Цвет моего сердца

      Когда я была еще совсем молодой я находила в одиночестве истинное счастье. Это одиночество, одним словом, просто было моим, вот и все. Я могла делать что угодно. Могла часами сидеть в мамином кресле, когда ее нет дома, могла в тысячный раз перечитывать книгу, могла часами болтать сама с собой, в поисках внутренней гармонии. Одиночество было для меня чем-то особенным. Я могла включить радио, или в тишине прислушиваться к игре на скрипке соседа сверху, а может это был и вовсе не он, но он был похож на скрипача. Я могла сидеть или лежать и прислушиваться к каждому звуку, могла закрыть глаза или широко распахнуть их и смотреть на комнату, могла выйти во двор и в своей особенной тишине сесть на качели, могла крутиться на карусели до тех пор, пока не станет совсем плохо. Одиночество было чудесным. В моей жизни было достаточно важных людей, много друзей, с раннего детства. У меня были чудесные родители, и я была действительно счастлива в их окружении, но несмотря на это одиночество просто слилось со мной, и я уже не замечала, как могла отказаться от встреч, разговоров, поездок. Просто так, чтобы побыть в одиночестве. Родители понимали, я так думаю.       Маркус появился в моей жизни, хотела бы рассказать, когда точно, но это произошло так неожиданно, что я и не вспомню сейчас. Где-то в начале второго курса. Я была такой молодой ласковой девочкой, что даже сейчас мой собственный вид вызывает у меня улыбку. Он просто поздоровался со мной в коридоре, так мы и познакомились. Никакой романтики, обычное знакомство. С ним все было…обычным. Наверное. Он по-простому улыбался, смеялся со мной, как-то всегда оказывался рядом. Я могла идти по парку зимой, а он выскакивал из какого-нибудь переулка и закрывал мне ладонями глаза.       — Ну же! — смеялся он, — Сал! Кто же это?       — Маркус. — это всегда оказывался он. Больше никто так не делал. Я быстро к нему привыкла. Он был старше на несколько лет и скоро должен был выпуститься, старшекурсник, элита университета. Он не смотрел свысока, улыбался и иногда убирал волосы с моего лица. Второй курс был довольно напряженным, и я не всегда замечала его в коридоре, сосредоточившись на чтении, тогда он обычно оббегал меня и становился прямо передо мной, чтобы я врезалась в него. Его друзья смеялись, мои смущенно краснели, пряча глаза.       — Здравствуй, Маркус.       — Здравствуй, Салли, — после приветствия он отходил, кивал и шел дальше. Его никто не понимал. Я тоже. После выпуска мы стали реже видеться, у него была работа, у меня отсутствие времени. Иногда вечерами он звонил мне, и мы говорили. Мама сердилась, что я так долго болтаю. Когда я была на четвертом курсе он предложил мне жить вместе. Мы гуляли в парке. Я согласилась. Тогда…возможно проводить с ним время стало для меня такой же привычкой, как и одиночество. С последним я на время попрощалась. Нам было весело вместе. Он был искренен, я была счастлива. Я не жила в недостатке любви, но любовь Маркуса… Она делала меня уверенной в себе. Я теперь и не знаю, была ли это любовь к нему, или просто слепое следование за тем, кто тебя любит, но я следовала за ним. Через пару лет появилась Беатрисс. Мама злилась. Злилась на меня, на Маркуса, но в то время мне казалось, что больше всего она злилась на Трисс.       — Зачем, Салли? Ведь ты мечтала совсем не об этом. — Я посмотрела на нее, немного склонив голову. На самом деле. На самом деле я не знала, о чем же я мечтала, да и были ли у меня мечты? Я пожала плечами. Это тоже разозлило маму. — Ты всегда была такой.       — Какой, мама. Какой я была? — я спросила, смотря ей в глаза. Мне было любопытно. Потому что я совсем не знала, какой же я была.       — Безмозглой. Ты всегда шла к цели, это правда, — она кивнула, подтверждая свои же слова, — всегда достигала того, к чему шла. Но ты, Салли. Никогда не думала о том, что же ты делаешь.       — Вот значит, как… — я не понимала маму. Всех остальных тоже. Каждый говорил мне что-то, но все было разным.       — Ты чудесная.       — Восхитительная.       — Трудолюбивая.       — Ответственная.       Мне много чего говорили, но я так и не могла понять, какая же я настоящая. Через еще несколько лет дела стали ухудшаться. На работе у Маркуса все никак не шло, он стал срываться. Не часто, но я видела в его глазах то, чего раньше не видела — ненависть. И этого я тоже не могла понять. Я была с ним, скорее потому что он так хотел, радовалась вместе с ним и грустила, поддерживала и видела в его глазах радость, раньше видела. Но потом все это заменилось злостью и ненавистью. Я не понимала. Я сбежала от него. Взяла Трисс, свои вещи и уехала. Вскоре вернулось одиночество. Теперь… Теперь это уже было не то, не прежнее одиночество, теперь оно стало совсем другим. Не знаю, любила ли я Маркуса, наверное, любила. После него пришла боль. На самом деле больно стало еще тогда, когда я увидела в его глазах ненависть. Я заглушила боль, но сейчас. Сейчас стало хуже.       — Я говорила тебе. Он тебе совершенно не нужен был, — мама сказала это с упреком, держа на руках спящую Трисс. Я искривила губы в улыбке и кивнула. Это была не правда. То есть не совсем. Возможно мне не нужен был Маркус. Но мне требовалась эта его особенная забота, его улыбка и влюбленный взгляд. Мне нужны были его шутки и объятья. Мне нужны были его глупые очевидные вопросы.       — Кто же это, Сал? — подойди ко мне тогда тот, тот самый Маркус, я бы, наверное, заплакала.       — Маркус. — люди меняются, я это выучила. Я тоже изменилась, наверное. Рядом со мной всегда была Трисс. Ее маленькие ладошки, пухлые щечки и детский смех.       — Мама! — это звучало красиво. Она была действительно похожа на меня, мама подмечала это каждый раз, когда мы приезжали к ней.       — Как хорошо, что она похожа на тебя! — я улыбалась. Было довольно грустно. Грустно потому что в ее прекрасных густых каштановых волосах то тут, то там я видела проскакивающие светлые пряди, а в ее темных глазах виднелся металлический отблеск. Я была жалкой. Я могла посмотреть на дочь и замереть. Я грезила с открытыми глазами. Я любила Трисс, по-своему любила. Наверное, такой же особенной любовью, какой любила меня моя мать. Любовью, которую слишком сложно распознать. Я заботилась о ней как могла. Я действительно старалась. Я берегла ее несмотря ни на что, делала все то, что требовалось бы для ее будущего.       Маркус нашел нас, потом еще раз и еще. Раз за разом. Появлялся у нас на пороге. В костюме или в обычных джинсах. С прической или взъерошенный. И я каждый раз все еще мечтала увидеть в нем того самого Маркуса. Студента последнего курса. Проходили годы, Трисс росла, но я действительно хотела увидеть того самого парня, с которым тогда познакомилась в коридоре. Но того Маркуса давно уже не было. Было как-то по грустному обидно за то, что спустя столько лет, спустя все то, что я пережила с ним. Несмотря на все это я все еще хотела увидеть того самого Маркуса.       Я провернула ключ в замке и открыла дверь. Дом как обычно встретил меня тишиной. Этот домик мы с Трисс присмотрели вскоре после того, как уехали из моего родного города. Он не был слишком большим, рядом находились невысокие пятиэтажки, и в сравнении с ними он уже был крошечным. Он не был вычурным, или каким-то таким, нет. Белые стены, коричневая крыша, мы купили этот дом скорее из-за сада. Со временем обычные белые стены Трисс с помощью трафаретов украсила разными рисунками растений, внутри мы тоже все обустроили так, что его бы и прошлый хозяин не узнал. Все поменялось. Город был довольно большим, но дышалось здесь легко, словно приехал куда-то в чистое поле, где нет ровным счетом ничего. Где-то послышался торопливый топот.       — Мати? — кошка выбежала с кухни и потерлась о мои ноги. — Здравствуй, Мати. Комната Трисс была пуста. Она уехала. Я оглянулась в доме. Вот и одиночество, то самое, которое раньше так меня радовало. Вот оно. На шкафчике стояла в рамке фотография Трисс. Она была здесь еще такая крошечная. Я ласково улыбнулась, поглаживая снимок, через прохладное стекло, совсем невесомо, еле касаясь. Мы практически не разговаривали с ней. Перебрасывались парой фраз, желали друг другу удачи, здоровались, но, не знаю, не было никаких отношений, как у матери с дочерью, мы были друг для друга обычными сожителями. «На самом деле… На самом деле у тебя очень яркое сердце, мама.» — эта фраза до сих пор крутилась у меня в голове. Я думала и думала, и все же никак не могла с этим согласиться. Оно было совсем неярким.       — Я, Мати, была отвратительной матерью, слишком обиженной на всех, слишком зацикленной на тех, кто меня предал. — кошка что-то промурлыкала, потираясь головой о мой подбородок. Зазвонил телефон, и я долго не могла его найти. Нужно привыкнуть класть все на место.       — Да? Ало?       — Сал. — Одно только сокращение моего имени заставило вздрогнуть.       — Нет. Не нужно.       — Сал, погоди. Пожалуйста. Не клади трубку. Я… давай встретимся. Я хочу поговорить. Хорошо? Сал.       — Зачем? — я выдохнула, прислонившись к стене.       — Пожалуйста, Сал. На нашем месте, хорошо?       — Ладно. Да, Хорошо. Завтра после трех я буду там.       — Ох, Мати, — я погладила кошку и тяжело вздохнула. Нашим местом был парк. Тот самый, по которому мы гуляли, будучи еще студентами. Наше место. Сейчас это звучало совершенно глупо. Никаких нас может и не было вовсе, какое уж там место, но все же там, там витало много наших воспоминаний. Моих и Маркуса. И они, несмотря на все произошедшее вне ворот этого места, были невероятно счастливыми. Место было не так далеко, в соседнем городе, два часа езды, если на машине, но ехать на ней почему-то никуда не хотелось.       На вокзале было шумно, хотя было довольно поздно. Тем лучше, я не буду забивать себе голову очередными глупостями. В таком шуме нельзя спрятаться, но во время поездки рядом никого не было. Через несколько рядов от меня сидела пара, через еще несколько сидел какой-то мужчина и все. Было тихо. Я посмотрела в окно и увидела собственное отражение. Красивые лампы тоже отражались. Будь отражение чуть тусклее его можно было бы принять за звезду. Поезд плавно скользил по рельсам, а я продолжала наблюдать за спящим миром, проплывающим за моим окном. Было чудесно. Как секундная вспышка молнии в моей голове возник лишь один вопрос:       — Интересно, как поживает Трисс…       Хоть я и сказала Маркусу, что я буду в парке в три, я появилась там в двенадцать утра. На поезде поездка вышла куда более долгой, из-за того, что пути лежали сразу через несколько городов, но это не доставило никакого дискомфорта, скорее наоборот, я почувствовала себя спокойной и свободной. На самом деле я впервые вырвалась куда-то за столь длительное время. Прошло столько лет, а парк был точно таким, каким я запомнила его. Совсем близко было здание университета и кафе, в котором я часто бывала с подругами, рядом правда построили какой-то ресторанчик, но общей картины это не меняло. Через стекло ресторана я заметила знакомую фигуру. Маркус. Уложенные волосы, деловой костюм, очень похож на того самого, только вот характер был совсем иным, и в волосах уже проскальзывала седина. Я присела так, чтобы иметь возможность и дальше наблюдать за столиком. Маркус заключал сделку с каким-то мужчиной, это сразу было заметно по его мимике и поведению, даже через стекло. Я знала эту его профессиональную сторону. Он был хорош. Он умел быть и заказчиком, и исполнителем, иногда посредником, работу выполнял всегда с энтузиазмом. Наверное, смотря на него, я хотела работать так же. Возможно такой я и стала. Они долго совещались, разбирали документы и пили кофе, я снова вспомнила о Трисс. Она мне не ответит, это я знала. Я обидела ее, сделала это специально, иначе ей было бы больно, но и мне было больно, хотя признавать этого совсем не хотелось. И, хотя обещала позвонить, до сих пор молчала.       «Здравствуй, Шон. Извини за очередное беспокойство. У вас все хорошо?» — я заблокировала телефон сразу после того, как отправила сообщение, но зря. Ответ пришел мгновенно.       «Здравствуйте, миссис Салли! Простите, что так редко пишу вам. У нас все хорошо. Трисс учится и практикуется в клинике. Я отправил вам кое-что, зайдите на почту среди следующей недели, должно будет уже дойти. Еще раз простите, что редко пишу вам, мне очень стыдно. У вас все нормально?» — я улыбнулась. У них все хорошо.       «Да, все хорошо. И ничего страшного, я очень благодарна. За то, что ты с Трисс. Надеюсь, у вас все будет хорошо.» — я положила телефон в карман своего пальто и прикрыла глаза. Рядом со мной села девочка с гитарой и посмотрела прямо на меня.       — Здравствуйте, — сказала она, — Вы не против, если я тут поиграю? — Я улыбнулась       — Конечно. — девочка улыбнулась и начала мягко и нежно перебирать струны. В этот момент я почему-то вспомнила того мальчика-скрипача и то, как я слушала его мелодии. Музыка у девочки выходила чудесной.       — У нее есть слова?       — У кого? — я засмеялась.       — Ни у кого, а у чего. У песни. Есть слова? — Девочка улыбнулась, сперва замешкавшись, а затем кивнула.       — Да, я написала, только. Я петь не люблю. Это от игры отвлекает. –Я, улыбнувшись, кивнула.       — Ясно.       — Мисс.       — Да? –Я снова повернулась к ней и посмотрела на листок, который она мне протягивает.       — Может, вы споете?       — Я? –Я засмеялась. — Какой же из меня певец.       — Ну пожалуйста, мисс. Так музыка выйдет еще лучше! Прошу вас, мисс.       — Ох, ну, ладно. Ничего ведь не случится.       Она вновь мягко заиграла, а я подстроилась по ритм. Музыка была чудесной, девочка была очень талантливой, если придумала ее сама, слова тоже были необыкновенными. Что-то в них было такое особенное, что привораживало. Я прикрыла глаза и запела то, что уже успела запомнить. Я, в своем любимом месте во всем городе, в месте, которое связывает меня со старыми воспоминаниями, и эта девочка, играющая в этом месте такие прелестные мелодии. Мы были такими чудовищно разными, но эта песня, безусловно талантливо написанная, объединила нас сейчас. Я открыла душу этой песне, потому что в этой песне было что-то и про меня, в ней было что-то про этот город, из которого я уехала уже давно, было что-то про этот парк и про людей, которых я, возможно, никогда в жизни не видела и не увижу, но сейчас, в это самое мгновение я была близка со всем этим, и я улыбнулась. Потому что возможно впервые за столько лет, я поняла то, чего я хочу, поняла то, кто я и зачем я делала все то, что делала. Ответ был совсем простой. В этом всем было виновато то, что я Салли Филиус. Вот кем я была. Не трудолюбивой, безмозглой, талантливой, нет, я была всего лишь Салли Филиус. Я не мечтала о карьере, как говорила мама, и не о семье, как говорили подруги. Просто о том, чтобы быть Салли Филиус. И, возможно, я не совсем справилась с этим, а, может, и да. Этого я никогда не узнаю. Но сейчас я знала, что на протяжении всего этого времени рядом со мной была, не только моя дочь, которая спасала меня, не только боль, которая уничтожала меня. Рядом со мной всегда была я сама- Салли Филиус — та, что всегда указывала мне путь. И я совсем не жалею, потому что внутри меня Салли Филиус, и она довольна. Довольна своей карьерой, своим образованием, своей прекрасной дочерью, довольна своим домом и своей кошкой, довольна своим садом и своей прической. Она была довольна всем, что у меня было, а это значило, что я в своей жизни все делала правильно, может не сразу, но на второй, на третий раз все выходило как надо. Музыка затихла, послышались хлопки, и я открыла глаза. Вокруг стояли люди, на их лицах сияли яркие улыбки. Девочка смутилась, краснея. Я протянула ей визитку.       — Здесь мой номер, возьми, позвони мне сегодня вечером или завтра с утра, хорошо?       — Хорошо? Но, зачем?       — Ох, я зам одной из музыкальных студий, — я кивнула на визитку, — Я не стану ничего обещать, но у тебя огромный талант. Правда.       — Да-да, — послышалось из толпы, — Поверь ей. Она хорошо разбирается в музыке, поэтому и пошла работать ко мне, — наконец передо мной показался Нил Макларен.       — Нил! Что вы здесь делаете? Как же ваш график? — я нахмурилась, смотря на часы, и заметила, как мужчина смеется.       — Вы — Нил Макларен?       — Собственной персоной. — Кивнул мужчина, улыбаясь.       — А вы, — девочка посмотрела на визитку, -Салли Филиус?! Погодите. Салли Филиус пела мою песню. Вау! — я недоуменно посмотрела на девочку, потом на директора, но тот только пожал плечами, — Моя бабушка, преподавательница в университете, в котором вы учились. Она часто брала меня с собой на работу. И… эм… один раз я случайно зашла в класс, когда там пела девочка. Бабушка сказала, что вы каждый день поете там, когда одни. Вы тогда так поразили меня! Я и писать то начала из-за вас. — Она снова смущенно улыбнулась, поглаживая свою гитару.       — Спасибо, — я ярко улыбнулась и обняла девочку, — Это очень приятно. Спасибо. Нил? — Я повернулась к мужчине, он кивнул.       — Мы заключим с вами контракт. Если ваш талант заметила наша леди-лед, которая никого не признает талантливым, то вы определенно обязаны с нами работать, — мужчина снова засмеялся. Люди уже давно разошлись и теперь гуляли по парку, возле скамейки остался стоять только Нил и… И Маркус.       — Ах, да! Это Маркус Литон, у нас с ним была встреча.       — Не стоит нас знакомить, мистер Макларен. Мы с мисс Салли давно знакомы. — Маркус улыбнулся, подавая мне руку, и я улыбнулась.       — Где же вы познакомились? Не помню, чтобы у нас здесь до этого были переговоры.       — Маркус Литон, — произнесла девочка, и мы обернулись, — Да ведь вы… Вы ведь встречались? Простите, — смутилась она. — Не стоило спрашивать.       — Ничего, — я пожала плечами, — Не думала, что об этом кто-то помнит. Мы учились в одном университете. И встречались. Он — отец Трисс. — последние я сказала уже Нилу.       — Погоди. — остановил меня Нил, — Маркус — отец Трисси? — Я кивнула.       — Я приехала, чтобы поговорить, не ожидала, что мы сотрудничаем с фирмой в этом городе.       — Маркус — отец Трисс? — Я улыбнулась, снова кивая.       — Да, Нил, Маркус — отец Трисс.       — Тот самый, о котором она болтала?       — Тот самый.       — Еще не поздно отказаться от сотрудничества? — шикнул Макларен, морщась.       — Нил! Перестань. Это наши дела. Фирмы, это никак касаться не должно. — мужчина еще раз оглянулся на Маркуса и кивнул.       — Как скажешь.       — Переговорите с мистером Маклареном в кафе, хорошо?       — Конечно, — кивнула Эмма, ярко улыбаясь и застегивая футляр с гитарой.       — Когда ты стала такой, Сал?       Мы с Маркусом снова сели на скамейку и посмотрели в небо.       — Вероятно я всегда такой была, просто сама этого не знала.       — Нет, — он махнул головой, -ты изменилась. Стала честнее и теперь ты не боишься открыться перед людьми. Это очень хорошо, Сал. Я правда рад за тебя.       — Спасибо.       — Прости, — произнес он. Я вздрогнула. — Трисс тогда немного промыла мне мозги. Я знаю, что это эгоистично, и ты не обязана меня прощать, совсем наоборот, просто я действительно должен был это сказать. Прости за то, что предал твое доверие. Я прошу прощение за то, что поднял на тебя руку и оттолкнул Трисси тогда. Она меня ненавидит –это правильно, — он кивнул, — Я сам себя ненавижу. Сейчас, как и всегда было, эгоистично говорить, что я любил тебя, правда любил. Ты знаешь это. А потом все пошло наперекосяк, это была моя вина, но я переложил ее на вас. Прости, что те годы, когда должен был уделять время Трисс, чтобы и она увидела мою любовь, я занялся проектом, который все разрушил. Мне правда очень жаль. Я люблю ее и тебя. И тогда тоже любил. У меня действительно не хватало времени на вас, и мне жаль. Я должен был быть с вами.       — Знаешь… — я произнесла это так легко, хотя, казалось, будет куда сложнее, — Ты всегда говорил, что любишь меня. Помнишь? Абсолютно всегда. Я слышала это сотню раз за день. Тебе не нужно было это говорить, потому что я все видела в твоих глазах. Видела твою любовь, но ты говорил. И ты делал столько всего, что я не могу даже сосчитать. Ты встречал меня, провожал, всегда был рядом. Всегда, когда ты был нужен мне, ты был рядом. И я, я благодарна тебе за это. Я благодарна за ту любовь и за все то, что ты делал ради меня. Прости.       — За что? –Маркус зажмурился, подставляя лицо под солнце.       — Я ни разу так и не сказала, что люблю тебя. Всегда казалось, что я отвечаю тебе, но, вспоминая, я не сказала тебе этого. И, знаешь, если бы я стала для тебя тем, кем ты был для меня, возможно всего этого бы не было.       — Нет, — он махнул головой. — Ты ни в чем не виновата.       — Виновата, Маркус. Когда я была на грани срыва из-за ребенка и мамы, когда я хотела закончить все это, ты был рядом. Ты говорил со мной, несмотря на то, что был занят, ты взял отпуск и сидел со мной дома, отпаивая чаем и заботясь больше чем кто бы то ни был, но я не поступила так. Я, наверное, посчитала тебя сильным, потому что ты всегда был со мной, когда мне было плохо. Я посчитала, что ты сильный и справишься со всем этим один. Я была не права, и это моя вина. Так что, мы оба виноваты. И… Ты ведь не хотел толкать Трисс. Я знаю. Ты ценил ее больше чем даже я, наверное. Ты любил ее, хоть и не всегда поступал правильно. Я все еще помню, как ты разговаривал с ней, когда она была в моем животе, — я усмехнулась, — Я, Маркус, помню, как ты бережно держал ее на руках. Так что я знаю, что тебе действительно стыдно за тот случай. Прости, что не помогла тебе и за то, что так получилось с Трисс. Я сделала тебя виноватым. — я посмотрела ему в глаза и улыбнулась.       — Зато она стала такой же, как и ты Сал, невероятно сильной. И этот ее друг! Горжусь моей девочкой! — Маркус улыбнулся, — Я тогда переборщил с игрой. Даже оскорбил их, хотелось удостовериться, что он действительно на ее стороне и всегда будет с ней. У меня никогда таких синяков на лице не было! — мужчина уже откровенно смеялся, –Она, наверное, возненавидела меня еще сильнее. Я действительно сделал ей больно. Как она?       — Все немного сложно сейчас. Тот ее друг спас ее, вытолкнул из-под несущейся машины. Сам сильно пострадал. Очень сильно. И, эм… — я замялась. Об этом говорить было сложно. — Он написал своим родителям мне и общему с Трисс знакомому, чтобы она уехала. Ей было действительно плохо. Она… Он был для нее важен.       — Она уехала?       — Да, вместе с Шоном. У них все хорошо. — мужчина кивнул, — Знаешь, Маркус, я так давно хотела тебя увидеть.       — Меня? Быть такого не может, -он рассмеялся.       — Того тебя, который оббегал меня в коридоре, чтобы я поздоровалась, того, который постоянно спрашивал очевидное, того, кто искренне говорил, что любит меня. Наверное, я и сама не понимала, как сильно этого хотела. Но когда ты приходил, это был совсем не тот Маркус. — он вновь кивнул.       — Я тоже хотел увидеть вновь ту Салли.       — Какую? –Я повернулась, посмотреть на него, но на скамейке его не оказалось.       — Кто же это, Сал? Ну! Кто это? — он смеялся, закрывая своими ладонями мои глаза, — Маркус.       — Вот эту Салли я хотел увидеть снова. Как же сильно я этого хотел! — он прислонился лбом к моей шее.       — Но это же обычная я, разве нет? — недоуменно спросила я.       — Ты не понимаешь. Ты говоришь, что никогда не говорила мне, что любишь меня, но ты говорила. По-своему. Каждый раз, когда я делал вот так, — твой голос так искрился. Несмотря на то, что только я так делал и что это было глупо, вот этот голос, всегда показывал мне, что ты меня ждала и ты улыбалась, прямо как сейчас. Иногда перед тем как подойти к тебе я долго стоял возле той ивы, — Маркус указал мне на дерево, все еще прислоняясь лбом к моей шее, — и наблюдал за тобой. Ты никогда не улыбалась. Ты улыбалась только мне. И это было лучшим признанием для меня. — он отстранился, но я схватила его за руку, лежащую на моем плече.       — Посиди там еще немного.       — Что-то не так?       — Нет, -всхлипнула я, — просто посиди. –Но он все равно поднялся и сел рядом со мной.       — Глупая, — он положил мою голову к себе на плечо, — прости. Прости. Я сказал тебе не прощать меня, но на самом деле я так хочу этого. Я скучал по тебе, моя Сал, правда, хотя это и эгоистично, прости, но я никак не могу тебя отпустить. Ты знаешь, что я на 5 курсе, ты тогда была на втором, я подрался со всеми парнями, чтобы они к тебе не лезли. –Он рассмеялся, — я подрался с ними, чтобы ты была моей, прости. –Его ладонь вновь, совсем как раньше, убрала волосы с моего лица.       — Ты ведь знаешь, что я всегда замечала тебя в коридоре? Твой смех был слышен задолго до того, как ты вообще появишься там.       — Знаю. Это была наша с тобой игра в приветствие. Мои друзья рассказали мне, я бы не догадался.       — Ах! –в притворном возмущении воскликнула я, — Мой секрет раскрыли. — Маркус снова засмеялся.       — Прости, Салли Филиус, но я люблю тебя, — произнес он, и я вспомнила как на третьем курсе он сказал то же самое.       — Прости, Маркус Литон, но я тоже тебя люблю. Спустя столько лет, столько боли, но я все еще люблю тебя.       — Совсем не стоило       — Тогда и тебе. Потому что в семейных вопросах всегда виноваты оба, верно? Верно, — оборвала я, — Даже не спорь со мной. — в конце концов быть с ним стало для меня такой же привычкой, как и одиночество. С последним я попрощалась, теперь, надеюсь, до самого конца.