The Chosen End

Шарпсбург, Мэриленд. 17 сентября 1862 года. Америка спросил Россию, будет ли он стоять рядом с ним, пока он смотрит, как его люди умирают. Россия согласился. Они стояли вместе на холме на Энтитем-Крик, у подножия которого развернулась битва. Америка держал его за руку. Сентябрьское солнце иссушило росу на берегах рек и траве, а низкий туман мешался с артиллерийским дымом и падал на плечи убитых. Все цвета были приглушены в то утро: тысячи и тысячи серых и темно-синих мундиров, упавшие и бездыханные тела, истекавшие буро-коричневой кровью, что капала в сизую воду, падающую с неба на поле боя. Трупы лежали рядами, беспорядочными и бессмысленными, как сама битва. Всё это было очень знакомо. Конечно, Россия редко когда мог созерцать столь масштабное сражение так близко; всякий раз, когда его армия встречалась с неприятелем на его земле, он бился в одних рядах со своими людьми, но Америка ясно дал понять, что воевать он не станет, ни в Энтитем-Крик, ни в других сражениях гражданской войны. Сперва Россия его не понял. Америке понадобилось много времени, чтобы объяснить, что даже если Север говорит одно, а Юг – другое, и обе стороны ополчились на него, всё равно очень важно, чтобы Америка не ополчился на них; дать понять, что он, и его Конституция, и его оптимизм, и его стойкость всё ещё с ними, и он готов принять их обратно, как только они снова захотят стать просто американцами. Россия пытался убедить его, что сейчас не время впадать в идеализм, что он должен просто присоединиться к Союзу и делать всё возможное для его победы. Но Америка верил, что если он сделает это, то перестанет быть Америкой. Так что он следовал за армиями, наблюдал за сражениями, бледный, истощенный и болезненный, и Россия совсем ничего не мог сделать. Он держал Америку за руку и молчал. Утро умерло в лучах восходящего солнца. Груды тел становились всё выше. В воздухе отдавало порохом и внутренними жидкостями так сильно, что стало трудно дышать, и наконец, Америка рухнул на землю, содрогаясь. Он прислонился плечом к колену России. Россия минуту смотрел на него, затем опустился рядом на колени. Он перехватил руку Америки другой, положил свободную между лопаток Америки. - Не смотри, - сказал он. Америка покачал головой. - Это бессмысленно, - он обвел глазами профиль Америки. – Ты ничего не пропустишь. Они просто умирают. Америка слизнул горький дым с губ и выдавил: - А что если нет? - Что? - Что если я пропущу что-то? – он прильнул, уперся в изгиб плеча России. Россия замер и ничего не сказал. Через некоторое время Америка прошептал. – Ты кого-нибудь ещё там видишь? Россия медленно моргнул, взглянув на него, затем на поле битвы, затем снова на него. Сто тридцать тысяч человек раскинулись перед ними, словно сонмище воинственных муравьев. Америка сжал его руку. - Кого-нибудь вроде нас. С конфедератами, или… или с Севером. Теплое, хрупкое понимание разрослось в груди России. Он сел рядом с Америкой и долгое время разглядывал вместе с ним поле боя. Кровавый жар палил ему затылок. Америка сжался рядом с ним. - Нет, - сказал он наконец. Он почувствовал, как Америка кивнул у его груди. Он заговорил, но грохот пушек прорезал воздух, и Россия не расслышал его. - Что ты сказал? – спросил он, когда всё стихло. Америка пошевелился, попытался сесть ровно, но тут же откинулся назад. - Я сказал, что думал, может, они были там, а я просто не разглядел их, - пробормотал он. Россия сжал руку на его плече. Снова воцарилась тишина. Не нужно было разбираться в военном деле, чтобы увидеть, как плохи дела у Союза. Они так и не развернули строй; пушки находились на невыгодных позициях или же вообще не были задействованы. Армия Конфедерации, вполовину меньше, сдерживала их искусным танцем перегруппировок вдоль задних рядов. Россия не мог их судить – у самого хватало трусоватых и некомпетентных генералов. Он вспомнил Бородино, где Великая армия Наполеона встретилась с русскими силами на расстоянии в день марша до Москвы. Всё сражение Кутузов провел, словно в тумане. Его солдаты дрались изо всех сил, но он всё равно потерял в два раза больше людей, чем Америка потерял бы при Энтитеме с обеих сторон. В итоге русская армия отступила, Франция расшиб себе лоб о камень, а Наполеон взял Москву – его Москву. Россия осторожно пустил мысли в другое русло, как огромное морское создание увернулось бы от холодного течения. Внизу, на поле, кто-то призвал ринуться в атаку, и часть солдат Союза рванули вперёд. Пушки Конфедерации изрыгнули стену дыма, и он наблюдал сквозь дымку, как наступление северян захлебнулось. Америка сжался в комок. Россия схватил его за плечи и распрямил его, повернул его к себе лицом и взглянул тому прямо в глаза. - Пошли. Лицо Америки исказилось страданием. Его голова упала на плечо России, а руками он обхватил его шею. Прижался к нему. Россия осторожно выдохнул, и его руки опустились на спину и талию Америки. Он обнимал юную нацию, пока тот давился хриплыми всхлипами. Жара спала. Наступил вечер. Армия Конфедерации, больше не в силах продолжать бой после стольких потерь, или будучи не в состоянии удержать позиции, начала отступать, маневрируя вокруг груд мертвых тел. Преследование со стороны Союза было столь же неорганизованным и вялым, как и весь их сегодняшний бой. Россия не знал, решила ли эта битва хоть что-нибудь, но двадцать тысяч убитых устилали траву и берега реки от холма до холма. Бородино было куда хуже, но это… Он подбирал слова. Это нельзя было сбрасывать со счетов. Он опустил ладонь на затылок Америки, чтобы проверить, в сознании ли он. Америка пошевелился. Он склонил голову к уху Америки, мягко произнёс: - Они уходят. Всё кончено. Голос Америки был грубым и надорванным. - Кто победил? Россия оглядел поле, остатки армий, и ответил настолько честно, насколько мог. - Не думаю, что хоть кто-то победил. Америка издал резкий, короткий смешок и отпрянул, сжал кулаками траву. Свесил голову – чёлка закрыла глаза спадающей вуалью. - Значит, всё это не имело никакого грёбаного смысла? Россия глядел на него и вспоминал. Наполеон взял Москву, и Москва сгорела дотла. Первый факел Россия бросил сам. Истекающий кровью и дрожащий, с открытыми ранами, он и остальные партизаны подожгли его прекрасную Москву, чтобы лишить французов крыши над головой. Боль была… была… он даже не помнил её, чувствуя себя живее, чем когда-либо. Когда он вновь очнулся, французская армия оставила позади пепел его разоренного города и начала своё долгое, унизительное отступление. Зима сомкнулась вокруг них, запасы еды иссякли, свежие силы русской армии преследовали их, и французы гибли один за другим. Он смотрел, как они ели своих лошадей и бросали свои орудия; смотрел, как русские крестьяне преследовали дезертиров в лесу и забивали их до смерти. Смотрел, как Наполеон бросил выживших, чтобы помчаться домой в попытках сохранить остатки разрушенной славы. Смотрел, как Франция шел в авангарде, голодный и обмороженный, пока его мечты об империи рушились вокруг него. Франция ждал капитуляции после взятия Москвы, но узнал, что болью Россию не победить. Наконец он заговорил. - Ты должен сделать так, чтобы это имело смысл. Америка закрыл лицо руками.

***

Через неделю Россия получил депешу из Вашингтона. В ней говорилось, что «победа» при Энтитем-Крик побудила американского президента объявить всех рабов в южных штатах свободными людьми. Отмена рабства, как было сказано в депеше, стала главной целью войны. Он подумал об Америке на траве, заливающемся слезами. Америке, что встал на ноги и отправился домой с Россией, с отстранённым, задумчивым выражением на лице. Россия чувствовал… Он чувствовал… Гордость за него. • Битва при Энтитем-Крик стала самым кровавым днём американской истории. Армия Союза под командованием генерала Джорджа Макклеллана численностью 87 000 человек встретилась с армией Конфедерации под командованием генерала Роберта Ли численностью 45 000 человек, чтобы положить конец его вторжению на Север. 23 000 человек погибли, прежде чем Ли был вынужден отступить. Хотя битва была тактически безрезультатной, её объявили стратегической победой Союза, поскольку обескровленная армия Ли больше не могла продолжать свою кампанию. • Чтобы объявить подобное победой Союза, пришлось притягивать за уши, однако этого оказалось достаточно, чтобы побудить президента Линкольна издать Прокламацию об освобождении рабов, освобождавшую всех рабов в Конфедерации, что стало первым шагом к полной отмене рабства в США. • Россия была единственной великой державой, поддержавшей как Союз, так и последующее воссоединение США. • Бородинское сражение стало самым кровавым днём в истории Наполеоновских войн, и остаётся (пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь) самым смертоносным однодневным военным столкновением в мировой истории, в котором погибло от 70 000 до 100 000 человек (от 39 000 до 45 000 погибших из которых были со стороны России). После того, как русские отступили с поля боя, остатки армии Наполеона вошли в Москву. Наполеон ждал капитуляции России, которой так и не последовало. • Никто точно не знает, как начались пожары в Москве, но среди историков существует общее мнение, что это был результат деятельности русских партизан. В «Войне и мире» Толстой пишет, что пожар вспыхнул из-за неумышленного поджога. Комментарий к главе: если в главе о Крымской войне сводило зубы от легковесного обращения с войной, то здесь ситуация совершенно обратная.