The Chosen End

Белый Дом, Вашингтон. Ноябрь 1933 года. У Америки было так много нервной энергии, что он последовательно собрал и разобрал три башенки из всех свободных канцелярских принадлежностей, разбросанных по конференц-залу. Затем он встал, заварил ещё кофе, нашел запасные визитки пресс-секретаря и приступил к четвертой. Выглядело здорово. Почти как Крайслер-билдинг. Прийти должны были только через пятнадцать минут. Америка отнёсся к этой информации как к важной, так как подозревал, что ему не стоит использовать папки советской делегации как фундамент для башенок. Он провёл в зале уже полчаса. Дверная ручка в другом конце комнаты сдвинулась, щёлкнув по косяку из красного дерева. Америка выпрямился. Шаги в коридоре затихли за несколько секунд до того, как вошел Россия, придерживая дверь бедром и изучая толстую папку в правой руке. Концы его шарфа ниспадали на темный костюм, создавая такую привычную картину. Америка тут же улыбнулся. - Россия! – он уронил ручку. Верхняя часть его башни рухнула сама на себя. Он моргнул, а потом снова поднял голову. – Это так… Боже, прости, что не пришел встретить тебя, когда ты приехал прошлой ночью – ты же знаешь, как бывает со всеми этими дипломатическими визитами, да? Всё везде происходит одновременно, и все знают, где все остальные, разве что они все неправы, и ни один номер в отеле не соответствует тому, куда они реально заселились… но всё равно, это так здорово! Мы наконец-то тебя признаем! Боже, ты даже не представляешь, как сильно я скучал по возможности зайти к тебе. Мой новый босс такой классный, я думаю, он тебе и правда… Россия посмотрел на него поверх бумаг с пустым лицом. Его взгляд пробежался по блестящим столешницам, по разбросанным остаткам предыдущих башен, и он бросил папку перед ближайшим стулом. Он находился за семь стульев от места Америки. - Эй, - Америка склонил голову. – Ты в порядке? - Да, спасибо, - Россия начал перебирать вложения в папке, его губы сжались в ровную линию. Америка поднялся со стула, задев стол и зацепившись за край своей башни, отчего та покосилась. - О… хорошо. Ты же выспался, да? Боже, чёртовы часовые пояса, ненавижу, когда политики хотят, чтобы мы ездили с ними… Россия хлопнул раскрытой ладонью по столешнице. Звук разнесся по пустой комнате, и неподвижная башня задрожала. - Америка. Я в порядке. Не заставляй меня повторяться. Америка замолк, затем поднял брови. - Да уж, выглядишь… совершенно нормально, да и, похоже, ты в прекрасном настроении. Понятия не имею, почему я спросил. - Это взаимно, - отрезал Россия и повернулся к Америке спиной. Что ж, подумал Америка своим, как он считал, сварливым английским голосом. Он смотрел в затылок России, а затем вернулся к своим мыслям. - Может, кофе? - Нет. Но я уверен, ты уже успел выпить как минимум кастрюлю, - это звучало почти нормально… но затем Америка заметил, как спина России напряглась. Он прищурился, глядя на него, затем пожал плечами и взял свою чашку. - О чём ты? Я люблю кофе. Я бы спросил, уверен ли ты, но, видимо, за уточнения меня сегодня по головке не погладят. - Ни о чём. Просто заполняю тишину. Ты же понимаешь. В конце концов, ты всегда любил пустые, бесполезные разговоры, - Россия холодно улыбнулся. – Так что давай сыграем в игру. Мне сначала спросить тебя о твоём здоровье или о том, как тебе удалось пережить позор от того, что ты раскурочил половину мировой экономики? – стул в семи местах от него мягко скрипнул, когда Россия сел на него, закинув ногу на ногу. – Тебе решать. Америка медленно повернулся к нему лицом. Он поставил чашку обратно с тихим звуком. - Ого, у меня что, и правда есть выбор? – просиял он. – Потому что оба варианта просто охренеть какие здоровские. Россия слегка постучал ботинком по ножке стула. - Разве не так? И да, у тебя есть выбор. Я сегодня щедрый… могу себя это позволить. Америка поморщился. Холодный комок стянулся у него в животе. - Серьезно, что за муха тебя укусила? Я думал, ты будешь этому рад. - О, я просто. Вне себя от радости. Просто замечательно, что у тебя хватило духу признать нас тогда, когда тебе понадобилось срочно наладить свои торговые связи, - Россия склонил голову, поднял брови. Спустя мгновение он издал мягкий, презрительный смешок. – Ты отвратителен. Америка вздрогнул. Он встал перед своим стулом и начал методично разбирать башенку из ручек, папок и визиток, аккуратно сортируя «стройматериалы» в разные стопки. Ему нужно было смотреть на что-то, что не было Россией. - Торговля – не единственная причина, по которой мы это делаем, - пробормотал он. Россия мягко шуршал чистым листом бумаги, водя его указательным пальцем по гладкому полированному дереву. Он не сводил глаз с того, как Америка производил «капитальный снос». - Все остальные признали нас, - бумага зацепилась за щепку, но Россия продолжал двигать её. Она смялась. – Ты просто расстроен, потому что ты последний. Представляю, как это обескураживает, особенно для кого-то, кто так часто выходит победителем, для кого-то, вроде тебя. И кажется, - он ухмыльнулся. – Ты так себя чувствовал последние несколько лет. Краска поползла вверх по затылку Америки. Он поднял взгляд и поймал жестокую улыбку России, затем вернулся к тому, что делал, потому что понятия не имел, что он мог ответить. Он чувствовал, будто какое-то эхо разносится внутри него, пустой, оранжевый звук, и он становился всё громче и громче. - Поправь меня, если я ошибаюсь, - непринужденно продолжил Россия. – Но разве не я как-то сказал тебе, что капитализм подведёт тебя? – он кивнул сам себе. – Так и было, не правда ли? Я предсказывал, что твой роскошный маленький мирок фантазий рассыплется на части, но ты отмахнулся от моих слов. Помнится, ты сказал… что-то о реках крови. Америка не поднимал на него глаз. - А потом один из нас упомянул Англию… Это же был я? Я сказал, что он не придёт тебе на помощь, конечно же. И посмотри, как всё вышло, - голос России сочился удовлетворением. – Он в ярости из-за тебя. Потому что тебе было недостаточно уничтожить только себя: тебе надо было прихватить с собой всех. Бесполезно было разбирать папки, карточки и ручки. Америка опустил кончики пальцев на край стола, чтобы прийти в равновесие. Он облизнул губы. Его голос был слаб. - …Почему ты говоришь всё это? Россия устремил на него распахнутый, невинный взгляд с ухмылкой на губах. - Потому что это правда. А честность так важна для тебя, так ведь? - Капитализм меня не подвёл, - отрезал Америка. Он поднял разгневанный взгляд на Россию и поправил очки. – Просто… Просто кое-что произошло. Я поправлюсь. И даже не пытайся вести себя так, будто у тебя не было никаких проблем с твоей системой, когда я видел тебя в последний раз… - …Больше десяти лет назад, - фыркнул Россия. Он уперся руками в столешницу и поднялся на ноги. – Мне больше неинтересно защищать мою систему перед тобой. Она говорит сама за себя. Мы – единственная страна, относительно не затронутая твоим скудоумием. Для нас всё изменилось только к лучшему. Америка сглотнул холодную желчь и услышал, как сам сказал: - Кстати, как – как там твоя сестра? Внезапно повисла тишина. Пальцы России дернулись на обложке его папки. Затем он вежливо произнёс: - Украина или Беларусь? С ними обеими всё в порядке, почему ты спрашиваешь? Америка покраснел и опустил глаза. - Извини, - пробормотал он. Он снял очки и потер переносицу. – Я не пытаюсь… просто извини. - Не морочь мне голову, - прорычал Россия. – Мы оба знаем, что ты никогда ни о чём не сожалел в своей жизни. С чего бы тебе? Тебя баловали и восхваляли с самого детства. Из-за этого ты стал эгоистичным. Избалованным и самовлюблённым. Америка вскинул голову и направился к России, огибая столы. - Откуда… почему ты всё это говоришь… - он остановился в шаге от него и окинул Россию взглядом. – Россия… мы друзья. Я думал, мы… Губы России изогнулись. - То, что ты думал, меня не волнует. Но я не хочу слышать твои невнятные, неосознанные возраженьица, так что закрой рот, пока не надумаешь сказать что-нибудь полезное. Я знаю, это может занять некоторое время. Америка моргнул, а затем моргнул снова. Удушающее, красное чувство поползло вверх по его горлу, сердце билось болезненно, отдаваясь в груди, в ушах, в кончиках пальцев. На мгновение он крепко сжал губы, а затем потянулся к рукаву России. - Почему… - Не смей прикасаться ко мне, - Россия отдёрнул руку, зашипев сквозь зубы; всё его тело напряглось, руки тряслись с какой-то ужасной силой. – Я не стану пачкаться* в твоей грязи. Впервые в жизни Америка понял, что имели в виду люди, когда говорили, что хотят умереть. Обнимал его… он обнимал его и целовал, когда ему снились кошмары, и когда он целовал его, на вкус он был, как мороз и старый камень, и Америке было всё равно, каким холодным был Россия, даже зимой, ему, ему казалось, что это приятно… Он сумел выдавить невнятное «Думаю, ты поздно спохватился», потому что это были первые слова, что он сумел выстроить в сознании, и ему пришлось заполнить тишину – иначе он не знал, что ему делать. - Ах. Вот как, - Россия прислонился к столу. Его костюм тускло блестел в свете ламп; от этого выглядел ещё бледнее, почти больным. Он ответил Америке насмешливой улыбкой. – Так что насчёт этого? - Насчет этого, - эхом отозвался Америка. – Ничего… как ты сам сказал, - комната выглядела размытой… Он вообще надел очки? Своим периферийным зрением он не мог уловить никаких четких очертаний, и он сжал пальцы на переносице, проверив, - да, очки были на месте, так что ему не надо их надевать, но даже так… даже так комната была… отвратительно размытой. Россия издал мягкий, сочувственный звук. - Америка… - он снова выпрямился, шагнул к нему. Губы России скривились в жалостливой гримасе. – Подумай об этом так: дело не в том, что я больше не хочу тебя… А в том, что я никогда не хотел. Америка уставился на него. Маленький оазис смятения открылся в бушующем океане внутри него, и он воспользовался им, как неожиданным убежищем. Это была… это была точка отсчета. - Это ведь даже не правда, - изумленно ответил он. Молчание. - Разве? – Россия приподнял бровь. Бесконечно сильно сжал ладонь. Америка наклонил голову и вопросительно посмотрел на него. Он вытер глаза тыльной стороной ладони. - Да, - ответил он. Он знал, что это так. Америка отстранился от внешнего мира, очистил сознание, чувствуя, как его мозг начинает работать, собирать и сортировать всё – всё, что не сходилось, все мелкие детали с тех пор, как Россия вошел в комнату: эта ложь, то, как Россия напрягся, когда Америка поддразнил его насчёт кофе, то, как разминал руку, прямо сейчас… если он постарается, ему удастся собрать всё в картину… Глаза России сузились, устремившись Америке в лицо, отслеживая небольшие подергивания в уголках его глаз и рта. И затем Россия ударил его. Но не тыльной стороной ладони, а кулаком – его каменные костяшки врезались Америке в щёку. Америка врезался в стену плечом. Всё, о чём он думал, немедленно разлетелось на части. Он поднял руку к своему лицу и в ужасе прошептал: - Россия. Россия выкрутил ему ладонь, шагнув к нему, навис над Америкой. Он сделал выпад – схватил Америку за подбородок холодными, когтистыми пальцами и ударил головой о стену. Рамы для фотографий загрохотали по комнате. Он приблизил своё лицо. - Знаешь, кто ещё трахнул тебя и бросил? – прошептал он. – Англия. Улавливаешь, что здесь общего? Это не я. Это не он, - ногти России вонзились в кожу Америки, продавливая крошечные полумесяцы, оставляя на кончиках его пальцев капли крови. – Подумай об этом. У Америки подогнулись ноги – и на какое-то мгновение единственным, что удерживало его в вертикальном положении, была рука России на его челюсти. Он не мог думать ни о чём. Его внутренности словно вывернуло наизнанку и разорвали, а останки забили углём – едким, рассыпчатым, грязным, разъедающим изнутри. Он поднял взгляд на Россию, пустой, немигающий, а затем его глаза опустились, признавая поражение. Россия улыбнулся, затем повернул голову на звуки голосов в коридоре. Его пальцы на мгновение сжались, и он бросил взгляд на Америку, на его тело, полное страдания в каждой черточке. Он дернул его за запястье – это заставило Америку посмотреть на него. - А теперь, - прошептал Россия. – Почему бы тебе не привести в порядок свои документы? Наши дипломаты идут. Америка кивнул, толком не услышав его, потому что-то внутри него полагало, что Россия отпустит его, если он согласится – а это было всем, чего он хотел. И затем Россия отпустил его, но он не был к этому готов и съехал на пол, прижав колени к груди. Он уронил голову на руки и содрогнулся. Россия не отошел от него. Америка поднялся на ноги, дрожа, держась обеими руками за стену, и в этот момент он возненавидел то, как близко стоял Россия, возненавидел его за то, что он не предоставил ему ни минуты уединения, пока он изо всех сил пытался прийти в себя. Он едва успел выпрямиться, как дверь рядом с ним распахнулась, и он взглянул в лицо... в лицо своего босса... - Альфред? – Рузвельт сел в своем инвалидном кресле. Его взгляд метнулся от Америки к России и обратно. Слова вырвались сами собой. Его голос дрожал. - Прошу прощения, сэр, - пробормотал Америка. – То есть… нет… ничего не случилось. Простите. Я не… я не могу… находиться здесь… чтобы помочь с… Мне нехорошо… - снова шаги. Скоро должно прийти ещё больше людей. – Я-я, я, простите… Он развернулся на каблуках и выбежал из комнаты. Он не смог оглянуться, ни на президента, ни на Россию. • *Примечание переводчика: в оригинале Россия сказал красивую фразу «I won't expose myself to your filth», в которой глагол «expose oneself» означает «раскрыться / обнажиться / снять одежду», как в прямом, так и в переносном смысле, поэтому дальше Америка отвечает, что поздно уже об этом думать. Так и не придумала, как на русском передать и прямое, и переносное значение одним глаголом, решила вынести в примечания. • Президент Франклин Делано Рузвельт, понимая, что непризнание не помешало коммунизму закрепиться в Советском Союзе и что Соединенные Штаты столкнулись с международными экономическими и дипломатическими вызовами, требующими советского сотрудничества, пригласил министра иностранных дел СССР Максима Литвинова в Вашингтон в ноябре 1933 года для переговоров. Это было одним из первых значительных действий его администрации в сфере международных отношений. 17 ноября 1933 года Соединенные Штаты и Советский Союз подписали официальное соглашение об установлении официальных дипломатических отношений. • По иронии судьбы, признание Советского Союза положило начало худшему периоду отношений между двумя странами в истории, поскольку враждебность Советского Союза, подозрительность США и поразительная внешняя и внутренняя политика Сталина в совокупности создали атмосферу, абсолютно несовместимую с дипломатическим прогрессом. России и Америке не удастся найти общий язык по какому-либо значимому вопросу до тех пор, пока они не станут союзниками во Второй мировой войне. • Если вы хотите прочитать записи переговоров Рузвельта и Литвинова, в которых подробно описаны большинство препятствий, до этого мешающих официальному признанию (и большинство обещаний, которые позже Советы нарушили), то загляните сюда: https://nsarchive2.gwu.edu//coldwar/documents/episode-1/fdr-ml.htm • «Кстати, как – как там твоя сестра?» - «С ними обеими всё в порядке, почему ты спрашиваешь?». Вопрос Америки (https://en.wikipedia.org/wiki/Holodomor) и ответ России (https://en.wikipedia.org/wiki/Denial_of_the_Holodomor) затрагивают события, которые происходили в то время. Спросить такое было для Америки именно настолько бестактно, насколько это выглядит. Комментарий к главе: События в главе являются производными от событий в других главах, поэтому ничего принципиально нового, что бы меня раздражало, я не нашла. Я бы даже сказала, что глава хороша, поскольку в ней прописан первый из мощных эмоциональных перепадов, которые затем станут визитной карточкой ТСЕ. Было бы совсем прекрасно, если бы удалось до конца отключить голову и не обращать внимание на то, что Иван решил распустить руки прямо перед переговорами об установлении дипломатических отношений - интересно, американцев сильно обрадовало то, что их стране набили морду? Переговоры прошли так же гладко, как задумывалось? Помимо вышеупомянутого, не могу не отметить одну черту, которая тут и там прослеживается в ТСЕ, и вот она в очередной раз всплыла в этой главе. Черта выражается в том, что мы знаем, за что Россия полюбил Америку, а вот за что Америка - Россию, сказать сложно. Обнимал его… он обнимал его и целовал, когда ему снились кошмары, и когда он целовал его, на вкус он был, как мороз и старый камень, и Америке было всё равно, каким холодным был Россия, даже зимой, ему, ему казалось, что это приятно… Нет, чтобы описать в этом месте, чем Россия нравится Америке, так нет же: взяли какое-то мутное качество и всего лишь отметили, что Америке было это НЕ ВАЖНО. Понимаете, о чём я?