Could there be eyes like yours? Could there be lips like yours? Could there be smiles like yours, Honest and truly? ...
Тепло растекалось под кожей России, пыталось просочиться наружу румянцем. Его взгляд скользнул по Америке, по сильному изгибу его спины, согнутой над пианино. Улицы фестиваля были заполнены хорошенькими советскими девушками лишь с одним хвостиком; второй срезали, чтобы пометить их и потом сделать выговор за их поведение. Его босс хотел посодействовать культурному обмену, а вот секс с приезжими молодыми людьми – американцами, испанцами, французами – в планы Хрущева не входил. Конечно же, догадливые умницы просто обрезали волосы с обеих сторон... У России было легко на душе оттого, что у него не было длинных волос, которые можно было обстричь.I want to take you away, Away from the crowd And have you all to myself, Alone and apart...
У Америки был красивый голос. И он проделал весь этот путь, чтобы спеть... для него; только для него.Out of a dream, Safe into my heart.
Америка сказал несколько слов после аплодисментов. Россия подождал, пока он поклонился, ушел из-под света софитов, скрылся за занавесом – его место занял другой исполнитель. Россия едва слышал его. Несколько минут – и Америка появился из-за кулис. Он отказался от напитков, предложенных ему, обошел стайку девушек и направился прямиком к России. Он остановился менее, чем за полметра. Его голос звучал глухо, запыхавшись, как никогда не звучал, пока он пел, а в глазах его сверкал резкий, ласковый свет. - Все прошло хорошо? Как я выступил? Россия просто глядел на него несколько мгновений. Дрожь прошла сквозь него, до самого сердца. - Д-да, - наконец ответил он. Его голос стал ниже, он шагнул вперед, почти приблизившись к нему. – Ты был прекрасен. Америка огляделся через плечо, осмотрел клуб, затем подтолкнул Россию в нишу позади него и прижался губами к его губам. В нише царил полумрак, воздух, зажатый между стенами, был немного спертым, но Россия ещё никогда в жизни ни за что не был так благодарен. Он скользнул языком по губам Америки, всосал это горячее дыхание; его лопатки вжались в угол, и он мог наконец, наконец... Ладони скользнули в задние карманы Америки, обхватили его ягодицы сквозь джинсовую ткань. Одежда Америки всё ещё была горячей от света софитов. Америка что-то пробормотал, что-то вроде шоу идет хорошо, это было неважно. Он прочесал пальцами волосы России, провел ладонями у него под рубашкой, плотно прижался к нему бедрами. Затем, мягко, почти неразличимо между поцелуями... - Мы не можем, мм, здесь... нам надо... Россия прижался губами к мягкой впадине под изгибом челюсти. - Не будь... не будь дураком... - Я не... – прерывистое дыхание: ладони заскользили по спине России. – Просто... – Россия прикусил кожу, и тихое слово сорвалось с губ Америки, что-то, что он не уловил, черт или пожалуйста. – Твои люди здесь повсюду, и-и... - Они не увидят, - Россия вытащил руки из карманов Америки. Одной вцепился в опущенный воротник другой страны, откинул его голову назад, другую запустил под пояс его джинс. – Просто – ммм – просто не шуми... Америка всхлипнул и провел ладонями по бокам России к его груди, расстегнул ряд пуговиц, чтобы добраться до него, обхватить руками. Его смятение разом угасло. Россия не мог отвести глаз от рук Америки с тех пор, как он впервые опустил их на клавиши пианино. Он взял его за запястье, провел языком по нежным складкам на ладони, уткнулся носом в мозоли. Горячий выдох – и он взял два пальца Америки себе в рот. Америка уставился на него, затем провел большим пальцем по изгибу нижней губы России, поцеловал его – поверх своих же пальцев. Они с трудом расстегнули брюки друг друга, задыхаясь, горячо прижимаясь друг к другу, так тихо, как только могли в их темном, укромном закутке. Америка развернул их, так что теперь Россия прижимал его к стене. Их следующий поцелуй – глубокий, горячий, болезненный – Россия не мог заставить себя оборвать его, пока он стягивал джинсы Америки ниже, на его бедра. Он не мог смотреть, не мог прервать этот поцелуй, так что вместо этого он дотронулся до Америки пальцами, лаская его и дразня. Он опустил руку ему на лицо; больше чем через минуту, когда Америка всхлипывал, горячо и безудержно терся об его ладонь, он скользнул пальцами Америке в рот. Теперь настала очередь Америки сосать, облизывать, кусать, пока с далекой сцены их захлестывала новая волна джаза. Он сложил свои очки, повесил их на пуговицу рубашки, улыбнулся, медленно, как капающий мед, когда Россия убрал пальцы, развернулся лицом к стене. Он уперся в нее предплечьем, бросил взгляд на Россию; огонек плясал на его ресницах. Последний раз окинуть взглядом помещение (освещение было приглушенным, а квартет на сцене сковал все внимание зрителей) – и Россия придвинулся ближе к Америке, прижался к нему всем телом, впился зубами ему в плечо. Сердце России колотилось о лопатки Америки, когда он, так осторожно как только мог, согнул пальцы в нем, но... но Америка никогда не возражал против боли. Да: ноющая дрожь прошла сквозь Америку, от его век до сжатых кулаков и до пяток, а затем он подался ему навстречу, и короткий вздох вырвался у него из груди. Россия наклонился, укусил Америку за челюсть. - Так хорошо? – выдохнул он. Америка издал тихий, судорожный смех. Он провел пальцами по волосам России, вонзил ногти ему за ухом. - Давай уже. Вздох, улыбка – невидимая у шеи Америки. Россия прижался бедрами к его бедрам. Ещё полминуты – он принял столько, сколько мог; он убрал пальцы, поцеловал его в макушку, затем подступил ближе... Он входил в Америку понемногу, резко и разгоряченно, рвано ловя воздух, залитый басами со сцены. Америка вонзил зубы в тыльную часть ладони, сдерживая себя. Они двигались вместе, вздрагивая на каждом судорожном вздохе, дыхание вырывалось из легких при каждом движении. Америка схватил руку России, прижал её к своей груди, вцепился в неё. Россия чувствовал, как бьется сердце Америки у него под ладонью. Он сжал пальцами этот пульс, вонзил в него ногти. Попытался сдержать его. Его бедра впечатывались в Америку с меняющимся ритмом, вперед – и назад, входя глубже каждый раз, как он притягивал его ближе к себе. Кожа Америки блестела от пота в темноте, прямо под его воротником, и Россия слизнул его, огладил языком сведенные в напряжении мышцы шеи Америки. - Россия... – голос Америки был таким слабым, что почти невозможно было его расслышать. Он уперся ладонью в стену, подался навстречу России. - У–укуси. Здесь, - он сжал заднюю часть шеи. Россия послушался. Он впивался зубами в эту оцепенелость, пока не почувствовал, что мышцы поддаются. Дыхание Америки стало тоньше, резче, Россия кожей ощущал, как он сдерживается, чтобы не вскрикнуть, как сжимается весь – от зубов до бедер, чтобы не проронить ни звука. Он отпустил ладонь России, и Россия почувствовал, как он дернулся, когда стал надрачивать себе, быстро и грубо. Россия содрогнулся, начал вколачиваться сильнее. Он был готов кончить ещё прежде, чем вошел внутрь. Просто... просто это был Америка, горячий, крепкий и сильный, с его улыбкой и этими прекрасными руками, и – Боже, России было позволено трахать его. Ещё один укус, сильнее, он чувствовал, как отпечатки его зубов искрещивают кожу Америки. Америка прогнулся навстречу метке с глухим вздохом. Россия обвил рукой бедра Америки, накрыл ладонь Америки на его члене. Он стиснул Америку обеими руками, прижал его к себе, так сильно, что они оба едва могли дышать, погрузился в него, и... и Америка всхлипнул со стоном да, Боже, пожалуйста, и это было... это было так... Россия ахнул, потому что е-его сердце... Америка сцепил их пальцы вместе, его острые костяшки под ладонью и движение – вниз. Он издал маленький, хрупкий стон, что затерялся в глиссандо на сцене, вцепился пальцами в волосы России, потянул. Зрачки России расширились – и вот он кончал, сгорал, навалившись на Америку, вжимая его в стену, что оцарапала костяшки им обоим. Он уткнулся плечом в лицо Америке, глотая воздух в такт с его пульсирующими бедрами, и ему было плевать, если их обнаружат, когда срывающимся голосом выдал «Америка»... Ещё одна зыбкая пауза – и Америка медленно опустился на каблуки, слабый и дрожащий. Он уперся лбом в стену. Отпустил волосы России, снова накрыл его ладонь на груди своей, сжал его локоть: маленькое объятие. Последовала тяжелая, расцвеченная золотом тишина, когда они переводили свои дыхания, а сердца их бились сквозь одежду. Россия моргнул, оставил поцелуй с открытыми губами на изгибе шеи Америки, когда вышел из него. Америка повернулся лицом к России и прижался спиной к стене, пока натягивал брюки и застегивал рубашку. Россия почти застегнул свои брюки, прежде чем Америка схватил его за макушку и затянул в поцелуй. Россия почувствовал, как тает в нем. - Жить без тебя не мог, ненаглядный. Россия ощутил, как слова осели на его коже. Он заглянул Америке в глаза, затуманенные, синие и глубокие. - Спасибо, - прошептал он. – За то... что ты пел. Америке лишь оставалось приподнять подбородок для ещё одного поцелуя. • VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов открылся 28 июля 1957 года в Москве. В нем приняли участие 34 тысячи человек из 130 стран мира. Это стало возможным после политических изменений, инициированных Никитой Хрущевым. Это был первый Всемирный фестиваль молодежи и студентов, проведенный в Советской России, которая впервые открывала свои двери для всего мира. • Музыканты со всего мира приехали на фестиваль в Россию, где были представлены десятки разных жанров популярной музыки. Любимым жанром публики стал джаз, именно он привлек множество талантливых исполнителей, включая знаменитого саксофониста Алексея Козлова. • В более позднем интервью Козлов вспоминал шаги, предпринятые правительством, чтобы пресечь сексуальные контакты молодых советских женщин с иностранцами: «Каждую нарушительницу задержать было невозможно, так что они отлавливали девушек и отрезали им волосы, так что потом Комсомол мог отличить их и принять меры. Конечно же, многие из них тут же стали стричь волосы с обеих сторон. А меньше чем через год детей в стране существенно прибавилось». • Эдита Пьеха, также выступавшая на фестивале, позже сказала: «Все танцевали и прекрасно проводили время. Пели песни на разных языках. Молодые красивые люди из разных стран безмерно наслаждались обществом друг друга». • Фестиваль поколебал советский стиль жизни и повлиял на молодежную моду. Именно тогда многие советские люди впервые услышали слово «джинсы». • Это – завершающая песня Америки, «You Stepped Out Of A Dream», ставшая известной благодаря потрясающему Нэту Кингу Коулу (прим. пер.: ПОСЛУШАЙТЕ ПОЖАЛУЙСТА ОНО ПРЕКРАСНО): https://www.youtube.com/watch?v=hJi5yGsNhl0 • Иллюстрация к главе: https://d.radikal.ru/d04/2103/0f/1cd06c0321f6.jpg (Она тоже прекрасна) Комментарий к главе: А знаете, что? Помните, я писала, что у России и Америки в ТСЕ секс всегда в неположенное время? Так вот, впервые это правило нарушено, потому что если уж и было какое событие в истории XX века, где эротика оказывалась уместной, так это VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Конечно, на фоне сведения В ПРИНЦИПЕ всей их динамики к отношенькам данная глава смотрится не так освежающе, как могла бы, но тоже неплохо. Было бы ещё лучше, если бы авторы разбавили секс романтикой и чувством надежды, так присущим "хрущевской оттепели", но это уже некст левел, а мы же всё-таки ТСЕ читаем, для них еблю в неоскорбительном антураже написать - уже достижение. Вывод такой: было бы здорово, если бы авторы посвятили себя описанию исключительно эротической составляющей, это у них здорово выходит - без того, чтобы трогать войны, революции и прочие трагические события.