The Chosen End

Небраска, 1872 год. Кастер объяснял, как не умереть. - Не зазнавайтесь. Я знаю, вы все умеете ездить верхом и заряжать пистолеты, но когда стадо начнет движение, всё станет по-другому. Вы должны отпустить вожжи и довериться вашей лошади, чтобы она держалась наравне с бизонами. И следите за ней! Она бросится в сторону, если почувствует угрозу атаки, но если это застанет вас врасплох, то вы окажетесь на земле под тремя тысячами копыт. Америка проверил дверцу для заряжения на правой стороне его «Винчестера-1866» и закрепил рычаг. Он не слушал. Он уже делал это раньше. - Так же помните, что если ваша лошадь упадёт и сломает ногу, то вы всё равно умрёте, - весело ответил Билл Коди. – Так что надеюсь, вы все воспользовались шансом и отправили весточку родным, пока были на вокзале. Кастер его проигнорировал. - До сих пор мы отделяли небольшие группы животных от основного стада. Теперь всё по-другому. Так как Его Императорское Высочество захотел… - Можете звать меня Алексей, - вставил Великий князь. - …захотел устроить пробежку до захода солнца, мы можем это сделать. Но мне будет чертовски неловко, если вас убьют и наши страны начнут войну из-за этого, - закончил он. Россия улыбнулся, сместив вес на седле. - Я пойду на войну, если только он этого захочет, - он указал подбородком в сторону Америки. - Я не стану воевать, только потому что кто-то из Романовых не сумел удержаться на лошади, - парировал Америка. – Ау! – воскликнул он, когда Великий князь запустил в него камушком. Эти двое поладили, ещё когда были в Нью-Йорке. Кастер не замолкал. Америка повел шпорами, подгоняя коня, чтоб он встал рядом с лошадью России. Понизил голос. - Знаешь, это ведь довольно опасно, - сказал он небрежно. Уголок его рта дернулся. – Ты уверен, что не навернешься с лошади? - Вот мы и посмотрим, - Россия безучастно похлопал по шее солового коня Америки. Он глядел вперед, на раскинувшуюся перед ними равнину. – Смотри, чтоб тебя не затоптали. Не хочу, чтобы твой конь пострадал. Америка ткнул его локтем для порядка. Правда была в том, что обе страны никогда не были так далеки от войны; Великий князь приплыл в Мэриленд, буквально на пятнадцать минут, чтобы увидеться с Президентом, натолкнулся на Америку в коридоре, затем отправился в размеренное путешествие на Запад, через кавалькаду вечеринок в каждом городе по пути. Америка с Россией были удивлены не меньше остальных, когда ожидаемый военный союз так и не был заключен, но досада была смягчена парадами, подарками и личными аудиенциями, устроенными в честь (неофициального) «союза двух наций». От этих слов Америка заливался краской и старательно избегал зрительного контакта с Россией, но слышать их было… всё равно приятно. Кастер закончил свой монолог. Коди закричал: - Отлично, тогда поехали! Америка вынырнул из своих мыслей. Россия подобрал поводья и с ухмылкой взглянул на него. - Постарайся не помереть, договорились? - Помереть – и оставить тебя одного-одинешенька на всём белом свете? – парировал Америка. Он прижал ружье под мышкой и пришпорил коня. Прерия проносилась под ним с дикой скоростью. Их отряд преодолел половину расстояния между их лагерем и широким темным скопищем бизонов, прежде чем стадо осознало, что они приближаются. Америка их еще не слышал их, хотя они и начали поворачиваться; стадо немного растаяло по краям, и низко висящие лучи солнца залили своим светом восемьсот животных, что перестраивались лицом к краю неба. Затем они двинулись – побежали – и уже тогда он мог слышать их: тихие, ровные раскаты бьющихся о землю копыт, что разносились, подобно бурлящей воде, когда они поравнялись с задними рядами. Америка пришпорил коня, обогнул край табуна. Оставил легкую добычу остальным. Он закинул ружье на плечо и накинул поводья на рог седла. Он услышал выстрел где-то слева от себя, но не стал оглядываться. Его конь попытался уйти в сторону от стада, но он подтолкнул его обратно каблуком. Он оказался внутри стада, бизоны окружали его, он мог протянуть руку вниз и провести ладонью по их спинам, грохот оглушал – На этот раз он едва услышал выстрел, отдача ушла в плечо. Раненое животное покачнулось; Америка удержался на месте, схватился за рычаг, сбросил винтовку с плеча, дернул, ощутил приятный щелчок, когда гильза вылетела и следующий патрон встал на место. К тому времени, когда он прицеливался для второго выстрела, первое животное отшатнулось в сторону, на мгновение замерло, а затем рухнуло на землю. Тело исчезло из вида позади него. В какой-то момент – а он понятия не имел, сколько времени всё это длилось – он снова опустил приклад ружья и огляделся в поисках остальных. Вот Алексей, Коди, конечно же, рядом с ним; он не мог найти Кастера, но заметил – заметил Россию, сосредоточенного и неуязвимого Россию, патроны, что он зажал его зубах, блестели в лучах солнца. На пару мгновений Америка совсем забыл и об охоте, и о грохоте, и о тряске, когда его лошадь скакала, оставляя глубокие следы копыт в почве прерии, и просто смотрел. Затем навел ружье и вернулся к тому, ради чего они все сюда пришли. Через какое-то время он заметил, как бока его коня тяжело вздымаются, и он навёл ружье в последний раз, подобрал вожжи и ушел в сторону от табуна. Где-то далеко остальные продолжали стрелять – по крайней мере, часть из них – а его плечо пока ещё не болело от волнения, хотя скоро должно было заболеть, а его конь замедлил ход и остановился рядом с деревом. Он спрыгнул на землю, отбросил ружье в сторону и, пошатываясь, отошел на несколько шагов, растянувшись на склоне холма, что ещё был залит солнечным светом. Его мышцы ныли и дергались. Он накрыл лицо шляпой и улыбнулся. Тепло солнца и земли просачивалось в него. Было хорошо. Он услышал, как трава погнулась под чьими-то шагами, и внезапно шляпу сняли с его глаз. Он моргнул, ослепленный на мгновение, затем прищурился, глядя на темную фигуру, что стояла на коленях рядом с ним. Лицо России было покрыто пылью. Его глаза сияли. Он изломанно улыбнулся Америке: - Счастлив? - Эй, ты выжил! – он схватил Россию за плечо и дернул его вниз, к себе, на теплую траву. Стянул очки и закрыл глаза тыльной стороной ладони, защищая их от света. – Да уж, ощущения непередаваемые, правда? Россия взял очки из его рук и принялся их осматривать. - Это… удивительно. Никогда раньше не видел таких зверей. Как северные олени, но намного сильнее, - он бросил взгляд назад, туда, где в прерии распластались огромные туши, а ветер трепал длинные жесткие волосы на их шеях. – Их тяжелее повалить, - он опустил оправу на траву и пожал плечами. – Не понимаю, как ты умудрился их не сломать. - Потому что я, черт побери, восхитителен, вот как, - Америка растянулся и перевернулся на локти. Он провел рукой по волосам и поднял облако золотой пыли. – А где остальные? - Они направились к лагерю, - Россия посмотрел на него сверху вниз. – А ты… вздремнуть решил? - Ничего подобного, - запротестовал он. Он опустил голову на сложенные руки и улыбнулся, закрыв глаза. – Я… как же это… - Расслабляешься? – засмеялся Россия. Он растянулся на траве, выгнув спину. – Не думаю, что слово имеет значение. Ты лежишь с закрытыми глазами. - Сибаритствую, - нашелся Америка. – Вот что я делаю, - он повернул голову к своему собеседнику. Взгляд его скользнул по золотым изгибам профиля России. С такого близкого расстояния он мог разглядеть крошечные частицы пыли, достаточно крупные, чтобы их заметили на ветру. Грязь легким налетом прилипла к его губам, а длинные стебли сухой травы застряли в его волосах. – Ты хорошо смотрелся. Тебе понравилось? - Да, - вздохнул Россия. – Но думаю, не настолько, как тебе. Ты был в своей стихии, - он оглянулся, и их взгляды встретились. – Думаю, Его Императорское Высочество был очень впечатлен. Знаешь, ты ему нравишься. - Я всем нравлюсь, - усмехнулся Америка. Его глаза всегда были так неподвижны, как ему это удавалось? Он сместился, протянул руку и вынул травинку из волос России. Он гнул её в руках в лучах солнца. Россия чуть вздрогнул и взглянул на неё. - Конечно, нравишься. Правда, понятия не имею, почему, - он улыбнулся. – Из тебя ужасная компания. - О чем ты вообще, - отмахнулся Америка. Он приподнялся на локте, ложась лицом к лицу с Россией, подперев голову ладонью. Он всё ещё не привык к тому, насколько легче стало передвигаться после окончания Гражданской войны. Принялся грызть соломинку. Солнце опустилось ниже. Ресницы России блестели в тусклом свете. - Вся эта земля, - прошептал он и взмахом руки указал на расстилающееся море травы. – Что ты собираешься со всем этим делать? Её так много… Не думаю, что ты сможешь заселить её всю, даже если пожелаешь. Америка приподнял брови и опустил соломинку. - О чем ты? У тебя ещё больше земли, чем у меня. - Не такой, - Россия протянул руку и выхватил соломинку из рук Америки. Стал крутить её между пальцами. – Мили и мили золота, вот что у тебя есть. Не льда, - он принялся лениво жевать край стебля. Америка смотрел на него несколько секунд, затем перевернулся на живот и окинул взглядом пейзаж. - Не знаю, - произнес он задумчивым тоном. – Может, эта земля просто у меня будет. Я же не обязан делать с ней что-то, правильно? – он раскрыл ладонь и провел кончиками пальцев по траве. – Но думаю, мне понравилось бы, если бы здесь жили люди, - добавил он тихо. Россия воззрился в небо. Фиолетовое перетекало в золотое – в цвет травы. Он аккуратно играл с обломанным стеблем в руках. - Что ж, места достаточно. Даже если ты их сюда не пустишь, я уверен, они всё равно заселятся. Если они хоть немного похожи на тебя, удержаться они не смогут. Америка бросил на него взгляд. - Почему бы мне их не пустить? – удивленно спросил он. – Я-я хочу, чтобы они шли, куда хотят. Я… - хотел бы я хоть чуть-чуть поделиться этим с тобой – хотел сказать он. Он понял, что улыбался этой мысли. Перед тем, как уехать с Великим князем Алексеем, президент Грант взял с него слово, что он не станет ничего продавать русским. - Что «ты»? – последнее движение – и Россия перебросил соломинку через плечо, обратно в прерии. Он наклонился. Его ладонь задела бедро Америки. – Фляжка, - объяснил он, принявшись возиться с ремнем. Она отстегнулась с хлюпающим звуком. Америка подавил слабый румянец, моргнул и вспомнил вопрос. - Ох, да ничего. Просто вспомнил, что сказал мой босс, - Россия поднес фляжку к губам. Повинуясь внезапному желанию, Америка провел рукой по волосам России. Тот замер и закашлялся. Америка решил, что ему нравятся волосы России. Они были мягкими, густыми и всегда на ощупь были немного прохладными всякий раз, когда он набирался смелости дотронуться до них. Россия вытер горлышко бутылки рукавом и сунул её в свободную руку Америки. - На, - выдавил он. Их пальцы соприкоснулись. Америка начал было, но посмотрел на фляжку, облизнул губы, затем ответил быстрым «О, нет, спасибо», прежде чем взять её, а затем понял, что не знает, что с ней делать. Он отхлебнул, чтобы скрыть своё замешательство. Слабый степной ветер пронесся по равнине, и на мгновение показалось, будто весь мир состоит лишь из шепота травы. Россия потянулся и смахнул пару выбившихся прядей с глаз Америки, и Америка тихо вздохнул. Он повернулся головой к ладони России, не думая, так что кончики его пальцев коснулись его виска, а ладонь почти легла на щеку. Затем он замер. Сердце его билось от тугого узла, в котором угадывалось нечто, вроде вины. Попался. Россия распахнул глаза. Какое-то мгновение его рука была неподвижна. Затем она опустилась, совсем немного, пока его пальцы не коснулись нижней губы Америки. - О чём ты думаешь? – спросил он. Его голос был хриплым. Может быть, из-за пыли. Воздух, что втянул Америка, вышел наружу с дрожью, зашевелил тонкие волоски на тыльной стороне ладони России. Он почувствовал, как лицо его становится горячим. В своем воображении он схватил Россию за запястье, опрокинул его и расцеловал золотые пылинки на его шее – и он пытался подобрать что угодно, чтобы сказать, что он думал не об этом. Ему не удалось, и он улыбнулся. Наверное, следовало закрыть глаза, но он не стал. Он приоткрыл губы, чтобы ощутить кончики пальцев России; это был не совсем поцелуй. Россия вздрогнул. Америка почувствовал это своими губами. Наступила маленькая, затаившая дыхание пауза. Пальцы России ласково скользнули по очертаниям его губ, затем по линии челюсти. Он согнул пальцы в мягкой впадине за ней. Его мозолистые костяшки задели чувствительную кожу за ухом. - Америка, - каждый слог источал нежность. Америка не отводил взгляд. Он прильнул к руке России, потерся о внутреннюю сторону запястья, протянул руку и провел пальцами по мягким, густым волосам. Его ладонь легла на его затылок. Он любил волосы России, и его прохладную, упругую кожу, и этот глубокий, проникновенный фиолетовый взор. Америка постарался ни о чем не думать. Он подался вперед и поцеловал его в губы. Россия напрягся всем телом, и его пальцы впились в шею Америки, резко, всего на миг. Затем он вскинул руку и обхватил ей плечи Америки. Россия целовался, как и говорил, обдуманно, внимательно, чувствуя малейшие изменения. Он провел языком по нижней губе Америки, скользнул в уголки его рта. На вкус он был, словно старая пыль и что-то более древнее – Америка испустил судорожный вздох и крепче обхватил его за плечи. Их языки встретились, легко, на мгновение. Он погрузил пальцы в куртку России, прижал его чуть ближе. Какое-то время вокруг были лишь их дыхание и трава, притихшие и дрожащие. Россия издал тихий, настойчивый звук у его губ – стон (это же был стон?) – и крепче прижал Америку к себе. Другая его рука упала ему на талию, обвивая бедра. Теперь его грудь вздымалась и опускалась быстрее. Америка сместился на траве, вжимаясь в него, всё ещё опираясь на локоть, схватившись руками за Россию. Теперь он целовал его сильнее, глубже, и запустил ладонь в волосы России, как и хотел с незнамо каких пор. Рука, на которую он опирался, сдвинулась вперед на дюйм, и он вцепился пальцами в рукав России. Россия вновь прижался к его губам, учащенно дыша. Он выгнул спину, опустил голову на ладонь Америки. Он шептал что-то, губы выводили смутные чужеземные очертания напротив губ Америки. Трава гнулась и ломалась под ними, и Россия перетянул его поверх себя, обхватив руками шею. Америка рухнул на него с тяжелым выдохом. Он согнул пальцы у изгиба у основания черепа России, прижал их, удерживая его и целуя жадно и глубоко. Другой рукой он обхватил Россию за плечи, зажимая их вместе от груди до бёдер. Было так тепло, тепло везде, близившаяся ночь и кожа России остужали его везде, где он мог её коснуться, но всё равно было так тепло, что он не мог думать. Ему казалось, что это он издает эти изломанные, задыхающиеся звуки. По крайней мере, их издавал не Россия – Россия издавал другие звуки, и он подумал, что, наверное, он любил и их тоже, и в любом случае он хотел, чтобы они не прерывались, так что ему просто надо было убедиться. Россия пошевелился, поднял свободную руку, вновь опустил её на лицо Америки. Притянул его к себе за самые кончики волос. Он просунул руку под его рубашку, провел по животу, по скользкому поту, что остался на нём ещё с охоты. Америка напрягся, разорвал поцелуй и провел губами по лицу России к его виску, а затем вновь к волосам. Боже, они даже пахли прекрасно, как ранний мороз на сухой осенней траве. Куртка упала с его плеч, и он нетерпеливо стряхнул её. Ночной воздух лизнул холодом его спину, и он сильнее прижался к России, зажимая свою руку между ними, прежде чем снова чуть отстраниться. Он провел рукой под курткой России и по его боку. Россия выгнулся навстречу ладони. Россия отыскал пуговицы на рубашке Америки. Бросил взгляд вверх в поисках разрешения. Америка улыбнулся, голова его кружилась, и он почти издал смешок с придыханием: ты что, думаешь, я откажу? Он сам принялся расстегивать рубашку России, начиная с пуговицы под изгибом его ребер и двигаясь одновременно вверх и вниз. Он резко вдохнул, когда его рука прижалась к голому животу России: и он был холодным, он всё ещё так удивлялся этому – но ничего страшного, он был не против, ему было всё равно, у Америки хватало тепла им двоим с головою. Россия напрягся под его ладонью, его кожа раскраснелась. Румянец на России можно было счесть здоровым цветом на любом другом человеке, но это было только начало. Он вновь издал этот маленький звук, стягивая теперь уже распахнутую рубашку Америки с его плеч, вылизывая и кусая кожу вверх по груди. Он задержал губы на ключицах Америки, провел ими по впадине его горла, внезапно очень нежно. Почти робко. Америка вздрогнул и сбросил наполовину стянутую рубашку. Он закинул одну руку России за шею, а другую просунул ему за спину, под одежду, и прижал его к себе. Внезапно ему захотелось просто согреть его: потому что это было важно и хорошо, и это было в его силах. Он провел руками по коже России, раскрыв ладони, вдавливая их в него. - Америка, - вновь сказал Россия, и в этот раз слово окатило его шею порывом тепла. Россия обхватил его руками, вовлек в объятие, тесное, жаркое и – безопасное. Он схватил одну из ладоней Америки, поцеловал её. Чуть впился в неё зубами. Горячая вспышка зажглась у основания черепа Америки, прокатилась через живот прямо к паху, и его пальцы дернулись у лица России. Россия закрыл глаза. Америка опустил голову и вжался в изгиб под его челюстью. Он ощутил пыль и пот, кожу России, остановился, чтобы слизнуть вкус поцелуев со своих губ. Он опустил руку на шею России, развязал узел его короткого шарфа, стянул его, откинул воротник и принялся целовать его горло. Россия резко вдохнул и вдруг задеревенел, затем взял Америку за плечи и мягко надавил. Америка резко отстранился, одна его рука лежала на груди России. - Что..? – произнес он хрипло. - Я… Нам не стоит… - это всё, что Россия сумел сказать – потому что его била дрожь, от внезапного ли холода, или… или ещё из-за чего-то. Он отвернулся и вгляделся в горизонт, светло-голубой на фоне почти черного неба. Взял Америку за рукав. Америка моргнул, бросив на него взгляд, переполненный замешательством. Почему нет? – хотел спросить он, но слова были медленнее, чем прилив смущения, от которого щёки его даже в темноте отливали бордовым, а губы так и не разомкнулись. Он отстранился и сел, подобрав ноги и закрыв себя ими, словно защищаясь. - Л-ладно, - пробормотал он и мог бы ограничиться этим, но что-то всё равно было не в порядке. Он не знал, что именно, даже не знал, откуда он это знал, но что-то в России было… то, как он дышал, или то, как держал голову, или как ему пришлось дернуть за ткань (слишком резко), чтобы натянуть рукав обратно. Так что он продолжил. – П-прости, я не хотел… эм, если я… Россия сел, подтянул колени к груди и опустил подбородок на сложенные руки. Он вдруг показался ему гораздо моложе, с его беспорядочно расстегнутой одеждой и взлохмаченными волосами. Он взглянул на Америку, затем взмахнул ему левой рукой. Иди сюда. Америка придвинулся чуть ближе к нему, уже засовывая руку обратно в рубашку. Он сглотнул, пытаясь пробиться сквозь страх. Миг – и Россия прижал руку к лицу Америки, скорее чувствуя румянец, чем видя его своими глазами. - Прости, - мягко сказал он. - Ох, Боже, серьезно, всё нормально, тебе не нужно ничего объяснять, пожалуйста, не пытайся успокоить меня насчет всего… - полилось из него. - Это не твоя вина, - прошептал Россия и поцеловал его. Америка отстранился и покраснел ещё сильнее. Он опустил взгляд и, просто чтобы занять себя чем-то, принялся застегивать свою рубашку. - Я знаю, просто… слушай, всё в порядке. Всё это… очень деликатно. Так? – он встретился с ним взглядом и, так как света луны и звезд хватало, чтобы разглядеть лицо России, он понял, что тот тоже его видит – поэтому улыбнулся. Улыбка вышла доброй. – Я не расстроен, так что не переживай насчет этого. Я впервые солгал России – подумал он. Россия глядел на него пару мгновений, удерживая этот взгляд. Он протянул руку, мягко отвел ладони Америки от своей рубашки и сам застегнул его пуговицы. - Ты уверен? Америка всё улыбался. - Конечно, уверен. Россия кивнул. - Что ж, хорошо, - он поднялся на ноги и протянул руку Америке. – Думаю, наши лошади устали ждать. Америка оставался на месте и покачал головой. - Мне надо очки найти. Иди, скажи им, я скоро приеду. Россия с мгновение смотрел на него, затем кивнул. Он туже затянул шарф вокруг шеи и пошел прочь по достающей ему до щиколоток траве. Стебли, колыхаясь и качаясь, смыкались позади него. Америка натянул куртку и с минуту водил пальцами по траве, пока не нашел очки. Он надел их, затем лег и воззрился в небо. Он думал о том, что именно сделал не так. Где-то через час кто-то придёт за ним, и это точно не будет Россия. Он попытался не думать о том крохотном, холодном ощущении, что открылось у него под ребрами. Облизнув губы, он почувствовал пыль и мороз. Комментарий к главе: после перевода этой главы у меня только две мысли: "Господи, это так мило и нежно" и "Они то, как мужики старше пятнадцати ведут себя, вообще видели?"