The Chosen End

Дом Англии. 25 декабря 1950 года. На часах было почти три пополудни, когда Англия услышал, как Америка колотит кулаком в дверь; все остальные пользовались дверным кольцом, как воспитанные люди; впрочем, Англия того и ожидал. Он выглянул в окно над раковиной: снаружи дождь моросил холодными серыми струйками, и разглядеть можно было только край куртки, спрятанный под навесом. Ещё грохот: бум бум бум бум. Англия неспешно вытирал кружку. - Канада? На лестнице послышался приглушенный топот. - Эм, да? - Не откроешь ли дверь? Твой брат здесь. Англия слегка приподнял уголки губ из-за голосов, стука, звуков праздничной суеты и влажного воздуха, который наполнил прихожую, когда Америка ввалился внутрь. - Чувак, прости, я так опоздал! Я просто, ну ты знаешь, эта Корея... Я две недели проторчал в самом дерьмовейшем портовом городе на свете, он как... да он еще унылее Ванкувера, в смысле... - Спасибо, - сказал Канада. - Ладно, я никогда не был так счастлив сжечь какую-нибудь дыру дотла... с Рождеством, кстати! Улыбка закралась в голос Канады. - С Рождеством, - шаги его теперь отдавались не на паркете в прихожей, а на ковре в гостиной, и Америка последовал за ним. – Не волнуйся о том, что опоздал – ты, вроде как, избежал самого неприятного. Мы уже открыли подарки и все такое, так что Англия, знаешь, распределил нас по задачам. Австралию снаружи видел? Он на крыше. Сказал, что попытается залепить в тебя чем-нибудь из ливнёвой воронки, когда ты наконец появишься. - Да не, я когда подтянулся, он у поленницы шатался и пытался курить. Канада, - Англия услышал, как Америка хлопнул Канаду по плечу и серьезно произнес. – Выиграть войну за независимость означает никогда не возиться с кучами опавших листьев, когда едешь к Англии на праздники. Англия фыркнул и поставил кружку на сушилку. - Да я и до войны не особо помню, чтобы ты что-то по дому делал, - сухо ответил Канада. Послышалось шуршание бумаги. - В общем, держи подарок. Совсем немного, но какая разница, ты ж мне наверняка снова хоккейный свитер дашь. Где Новая Зеландия? - Спасибо, - шуршание погромче. – Он на чердаке. Мебель двигает. Эй, Новая Зеландия! Сверху раздался глухой стук. - Чего? - Америка пришел! Привет тебе говорит! - Привет, Америка! - С Рождеством! – заорал Америка. – Я тебе держатель притащил! - А зачем он мне? – ещё стук – вместе с глухим шуршанием картонных коробок. - Ты говорил мне, что хотел такой! Для сигарет! - Ах, этот! Точно! Спасибо! - Пажалста! - Я тут вообще-то покурить пытаюсь! – заорал снаружи Австралия. Англия хлопнул полотенцем по столешнице и просунул голову в приоткрытую дверь в гостиную. - Знаете, попытка не превратить это место в зоопарк будет значить гораздо больше, чем любой подарок, что я сегодня получил. - Англия! – Америка просиял и спихнул груду коробок брату в руки. Канада моргнул и тут же бесцеремонно свалил их на диван. Америка прошагал к двери и затащил Англию в объятия. – С Рождеством! Англия обнял его в ответ, несмотря на то, что рукава его промокли, как только они коснулись куртки Америки. - С Рождеством, - сказал он. Руки Америки вжимались в его ребра. – Как ты себя чувствуешь? - Хорошо! Знаешь, просто превосходно. Комми – говнюки знатные, но разве ж это новость? – Америка отстранился и вернулся в прихожую, начав стягивать варежки и ботинки, повесил куртку на крючок. – Боже, война должна была закончиться, когда там, в октябре, когда мы взяли Пхеньян. Разве не существует правило, что когда столица противника взята, он должен сдаться? - Это сделало бы все войны гораздо проще, - ответил Англия. Он смотрел, как дождевая вода с Америки заливает весь паркет. За каминной решеткой вспыхнул огонь и осветил капли мягкими искрами. - Боже, Китай стал таким, я даже не знаю, мудозвоном, с тех пор как Россия сказал ему, что он самая красивая девочка в школе, - Америка дернул свою рубашку вниз, после того как стянул свитер через голову. Его очки зацепились за воротник, и на несколько секунд Америка представлял собой взъерошенное, буйное нечто, увенчанное ворохом желтых волос. – А уж про Россию меня вообще не спрашивай... - Я пошел наверх, - сказал Канада. Он вытащил очки Америки из его скомканного свитера и сунул их в один из карманов Америки, когда проходил мимо него. Америка высвободился из свитера и моргнул, раскрасневшись. - Спасибо, - ответил он и надел очки, пока вешал свитер рядом с курткой. Англия совершил жест в сторону кухни, прежде чем сам туда зашел. - Хочешь что-нибудь выпить? - Да, спасиб, - Америка взял один из подарков и последовал за ним. Англия зажег огонь под чайником. - Россия устроил силам ООН настоящий ад в воздухе, - сказал он, доставая коробочку с чайной заваркой из ящика. - А, в смысле чаю выпить, - Америка пригладил волосы и со стуком положил подарок на столешницу. То, что было под оберточной бумагой с лентами, даже не напоминало коробку, скорее какой-то узелок. – Не, чай не буду. Да, и мне еще нравится, что он думает, что если запрячет свои самолеты за несколько миль от линии фронта, то мы типа ничего не заметим. Англия фыркнул, взял аккуратно завернутый сверток у плиты и передал его Америке. - Если откроешь свой подарок сейчас, необходимость в чае может отпасть, - по его мнению, необходимость в чае существовала всегда, но бутылка трехлетнего бренди «Асбах Уральт» была не такой уж плохой заменой. Америка бухнулся за стол. Он развернул свой подарок, разрывая ленту с ярким, прерывистым треском. - Это ж реально повод начать войну – какое есть мудреное латинское выражение для этого? Я точно знаю, есть какое-то мудреное выражение для того, что я... Ох, здорово! Спасибо! Я приберегу это до того момента, когда мы наконец вышвырнем Китай с Корейского полуострова. Это точно будет стоить отличного бренди. - «Казус белли», - пробормотал Англия, взял свой подарок и начал снимать беспорядочные наслоения оберточной бумаги. Напоминало обезвреживание бомбы: потяни за ленту – и все затянется ещё более плотным узлом. Разрежь одну – и, возможно, оно не будет стоить такого риска. В конце концов он вытащил нож для очистки овощей и разрезал узел. Внутри находился увесистый кусок бетона на гладкой деревянной подставке. Англия нахмурился, повертел его в руках. - Камень? Америка закатил глаза. - Посмотри на него, - он взял печенье с тарелки в центре стола и надкусил его. Англия послушался, наклонил его к свету. Под бетоном была прикреплена маленькая бронзовая табличка: 6 июня 1944 года. Что-то затихло у него в груди. Он взглянул на Америку. - Высадка в Нормандии? - Ага! – Америка вытер крошки с нижней губы тыльной стороной ладони, и Англия подавил позыв сунуть ему в руки салфетку. – Это кусок одного из немецких бункеров – которые мы взорвали к чертям. Я его сохранил! Я подумал, тебе будет приятно его иметь, потому что, во-первых, это первое крупная военная заваруха, где мы оба участвовали, и это было, как бы... – он замолк, несколько секунд глядя в никуда. Затем, радостно. – А ещё он всегда будет напоминать тебе о твоем последнем вторжении во Францию! - Он тогда был под оккупацией Германии, - рассеянно произнес Англия. Он опустил свой подарок на стол, и... почувствовал, что весьма тронут. - Да, но тебе не обязательно думать об этом таким образом, - заухмылялся Америка. Чайник завизжал на плите, пар поднялся до потолка. Англия занялся им. - Полагаю, что так, - улыбнулся он. - Эй, я знаю, ты пытался связаться со мной где-то с октября. Прости. Я не пытался проигнорить тебя или что-то в этом роде, я просто был занят с, ну, ты знаешь... – Америка взял ещё печенье. Он уже почти забыл об этом. Англия наполнил заварочный шарик «эрл греем» и налил горячей воды. - Я хотел спросить тебя о последнем меморандуме Совета Национальной Безопасности, - он медленно опустил шар, смотрел, как он покачивается на поверхности. – Ты очень... щедр на военные расходы. - Ну, я как бы должен быть, понимаешь? Война идет, - Америка начал строить башенку из печенья. - Безусловно идет, - ответил Англия. Он смотрел на дождь. – Однако ещё не шла, когда он был выпущен. Америка замолк. - Ну... – одна из башенок упала. Он подхватил печенье. – Возможно, она начнется, - продолжил он слабо. – В смысле... вся суть в том, что Россия – разжигающий войну кусок ублюдка, и он начнет разбрасываться своим дерьмищем повсюду, и если я не буду настороже, то коммунизм проест все, как плесень, или что-то типа того... И посмотри – в Корее же так и происходит! Англия опустил заварочный шарик в раковину, взял кружку за ручку и прошел к столу. Он сел на стул напротив Америки и оглядел башенку из печенья. - И поэтому ты собираешься наращивать свое вооружение на случай, если тебе придется с ним воевать. Но до этого ты говорил, что эта война идеологическая. - Разживусь идеологическими патронами? – подал идею Америка. Англия нахмурился. - В таком случае можно сказать, что Россия запускает идеологические самолеты над Северной Кореей. - Ага, и я идеологически надеру ему жопу за это... на днях, - добавил Америка, вернувшись взглядом к объектам своего маленького строительства. - На днях? – повторил Англия. Америка разломал печенье пополам, использовал короткие стороны для поддержки покосившегося угла башенки. – Ты ожидаешь конфронтации в ближайшем будущем? – последние несколько лет Россия практически не предпринимал никаких активных действий. Его присутствие, правда, ощущалось в Корее, однако, насколько представлялось Англии, это было скорее результатом силового шантажа Китая, чем следствием какого-либо реального желания воевать. - Что ж, надеюсь, не до того, как я наращу вооружение, - пробормотал Америка и занялся возведением флигеля из печенья. – Но ты ж знаешь, как сейчас дела обстоят. Что ему нужно. В конце концов он сделает свой ход. Англия смотрел на него несколько мгновений, ничего не произнося. Тон Америки не изменился, но тембр его голоса стал ниже. Англия отхлебнул чай. Он опалил его нёбо. - Он сделает ход, если увидит в тебе угрозу. Вливание денег в военную промышленность не приведет к снятию напряжения. Лишь к тому, что он захочет защититься, - он резко вдохнул, охладил рот. – Это... неоправданная эскалация. Америка резко поднял на него глаза. - Это абсолютно оправданно. Слушай, Англия, Россия не отступится, чего бы я ни делал. Он хочет навязать свою власть всему остальному миру. И я – как ты знаешь, теперь единственный, кто реально может ему противостоять. Если я не буду способен с ним воевать, то кто вообще будет способен? - Если ты будешь с ним воевать, никто не сможет победить, - сухо произнес Англия. Он слышал, как капли дождя стекают на крышу. - А что мне ещё делать? – голос Америки стал громче, ненамного. Англия был уверен, что он того не заметил. – Когда он придет за тобой, ты... ты хочешь, чтобы я просто тебя бросил? - Я бы предпочел знать твои мотивы, - Англия подался вперед, сложив кончики пальцев на ободке кружки. – У тебя с Россией есть... прошлое, и если это личное, тогда степень твоего эмоционального вовлечения может сделать тебя безрассудным, или ненадежным... - Не поднимай тему о моем прошлом с Россией, - пальцы Америки сжались на скатерти, и что-то прорезалось в его голосе, что-то слишком горячее и стальное. – Все кончено. Навсегда. Оно здесь не при чем. Англия напрягся; он не был уверен, когда именно. Он заставил себя расслабиться. - Тогда ты должен понимать, как неблагоразумно противостоять ему. Если бы он наращивал свое вооружение, разве у тебя бы не возникло соблазна нанести превентивный удар? Америка вытащил печенье из башенки и надкусил его. - Если я наращу достаточно много, у него не будет возможности нанести превентивный удар. - Почему нет? – Англия сузил глаза. - Потому что если он это сделает, я его убью, - ни в глазах Америки, ни в его голосе улыбки не слышалось. Он сидел прямо, напряженно, с распрямленными плечами. – Не имеет значения, вторгнется он на мою территорию или нет. Если у меня будет достаточно бомб, я убью его, когда мне захочется. Англия медленно опустил свою кружку. Капли дождя барабанили по оконной раме. - А что если он решит убить тебя первым? – он пытался выдержать свой тон ровным. - Это неважно, - Америка засунул остаток печенья в рот и вытер крошки большим пальцем. – Даже если он запустит свою ядерку, за пару часов до удара мне придет сигнал – и я смогу запустить свою. - А что..? – Англия заставил себя замолкнуть. А что же делать всем остальным? Он знал ответ. Они должны были втянуться в конфликт. Он сглотнул – нёбо болело в том месте, где он его обжег. - Ты должен понять, Англия, - Америка наклонился вперед, упершись локтями в стол, сложив руки вместе, с серьезнейшим видом. – Это война – она не такая, как все предыдущие. Войны меняются, понимаешь? Мне потребовалось время, чтобы врубиться, но теперь я понимаю. Все меняется. Теперь дело не... - он повернул кисть, указывая пальцем на стол. – В завоеваниях или ресурсах. Мне нет дела до территории России – и, насколько я знаю, ему нет дела до моей. Теперь дело в образе жизни. Твоем, моем и наших союзников. Дело в – в свободе и верховенстве закона против рабства под пятой Кремля. Тембр голоса Америки изменился каким-то неведомым образом; он ораторствовал. Англия почувствовал, что отдает себе отчет в том, как он дышал, какую позу принял, в каком положении были сложены его руки. Он не произнес ни звука. - Так что если он попытается со мной воевать, я его убью. Мне не нужно, чтобы Россия сдавался. Мне насрать, сдастся он или нет. Капитуляция просто докажет, что я сильнее его. Единственное, что важно, - признает ли Россия, что я прав. Англия всмотрелся в него. - А что если не признает? Америка пожал плечами и откинулся на спинку стула, вытянув руки на столе. - Если он этого не сделает и продолжит находиться в пределах своих гребаных границ, угнетать своих гребаных людей... Я попытаюсь подкосить его изнутри. Он делает то же самое со мной, представляешь? И если он попробует распространить свое влияние на ещё какие-нибудь убогие, аграрные, отсталые страны, вроде Китая – сраного Китая, - он прорычал, как будто бы сам себе. Англия немного выпрямился. Прошло несколько темных, напряженных секунд, прежде чем Америка направил дикий, сияющий взгляд на Англию. - Тогда хэй, у этих маленьких убогих стран появится новый лучший друг в лице дядюшки Сэма. Я хочу, чтобы он остался в одиночестве, Англия. В полном нахуй одиночестве, а если нет, то Богом клянусь... – Америка полоснул рукой по своему горлу. - Ты же знаешь, что он может убить тебя, - ответ был тихим. Англия не ожидал, что чего-нибудь им добьется. - Тогда я убью его в ответ, - дрожащая улыбка Америки стала шире. Лицо его было таким открытым: полным неба. – Господи, я не собираюсь идти на него первым. Он будет тем, кто сделает первый шаг. Подожди и увидишь. Он просто ждет удачной возможности. Ему бы понравилось посмотреть на мой труп. Он меня ненавидит, знаешь? – Улыбка, улыбка, улыбка. – Я не ненавижу Россию. Нет. Я думаю, что он неправ, но я не ненавижу его. Впрочем, я убью его. Если понадобится. Чтобы защититься. Чтобы защитить нас, Англия, - лицо его – лучезарное; Америка сиял. – Потому что миру нужна защита от этого лживого, бессердечного сукиного сына. Англия старался не двигаться. Он глядел на пальцы Америки, все ещё касавшиеся края его горла, и сам не до конца понял, почему он прошептал: - Ты уверен, что Россия тебя ненавидит? - Ага. Ага, уверен. Что за вопрос такой? – Америка склонил голову, опустил руки и сложил их вместе на краю стола. - Ранее в этом году – в феврале – я приехал забрать тебя из дома России; помнишь? Ты каким-то образом удрал от меня в баре, и весь вечер я потратил на то, чтобы выследить тебя, - он сделал глоток тепловатого чая, примолк. Почему – почему он это говорил? – Когда я наконец нашел тебя, ты был на пороге дома России, и ты был... в его руках. Он не держал тебя или пытался от тебя избавиться. Он обнимал тебя. Вы обнимали друг друга. Только когда он заметил свет моих фар, только тогда он толкнул тебя на землю... Выражение лица Америки подернулось холодом, потемнело, будто вдруг туча закрыла солнце. - Звучит как-то неправильно. Я этого не помню. Этого никогда не было. - Нет, было. Ты все не умолкал о нем, когда мы ехали домой. Как бы ты мог победить его, и как за ним... больше не ощущалось такой же силы, что и раньше... Пальцы Америки сжались сильнее. - Ладно, хорошо, может, я пришел к его дому, и может, мы подрались, но ты неправ насчет... он бы никогда... тебе, должно быть, что-то не то показалось. Такого никогда не было. - Америка, - вырвалось у него. – Я знаю, что я видел. Америка резко встал. Его стул проскрипел по паркету, бедро впилось в край стола. Башенка из печенья рухнула, обдав столешницу градом крошек. - Англия. Возьми слова обратно. Я серьезно. Англия уставился на него. - Это смехотворно. Как ты можешь ожидать от меня, что я стану отрицать увиденное своими же... Америка ударил ладонью по краю стола. Тарелка подскочила. Свечение вернулось, более резкое – теперь оно лучилось из его глаз. Каким-то ужасным образом уголок его рта поднялся вверх. Кошмарная, свинцовая тишина разлилась между ними. Англия не дрогнул под этим взглядом, но ему захотелось. Внезапно комната словно стала слишком маленькой, потолок – слишком низким, воздух слишком густым. Словно он был в ловушке. - Будь по-твоему, - проворчал он. – Этого не было. Америка улыбнулся. - Англия! Из гостиной раздался скрип и глухой удар, когда Канада толкнул дверь. Он придерживал её своим бедром, смахнул пыль с волос. - Мы закончили наверху, и я... – он замолк, перевел взгляд с лица Англии на Америку, затем обратно. – Что... происходит? Америка повернулся на каблуках, опустил плечи – сама непринужденность. - Ничего! Просто, ну, знаешь... политика. Канада вздохнул. - Хотя бы в Рождество не можете успокоиться? - Прости. Ты прав. Тема закрыта, - Америка отряхнул крошки печенья со штанины. Все напряжение, сосредоточенное в теле Америки, теперь будто было разлито в воздухе между ними тремя. Англия напряг горло. Канада смотрел на него, голубые глаза подозрительно сощурены. - Англия? – снова спросил он. Англия зашевелился, наконец позволив себе оторвать взгляд от Америки. - Ничего, - сказал он. – Все в порядке. Америка изогнул шею, посмотрел в окно. - Чел, почему ты всегда поручаешь Австралии дряную работу на улице? В смысле, ливневая воронка... Галлиполи... Не его ж вина, что он – колония каторжников... Вообще-то это твоя вина, что он был колонией каторжников. Может, кто-нибудь скажет ему внутрь зайти, в такую-то погоду? – он направился обратно в гостиную. Англия вздохнул и встал на ноги. Он подошел к раковине, слил остатки чая, а затем встал, упершись в эмалированный край, вцепившись кулаком и указательным пальцем другой руки в ручку кружки. Снаружи дождь лил ещё сильнее. Канада подошел к нему, попытался пересечься с ним взглядом. - Ты уверен..? - Ты меня не понял? – голос Англии ударил не хуже кнута. – Я сказал, что все в порядке. Губы Канады сжались в тонкую линию, – одна из привычек Англии, он узнал её – перед тем, как он развернулся и ушел, а дверь за ним захлопнулась. Англия услышал, как дверь скрипит у косяка, сначала быстро, потом медленнее и медленнее... Он опустил кружку в раковину и вытер руки о штанины. Возьми слова обратно. Как ребенок. Он попытался выбросить это из головы. Они же союзники, в конце концов. Никто на Земле не в силах это изменить; ни один человек, Боже их сохрани, и уж точно не он сам. Он не позволил себе задаваться вопросом, что бы сделал Америка, если бы он отказался. • Я две недели проторчал в самом дерьмовейшем портовом городе на свете – речь о Хангнаме в Северной Корее. Последние силы ООН были заперты там с 11 по 24 декабря 1950 года в ходе отступления перед армией Китая, во время кульминации битвы при Чосинском водохранилище. После эвакуации американские войска сравняли порт с землей. • Война должна была закончиться, когда там, в октябре – войска США и Республики Корея захватили Пхеньян 19 октября. В тот же день Мао объявил «Войну против Америки и за помощь Корее». 5 декабря Пхеньян был взят китайскими войсками. • «Казус белли» - буквально «повод к объявлению войны». Советский Союз неохотно поддерживал китайские военные действия под нажимом Мао. Его помощь ограничивалась авиационной поддержкой не ближе чем за 60 миль от линии фронта (чтобы дать советским пилотам опыт противостояния с западными военно-воздушными силами на случай будущего конфликта, который, с точки зрения СССР, действительно имел значение). Они управляли МиГ-15, которые в то время были самыми совершенными истребителями в мире. Прямое вмешательство советских летчиков было поводом для объявления войны, который ООН сознательно проигнорировала, чтобы конфликт не перерос в глобальную войну. • Отчет Совета национальной безопасности 68 (обычно сокращается как меморандум NSC-68) – безумнейшая хуйня, которую только можно вообразить. Он рисовал конфликт между США и СССР в апокалиптических тонах, призывал к тому, чтобы утроить военные расходы в мирное время для достижения материального превосходства над Советским Союзом. Он изобилует фразами вроде «Основной конфликт – это противостояние идеи свободы, в основе которой лежит законность, и идеи рабства мрачной деспотии Кремля» (откуда вообще Америка знает слово «деспотия»?). Советский Союз обвинялся в том, что он, «в отличие от предыдущих претендентов на мировую гегемонию, фанатично одержим новой верой... что противоположна нашей». Его прогнозы практически во всех аспектах были ошибочными. А знаете, что самое безумное? Этот документ стал планом внешней политики США во время Холодной войны. Он же повлек за собой непрямые войны, политику сдерживания, массированное наращивание ядерного вооружения. Так что... мда. • Примечание переводчика: в оригинале Австралия произносит "Some of us are tryin' to have a durry in peace, here!" («Я тут вообще-то покурить пытаюсь!»). Durry – австралийский сленг для обозначения сигареты. По-русски его передать невозможно (по крайней мере я не сумела придумать, как), так что пусть будет здесь. Комментарий к главе: Знаете такое выражение «too little, too late»? Которая означает, что была принята долгожданная необходимая мера, но она была предпринята слишком поздно, поэтому от неё очень мало толку, если вообще никакого? Вот от этой главы у меня такие ощущения. Сразу скажу, что глава мне, страшно сказать, понравилась. Понравился бротп-юсук, понравилась атмосфера Рождества в семейной компании с налётом токсичности, особенно вот эти моменты: - Чувак, прости, я так опоздал! Я просто, ну ты знаешь, эта Корея... Я две недели проторчал в самом дерьмовейшем портовом городе на свете, он как... да он еще унылее Ванкувера, в смысле... - Спасибо, - сказал Канада. <…> - Да не, я когда подтянулся, он у поленницы шатался и пытался курить. Канада, - Англия услышал, как Америка хлопнул Канаду по плечу и серьезно произнес. – Выиграть войну за независимость означает никогда не возиться с кучами опавших листьев, когда едешь к Англии на праздники. Англия фыркнул и поставил кружку на сушилку. - Да я и до войны не особо помню, чтобы ты что-то по дому делал, - сухо ответил Канада. Понравилось сумасшествие Америки, благодаря которому он ВПЕРВЫЕ ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ выглядит как-то по-другому, нежели как безгрешный золотой мальчик. Здесь мы получаем долгожданный намёк на взаимность ожесточения и помешательства персонажей, характерную именно для холодной войны, особенно для первых её лет. Также мы наконец-то получаем нечто похожее на конфликт идеологий: - Ты должен понять, Англия, - Америка наклонился вперед, упершись локтями в стол, сложив руки вместе, с серьезнейшим видом. – Эта война – она не такая, как все предыдущие. Войны меняются, понимаешь? Мне потребовалось время, чтобы врубиться, но теперь до меня дошло. Все меняется. Теперь дело не... - он повернул кисть, указывая пальцем на стол. – В завоеваниях или ресурсах. Мне нет дела до территории России – и, насколько я знаю, ему нет дела до моей. Теперь дело в образе жизни. Твоем, моем и наших союзников. Дело в – в свободе и верховенстве закона против рабства под пятой Кремля. Однако. Мне не понятно, почему авторы приурочили начало холодной войны к изданию меморандума NSC-68, так как самые поздние датировки её начала относят к концу сороковых. К тому же, данный праздник мудачества Штатов (оно продержится ещё несколько глав) никак не компенсирует всего предыдущего кринжа, особенно взваливания ответственности за начало холодной войны только на одну сторону (угадайте, какую) и выставления опасения ядерной монополии США со стороны России как вывертов его сумрачного сознания. Поэтому и складывается ощущение «too little, too late», несмотря на все достоинства главы. Пы.Сы. Начинаю замечать, что по нраву мне приходятся именно те главы, где Россия отсутствует 😁