The Chosen End

Москва. Июнь 1946 года. Россия понял, что Америка пришел, когда калитка его сада скрипнула. Несколько секунд Америка возился с защелкой, затем сдался. Она стукнулась о прутья из кованого железа. - Хороший денёк, - сказал он и переступил через небольшую клумбу. Россия издал уклончивый звук. Он прижал палец к корешку книги, которую читал, и закрыл её, отметив место, где он остановился. Низкая скамья скрипнула, когда он снял ногу с другой и посмотрел на Америку. - Не ожидал такого приятного сюрприза. Америка улыбнулся. - Как мило, что ты это признаешь, - он подошел к скамье и прислонился плечом к дому России, в шаге от него. – Хорошая книга? - Вообще-то одна из твоих, - Россия ощутил, как в животе будто что-то скрутилось. Как будто его снова поймали с Zippo. – Стейнбек. – Добрую часть этого дня он провел, вперившись в ветви берез, что гнулись под ясным небом, и представляя себе Пыльный котёл. Америка склонил голову и внимательно рассмотрел обложку. Улыбнулся шире. - Это одна из моих любимых, - затем на его лицо легла тень, что отразилась не в его улыбке – всё же улыбка Америки была живучей – но в его глазах. – Хотя не думаю, что я в восторге оттого, что ты развлечения ради читаешь книгу о том, как меня потрепало в Великую депрессию. Россия пожал плечами. - Древняя история. Во всяком случае, для тебя, - при взгляде на пустующее место на скамейке рядом с ним ему захотелось встать. – Не могу даже представить, что ты хоть когда-нибудь ещё окажешься в таком кризисе. Не после того, как... – его голос затих. Несколько мгновений Америка молчал. На лице его читалось неуверенное выражение. Затем он пожал плечами, встал ровно и провел пальцами сквозь волосы. - Как бы там ни было... Я пришел поговорить с тобой кое о чем. Россия сузил глаза. - Значит, это не дружеский визит? Я разочарован. - Это по поводу атомной бомбы, - Америка прищурился, покосился на небольшую грядку с овощами. Россия вонзил ногти в ладонь. - Я слушаю. Америка снова взглянул на него и твердо кивнул. - Я хочу избавиться от них. Я думаю, это хорошая идея. Несколько секунд тишины. Птица зашумела в ветвях ближайшего дерева. Россия глубоко вздохнул. Отдаленно, будто сквозь вату, он чувствовал, как стук его сердца отдается в шее и руках. Америка бы избавился. О, он бы избавился. Безмозглый ребенок. - И почему же? – ему удалось сохранить тон ровным. - Потому что они могут уничтожить человечество, - нетерпеливо выпалил Америка. – Слушай, я не могу просто сбросить их в океан, или что-то в этом роде. Мне нужна всеобщая кооперация, понимаешь? Что-то вроде комиссии по атомной энергии, подконтрольной ООН, это вполне подойдет для... - Нет, - рука России дернулась у него на коленях, сжалась в кулак. Четыре красных полумесяца выступили на его коже. – Ты не можешь этого сделать. Америка нахмурился – теперь это отразилось на всем его лице – и пристально всмотрелся в Россию. - А?.. Что сделать? - Ты не можешь их уничтожить, - он встал, смахнул древесные щепки с колен. – Это глупая идея, и, честно говоря, я ожидал от тебя большего. Америка сместил вес на каблуки, уступая России место, поднял на него взгляд. - Нет, не глупая, - он поправил очки. – Возможно, эти бомбы в состоянии вообще всех убить. Губы России сжались в тонкую линию. - Не «возможно». Точно в состоянии. В том-то всё и дело. Америка покачал головой. - Я не понимаю... - ...В чем разница? У тебя есть бомба, которая может обратить в пепел целый город – спалить всех людей, пока все, что не останется от них – это их тени, - каждое слово падало, будто свинцовое. Он наблюдал за лицом Америки. – Ты не можешь так просто закрыть на это глаза. - А кто бы не захотел так сделать? – возразил Америка. – Ты прав. Они ужасны. Поэтому я и думаю – давай от них избавимся! Мы введем проверку, станем соблюдать меры безопасности, а я расскажу ООН все, что знаю о том, как сделать бомбу, и после этого никто не будет бояться, что... - Бояться чего? Что кто-нибудь ещё станет использовать их для защиты своей страны? – он ступил ближе. Еще несколько шагов – и он сможет зажать Америку у стены. – Твоя очередь прошла. Возможно, теперь пора и другим уступить. Америка помрачнел – и не сдвинулся с места. - Ты вообще о чем? Россия, здесь тебе не гребаная игра. При чем тут «очередь» и «уступки»? Единственный вопрос, которым стоит задаваться, - может ли хоть кто-нибудь обладать силой, способной стереть с лица Земли человечество. И я думаю, «нет» - не особо спорный ответ. Россия позволил пламени в его взоре чуть угаснуть. Конечно, он не хотел уничтожать мир. Он не хотел уничтожать человечество. Всё, что он хотел – эту бомбу. Он изменил позу так, чтобы казаться меньше. Подождал. Это сработало – как и всегда срабатывало с Америкой. Напряжение исчезло: его плечи расслабились, опустились, почти невидимые складки между бровями исчезли. Он выдохнул. - Да ладно тебе. Никто не должен дрожать до скончания жизни из-за этих штук. Если мы будем работать вместе... ты же знаешь, это будет наилучшим выходом. - Знаю, - Россия улыбнулся, мягко и изломанно, и взглянул на Америку сквозь ресницы. Внезапно ему захотелось, чтобы его поцеловали – и он возненавидел себя за это. Америка осторожно улыбнулся. - Значит... мы сможем это сделать, как думаешь? – он коснулся пальцами ладони России. – Я знаю, ты не особо в восторге от ООН, но... она единственная способна что-то сделать, так что... Я знаю, ты просто хочешь, чтобы все были в безопасности, Россия. Как и я. Россия решил, что он относится к этим всем. - Конечно, - прошептал он. Он сократил пространство между ними. Сделать так, чтобы Америка его поцеловал, – внезапно это стало единственным, что занимало его мысли. Это было бы победой. Он не знал, почему – но каким-то образом он бы победил. – Расскажи свой план. Они сплели пальцы вместе – в обоюдном порыве. Америка снова улыбнулся, в глазах зажегся мягкий свет. - Что ж, я думаю, ключевое здесь – это установить меры безопасности, так? Мы должны быть способны узнавать, когда люди нарушают правила, и наказывать их. Так что никаких вето – в смысле, от тебя и от меня. Мы должны подписаться под этим. Никаких исключений, ни для моих союзников, ни для твоих – если вдруг поймем, что кто-то облажался. Это самая важная часть, в смысле, должны же быть ещё проверки, куча проверок... - Проверки? – он произнес слово резче, чем ожидал, - и отвлек Америку тем, что прильнул к нему. Их дыхания сравнялись друг с другом. Когда он заговорил снова, голос его был низким и нежным. – Полагаю, проверки будут от ООН, - холодная ярость скрутилась в ком под его ребрами. - Ну да, - рассмеялся Америка. – Если только у тебя нет идеи получше, - линия его тела смягчилась. - Ммм... – Россия смахнул волосы со лба тыльной стороной ладони, стал покусывать Америку за мочку уха. От одной мысли, что Америка считал проверки ООН честными, хотелось выть. – В ООН полно твоих союзников. Не думаешь, что это немного нечестно? – он оставил поцелуй рядом со впадинкой у его челюсти. Америка отклонился и посмотрел на него. - Россия, хватит тебе. Если бы я хотел кого-то наебать, я бы вообще не предлагал избавиться от своего ядерного оружия. Россия улыбнулся снова, дотронулся ладонью до его шеи. Поцелуй меня, поцелуй меня... Он не знал, почему это было так важно. - Может, это как раз то, что тебе следует сделать, - выдохнул он. – Избавься сначала от своих бомб – в качестве жеста доброй воли. Тогда все остальные последуют твоему примеру. Америка еще немного отступил и сморщился. - Я что, и правда выгляжу таким наивным? – его руки расслабились в руках России. – Да, почему бы мне просто... не закопать бомбы у себя на заднем дворе и не посмотреть, может, они в маргаритки прорастут! Потому что живем мы в чудесном, волшебном мире, где именно так все и происходит, и никто никогда не попробует ударить по мне в ту же секунду, как обретет ядерное преимущество... - Разве ты можешь их винить? – прорычал Россия. Его маска слетела, порвалась, как влажная салфетка, и что-то уродливое мелькнуло в его взгляде. Их ладони казались слишком тяжелыми – они были едва сцеплены друг с другом. – Ты... ты пытаешься уйти от ответственности, и все просто спускают тебе это с рук! Тебе посчастливилось поиграть с огнем, Америка, потому что тебе повезло! Ты не можешь ожидать от меня, что я проигнорирую потенциал того, что ты создал, тогда как в правильных руках... Америка отпрянул от него. - В правильных руках? Ты о Сталине? - Да к черту Сталина! – он почувствовал себя больным, как только произнес это, и его спина напряглась. Он продолжил, невзирая на боль. – Моих руках, Америка! Моих! - И что ты с ними сделаешь? – Америка едва не плакал. – Ну знаешь, помимо того, чтобы отдать их своему чертовому боссу-психопату... - Использую их, чтобы ты держался подальше! Чтобы все держались подальше! Америка смотрел, сжав кулаки по бокам. - Если ты не заметил, мы выиграли войну. Никто не будет на тебя нападать! Черт, Россия, у тебя теперь пол-Европы – гребаная буферная зона. А шансы того, что я пойду на тебя войной... - Значительные, - яростный, сумрачный дым густел перед его взором. – Потому что ты силен, ты – то, до чего я больше не могу дотронуться, и ты можешь делать всё, что тебе, черт возьми, в голову взбредет! – дыхание рывками выходило из легких. – Что тебя останавливает? - Что за... – Америка уперся локтем в стену, удерживая равновесие. – Потому что... ты мне небезразличен, и я не хочу делать тебе больно. Я ненавижу смотреть, как ты мучаешься. Россия подавил трепетание... трепетание чего-то глубоко в его груди. Он хотел ударить Америку, но он стоял у стены, и Россия навис над ним, и эта сцена была слишком знакомой, и он не мог этого сделать. Он приблизился почти вплотную. - Тогда почему ты делаешь мне больно? Америка поднял на него свои серьезные летние глаза. - Когда я делал тебе больно? Нежные поцелуи, пальцы, вплетенные в его волосы, теплое тело, прижатое к его спине – Чистая агония. - Всё время, - прорычал Россия и всмотрелся в этот прекрасный синий взор. – И я тебе не доверяю. Проблеск боли: Америка ведь ждал, что ему будут доверять, он не мог понять, как кто-нибудь не станет этого делать. - Я просто пытаюсь поступить правильно, - по тону его было ясно – он имел в виду, как и всегда. – Я не собираюсь нападать на тебя, пожалуйста, мы можем просто..? Пожалуйста? - Нет, - ощерился Россия. – Нет, не можем. Никто из них ничего не говорил еще долгое время. Они смотрели друг на друга. Спустя больше, чем минуту, Америка выдал: - Ты бросаешь меня? Россия снисходительно изогнул бровь. Горло его больно сжималось. - Если можно так выразиться. Ветки берез покачивались над ними, царапая крышу. Америка заулыбался – ломано и дергано. - Я... ушам не верю... – голос его стал слабым и далеким. – Ты снова делаешь это со мной? Ужасная тишина разлилась вокруг них. День стоял слишком теплый для всего происходящего. - ...Снова? - Может, в этот раз ты и впрямь будешь держаться подальше, - сказал Россия. Маленькие смешки сыпались из Америки. Он отошел от стены. - О боже, о боже, почему я вообще тебе верил? – он скалился: сквозь улыбку проглядывались зубы, прямые и ровные. Длинные стебли травы ломались под ногами России, когда он сместил свой вес. Он заставил себя поглядеть Америке прямо в глаза. - Уверен, ты больше не допустишь эту ошибку. - Ну уж нет, - Америка просиял. Он будто заглядывал внутрь себя, затем перевел взгляд на Россию. - ...Почему? Потому что я попросил тебя пройти проверку ООН? – скептичная, не верящая шутка. Россия не удостоил её ответом. Однако он шагнул вперед и положил два пальца на нижнюю губу Америки. Коротко, одно прикосновение – он думал, Америка его укусит. Надеялся, что он сделает это. Америка схватил его руку, отдернул в сторону – и не отпустил. - Почему, - повторил он. Потому что ты добрался до неё первым. Потому что это нечестно. Потому что теперь ты не можешь меня хотеть. - Потому что я ненавижу тебя. - Это вранье. Америка все ещё держал его за руку. Россия пытался выдернуть её, но Америка не отпускал. Он почувствовал, как черный гнев собирается у него в груди, в его легких, в животе, в горле. - А почему тогда, Америка? Как ты думаешь? Если я не ненавижу тебя, тогда что? Ты убедил себя, что я тебя люблю? – голос его сочился сарказмом. Америка моргнул. Лицо его не изменилось. Важный миг прошел мимо них. Это был первый раз, когда это слово всплыло между ними – в любом контексте. - Ну? – выплюнул Россия. За словом крылось давление, что он не мог сдержать. Пальцы словно онемели в руке Америки. На губах Америки расцвела странная, тонкая улыбка. - Что «ну»? Он его расслышал. Он хотел заставить Россию повторить, что он сказал. Россия сжал челюсть. - Ты возомнил, что я люблю тебя? – почему-то он чувствовал, что теряет равновесие. Америка вздрогнул, всё ещё улыбаясь. Он шагнул вперед, и Россия почувствовал её – ту непреодолимую силу, что окружала Америку, пыталась оттолкнуть его назад, в тень его берёз. Америка прошептал... - Нет, Россия, конечно нет. ...Вплел пальцы свободной руки в его волосы и поцеловал его. Разум России померк, но его губы приоткрылись, язык его коснулся языка Америки – по привычке, просто по привычке. Затем он отпрянул и с хлопком опустил ладонь Америке на шею, отталкивая его. Дыхание выходило резкими рывками. - Ты что, не понял, что я только что тебе сказал? Америка закрыл глаза, облизнул губы, сжал их – он пробовал их поцелуй на вкус, пробовал его. Он наконец отпустил Россию, смахнул его руку со своего горла. - Я тебя прекрасно понял, - вздохнул он. Их взгляды пересеклись. – Значит, ты меня ненавидишь, и ты эта штука с бомбой – никаких шансов, что мы на чем-то сойдемся. А еще ты наверное хочешь, чтобы я убрался из твоего сада. - Ты знаешь, где выход, - сухо сказал Россия. Мягкий ветер взлохматил его волосы, и так уже растрепанные под пальцами Америки. Солнце низко опустилось над горизонтом, и тени деревьев почти поглотили Россию. Америка не уходил. Он снова уставился на огород и поправил очки. - Ты знаешь, что произойдет. Если мы не можем договориться о том, что избавляемся от бомб, тогда... мне придется вкачивать деньги в их производство. А ты... ты, судя по твоим словам, будешь идти за мной по пятам. - Идти за тобой? – эхом повторил Россия. Он скрестил руки. Ему захотелось, чтобы в пальцах оказалась сигарета. Он ухмыльнулся – и в неровном изгибе его губ было что-то гадкое. – Это ненадолго. Америка посмотрел на него. - А что потом? - А потом я получу то, что я хочу. И мне плевать, что будет после. Некоторое время Америка молча смотрел в землю. Затем он продолжил. - Значит, вот чего ты хочешь. Я буду стоять там – с бомбой, и ты будешь стоять здесь – с бомбой, и мы никогда не будем ни в чем соглашаться, или доверять друг другу... Для тебя это звучит как отличная идея. Это было похоже на кошмар. Но... ты будешь стоять здесь – с бомбой. Это все окупит. Он взглянул на Америку. На длинные, стройные линии его тела, на золотую кожу, на эти умелые, нежные руки – и представил, каково это: касаться гладкой оболочки бомбы, чувствовать, как она урчит под его ладонью, знать, что Россия всегда будет принадлежать только России, пока это чудо было его. - Да, - ответил он. Америка сжал губы. Он взъерошил волосы, вперился в Россию, и выплюнул: - Пошел нахуй. Лицо России было бледным, взор – темным. - Вали отсюда. - Ты ответишь за это, - Америка рвано распрямил рукава. – За всё. Если бы ты не был таким гребаным трусом... - Ох, заткнись, - губы России скривились. – Давай, Америка. Кидайся в меня угрозами. Оскорбляй меня. Это ничего не изменит. Только один из нас выйдет победителем – и впервые в твоей чертовой жизни это будешь не ты. - Ты – тот, кто превратил все в соревнование! – вспышка мелькнула в глазах Америки. – Ты мог бы... мы могли бы быть вместе... - Я не хочу быть вместе! – слова вырвались у него из груди. – Я хочу быть один! - Ты, несчастный ты сукин сын! Почему я только тратил на тебя время! - Да мне откуда знать?! Я никогда тебя не просил! Америка совершил злой выпад рукой, будто нанося пощечину тыльной стороной ладони – один из жестов Англии, пережиток. - Это уж, блядь, точно! Каждую секунду я с тобой боролся! Я просто мирюсь с твоим дерьмом, и мирюсь, и мирюсь – и даю тебе шанс, вот что я делаю, всегда ещё один гребаный шанс – а ты этого не стоишь! – голос его взметнулся ввысь на последних словах, зазвенел посреди деревьев. Россия отшатнулся, будто его ударили. Последние капли цвета сошли с его лица. Он знал, что не стоил, знал, что он никогда не стоил ничего, ещё с тех пор, как был маленьким. Он был тем, с кем они играли, жгли, резали и рвали на части, просто потому что он не стоил того, чтобы его не трогать. Но... но слышать, как это говорит Америка... Америка покраснел, сжал зубы, отвернулся. Сделал несколько шумных вдохов. - Отлично, - пробормотал он. – Будь по-твоему, - он повернулся к России спиной, положил руку на калитку и прорычал. – Я всегда позволяю тебе делать всё по-твоему. Россия смотрел, как Америка открыл её. Он... он хотел сделать ему больно. - Если бы это было правдой, ты бы так поступил уже давно. - Катись к черту, - калитка с треском захлопнулась за ним. Россия ждал, пока шаги Америки не стихнут. Теплый послеполуденный свет просачивался сквозь ветви деревьев, отбрасывал пятнистые тени на лужайку. Он опустил руку на скамейку, провел пальцем по расколотому дереву. Затем он наклонился, подобрал книгу и швырнул её в другой конец сада. • План Баруха... (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BB%D0%B0%D0%BD_%D0%91%D0%B0%D1%80%D1%83%D1%85%D0%B0) ...был предложен Соединенными Штатами Комиссии ООН по атомной энергии на её первом собрании в июне 1946 года. США предложили демонтировать весь свой ядерный арсенал, поделиться всей располагаемой информацией об атомной энергией при условии, что другие страны согласились бы воздержаться от разработки собственного ядерного арсенала, и дать инспекторам из ООН право проверять, используются ли в какой-либо стране эти технологии для иных, нежели мирных, целей.       Предлагая свой план ООН, американский финансист Бернард Барух сказал: «Мы собрались здесь, чтобы сделать выбор между живым и мертвым. Это наше дело. За черным предзнаменованием нового атомного века лежит надежда, которая – будь она связана с верой – может стать нашим спасением. Если мы потерпим неудачу, тогда каждый человек станет рабом страха своего. Не будем же обманываться: мы должны выбрать – мир во всем мире или всемирное разрушение...».       Советский Союз, твердый противник идеи об инспекциях ООН и хорошо осведомленный о том, что в ООН, где доминировали западные союзники США, он может запросто проиграть при голосовании, отверг это предложение. Сразу же после этого США приступили к масштабной программе испытаний, разработки и внедрения ядерного оружия.       Отказ от плана Баруха (который считается первым признаком конкуренции США и СССР в сфере ядерного вооружения) часто определяется как первый ярко выраженный акт Холодной войны. • Примечание от переводчика: название этой главы – «The bitter vintage» - доставило мне много головной боли. Один из вариантов перевода слова vintage – «виноград», выбран он потому, что Россия, вероятней всего, читает «Гроздья гнева» Стейнбека – роман об американской семье из Оклахомы, которая во времена Великой депрессии вынуждена покинуть свой дом и в поисках средств к существованию переселиться в Калифорнию из-за Пыльного котла: серии бурь, что потрясла прерии США между 1930 и 1936 годами. •      Ну что, ребят... холодная война? Очень гневный комментарий: https://telegra.ph/YAdernyj-vzryv-perdakov-08-07