The Chosen End

Москва, 1886 год. Америка обнял его при встрече – его обдало теплом в прохладном воздухе кофейни. Его руки на короткое время обвились вокруг плеч России, а угол книги, которую он держал в руке, впился ему в позвоночник. Всё закончилось через миг, но, по мнению России, миг был уж очень долгим. - Ты хоть представляешь, насколько – насколько вообще это великолепно? – сказал Америка, размахивая книгой чересчур уж восторженно. Он позволил России подтолкнуть себя к столику в углу и громко бухнулся на стул, чуть не опрокинув кружку кофе, ждавшую его. – Как например та часть о теле монаха, который просто сидит там и разлагается, и… - Америка. - О, и этот Федор Павл… как это по-твоему? – Павлович? Какой же сукин сын, поверить не могу, он… - Америка. - А сцена в суде, где этого несчастного ублюдка ссылают в Сибирь… - Америка. Америка замолк. Его глаза сияли за стеклами очков даже при плохом освещении. Россия с минуту смотрел на него, затем мягко вытянул книгу из-под его ладоней к себе. - Что ты делаешь? - Эм, думаю, Англия назвал бы это «самосовершенствованием», - Америка отхлебнул кофе. – Несколько издательств в Нью-Йорке начали перевод твоих книг, и люди их просто проглатывают. И вообще-то, я тоже, - он полупожал плечами и усмехнулся. – Твои люди и правда умеют писать. Мне понравилась та книга, как там её, где ещё девушку поездом задавило… - «Анна Каренина», - ответил Россия. Его взгляд ненадолго задержался на том, как шевельнулось горло Америки, когда он сглотнул. - Да, точно, - кофейная кружка с грохотом упала на стол. – Знаешь, очень забавно, что Англия и строчки, стоящей прочтения, не написал, с тех пор как… не знаю, со времен царя Гороха, но ведет себя так, будто по части литературы он нас всех на голову выше, - Америка уперся локтями в столешницу и наклонился с заговорщицким видом. Его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица России. – Блэйк? Абсолютно переоценен. Россия медленно вдохнул, а его выдох взъерошил волосы Америки. - Правда? – выдавил он, возненавидев собственный голос. Америка кивнул. - Само собой, - его взгляд упал на губы России, и что-то сжалось в глубине его глаз. Он резко откинулся назад, будто только сейчас заметив, как близко они сидели друг от друга. Другие посетители шумели вокруг них, и Россия даже услышал далёкий визг кипящего чайника. Он поглядел на книгу на столе, попытался не обращать внимания на легкое ноющее чувство под ребрами, которое уж точно не было досадой. Вспомнил о потерянной нити их разговора. - А сейчас ты читаешь..? - «Братья Карамазовы», - ответил Америка, и Россия поморщился от его произношения*. – Начал в понедельник. - Твой восторженный монолог натолкнул меня на мысль, что тебе нравится. - Книга просто восхитительная. И от неё так и веет тем, что она твоя, - он легко покраснел. – Если ты понимаешь, о чем я. Россия позволил себе улыбнуться, совсем чуть-чуть. - Так и есть, спасибо. Правда, немного смущает, что, читая о глубоких размышлениях на темы безумия и предательства, ты сразу же думаешь обо мне, - Америка вскинул взгляд, и Россия изогнул уголок губ. – Я шучу. - Я знаю, - Америка играл с каплями кофе, разбрызганными по столу. Он вытянул их в длинную линию, затем нарисовал небольшую шапочку, словно у гриба. Россия сощурился. Это было… Америка заметил его пристальный взгляд. – Это дерево, - объяснил он. – Как у нас во Флориде. - А, - Россия провел ладонью по рисунку. Кофе холодил его кожу. Америка коснулся его пальцев своими, встретился с ним взглядом. - Эй, а книгу ты мне отдашь? Ты её сейчас в кофе запачкаешь. Россия моргнул и сдвинул томик обратно по столу. Америка взял его, вытер рукавом, раскрыл. На некоторое время воцарилась тишина. Россия посмотрел на книгу, на потрепанные страницы и помятую обложку, и представил, как Америка засыпает с ней на коленях, как очки сползают по его переносице. Свет, льющийся через окна кофейни, был тусклым, полным пылинок, и он падал Америке на лицо, заставляя его сиять. Россия отвернулся. - Россия, - спросил Америка наконец. – Как думаешь, люди важны? - …Странный вопрос. - Не особо, - он зацепился пальцем за одну из страниц и со скрежетом отдернулся. – Вся история как раз об этом. Мне кажется. Я никогда не был особо хорош в анализе. Молчание. - Да. Люди важны. Но некоторые важнее, чем другие. - Ох. Думаю, на это и с такой стороны можно посмотреть, - Америка взялся за кружку, и Россия внезапно понял, что вопрос шире, чем он думал. – Значит, Достоевский… Ты его знаешь? Россия ухватился за смену темы. От глотнул немного чая, обжигая язык. - Мы встречались раз или два. А что? - Просто… этот персонаж, Иван. Они называют его «Ваней», так? – Америка пролистал страницы, затем взглянул на Россию с непроницаемым выражением лица. – Это что, прозвище? - Уменьшительное. - Понятно. Оно милое, - он вернулся к тексту. – В любом случае, весь этот его комплекс насчёт того, как несправедлива жизнь, - вроде того, что Бог не может существовать в мире, где дети смертельно болеют и умирают, и всё такое. Поэтому он вообще в Него не верит, - он бросил взгляд на Россию и позволил улыбке закрасться на его губы. – Он напоминает мне кое о ком. Странно, правда? - Очень, - Россия вскинул руку и закрыл обложку, зажав пальцы Америки на последних страницах, где-то посреди суда над Дмитрием. Он дотронулся до запястья Америки, позволил прикосновению длиться несколько мгновений. …Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает… Россия заколебался – и отдернул руку.