***
Перед Рождеством, которое Малфою приносило лишь печальные воспоминания о былой роскоши, Мэнер обычно становился еще темнее. Но в этом году неугомонная Грейнджер постарались на славу. Она уговорила молодого человека на заговоренные светящиеся гирлянды, на еловые венки и яркие красные скатерти. И это парень ну никак не мог назвать ошибкой, потому что впервые за почти пять лет, прошедших после войны, Мэнер напоминал дом, а не просто помещение пригодное для работы и жизни. Грейнджер, как прилежный организатор торжества, даже в министерстве не задержалась, а оказалась в поместье раньше и принялась наряжать раскидистую ароматную ель, которую по ее просьбе поставили домовики. Нарцисса-девочка за время, проведенное вместе с Грейнджер, к ней попривыкла и теперь не выдавала колкие комментарии, а лишь недовольно вздыхала, когда волшебница с горящими глазами просила изменить еще что-то. — Хозяйничает, как в старые времена миссис Малфой, — перешептывались между собой домовики, шныряющие туда-сюда с красно-зелеными гирляндами. — Гермиона Джин Грейнджер, если ты не угомонишься, я собственноручно усажу тебя в кресло, — недовольно произнес Малфой, заходящий в гостинную, где царил и уют и возбуждение, которое золотыми искорками рассыпала вокруг себя Гермиона. — Драко! Я думала ты вернешься только к вечеру. Поэтому мы с Нарци елку без тебя начали украшать, но ты еще можешь присоединиться. — Что за детский сад, украшайте сами драгоценную елку. Я же не ребенок. Гермиона только рассмеялась, что смутило парня. — Ты отрицаешь все ровно так же, как в старые времена. Тебе точно не тринадцать лет? Ну давай же, присоединяйся. Кому вообще не нравится украшать елку? — Мне, если тебя удовлетворит такой ответ. Гермиона только промолчала и поволокла парня к рождественскому дереву. — Видишь эти красные шары, это из Лондона. Мне подарила их бабушка, когда я приехала на первое Рождество после Хогвартса. Повесь их повыше, чтобы было видно, а то мы не дотягиваемся. Драко почувствовал, как все сильнее попадает в сети этой чрезмерно искренней девушки, которая сыплет далеко не тривиальными фактами из биографии неправо и налево.Она его за кого держит? — Я знаю о чем ты думаешь Малфой, у тебя же на лице все написано. «Грейнджер и ее истории — зачем она мне их рассказывает?» Они же про Рождество! А это мой любимый праздник. Поэтому, пожалуйста, сделай мне подарок, потерпи меня еще немного. А потому, я снова спрячусь в свою комнату и все пойдет так, как раньше. Вместо того, чтобы сказать, что его все устраивает. И что он будет только счастлив наблюдать взъерошенную волшебницу каждый вечер в гостинной, парень коротко кивнул. Ель же, которую наряжали три совершенно разных волшебника выглядела удивительно: высокая и добротная с мягкими и недлинными иголочками, которые складывались в довольно богатые ветви, на каждой из которой уже висело по стеклянной игрушке. Нарцисса-женщина, вдруг очнулась от спячки изрекла: — Помнишь, Драко, как мы покупали на ярмарке тех деревянных зверушек. Ты тогда очень просил стеклянных лошадок с гривами из слюды, но отец отказался. — Он сказал, что это слишком вычурное украшение. И они безвкусные. Поэтому купил деревянные звездочки с заговоренными рунами на них.Я помню, мам. Нарцисса вздохнула, вновь погружаясь в воспоминания. — Мисс Грейнджер, — окликнул сосредоточенную леди домовик. — Да, Тилли? — Вы просили сообщить, как праздничный ужин будет готов. Он готов мисс. — Уже? Но еще надо положить подарки и как следует все проверить… — Угомонись, ради Мерлина. Тилли, закончишь с елкой и проверь весь ли дом украшен. Спасибо. Драко вытолкал Гермиону в гостинную, а за ними спокойно прошествовала Нарцисса. — С праздником, что ли? — Гермиона неуверенно посмотрела на собравшихся за столом. — С Рождеством! Надеюсь подарки будут хорошими, — Нарцисса-девочка принялась за поедания пюре, обильно сдобренного подливкой. — С Рождеством, Гермиона, — Драко спокойно отпил белое вино и посмотрел на девушку, которая выглядела как-то не особенно счастливо. — Грейнджер? Девушка глубоко вдыхала, словно ей не хватало воздуха. А потом задрожала, словно в лихорадке, и схватилась за горло. Драко в туже секунду оказался родом с волшебницей. — Что? Опять эта фиолетовая гадость? Грейнджер, не молчи! Девушка начала судорожно водить рукою по груди, словно пытаясь расстегнуть кофту. За нее это сделал Драко. Фиолетовый рисунок спиралью скручивался по середине груди на месте легких, и в данную минуту он пульсировал, меняя свой цвет от черного до светло-сиреневого. — Кровь… — Какая кровь? Грейнджер? Моя кровь? — Гарри, — волшебница уже не могла говорить из-за опухшего горла, сдавливающего голосовые связки. Именно в Рождество, Поттер и его жена впервые узнали о проклятии Гермионы, а еще о том, что Драко Малфой уже не был тем хорьком со Слизерина. Он менялся.***
Драко аккуратно уложила Грейнджер, которая дергалась в конвульсиях, на диван и снял с нее домашнюю футболку, которая обнажила проклятие, переползшее уже на вторую половину тела волшебницы. Теперь фиолетовые сгустки забрались на свободный кусочек ключицы и скрылись под аккуратным серым лифом бюстгальтера. Драко буквально взлетел по лестнице в свой кабинет и спустился обратно с пузырьком алой жидкости — заговоренной кровью Поттера. — Ну же, Грейнджер. Не вздумай прямо здесь умирать, — шипел парень, вынимая пробку из пузырька зубами. По словам Поттера, было достаточно одной капли на место проклятья, чтобы уменьшить его активность. Дескать, темный заговор почувствует кусочек крестража (которым когда-то являлся Гарри) и успокоится. На время, естественно, но успокоится. Гарри знал это из-за путешествия, которое золотая троица проделала на седьмом курсе. Хоть что-то шрамированный кретин знал. Было достаточно капли крови на руку, но для эффективности и спокойствия, Драко еще и на груди девушки вывел защитную руну. Гермиона с огромным трудом вдохнула. — Гляди, тебя смогло заткнуть только проклятие. Восхищаюсь тобой, Грейнджер, — криво улыбнулся Драко, прикрыв девушку пледом. Гермиона повернула голову влево, словно стараясь избежать ледяного взгляда юноши. — Спи, Грейнджер. Я знаю, что ты очень хочешь спать. Гермиона лишь несогласно замычала. — Я тут посижу. Проверю, чтобы это опять не началось. Хорошо? Драко сел на пол, оперевшись спиной на диван. — Я должна тебе песню, Драко, — прошептала волшебница. — Ты должна мне извинения. Хотя, я тоже тебе их должен. За свое отношение в Хогвартсе. А еще за то, что не всегда высказываю все, что думаю. Ты услышала? Это только в этот раз. И только потому, что я сновь полюбовался на твою прекрасную грудь. Гермиона недовольно пихнула его головой в спину. Драко рассмеялся. — Я понял. Не шучу так больше. Гермиона уткнулась лбом в его спину и тихо-тихо всхлипнула, так обычно тоскуют брошенные собаки. — Грейнджер. Дыши, хорошо? Больше ничего не требуется. А я почитаю тебе твои проклятущие стихи. Хорошо? Опять этот, про парня ушедшего в лучший мир. Гермиона только всхлипнула. Драко взял томик с подлокотника дивана, откашлялся и начал читать.Он ушел туда, где солнце встает на западе. Туда, где тучи никогда не плачут. Я прошу, опусти свое знамя, зарево, И мы с тобою поплачем. Он хотел, чтобы ему дали больше воздуха, Чтобы света включили в окнах, Чтобы не звали его вором-разбойником, А слушали песни запоем. И меня отпустите, где царствует истина. Где правда ценнее золота я прошу — выбей мне двери к пристани, Откуда уплыть легче, чем остаться в запое. Он ушел туда, где солнце встает на западе, Туда, где чайка красивее сокола. Я бы тоже ушел, но знаю я, Что нельзя уйти за теми, кто умер.
Дыхание девушки приобрело размеренный ритм и, в конце концов, она засопела, сжимая в руке рубашку Драко. А хозяин поместья смотрел на огонь и думал, что хотел, чтобы девушка любила его так же, как умершего надоедливого Уизли, подарившего ей томик стихов как-то маггловского поэта.