Цвет моего сердца

      Конец сентября в этом году был ознаменован праздником падающих листьев и невероятной теплой погодой. Конечно, было не так тепло, как летом, но тепло от солнца было таким приятным, что в голову совсем и не шла та мысль, что скоро солнце станет холодным, листья пропадут из виду и вместо постоянного «яркого» шелеста под ногами будет только вечное и совершенно скучное «плюх». Да… Совсем скоро наступит то самое время, та самая осень. Осень, которая с каждым разом все сильнее и сильнее показывает свою суровую натуру. Не могу сказать, что я любила осень, совсем нет. Мне нравились листопады, нравились вот такие солнечные деньки, какой был сегодня, но все это было в самом начале. Потом начинались непрекращающиеся ливни, люди доставали из своих шкафов теплые свитера, сапоги и ботинки, теплые пальто и куртки. Осень была для меня самой странной порой года. Не понятно было, как погода может так колоссально меняться за ночь, или как из приятных, мягких лучей, они превращались в тонкие, тусклые и скорее охлаждающими, чем согревающими. Вот как. И, хотя я и не любила осень, окружающие меня люди и не только ее обожали.       Одним из таких был, например, Зей. Ох, сколько ярких осенних воспоминаний с его участием сохранились в моей памяти. Зей любил дождь невероятно, пожалуй, еще больше чем любил листопад и хрустящие под ногами листики. Он мог часами рассматривать мокрые дороги, оставшиеся на листьях капли, рассматривал мокрых животных и промокших до нитки людей. В этом было что-то забавное. После того, как он устроился работать в фейерверк, каждый новый смешанный коктейль получал название, связанное с осенью (чаще всего). Маленьким, Зей был очень забавным и очаровательным мальчиком. Часто в детстве он собирал каштаны, каждый из которых закапывал где-нибудь в парке или возле своего дома. Этим, еще тогда, он напоминал мне белочку. Зато теперь у него перед домом росла целая аллея маленьких красивых каштанов, да и в парке тоже росли плоды его трудов. Иногда, когда мы прогуливались по дорожкам и натыкались на такое вот деревце, я замечала искреннюю и ласково-добрую улыбку друга. Это заставляло и меня улыбаться. И такие вот воспоминания, улыбки- все это помогало мне.       Сейчас, несмотря на то, что был только конец сентября в университете была какая-то по странному напряженная атмосфера. Первый курс пытался влиться в университетскую жизнь, последний же пытался насладиться последним годом. На самом деле мне нравилось учиться в университете. Когда я только поступала, очень переживала о том, вольюсь ли я во все это, понравиться ли мне то направление, которое я выбрала. Конечно в том, чтобы влиться мне помог Зей, он учился на немного другом направлении, но мы все равно часто пересекались друг с другом, в коридорах, в свободные от пар часы, на объединенных занятиях. Зей снова помог мне. Конечно я общалась не только с ним, вскоре после поступления я познакомилась с многими интересными людьми, некоторые привлекали своими взглядами, другими тем, что имели такие же увлечения, что и я. В общем, учеба в университете была по-настоящему интересной и, в полной мере, наполненной как мелочами, дополняющими что-то, как пазл, так и грандиозными вещами, которые сделали мою жизнь чуточку интересней.       Сегодня пары закончились позднее из-за того, что наш преподаватель опоздал, нужно ли говорить, что опаздывал он не впервые, да и в университете прослыл не самым пунктуальным человеком? Я думаю, нет.       — Трисс? — послышался мамин голос, и я направилась в залу.       — Привет, сегодня задержали, — я сказала это, хотя не стоило. Салли это вовсе не беспокоило. Она сидела на диване, ко мне спиной, и на мое приветствие ответила легким кивком.       — Беа, — она позвала уже тогда, когда я шла к себе в комнату, — Ферид.       — Да, мам, я сейчас схожу с ним гулять.       — Нет, — она покачала головой.       — Что случилось? Ты уже сходила с ним? Прости. — Я проговорила это так быстро, что упустила тот момент, когда мама повернулась и я увидела ее глаза. Покрасневшие глаза. — Что случилось? Ты плакала?       — Ферид, Беа, — Салли перевела взгляд с меня куда-то на свои колени. Я подошла чуть ближе к дивану и увидела на ее коленях пса. Он посмотрел на меня, одним из тех своих виноватых взглядов, а потом закрыл глаза. Я подняла взгляд на маму. Я ничего не говорила, только смотрела на нее и все. Ее лицо было заплаканным, да и голос тоже, просто я не обратила на это внимание. В сердце что-то кольнуло, хотя, наверное, это было и не сердце вовсе. А вот мамино сердце. Оно с колоссальной скоростью меняло свой цвет. Тот самый нежный салатовый на моих глазах превращался в коричневый, смешиваясь при этом еще с каким-то неприятным цветом. Мамино сердце заливал коричневый.       — Мама?       — Он стар, Беа. Он очень стар, ты знаешь это. Просто… — она перевела взгляд на пса, а потом снова на меня, — Побудь с ним сейчас. Побудь с ним. Он все поймет, как и раньше, без слов. Только побудь с ним сейчас. Хорошо? — Я кивнула, хотя это, скорее всего, произошло совершенно непроизвольно. Я просто кивнула, обошла диван и села рядом с мамой. Салли сама передала мне пса.       Ферид тяжело дышал, как бабушка, когда я в последний раз видела ее в больнице. Фери умирал. Мысль, хотя все было понятно давно, промелькнула только сейчас. Только сейчас я поняла, что ему плохо, что он страдает, что он оставляет меня и уходит. Я провела ладонью по его шерсти, поглаживая, почесывая за ухом, кажется, что я даже шептала что-то. Я все шептала и шептала, понятия не имела зачем. Ведь он понимал все без слов. Просто смотря в мои глаза, он видел все ответы на свои вопросы, на любой из них. Сейчас я уже понимаю, что шептала даже не ему, а себе. Я шептала, чтобы отвлечься от слез, отвлечься от рыданий, рвущихся наружу. Я пыталась отвлечь себя, чтобы он, последний раз посмотрев на меня, видел ту самую меня, за которую переживал меньше всего. Чтобы он увидел меня готовой к его уходу, чтобы увидел меня с улыбкой, которая означала бы столько разных вещей, что словами я не сказала бы этого всего и за день.       — Все хорошо, Фери. Я рядом с тобой, Ферид. Я так люблю тебя. — Он снова посмотрел на меня своими темными понимающим глазами, и его взгляд проник так глубоко в меня, в саму мою суть, настолько глубоко, что я вздрогнула. Он вновь тяжело вздохнул, посопел носом и закрыл глаза. Только после этого я поняла, что я в последний раз посмотрела в его глаз, поняла, что и он посмотрел на меня в последний раз. — Фери, — я всхлипнула, я позволила себе вольность только сейчас. После того, как он закрыл глаза. Только сейчас я позволила себе это. И всего этого стало для меня слишком много. В голове стало слишком моментов с Феридом, слишком много слез в глазах и слишком много боли. Я надела байку и вышла.       Вы знаете, что значит настоящая дружба? Не глупые слова о вечной поддержке, не подачки и заверения в том, что платье сидит отлично. Настоящая дружба. Именно та, ради которой ты готов будешь потерять любовь. Именно та, от предчувствия потери которой, кровь стынет в жилах. Людей и животных больно отпускать — это вполне простая истина. Нам, людям, это отчего-то сложно и всегда грустно. Даже обычного прохожего. Он прошёл, а у тебя уже осадок отчего-то. Мы теряем много кого, и порой даже не замечаем, но все это на нас отражается. Появление и уход кого-то в нашей жизни неоспоримо меняет нас. Меняет наш взгляд, цвет волос, частоту улыбки или сердцебиение. Меняет книжные полки в квартире и любимую кружку. Меняет наши вкусы. Нас меняет не возраст, не рост организма, а люди, находящиеся рядом с нами… Но лучших друзей, хотя, наверное, не бывает друзей лучших. Есть просто друзья, а есть любимые. Любимые люди, животные, предметы. И этих, незаменимых с самого их появления, отчего-то терять невыносимо. Они настолько переворачивают все в нашей жизни, что ты со временем становишься жутко доставучим. Не потому, что ты назойлив, а от того, что ты боишься потерять. И этот страх затмевает. Но страшнее всего то, что ты не знаешь, насколько ты дорог этому человеку. Страшно отдавать всего себя, не получая ничего взамен. Невероятно страшно. Но пусть в будущем будет обман. Пусть. Сегодня. Сегодня я хочу видеть их улыбки. Слышать глупый смех. Видеть слезы, выступившие на глаза, из-за очередной глупой шутки. Сегодня мне хватит этого. Ведь для меня это так важно. Мне не нужен весь мир. Мне бы только взаимность одного или двух и тогда… Тогда я определённо стану самым счастливым человеком. Пусть через год они бросят меня, хотя скорее всего и чувства их сейчас будут всего лишь игрой. Пусть. Сейчас я стану самым счастливым человеком. Ведь невероятная удача, быть счастливым? Счастье, это нужно понимать сразу, не бывает бесконечным. Не можешь ты быть всегда счастливым- это, словно бы нарушение мироздания. В наше время счастье — это поверхностный грех. Грех, который все желают. Но мы ведь не ценим это? Мы добиваемся от жизни чего-то, но получая то, что нам было нужно, теряем к этому всякий интерес. Совсем как маленькие дети, которые не в силах поделить игрушку, но получая, закапывают её в песок. Мы не ценим ничего и никого. Мы забываем о любви. Но знаете, что? Вы смотрели когда-нибудь в глаза собаке, которую бросил хозяин. Взял и бросил где-нибудь в поле. Просто так. Видели? Там нет места обиде или злу. В этих глазах утраченная искра надежды и все ещё безграничная любовь. Безграничная любовь к существу, что предало. Так глупо. Так глупо и почему-то грустно. Да нет, не удивительно. Но крайне жестоко. А как больно осознавать то, что этот комочек брошенной жизни, готов был отдать всего себя, для этого грубого, жестокого человека. Как больно сознавать, приходя к старому другу, что уделял ему совсем мало времени. В последние минуты обычно понимаешь, что совсем не ценил счастья, которое ждал. Глупо. Глупо и бессердечно.       — Трисс. Ради бога, открой. — Зей барабанил по стеклам оранжереи. Я открыла глаза, слипающиеся из-за слез. Мне было больно. Невыносимо, словно что-то вырвали у меня из сердца. Словно там что-то умерло. Банально? Возможно, но мне было больно. Я не могла остановить слезы. Ноги поднялись сами собой и потом, я никак не могла вспомнить то, как открыла дверь. К моему огорчению была солнечная погода. Совсем не такая, какую я хотела. Совсем не такая, какая должна была быть.       «Он не любил солнце, зато лужи. Лужи он обожал…» — глаза снова закрылись, и я осела на пол, руками закрывая глаза.       — Трисс, Господи. Милая, — Зей поднял меня и посадил в разорванный пуфик. Оранжерея. Та самая, которую я обустроила, представляла собой уголок хаоса. Все горшки были разбиты и весь пол был в земле. Да я и сама была в ней. Пуфики были разорваны в клочья. — Трисс, — моей головы коснулась чужая рука и я не отстранилась. — Мне так жаль. Так жаль…       — Я была ему совсем плохой хозяйкой? Я ведь позабыла о нем. А он бросил меня. Бросил меня, прождав моей любви 17 лет. Я за все эти годы не подарила ему и капли той любви, что он дарил мне! Я чудовище. Верни мне его. Верни мне его, — все ещё рыдая продолжала я. Мой голос осип. Как мне больно…       — Трисс, мне больно на тебя смотреть. Слезы на глаза наворачиваются. Трисс, он был стар. Ты ведь знаешь. Трисси, пожалуйста успокойся. Ты вся горишь! Трисс! Трисси! — Моя истерика не прекращалась. Слезы снежной лавиной катились по моим щекам.       — Верни его мне, — повторяла я. В голове гудело, а открывая глаза, перед собой я видела только пелену от слез. Вскоре я вовсе лишилась голоса. Голова беспощадно звенела и я, кажется, потеряла сознание. «Не лучше ли, если я умру?» — подумалось мне, — «Вероятно, так всем станет легче» Где-то глубоко в моей голове засела мысль, о том, а отразилось ли это на моем сердце? Единственном, которое я не могу видеть. Коричневый. Надо же. Мои волосы были именно того самого оттенка утраты и предательства, что я видела в сердцах людей. И сейчас моё сердце, вероятно, какая-то его часть, окрасилась в этот отвратительный цвет потери. Если так подумать… Оно вероятно все коричневое. Все кроме одного яркого фрагмента моей жизни. И этим фрагментом был Зей. «Вероятно, моё сердце совсем, как у мамы. Совершенно разочарованное в людях» — предательство отца дало начало этому, и я винила его. К этому человеку, мне было противно называть его отцом, я не испытывала ничего, кроме разъедающей ненависти. Он уничтожил нашу жизнь. Он уничтожил доверие. Уничтожил сердце матери… и моё. Он до сих пор, иногда, появлялся на нашем пороге с неизвестной мне целью. Пытался наладить со мной связь? Зачем. Зачем это после того, как он сам же её и растоптал. Зачем он напоминал о себе, в то время как мы отчаянно пытались его забыть. Забыть и никогда не вспоминать. Второй шанс? Я не даю их. Я не бог и не могу судить, но я также и не могу отпускать грехи. В моем праве винить человека. С чего бы я должна думать о нем? Он не думал о наших чувствах, когда предавал. Не помнил, когда врал нам, о своих обещаниях. Он предавал, зная, как важен. Но оказалось, что его можно заменить ещё искуснее, чем он заменил нас. Он предал. И я не позволю ему предать моё сердце ещё раз. Сейчас я наконец поняла всю его ценность. И ни один человек не достоин чужого сердца, когда хочет ему навредить. Все эти мысли, если честно навещающие меня крайне часто, и вполне по силам названные назойливыми, пронеслись в моей голове за какое-то жалкое мгновение. Мгновение, когда моё сознание исчезло.       Смерть родного всегда больно бьет по людям, но я воспринимала все еще сильнее, к этой боли, боли утраты я была наиболее восприимчива. Смерть деда я не помню, мама сказала, что я долго плакала, сидя у бабушки на коленях. После смерти бабушки я плакала в одиночестве. Я плакала, сидя у себя в комнате, на бабушкином любимом кресле, которое она мне отдала незадолго до того, как попасть в больницу. Возможно она чувствовала то, что скоро ее не станет. Теперь, когда умер Ферид. Не знаю, я почувствовала не просто тупую боль и безграничное склизкое чувство его утраты. Нет. Внутри меня поселилось еще более пугающее меня чувство. Чувство того, что я теряю все, чем дорожу. И мне стало страшно, потому что на самом деле я многим дорожила. У меня было много дорогих мне людей, у меня не было много животных, но и возможность потери Матильды испугала меня куда сильнее, чем вы можете себе представить. Даже теперь, когда я просто пишу это мне также больно, потому что время не лечит. Как бы вы не хотели забыть, с большой вероятностью у вас не выйдет, что уж говорить обо мне, которая совсем не хочет забывать. Я не могу забыть всех их, потому что забудь я их, я потеряю себя саму, ведь они сделали меня той, что я сейчас.