на тебе жениться? Пиздец, я думал, ты прикалываешься… — Тут уж не до приколов, Замай, — глухо ответил мужчина, еле шевеля губами, и улёгся, сразу же отвернувшись от Андрея к стене. Хан пристально посмотрел на него, а потом встал и молча вышел, закрыв за собой дверь. Он прошёл в комнату, хотел было взять свою одежду и просто уйти, но лишь бессильно опустился на диван, понимая, что такой расклад никуда не годится. Впервые за долгое время он действительно не знал, что делать. По-хорошему стоило бы всё прояснить здесь и сейчас, но Андрей, к своему стыду, боялся. Он допускал где-то в глубине души, что всё не так серьёзно, как ему показалось, но также он допускал и то, что, возможно, теперь последуют новые проблемы. Теперь не только касающиеся Машнова, но непосредственно касающиеся и его самого. Вроде бы можно всё это обойти окольным путём, забыть, не зацикливаться, обратить в шутку в конце концов, но Замай прекрасно понимал, что это может получиться только если Слава сам этому посодействует. Просто сбежать, отгородиться от друга Андрей не мог, об этом не шло и речи, ведь это, скорее всего, ухудшило бы всё, вплоть до состояния Машнова. Мужчина не мог сказать точно, что произойдёт, если он отвернётся сейчас от друга, последствия могли быть самыми разными из-за затянувшегося стрессового состояния и депрессии. Невольно Замай подумал о том, что если бы Ромащенко был рядом до этого момента, то всё было бы проще и, возможно, многих вещей просто-напросто не случилось. Чего уж говорить о самой нелепой смерти Эрнесто и самобичевании по этому поводу Славика? Но Димы рядом не было. Был только Андрей один на один со Славой. Мужчина откинулся на спинку дивана и с силой потёр лицо ладонями, растирая онемевшие от напряжения скулы. Он должен был именно сейчас принять решение, каким бы оно ни было, но лучше всего, конечно же, максимально разумное и правильное. Наверное, самым рациональным решением на данный момент всё-таки было немного остыть и быть терпимым ко всему, что может произойти со Славой в ближайшее время. Даже если это непосредственно будет касаться его странного отношения к Замаю. Андрей ясно понимал, что это будет для него сложно, если так оно и случится, если бзик Гнойного не пройдёт. Мужчина всё-таки решился понаблюдать за другом, не делая резких телодвижений, и всё равно оставаться рядом, как бы сложно это ни было. А вот насчёт открытого разговора со Славой и расставления всех точек над и Замай пока сомневался. Стоит ли сейчас давить на него да и на себя в том числе? Тема, как он понял, больная для них обоих.