The Chosen End

Вашингтон, округ Колумбия. 27 октября 1962 года. Америка дрожал под своим костюмом с самого утра, как проснулся. Россия... Россия должен был приехать, сам Россия, с несколькими дипломатами, и должны были быть переговоры и все такое, и, может, на Кубе все еще были ракеты, но, но, Америка был уверен, что теперь они как-то это уладят – вполне уверен – и он, и он... подумал, что на этот раз переговоры по технической стороне вопроса могут провести их дипломаты, начальники штабов и президент. К тому, чтобы они с Россией «снизили напряженность», он сейчас был готов подойти весьма метафорически. Это был самый длинный час, который он когда-либо проводил за рулем, доезжая до Белого дома по загруженным улицам Вашингтона, барабаня пальцами по обшивке руля, пока окна запотевали от синего тумана. Он даже не остановился, чтобы поздороваться с парковщиком, или с милой леди на стойке регистрации, от которой всегда пахло корицей и кофе, или с парнями из Секретной службы, стоявшими у дверей – они расступились перед ним и обменялись взглядами, ему нравились эти ребята, он всегда заставлял их немного нервничать, просто... Да где же русские? – Затем наверх, по лестнице, по коридору, по ещё одному коридору, мимо ряда дверей, пока, ага, вот – Он схватил Россию за заднюю часть его пальто, когда тот собирался войти вслед за делегацией в конференц-зал. Америка потянул его, затащил его в пустую комнату дальше по коридору, захлопнул дверь, прижал Россию к ней и прижался к нему губами. Россия издал маленький, испуганный звук, который затерялся в поцелуе. Он вцепился в пиджак Америки, сжал ткань между пальцами. Америка растаял на нем, от груди до колена. Дождь барабанил по оконным стеклам, его ровный ритм рос в тишине. Одежда России смялась под руками Америки: он уже представил, как пробирается сквозь неё к его прохладной, мягкой коже. Дыхание Америки потеплело, ускорилось, и он расцеловал Россию от губ до виска, вплетя пальцы в волосы, и от виска к тому чувствительному месту за ухом. - Я-я поверить не могу, что ты сказал это, - вымолвил он, сладко и ошеломленно. – Я, я... От рук Америки по телу России словно прошли нежные иголочки, а затем кончики его пальцев коснулись теплого изгиба шеи. - Ты, - Россия облизнул губы. – Ты прочитал письмо? Америка рассмеялся, тонко и прерывисто. - Ага, прочитал, один парень, эм... мне его принесли посреди совещания с начальниками штабов, и-и... наверное, я выглядел настолько обалделым, что они подумали, что пришли плохие новости, потому что они стали спрашивать меня, нанесли ли по нам удар... Ресницы России задрожали – в глазах на миг замерцала неуверенность. Он схватился за галстук Америки, втянул его в ещё один поцелуй. - И что же ты сказал? – пробормотал он. Америка покраснел, потерся щекой о щеку России, теснее вжался в него всем телом. - Н-ну, я сказал, что ты сделал нам, эм, хорошее предложение, очень, очень хорошее предложение, так что всю остальную ночь они говорили об этом, и я думаю, они на это пойдут, потому что... а почему бы им не пойти? – шея Америки, его уши, живот – всё покалывало. – Но мне, эм, пришлось попросить прощения и отойти, потому что я, я принялся думать о – о другой вещи, что ты написал. Россия сглотнул, ненадолго прислонился к двери – затем выпрямился. Он не столько отстранялся, сколько вставал в полный свой рост. Их тела были по-прежнему сжаты вместе, костюмы покрылись складками. Пальцы России чуть разжались у Америки на груди. - Мне нужно поговорить с тобой об этом предложении, - сказал он. – Произошли некоторые... изменения. Америка закрыл рот, моргнул. - Эм... почему? В смысле... что за изменения? – Скажи, что ты любишь меня. Я просто хочу услышать, как ты скажешь это. - Теперь... недостаточно твоего обещания не вторгаться на Кубу, - в какой-то момент, пока он это говорил, его лицо словно закрылось. Губы, челюсть: плотно сжаты. – Нам также нужно, чтобы ты вывез ракеты «Юпитер» из Италии и Турции. - ...Что?.. – Америка опустился на каблуки, всё ещё моргая. Его рука слабо повисла на плече России. «Юпитеры»... нет, точно, он помнил про «Юпитеры». Италия даже звонил ему вчера, предлагая избавиться от них, если это поможет уладить дела с Россией (а Турция позвонил ему за день до этого и сказал, что опустит его шары в средство для чистки, если он только попробует вывезти «Юпитеры»). Но – почему – он зажмурился и встряхнул головой: - Зачем приплетать сюда это? - Потому что это честно, - голос России был по-прежнему мягок, но в последнем слове сквозил лед. – Ты опасаешься того, на что я способен с ракетами, которые стоят в ста пятидесяти километрах от твоего берега. Но эти «Юпитеры» стоят просто по ту сторону моей границы. Америка внезапно почувствовал себя по-идиотски, наполовину повиснув на России. Он опустил руки, отступил на шаг назад. - Но... ты сказал... – он заставил себя остановиться. – Я думал... Я думал, ты больше не хочешь вмешивать в это политику. И мы можем просто... забыть обо всем и не воевать. Россия прогладил лацканы руками, поправил галстук. Теплые складки, оставленные ладонями Америки, исчезли. - Возможно, забыть обо всем – не лучшее решение. Если ты хочешь от меня, чтобы я обезоружил своего союзника, ты должен быть готов сделать то же самое. Что-то нечеткое, красное и неприятное начинало закипать внутри черепа Америки. Он сказал: - Но я не хочу запускать в тебя ракеты. Я-я бы тоже... – он сглотнул. Даже зубы, казалось, стали слишком горячими. – Я бы тоже никогда не смог сделать тебе больно. И ты всё начал первым. - Неважно, кто начал первым, - ответил Россия. Его взгляд опустился вниз и набок, к левой туфле Америки. Он смотрел туда несколько секунд, затем поднял глаза. – Давай просто закончим всё. Америка, то предложение, что я сделал раньше... оно... я... я был слишком щедр. Я-я тоже не думаю, что ты причинишь мне боль, но... – воцарилась неловкая тишина. Россия прикусил нижнюю губу. Он избегал взгляда Америки. – Как я могу быть уверен? - Нет, - сказал Америка. Он не знал, чему именно он говорил «нет» - просто «нет». Он сунул руки в карманы. - Неважно, кто начал первым, хах. Конечно, ты это скажешь. Ведь ты же начал первым. Я думал... Я думал, ты щедрый, потому что... – ты любишь меня; теперь Америка не мог этого сказать. Пальцы России сжались в кулаки. - Мы были на грани войны, - это вышло сквозь стиснутые зубы. – Я хотел... Один из нас должен был что-то сделать, и ты сказал, что ты этим одним точно не станешь, и я... я действительно имел это в виду. Просто... теперь это должно быть что-то другое. Я не могу пожертвовать своими позициями без уверенности, что получу что-то взамен, - он дрожал, едва-едва, и краска сошла с его лица и губ. - Это не гребаная жертва, если ты получаешь что-то взамен, - Америка не знал, почему он начинает закипать, он не хотел злиться, но – но – Боже, оттого, как Россия побледнел, Америке захотелось влепить ему пощечину. – Ты... ты лез в драку со мной, ты сказал мне в лицо, что я слишком бесхребетный, чтобы ответить на это, а потом... я... А теперь ты хочешь сделку заключить? - А почему нет? Ты же правда не думаешь, что я готов тебе просто всё отдать? – Россия тяжело выдохнул. – Это не... я не хочу, чтобы эта сделка была личной. Просто... просто справедливой, - его зрачки расширились, он посмотрел на Америку. – Разве что... Личным, конечно, письмо было личным, но... оно было честным, я не солгал тебе... Только изменения произошли, и... Вторая половина того, что говорил Россия, затерялась в красном гуле. - А почему ты не должен мне просто всё отдать? – пальцы Америки задрожали. – Почему она не должна быть личной? Господи гребаный Боже, Россия, да всё, что с нами было с тысяча восемьсот шестьдесят какого-то было личным. Ты, блядь, не заметил? – этот размытый багрянец забирался выше, в темноту за его глазницами. – Эта... вся эта ситуация... вся чертова Холодная война... мы сделали это друг с другом. Ты не обращал внимания? Глаза России закрылись на выдохе, его брови задрожали. - Единственная причина, по которой мы здесь, - потому что всё, что творилось, было личным! Если бы ты не сказал... Если бы ты не ждал, что я скажу... – он сильнее навалился на дверь. – Если бы мы не переспали, если бы ты не пришел ко мне домой после того, что случилось с Китаем, если бы я не п-позволил тебе угрожать мне в Небраске... Может, всего этого можно было бы избежать! Это наша вина! Почему ты хочешь продолжать делать всё это? Кровь Америки жгла его изнутри. - Потому что я люблю тебя, а-а ты сказал, что тоже меня любишь, и-и ты не причинишь мне боль, и что нам не нужно воевать, а теперь... ты просто... – его горло болело, почему его горло болело так, будто он морской воды хлебнул? – Ты хочешь, чтобы всё это ничего не значило? - Я просто хочу, чтобы всё было честно... – Россия звучал потерянно. – С тобой никогда так не бывает... Я должен... должен первый опустить пистолет, или открыть дверь, или... - Лживый ты кусок дерьма! – его голос зазвенел слишком громко в обшитых панелями стенах конференц-зала, в пустом сине-сером освещении. Америка тяжело дышал. – А что насчет тебя? Ты думаешь, со мной ты честно поступаешь? Т-ты врешь мне, и отталкиваешь меня, и, и... – в животе было слишком горячо, больно, как будто рой пчел гудел внутри. – И ты сказал мне, что тебе плевать, что я тебя люблю, и-и ты сказал, что никогда не хотел видеть меня рядом, и я продолжаю возвращаться к тебе, а ты всё кидаешь меня, и ты разбил мне сердце в тридцать третьем! И ты даже ни разу не извинился! – было больно, в его горле, в его легких, чернота разливалась позади глазниц, Америку тошнило – - Тогда почему ты всё пытаешься? – голос России надломился, резко и горестно. – Ты не думал ни разу, что мы как будто... вымучиваем что-то? Неважно, как сильно я хочу тебя, я всё равно делаю всё так, чтобы ты оставил меня одного! Дождь шипел за стеклом. Вся комната окрасилась серыми тенями. - Я-я пытаюсь, потому что я люблю тебя, - смог вымолвить Америка. Его лицо жгло. – И я думал... ты обласкал меня и пошел на попятную с ракетами, потому что ты любишь меня. - Америка... – он сказал это так мягко, внезапно, так нежно. Только Россия так его называл. Россия сжал концы шарфа. – Америка, пожалуйста. Убери «Юпитеры». Не затягивай с этим больше. Мы можем... мы можем разобраться... с тем, что между нами... потом. - Нет, - Америка жестко закусил нижнюю губу. – Нет, как раз это и есть между нами. Вернись... вернись к прежней сделке, - к той, где ты любил меня. – И потом, может быть, если ты так реально, мать твою, озабочен своей безопасностью, может, мы... Может, что-то с «Юпитерами» произойдет. Я не.. я не знаю. Но ты заставил меня ждать так, черт возьми, долго, Россия! – он распрямился рывком, губы сжались, а взгляд потвердел. – Не... не смей сдавать назад сейчас. Россия смотрел на Америку. Они оба дышали слишком громко в пустой и заполненной звуками дождя комнате. Почти минута прошла, прежде чем Россия произнес: - Вернуться к прежней сделке, - он провел кончиками пальцев по волосам, скривил губы. – А если я решу не делать этого? Ты убьешь меня? Сердце Америки холодно стукнуло. Он облизнул губы. - Если ты не сделаешь этого, чтобы остановить войну – в смысле, если уж ты так страстно жаждешь справедливости... Тогда сделай это за тридцать третий, - его голос был тихим. – Ты мне, мать твою, должен за это. Краткий миг тишины. - Думаю, тебе лучше передать это своему правительству. Мне больше нечего сказать. Россия оттолкнулся от стены, покачнулся, дрожь прошла по его кончикам пальцев. - Я... конечно, я им скажу, - он звучал так слабо. – И... наверное, с этого момента пусть лучше наши боссы обмениваются посланиями. - Отлично, - Америка поправил очки. Не потянулся к нему. Россия остановился, сжав ладонью ручку двери. - Но я... прости меня, - его плечи напряглись. – За тридцать третий... Это была неправда. - И сейчас знание об этом делает мне целое нихера, - Америка отвернулся от России и засунул руки в карманы пиджака. – Сделай что-то, что имеет значение сейчас, если тебе и правда жаль. Россию резануло болью; взгляд стал мягким, отстраненным. Он ничего не сказал. Дверь захлопнулась за ним. Америка испустил тяжелый вздох, облокотился на стол и задумался, будут ли они завтра в это время в состоянии войны. • Наутро после того, как пришла телеграмма Хрущева, в которой подробно излагалось предложение об удалении ракет с Кубы в обмен на заверения в том, что Соединенные Штаты никогда не будут участвовать во вторжении на Кубу, в Белый дом поступило ещё одно сообщение. Вопреки содержанию прежнего письма, сообщение предлагало новую сделку: ракеты на Кубе будут удалены в обмен на удаление «Юпитеров» из Италии и Турции. Скорее всего, это изменение было вызвано внутренними спорами между Хрущевым и другими членами Политбюро. Кеннеди и его советники в целом были настроены против этого предложения, потому что оно подтачивало бы мощь НАТО, а турецкое правительство неоднократно заявило, что оно против подобной сделки. • Кеннеди предпочел проигнорировать второе, менее выгодное предложение, и вместо этого принял первое с невысказанной оговоркой, что если Хрущев выполнит сделку, то «Юпитеры» в Италии и Турции могут быть «добровольно» удалены. В высших кругах США хорошо понимали, что игнорирование второго предложения и возвращение к первому поставит Хрущева в ужасное положение. Военные приготовления продолжились, и весь действующий персонал ВВС был призван в места базирования на случай возможных боевых действий. • Роберт Кеннеди позже вспоминал: «Мы не полностью оставили надежду, но та надежда, которая появилась теперь, возлагалась на то, что Хрущев пересмотрит свой курс в течение следующих нескольких часов. Эта была надежда, а не ожидание вероятного развития событий. Вероятным развитием событий было военное столкновение ко вторнику – и, возможно, к завтрашнему дню». Комментарий главе (опять яростный): https://telegra.ph/Karibskij-pizdec-CHast-3-03-25