The Chosen End

Москва. 29 октября 1962 года. Они сидели на краю кровати России, на расстоянии полуметра друг от друга. Огонь тихо и тускло мерцал за каминной решеткой. Америка облизнул губы. - Эм. Я услышал утром, что. Что ты увозишь ракеты. Мне позвонили и сказали. Это... это хорошо. Повисла тяжелая, неловкая тишина. - Это хорошо, - повторил он слабо. – И я... как только кризис закончится, я избавлюсь от этих «Юпитеров», и... Полено сместилось в огне, распалось на куски. - Я попросил тебя прийти не поэтому, - тихо сказал Россия. Америка зажевал губу. - Оу. Россия глубоко вдохнул. - Я был прав насчет того, что сказал тебе в Белом доме, - его плечи напряглись у его шеи. – Это стало слишком опасно, Америка. Мы с тобой однажды убьем друг друга. Уши Америки покраснели. Он опустился на дюйм ниже и пробормотал: - Я знаю. Россия моргнул, взглянув на него. Почувствовал, как в груди стягивается узел. - Подожди, ты...Что? Пальцы Америки сжались у края кровати. - Мы должны... мы должны прекратить это. Ты прав. Он... ожидал ссоры. Россия сжал губы, впился взглядом в свое колено. - Почему ты изменил мнение? Америка сложил очки и помассировал глаза. - Мы почти убили друг друга, ненаглядный. И сейчас я уже без понятия, почему. Ты... ты – последний на земле, кому бы я хотел сделать больно. Не называй меня... Россия сглотнул и взял очки Америки из его полусомкнутых рук. Положил их на прикроватную тумбу. - Я тоже не хочу делать тебе больно. Америка сместился на кровати, чтобы сесть рядом с ним. Он сплел их пальцы вместе и уставился в пол. - ...Мы парочка долбоебов, правда? Россия кивнул, прижал их ладони друг к другу. Его сердце было тяжелым, как свинец. Нечто горячее, страдальческое закралось в голос Америки, когда он вскинул голову, глядя России прямо в глаза: - Я буду скучать по тебе так, черт возьми, сильно. Горло России сжало, но он справился с этим чувством. Сжал пальцы Америки, поднес их к своим губам; выдохнул на костяшки Америки. - Я не хочу, чтобы ты говорил так. Тебе не нужно скучать по мне. - Да что ты такое говоришь, конечно, я буду по тебе скучать! – пальцы Америки лишь сильнее сжались в его руке, он резко повернулся корпусом прямо к нему. – Я отпущу тебя, я понимаю, это... обстоятельства не в нашу пользу, я понимаю, но... – дрожь прошла по этим летним глазам. – Я не стану притворяться, что я не люблю тебя, когда это не так, ладно? Уголки рта России дрогнули, он отдернул руку. Они смотрели друг на друга в тишине, две секунды, три, пока Россия не схватился руками за плечи Америки и не прижал его к себе что было силы. - Но тебе не обязательно, - выдохнул он, зарывшись лицом во впадину между шеей и плечом Америки. – Ты можешь просто... просто перестать? Пожалуйста? Так будет легче... Плечи Америки затряслись от горестного смеха, и он обхватил Россию за талию. - Черт, милый, я бы хотел, я-я пытался, я просто не могу... поделать ничего с этим, я всегда... всегда... - Этого не должно случаться вообще, - прошептал Россия. Руки Америки тепло легли ему на поясницу. - Ненаглядный, - Америка отстранился, совсем ненамного, заглянул России в глаза. Он вплел ладонь ему в волосы. – Ненаглядный, - повторил он мягко. – Скажи это. Пожалуйста, скажи, лишь один раз, хорошо? Я-я... это уже неважно, но... но я ждал так долго, и... – когда Америка моргнул, его глаза стали влажными. Россия посмотрел на него, почувствовал, что ненавидит себя. Он медленно поднял пальцы, коснулся ими впадинки под челюстью Америки. Их лбы соприкоснулись. - Америка, я... – годы прошли с тех пор, как он произносил эти слова; своим сестрам, да хоть кому-нибудь. Он всегда ненавидел, как звучал его голос. Глаза его закрылись: он не мог смотреть на него, пока говорил. – Я люблю тебя. Россия почувствовал, как Америка напрягся, от затылка по всему хребту; тихо выдохнул. Он приподнял подбородок, поцеловал Россию в уголок губ: тепло, медленно и долго и прошептал в ответ: - Я тоже тебя люблю. Даже если это было неважно. Россия издал мягкий звук, позволил себе упасть на матрас. Он потянул Америки за собой – он опустился следом, рядом с ним, наполовину на него, и они погрузились в новый поцелуй. Теперь он был влажным, таким же мягким, но... и холодным в то же время. Россия моргнул, когда глаза его наконец открылись. - Я... прости, что это заняло столько времени... - Ничего, - Америка провел языком по нижней губе России. Его тело отдавалось теплой тяжестью, он подтянул колено к бедру России. – Я... это же не обязательно навсегда, правда? – искра вспыхнула в его взоре. – То есть... то есть, когда-нибудь дела между нами станут лучше, так? Или мы... перестанем так лажать... Больно было ему лгать. - Возможно, - все равно ответил Россия. Они прижались друг к другу, щекой к щеке, и огонь отбросил странные тени на их лица, когда он завел руку за спину Америки; нежно коснулся пальцами его лопаток. - Ты... правда в это веришь? – спросил он. – Что всё может измениться? Америка подался ему навстречу, словно гребень волны, которого Россия касался кончиками пальцев. - Так ведь и должно случиться, разве нет? – он ответил дрожащей улыбкой. – В смысле... даже Англия и Франция теперь ладят. Плохие отношения не длятся вечно, так ведь? Россия выгнулся, поцеловал слабый уголок улыбки Америки, кивнул в дюйме от его лица. - Но им потребовались века. - Ага, но они, типа, особый вид... тех ещё козлов... – голос Америки затих. Он опустил голову России на плечо. Его пальцы блуждали по волосам России. – Но, как ты и сказал, - он выдохнул. – Ждать нам, возможно, придется долго. Россия поцеловал его в висок. - Да, - он приник к нему губами, вдохнул чистый аромат волос Америки. Их бедра соприкоснулись. Россия закрыл глаза. – Как нам... общаться друг с другом после такого? Америка провел тыльной стороной пальцев по челюсти России, приподнял его голову, втянув в новый поцелуй. - Может, будет лучше, если мы некоторое время не будем общаться, - прошептал он. – Я-я думаю... мне понадобится некоторое время. - Понимаю, - Россия подумал о том, как будет смотреть на Америку через комнату, но не сможет сказать ему ничего. Не сможет обнять. – Тебе... – он вонзил зубы в нижнюю губу. – В следующий раз, когда будем видеться с нашими боссами... мы, вдвоем... Не жми мне руку. Не касайся меня. Пожалуйста. Америка несчастно улыбнулся. - Значит, между нами будет... политика невмешательства... на время, - его рука крепче сжалась на талии России. - Обещаешь? – Россия начал покрывать поцелуями шею Америки, открывая губы в конце каждого их них. Сейчас. Он распробует его, пока может. Пальцы Америки сжались в волосах России. - Я-я обещаю... – всхлипывающий смех; слишком влажный, чтобы не быть омытым слезами. – Боже, ненаглядный, да что я буду без тебя делать... - Прости... – у России перехватило дыхание, и он прикусил кожу в следующем поцелуе, всасывал её, пока она не покраснела: надо дать ему хоть что-нибудь, хотя бы то, что останется надолго. Америка вдруг вдохнул, громко и судорожно, принялся исступленно целовать ему волосы. - Россия, я не хочу этого! Я-я не хочу терять тебя, я хочу, я хочу, я хочу пытаться, я н-не могу... как я вообще смогу отпустить тебя, ненаглядный, как я смогу смотреть на тебя и просто... я знаю, я сказал, что мы должны разойтись, и... – он с жадностью заглотнул воздух, рвано осевший в его легких. – М-может, если мы постараемся, то есть, кризис же кончился, может, мы... я так люблю тебя, как я смогу... Сердце России подпрыгнуло к его горлу. Он вскинул голову, вжал Америку в себя, слишком сильно, прижимал его, пока не заболели ребра. - Нет, Америка, не надо, прекрати, пожалуйста... Т-ты не можешь... Не отказывайся от этого, птенчик, ты обещал мне... - Тогда дай мне что-нибудь! – разрыдался Америка. Он выкарабкался из-под него, окинул размытым взором прикроватную тумбу. – Дай мне... г-где твои сигареты... Россия изогнулся, потянулся и выдернул ящик. Лед покрывал его легкие изнутри, и это было... он не помнил, чтобы холод жег его так сильно. Он бросил серую рваную пачку сигарет на покрывало, его зажигалка Zippo упала рядом – он оставил её, хотя сам не знал, почему... Америка полулежал на кровати, подпираемый локтем, его глаза смотрели на зажигалку, а кожа побледнела. Он напрягся, вздрогнул, без единого слова расстегнул две верхние пуговицы рубашки и приспустил воротник – обнажил синевато-серую отметину на основании шеи, куда Россия вонзил свои зубы. Россия вынул сигарету дрожащими пальцами. Он всё понял; не спускал глаз с этого участка кожи. Сигарета скользнула меж его губ, он почувствовал вкус дешевой зернистой бумаги, поджег её, не глядя. Горький дым разлился в воздухе, когда он выдохнул. Он придвинулся ближе, наклонился над Америкой, зажал сигарету пальцами – дал ей разгореться – и одарил Америку мутным, пепельным поцелуем. Америка заполнил рот России своим языком, слизал вкус дыма со своих собственных губ, когда они отстранились. Он вцепился рукой в рубашку на груди России, взглянул на него, скованный где-то глубоко внутри себя, вздрагивающий. Их взгляды встретились. Россия стряхнул горстку пепла с сигареты над краем кровати, выпустил всю дрожь в едином, слишком долгом выдохе. Затем он коснулся золотым концом сигареты шеи Америки. - А-ах, - Америка сжал зубы, зажмурился. Всосал воздух сквозь зубы, два, три, четыре, а затем резко выдохнул. Он поднял взгляд на Россию. Ресницы его потемнели. - Ты меня тоже не забывай, ладно? – его голос был судорожным, саднящим. - Никогда, - выдохнул Россия. Он выкинул тлеющий окурок в пепельницу, осмотрел ожог: кружочек блестящей кожи, покрытый кровью и приподнятый. Он нежно смахнул пепел в сторону. Америка рухнул на него, уткнувшись лбом в изгиб плеча России. Его пальцы скользнули по его волосам. Их тела прижались друг к другу. Россия провел ладонью по боку Америки, вверх и вниз, расцеловал впадины – меж ребер и на бедре. - Останься, - прошептал он. Америка вздрогнул, дико и болезненно. Он резко кивнул, всосал воздух меж сомкнутых зубов, пока кровь сочилась из ожога. Он поцеловал Россию за ухом. Слабый вечерний свет падал из окна. Россия мог видеть скопление звезд с того места, где он лежал. Он подумал о ночах, в которые он бродил по саду за домом, пил и курил, проклинал, ненавидел Америку. А теперь им осталась лишь одна ночь. - Прости, - прошептал он снова. Он не знал, сколько раз он уже это сказал, но был уверен: этого недостаточно. – Прости, что растерял так много нашего времени напрасно. Америка сместился через мгновение; оставил влажный поцелуй на губах России. - Прости, что заставил тебя полюбить меня, - его голос был юным, прерывистым. – Я знаю, что ты этого не хотел. Комментарий к главе: Блин, вот знаете, казалось бы, глава очень эмоциональная, герои расстаются (при этом не пытаясь прятать свои чувства друг к другу), но сказать мне по этому поводу как-то даже и нечего. В основном потому что я больше не вижу их переживания стоящими внимания. Ещё один минус - то, что во вселенной ТСЕ начиналось как конфликт, выросший из загонов России (не будем сейчас обсуждать то, насколько это соответствует действительности), закончилось моралью "надо прервать наши отношения ради блага человечества", и, как вы уже догадались, изначальный конфликт заметён под ковёр и никогда не будет адресован вновь. Эмоциональный интеллект России традиционно находится на уровне чайной ложки: - Да что ты такое говоришь, конечно, я буду по тебе скучать! – пальцы Америки лишь сильнее сжались в его руке, он резко повернулся корпусом прямо к нему. – Я отпущу тебя, я понимаю, это... обстоятельства не в нашу пользу, я понимаю, но... – дрожь прошла по этим летним глазам. – Я не стану притворяться, что я не люблю тебя, когда это не так, ладно? Уголки рта России дрогнули, он отдернул руку. Они смотрели друг на друга в тишине, две секунды, три, пока Россия не схватился руками за плечи Америки и не прижал его к себе что было силы. - Но тебе не обязательно, - выдохнул он, зарывшись лицом во впадину между шеей и плечом Америки. – Ты можешь просто... просто перестать? Пожалуйста? Так будет легче... Ну и мне, пожалуй, даже нечего сказать. Добавлю только то - мне здесь придётся прибегнуть к спойлерам - что расставание преподносится как ебать какая жертва во благо человечества и мероприятие на долгие века: - Ага, но они, типа, особый вид... тех ещё козлов... – голос Америки затих. Он опустил голову России на плечо. Его пальцы блуждали по волосам России. – Но, как ты и сказал, - он выдохнул. – Ждать нам, возможно, придется долго. Но попробуйте угадать, сколько они действительно пробудут порознь.