ТЕЙЧИ
Аой была напугана, страх парализовал ее. Даже сбитая наземь мощным рывком, она думала только о том, куда вонзятся острые зубы, покрытые смертоносной слюной. Она молилась, лишь бы животное не выбрало для атаки шею, поэтому свернулась комочком в пыли, стараясь спрятать горло и заранее готовясь к пронзительной вспышке боли, которая уже должна была настигнуть ее. Но через пару секунд после падения Аой услышала короткий визг и больше ничего. Ни звука когтей, царапающих каменистую почву, ни угрожающего рычания, которое так поздно насторожило ее. Аой чувствовала, что слезы текут по щекам, но не смела отнять рук от лица. Лежа на земле с отчаянно колотящимся сердцем, она плакала от жалости к самой себе. Легкие несмелые шаги приближались, и Аой знала, кому они принадлежат. Тому, кто не раз просил ее быть осторожной, тому, кто спас ее бесполезную задницу, пока сама она, как обычно, облажалась из-за своего упрямства. Ну почему именно Зеницу должен был увидеть ее такой — жалкой, трусливой, рыдающей от страха? Почему именно ему она показала те свои качества, которые так презирала в нем? Она резко села, размазывая грязными руками бегущие слезы. Рядом с ней темным силуэтом стоял Зеницу, но не он овладел вниманием Аой. Чуть поодаль лежал труп собаки с отсеченной головой, пасть до сих пор была раскрыта в угрожающем оскале. Тонкая струйка крови медленно вытекала из ровного гладкого среза на месте шеи. Земля была пересохшей и твердой, красная густая жидкость не впитывалась в почву, а мерзкой дорожкой пропадала где-то под холмом. Аой совсем не боялась крови и не жалела больного пса, смерть от бешенства была бы гораздо мучительнее, но она увидела то, от чего у нее перехватило дыхание. Красивый клинок Зеницу с желтым лезвием был брошен там, возле трупа, перепачканный в прилипшей к кровавым пятнам дорожной пыли. Ее словно оглушило, когда она поняла, что почти такой же клинок, с чуть более женственной рукоятью и нежным розовым отливом на лезвии спокойно лежал в ножнах у нее на бедре. Как она может надеяться выйти живой из схватки с демоном, если даже в смертельной опасности не подумала защитить себя! Аой любила медицину именно потому, что всегда чувствовала потребность помогать другим, заботиться о слабых, но насколько же нужно быть беспомощной, чтобы не уметь позаботиться о себе! Она отвернулась, оставив за спиной Зеницу и его меч — напоминание о собственной никчемности. И буквально через пару мгновений Аой ощутила горячие руки на своих плечах. Зеницу робко поглаживал ей предплечья почти невесомыми движениями, словно боясь уколоться о ее холодность. — Аой, как ты? Тебе не больно? — услышала она взволнованный голос. Не хватало ей еще и его жалости! Аой повела было плечом, чтобы скинуть чужую руку, но внезапно увидела то, что сразу заставило ее забыть обо всех своих переживаниях. Левый рукав рубашки парня был порван. — Зеницу, собака укусила тебя? — встревоженно спросила Аой, поворачиваясь к юноше. — Кажется, лишь немного задела, — ответил тот без малейшего признака беспокойства. — Пресвятые данго, Зеницу, ты что, совсем идиот?! Она же была больна бешенством, это смертельно опасно! Лицо Зеницу побледнело, а Аой вскочила на ноги и дернула парня, заставляя того подняться следом. Окинув быстрым взглядом окрестности, она заметила неподалеку дерево с толстым широким стволом и потащила за собой совершенно растерявшегося мальчика. — Я что, теперь умру? — бормотал он, послушно двигаясь за ней. — Не умрешь, все будет хорошо, — успокаивала его Аой. Она усадила совсем раскисшего парня на траву под деревом и принялась закатывать его рукав, — Как тебя вообще укусили? Я думала, ты очень быстрый. — Совсем с ума сошла, женщина?! Представь, что было бы, оттолкни я тебя на большой скорости? У тебя не осталось бы ни одного целого ребра! — похоже, эта возмущенная речь забрала у Зеницу все силы, и он закрыл глаза, прислонившись головой к бугристому стволу. Аой решила, что ей пора заткнуться. Она и не думала, что Зеницу вытолкнул ее из пасти пса, ей казалось, бешеное животное повалило ее на землю. А получается, Зеницу сознательно спасал ее, рискуя оказаться укушенным. Ей стало стыдно перед ним, как никогда в жизни, но Аой не знала, чем помочь юноше, особенно перед крайне болезненным уколом. Она как можно бережнее протерла мышцу плеча Зеницу, куда намеревалась сделать инъекцию средства от животных ядов, словно заранее извиняясь за боль, что ему причинит. — Зеницу, потерпи немного, сейчас будет неприятно! Сконцентрируй дыхание, чтобы не дать яду распространиться слишком быстро. Одним плавным движением она вогнала шприц в плечо. Сердце Аой болело так, словно это ей кололи обжигающую жидкость. Зеницу зашипел, а Аой стиснула зубы, когда парень изо всех сил сжал ее ногу чуть выше колена. Сейчас ей даже не хотелось размышлять, как его рука вообще оказалась у нее на бедре. — Аой, я умираю, я чувствую это! Все горит! — Зеницу открыл мутные от боли глаза, — передай Незуко, что мои последние мысли перед смертью были о ней! Аой в это время осматривала место укуса. Выглядело не так уж и плохо: рана чистая, а рука чуть бледнее остального тела, значит, Зеницу все же удалось сконцентрироваться и замедлить кровообращение, несмотря на панику. Она смыла выступившую кровь водой из своей фляги, достала пахнущую хвоей мазь от инфекций и начала наносить на укус. — Ты не умираешь, успокойся! — ответила Аой. И хотя ей было жаль страдальца, теперь, когда она вовремя успела ввести противоядие, он вновь начал раздражать. — Ответь мне лишь на один вопрос, и я умру спокойно, — Зеницу же, казалось, всерьез собрался проститься с жизнью, — Чем Иноске лучше меня? Почему все так любят его? Эти неожиданные слова оторвали Аой от обработки раны. Ее рука была в липкой мази, поэтому она очень медленно и аккуратно, стараясь не запачкать лицо Зеницу, коснулась лба «умирающего». Вдруг она все же вколола ему сыворотку недостаточно оперативно и теперь его мучил жар? Но нет, никаких явных признаков болезни, кроме дикого бреда, не наблюдалось. — Не молчи, это важно! Чем он лучше? — требовательно повторил вопрос Зеницу. Аой вздохнула. У нее были тысячи вариантов ответа, в основном сводившиеся к тому, что Иноске не был капризным бесячим недоразумением, но, с другой стороны, Зеницу же, не задумываясь, пожертвовал собой ради ее безопасности… — Понимаешь, — начала она, чувствуя себя словно на тонком льду, один неверный шаг — и они вновь рискуют поругаться, — Иноске не лучше тебя. Он другой. Вы разные. И любят вас обоих тоже по-разному. Зеницу о чем-то задумался, но потом удовлетворенно кивнул: — Любят по-разному, я понял, спасибо. Больно, — пожаловался он напоследок. — Да, знаю, прости, но я еще не могу использовать обезболивающую мазь, нужно подождать, пока впитается эта, — как врачу, Аой было тяжело видеть чужие страдания. К счастью, она вспомнила о сладостях, захваченных из кладовой, и протянула Зеницу завернутый в салфетку мармелад со словами: — Вот, съешь, придаст сил. Здоровой рукой Зеницу молниеносно выхватил предложенное угощение и замолк. Аой воспользовалась установившейся тишиной и присела рядом с юношей, оперевшись спиной о ствол дерева и размышляя, как же ей действовать дальше. В таком положении она не видела лица мальчика, поэтому неосознанно прижалась к его плечу так плотно, как только могла, словно надеясь хотя бы таким образом уловить мельчайшие изменения его состояния. И помыслить было нельзя, чтобы позволить ему сегодня ночью бродить по деревне в поисках демона. Нужно найти место для ночлега, а значит возвращение в Поместье бабочки придется отложить как минимум на день. Аой покачала головой, которую все еще не оставляла легкая ноющая мигрень, понимая, что происходящее исключительно ее вина. — Все еще болит, — вновь услышала она жалобный голос Зеницу, который, должно быть, уже прикончил весь мармелад. Ну, по крайней мере, теперь его речь не звучала так, словно он прощается со всем миром. — Я знаю, потерпи, пожалуйста, еще немного, — Аой помассировала виски, пытаясь сдержаться и не накричать на несносного мальчишку. — Поговори со мной, — попросил страдающий Зеницу. Хм, надо же, в его белокурую голову пришла дельная мысль. Аой часто разговаривала со своими пациентами, если позволяло время, дружеская болтовня о всяких мелочах действительно помогала забыть о боли. Ей нужно продержаться всего минут двадцать и не взорваться, потом она сможет наконец перевязать руку Зеницу и продолжить путь в Тейчи. — Хочешь, расскажу тебе о Киото? — парень промолчал, но Аой почувствовала легкое колебание его плеча, наверное, Зеницу кивнул в ответ, — Я жила там последние два года. Это потрясающий город. В нем тысячи храмов и святилищ, в Квартале Гейш устраивают уличные представления, а еда на прилавках у торговцев всегда свежая и пахнет так, что душу продать хочется за один укус. А как красиво, когда цветет сакура и белые лепестки покрывают древние мостовые… — Хотел бы я там побывать, — голос Зеницу был мечтательно задумчивым, будто его и правда увлек рассказ Аой, — Мне нравятся города. Я не очень люблю жить в горах, все время боюсь наткнуться на медведя… — Не надейся, что позову в гости, моя квартира слишком маленькая для двоих. Аой услышала, как раненый юноша хмыкнул, и сочла это хорошим знаком. Она еще долго рассказывала о своей жизни, о больнице, в которой работала, о планах и мечтах. Было странно, но казалось, Зеницу действительно заинтересовало, каково это — жить в одном из самых крупных городов Японии, а Аой, обожавшая Киото до умопомрачения, была готова часами расписывать его прелести. Ее удивляли неожиданные вопросы и непосредственные рассуждения Зеницу. Возможно, и с этим странным парнем можно найти какие-никакие точки пересечения. В Тейчи они добрались, когда заходящее солнце было уже почти у горизонта. Поселок оказался густонаселенный, застроенный крепкими добротными домами. Практически у самых ворот Аой заметила небольшой постоялый двор, втиснутый среди остальных деревянных строений. На энгаве приветливо мерцали фонари, приглашая разделить теплый ужин и обещая комнаты для ночлега. — Остановимся здесь? — предложила Аой, указывая рукой в сторону домика, который с каждой секундой манил ее все больше. — Хорошо, я договорюсь о комнатах. Где твои деньги? — спросил Зеницу, доставая из кармана формы бархатный мешочек, показавшийся Аой смутно знакомым. Так вот что это было! Черт побери, она даже не вспомнила об этом приложении к приказу, когда собиралась на задание! Теперь ей придется ночевать на улице. Что же, вполне заслуженное наказание для Аой Канзаки, начинающей алкоголички! Должно быть, Зеницу прочитал ответ, написанный на ее лице, поскольку растерянно проговорил: — Аой, моих денег хватит лишь на одну комнату… Уже через пару минут они стояли перед полной радушной женщиной средних лет, хозяйкой гостиницы, смотря куда угодно, только не друг на друга. — У меня есть то, что подойдет такой милой паре, — довольно улыбаясь, сказала дама, у которой ярко-пунцовый и смущенный донельзя Зеницу попросил отдельную комнату с двумя футонами, — В конце коридора ванная, там можете подобрать себе чистые юкаты по размеру, а футоны в вашей спальне уже сдвинуты вместе.***
Поужинав, Аой направилась прямиком в ванную комнату, оставив Зеницу осваиваться в новом жилище, и теперь, вымывшись, стояла на пороге их пристанища на ночь, не веря, что существуют настолько узкие комнаты. Сказать, что футоны были сдвинуты вместе означало довольно-таки сильно слукавить. Скорее, один футон почти на четверть заходил на другой! Но Аой оставалось лишь сглотнуть подступивший к горлу ком и в очередной раз проклясть свою глупость и несобранность. Комната была пуста, только их дорожные сумки одиноко лежали в углу, и на стене висела потрепанная гравюра, изображавшая уютную обвитую зеленью беседку на берегу реки. Хотя еще с утра Аой страшно раздражал тот факт, что ближайшие несколько дней она проведет с Зеницу, сейчас ей стало тоскливо. Интересно, куда запропастился мальчишка? Аой не отказалась бы поговорить перед сном, да и просто побыть рядом с кем-то привычным и успокаивающим в этом незнакомом поселке. Она спустилась в главный зал, служивший еще и столовой, но и там среди немногих посетителей не увидела знакомую златовласую макушку. Наконец, с подсказки хозяйки Аой нашла своего пропавшего спутника. Выйдя на порог гостиницы и прислонившись к косяку входных дверей, она рассматривала сидящего на энгаве юношу, который не замечал ее присутствия. Зеницу устроился на деревянном полу, удобно оперевшись спиной о резную балку. Рядом лежал блестящий в свете фонарей клинок, на лезвии которого до сих пор виднелись кровавые пятна, и, судя по перепачканной тряпке на колене Зеницу, хозяин пытался привести свое оружие в должный вид. Но его отвлек маленький коричневый воробей, что-то негромко чирикающий и тянущийся за каждым зернышком риса, которыми награждали его покрытые пылью пальцы. Аой улыбнулась и поежилась. Вечера становились все холоднее, а она вышла на улицу в одной лишь тонкой желтой юкате. Только эта одежда оказалась ей впору, хотя цыплячий цвет совершенно не шел к синим глазам и влажным черным волосам. Аой не стала собирать косу, надеясь, что свежий уличный ветерок быстрее высушит распущенные пряди. Зеницу услышал легкое движение и поднял взгляд. — Ты позвал Чунтаро! — Аой подошла и опустилась на колени рядом с парнем, чтобы погладить ласковую птичку. До чего же милая пичужка, гораздо приятнее оглушительно каркающих ворон. — Да, хочу сообщить Танджиро, что мы задержимся, — ответил Зеницу, кивая на свернутую записку возле бедра, — Там еще осталось место, можешь написать пару строк Иноске, если хочешь. — Нет, спасибо, у нас не настолько близкие отношения. Почему ты на улице? — Вышел почистить клинок. Не хотел делать это в комнате, вдруг тебе не понравится. Сама понимаешь, кровь и все такое… Надо же, Зеницу волновался о ее чувствах… Аой еще раз оглядела странную сцену, развернувшуюся на энгаве. Молодой симпатичный юноша, по одну сторону от которого покоится окровавленный меч, по другую — письмо для переживающих друзей, а сам он в это время подкармливает пернатого посыльного припрятанными остатками ужина. Вдруг Аой поняла, что хочет сказать Зеницу нечто очень важное. Возможно, ее слова смогут взбодрить его. — Зеницу, я поняла, чем ты отличаешься от Иноске. Парень вскинул голову, оторвавшись от игры с воробьем, и с интересом посмотрел на нее. — Понимаешь, Иноске — воин, а ты — защитник. Иноске уважает силу, а ты помогаешь слабым. И мне кажется, именно такие Столпы нужны Корпусу Истребителей. Пока вы возглавляете охотников, нам ничего не угрожает. И знаешь, хотя я сказала, что мы не друзья, я хотела бы, чтобы ты стал моим другом. Щемящее чувство удовлетворения и осознания того, что она поступила правильно, не смолчав, накрыло Аой, когда Зеницу едва заметно улыбнулся ей в ответ. Это не была привычная горькая усмешка, это была настоящая улыбка, пусть и напоминающая тень его прежней. Аой стало жарко от нахлынувших эмоций, и она опустила глаза, уткнувшись взглядом в пальцы, перебирающие рисовые зернышки. Увиденное заставило ее протянуть руку и схватить ладонь парня, с ужасом уставившись на нее. Юноша попытался было сжать пальцы, но Аой строго посмотрела на него, и он сдался, смущенно отвернувшись. У Зеницу были на удивление красивые руки. Тонкие кисти с длинными пальцами, благородно выступающая косточка на запястье. «Руки музыканта», так назвала бы их Аой. Когда-то в одном романе ей встретилось изящное определение, и она запомнила его. Но как можно было настолько изуродовать эту элегантную красоту? Безобразный шрам от плохо зажившего ожога пересекал ладонь Зеницу. Когда то нежную кожу покрывали загрубевшие мозоли, подушечки пальцев стали жесткие и плотные, около ногтей выступали заусенцы. Едва ли Зеницу мог выбрать более неподходящее занятие, чем добыча древесного угля. — Зеницу, ну как ты мог так запустить себя? — укоризненно проговорила Аой, водя пальцами по заскорузлой коже и размышляя, что же из этого она сможет исправить содовыми примочками и лечебными маслами, вернувшись в Поместье, — Ты содержишь семью, спасаешь глупых девушек от разъяренных собак, даже о воробье своем не забыл. Как можно заботиться обо всех и совсем не уметь заботиться о себе? Она замолчала. Невнятное чувство дежавю пронзило Аой. Несколько часов назад те же слова она мысленно произнесла, ругая саму себя. Неужели они с Зеницу похожи больше, чем она могла предположить? Аой попыталась было встать, но парень удержал ее. — Прости меня за то, что сказал сегодня днем. Я вовсе не думаю плохо об Иноске. Он очень, очень хороший человек. Просто я не хочу, чтобы кто-то из моих близких страдал, — Зеницу выглядел взволнованным, и Аой решила не перебивать его, — У Иноске есть тайна. Извини, но я не могу сказать больше. Аой закатила глаза и ухмыльнулась. Вот упертый мальчишка. Она поднялась с колен и отряхнула юкату от приставшей к ней пыли. — Я пошла спать. Заканчивай и возвращайся в комнату. Завтра я не позволю тебе отлынивать от работы, Столп Грома. Зеницу снова несмело улыбнулся, а Аой поспешила внутрь, чтобы скрыть неброский, но тем не менее румянец, покрывший ее щеки. Вернувшись в комнату, она легла на футон и попыталась уснуть, гадая, о какой же тайне Иноске хотел предупредить ее Зеницу. Она задремала, но вернувшийся юноша разбудил ее. Аой прикинулась спящей, наблюдая за вошедшим Зеницу. Похоже, сначала он посетил ванную, потому что теперь на нем была белая юката в тонкую синюю полоску. Стараясь не выдать свое любопытство, Аой следила за тихими перемещениями соседа по комнате: вот он устроил в углу свой клинок, сложил черную форму охотника, грациозно скользнул под одеяло и напоследок погасил оставленную специально для него лампу. Аой не смогла сдержать улыбку от увиденного — Зеницу вжался в противоположную стену так сильно, что в этой узкой комнате между ними можно было бы уложить еще одного человека. Забавный он все-таки, хоть и идиот…***
Ей снился удивительный сон. Аой оказалась в саду Поместья бабочки. Яркий солнечный свет заливал все вокруг, и до боли в глазах ослепляли бело-розовые цветы персика. Все деревья, которые она только могла видеть, были усыпаны нежными цветами. Аой успела подумать, что это странно, ведь возле Поместья совсем не было персиковых деревьев, но созерцание невероятной красоты отвлекло ее. Сочная зеленая трава была длиннее, чем ей помнилось, густые заросли щекотали ноги, не давая сделать шаг. Но Аой и не пыталась, она не хотела уходить и лишь подставила лицо под порыв теплого ветра. Ей было слишком легко и радостно находиться в саду возле своего дома, хотя казалось, что не хватает мельчайшей детали, чтобы стать окончательно счастливой. Внезапно ветер подул сильнее, обдав ее кожу жаром. Повинуясь быстрому движению воздуха, хрупкие белые лепестки взлетели ввысь, кружа вокруг Аой в странном танце. Куда бы она ни посмотрела, со всех сторон ее окружали цветочные вихри, и эта удивительная картина вызывала слезы восторга. Подняв голову вверх, Аой заметила, что на кронах персиковых деревьев уже созрели яркие благоухающие плоды. Как только насыщенный аромат фруктов наполнил воздух, неистовый танец бело-розовых лепестков пошел на убыль. Они медленно опускались на изумрудную траву и таяли, словно снег. Проследив взглядом за упавшими цветами, Аой увидела его. Иноске возник посреди сада, будто последние тающие цветочные снежинки создали мираж, чтобы Аой любовалась прекрасным юношей тогда, когда их не станет. Он был таким же восхитительным, как и в ту ночь, когда они виделись в последний раз. На Иноске была все та же черная юката, соблазнительно распахнутая на груди, а на его губах, вкус которых Аой еще не успела забыть, играла чарующая улыбка. Иноске приближался, а Аой едва переводила дыхание, боясь разрушить видение. Растревоженная его красотой, она сделала пару шагов назад, пока не уткнулась спиной в шершавую кору персикового дерева. Аой чувствовала — происходит что-то неправильное. Ее грызло беспокойство, словно она делала то, чего не следовало. Но Иноске не стал ждать, когда она разберется с обуревавшими ее эмоциями. Юноша подошел почти вплотную, и как бы Аой ни пыталась спрятать глаза, она снова и снова возвращалась к созерцанию самого красивого лица в мире, которое сейчас казалось чужим. Резким напористым движением Иноске положил ладонь ей на спину и притянул так близко, что Аой почувствовала, как ее вздымающаяся от волнения грудь упирается в твердое обжигающее тело. От ощущения чужой близости дыхание Аой стало тяжелым и порывистым, но коварный соблазнитель пошел дальше. Его рука побежала вниз, задевая каждый из позвонков и пуская по ним крошечные электрические разряды. Аой никогда бы не подумала, что у Иноске такие чуткие пальцы, играющие на ее нервных окончаниях, словно на музыкальном инструменте. Не в силах контролировать себя, Аой сильнее прижалась к юноше, стремясь уйти от его прикосновений, грозящих свести с ума. Но Иноске не сдался. Наоборот, сильная мужская рука еще крепче обвила ее талию и продолжила путешествие. Твердо и настойчиво она спускалась все ниже, пока не остановилась на ягодице, заставив Аой оцепенеть. Решив, что это уже слишком откровенно, она попыталась оттолкнуть парня, уперевшись ладонью в его обнаженную грудь, но стоило ей дотронуться до горячей, но мягкой кожи, ощупать мышцы, спрятанные под ней, как она потерялась в новых для нее переживаниях. Иноске вздрогнул, когда она коснулась его. Аой всем телом ощутила прошедший по нему импульс и едва сдержалась от стона, когда рука парня сжалась ниже ее спины, захватывая упругую плоть и пробуждая желания. И хотя ситуация была непривычной и крайне смущающей, она смотрела на губы Иноске, надеясь на настоящий, страстный поцелуй…***
Счастливая улыбка озарила лицо спящей Аой, и она с нежностью потерлась щекой о белую юкату с тонкими синими полосами.