***
— Как дела на работе, Тер? — отец, на удивление, поддержал их идею называть членов академии по разному. Лютер поперхнулся после такого вопроса, будто не поняв, почему отец говорит во время завтрака. Эллисон сочувственно похлопала его по плечу, Пятый о чём-то увлечённо шептался с Дэвидом, который, при этом, умудрялся поддерживать тактильный контакт с Клаусом. Семейная идиллия, с какой стороны не глянь. Долорес, Диего и Эллисон хмуро переглядывались, ковыряя еду на тарелке. Вся теплота таких моментов теряла свой флёр в тот самый момент, когда в голове воспоминаниями, иногда обрывочными, прокручивались леденящие душу и тело сны. — Всё прекрасно, — фыркнул утончённый мужчина, единственный в этом зале уплетающий за обе щёки еду. — Раскрыли убийство? — вновь поинтересовался Старший, откладывая вилку, рассматривая сына, будто видит того в первый раз. — Конечно. Убийца был полнейшим идиотом, — зевнул темноволосый, отправляя очередную порцию салата в рот. — Для тебя каждый убийца - идиот, Шерлок недоделанный, — закатил глаза Бэн, пережёвывая безглютеновые макароны. Аллергия - дело такое. Грейс колдует над его порциями дольше, чем над всей едой вместе взятой. — Он оставил следы на ковре. Такую задачку даже ты разгадать смог бы. — В смысле "даже ты"? — негодующе вскинул бровь, также откладывая вилку. — Ну, началось, — просопела Иванка (полное имя темноволосой сестрицы, имеющей наклонность носить платья со шпильками даже в повседневной жизни. Ей очень не нравилось, однако так было куда удобнее). — Что? Он опять считает меня кретином. — Не только я, милый, — Терри неестественно улыбнулся, складывая губки бантиком, — все мы считаем тебя кретином. — Да ты…ну я тебя… — Господи, вы можете уже заткнуться? — Дэвид посмотрел на них со всем негодованием, на которое был способен. — Я пытаюсь есть, вообще-то. — При обычном общении есть уже не получается? — впервые подала голос темнокожая Эллисон, накладывая себе очередную порцию какого-то салата, состоящего из зеленушки. — Вот-вот. Учись общаться с социумом. — В гробу я видел такой социум, — Стихийник с громким хрустом оторвал от общего рулона бумажное полотенце, вытерев о него руки. — Я наелся, спасибо. Над столом воцарилась звенящая тишина, которую, кажется, ножом можно было резать. Всего через минуту его уже не было в комнате. — Что это с ним такое? — удивлённо заморгал Сеанс, видимо, разбуженный от досыпания резкими движениями. — Может стоит… — Я тоже наелась. Спасибо, пап, спасибо, мам, — Долорес отодвинула еду чуть в сторону, отряхивая шорты от крошек (фи, какой кошмар, некультурная девица!). — Было очень вкусно. — Но, милая… ты даже не притронулась к еде. — До обеда дотерплю, правда. Всем приятного аппетита, — и также торопливо, как братишка, покинула столовую, тихо прикрыв за собой дверь. — Всё в порядке, я, — Пятый собирался было подорваться, но… — Только попробуй, — прошипел Космобой, грозно глянув на старшего. — Сиди и ешь. — Э-аэ…ладно, окей, — растерянный от такого напора мальчишка практически сразу сел, даже не пытаясь возмущаться.***
— Дэвид… Дэвид, мать твою, какого хрена! — Ло почти орала, пытаясь догнать брата на лестнице. Этот идиот ни на один крик отвечать не желал, и нёсся вперёд, напролом, как трактор по чистому полю. — Оставь меня в покое. Хотя бы ты! — вздрогнул, но всё же остановился. С силой сжал перила ладонью, до побеления костяшек. — Почему ты свалил? Что не так? — Ты правда не понимаешь? Они ведут себя так, будто всё… в порядке! Будто Диего жив, мы не пропадали на семнадцать и шесть лет. Будто им всем насрать. Ты не чувствуешь себя лишней? — он говорил это на грани слышимости, короткими ногтями царапая гладкую поверхность перил. — И это, — сказать "нормально" она не могла - брат тогда ещё больше вспылит, начнётся скандал, а этого им ой как не нужно. В семье только начал налаживаться контакт, абсолютно противоположные люди начали общаться, а такая ситуация может их только разобщить, поставив на две разные стороны. Снова. Так она и зависла, не имея сил и слова выдавить из себя. Дэвид на это лишь улыбнулся (по звуку было понятно), даже не оборачиваясь. — Видишь? Тебе нечего сказать. Потому что ты, как и они все, даже не задумывалась об этом. — А чего бы ты хотел? — лучшая защита - нападение. Правильно же? — Чтобы они все ненавидели нас? Каждый день возлагали цветочки к памятнику Диего и сторонились друг друга, боясь даже за один стол сесть? — Я бы… хотя, не важно. Ты не поймёшь. — Если потрудишься объяснить… — Ты нас никогда не слушала. Так что я даже пытаться не буду. А теперь возвращайся, не заставляй отца ждать.***
— Он считает нас всех маленькими детьми, хотя сам ведёт себя как истеричка, — Белая Скрипка внимательно слушала её, пока Иванка разливала по бокалам сок (и только - она не собиралась спонсировать детский алкоголизм!). — Ну, знаешь, ты тоже не всегда была паинькой, — проворковала Спэрроу, поправляя тонкую лямочку платья на плече, — у вас троих не характер, а бомба замедленного действия! — Почему вы вечно говорите "у вас троих"? — удивлённо спросила Ваня, хлопая большими синими глазами. — Потому что, милая, — Иви прикусила губу, видимо, задумавшись над ответом, — эти трое были найдены из-за связи. Они повязанные, как мы их называем. Считывают эмоции друг друга, усиливают силу, понимают с полуслова. Повязанные с сильной связью могут чувствовать боль друг друга.Такими были Ло, Клаус и Диего. А потом Дори сбежала, — это сокращение вызывало у Пемберли рвотные рефлексы, — Диего покончил с собой, а неутешный Клаус свалил в комиссию. — Жестоко, — понимающе кивнула женщина. Мягкие черты лица, русские (Ло наконец смогла понять это!) исказило непонимание. Губы, тонкие, почти полосочки изогнулись подобии печальной улыбки. — У вас всегда было всё… так сложно? — Да. С нашим отцом, — рыжая нетерпеливо вырвала свой стакан из рук Иви, сразу после этого делая глоток, — просто не бывает. Тебе ли не знать. — Да уж, тут точно никаких вопросов. Но… — по Скрипке было видно - она что-то хотела спросить, но боялась. Мялась, открывала-закрывала рот как рыбка и хмурила брови. — Что? — не выдержала Лора, откидывая волосы с плеча. — Спрашивай, я отвечу на любой вопрос. — Тебе не было больно? В смысле, когда Диего умер. Я конечно не спец во всём этом, но… каково это? — Я не почувствовала. Нет, лучше не так говорить - я не помню, что я почувствовала. Кажется, просто проходила как в тумане весь день, а на следующий стало немного лучше. — И всё? — удивлённо переспросила Ви, всё ещё покусывающая густо накрашенные помадой губы. — Ни криков "за что", ни слёз, ни истерики? Вообще ничего? — Я не в кино жила. Так что да, обошлось без истерик. — Какие вы неинтересные. Чего стоит любовь, если ты из-за неё чувствуешь только туман в голове? — Нам было по четырнадцать. Может, будь я в вашем возрасте, я бы даже не назвала это любовью — отстранённо пробормотала, сцепив ладони в замок, рыжая. — То есть, теперешнее чувство ты любовью назвать можешь, да? — Господи, да что ж вы доебались-то, — застонала она, откидывая голову назад и закрывая глаза — говорил мне Клаус, "пойдём со мной за косяком…" — Он опять курит? — встряла в разговор Скрипка, плотно сжав бледные губы. — Блять. Забудь то, что ты только что слышала. — Правильно. Меня вот больше интересует, почему он тебя с собой за косяком позвал. Ты что, куришь? — в голосе Спэрроу слышалась укоризна, перемешанная с… интересом? — А что, попробовать хочешь? — девчонка насмешливо поиграла бровками, поочерёдно вскидывая то одну, то другую. — Долорес! — прикрикнула Харгривз, замахав руками. — Прекрати, не порть мне ребёнка! — Тебе? Ух ты, как вы быстро… — Говорит человек, который начал встречаться с моим братом через шесть дней после... — Ой, Вань, захлопнись, а? — густо покраснела Пемберли. — Кто виноват, что он… — Горяч? — Опасен? — …думать умеет. Господь, о чём вы обе думаете? Долбанутость - побочка старпёрства? — Тебе через полтора года двадцать лет, побочник старпёрства, так что сиди и молчи в тряпочку, — перед ней поставили тарелку с (ровно!) нарезанными фруктами. — По гурмански-то как, — в шутку проговорила Долорес, сразу после этого вспоминая, как жила в шестидесятых: помпезно, на широкую ногу, без надобности отказывать себе в чём-либо. Вспомнила, Как они с Клаусом по-глупому отплясывали на приёмах богатых, поехавших на свою напудренную головушку вдов, как ели ведрами то, что раньше не могли себе позволить из-за банального недостатка денег. Вначале их пути им крышу снесло: дорогие наркотики, элитный алкоголь, тусовки. Куча спущенных в унитаз (иногда в буквальном, мать его, смысле) денег. А потом это всё прошло. В один момент. Они проснулись у себя в доме. Шикарном, как и вся их жизнь, выпили по чашке крепкого рома и поняли, что не хотят так больше. Что сливать свою жизнь, когда есть возможность её наладить - самое ужасное решение. Долорес начала учиться. К ним приходили преподаватели по французскому и прикладной математике. Клаус начал учиться экономике, также приглашая учителей. Иногда они, за бокалом красного полусладкого, сидели и делали домашку на завтра, сетуя на её огромное количество и объём, а после хмыкая - учителям ведь ничего не сделаешь. — А вы разве плохо жили там… ну… где вы были? — Нет. Совсем нет. — Тогда почему ты… — Да ладно тебе. Забудь, — добродушная улыбка, — не бери в голову.***
— Спокойно ночи, Долорес, — Пятый по обыкновению (даже несмотря на то, что они были в небольшой ссоре) коснулся губами её лба, чуть улыбнувшись. — Спокойной, — Девушка улыбнулась в ответ, сжав на прощание ладонью ладонь парнишки. — Фу, меня сейчас стошнит, — Лютер Спэрроу, гордо восседавший на кресле в своей до коликов смешной пижаме с жабами меме отвёл взгляд, изобразив перед оставшимися на диване членами семьи - Дэвидом и Клаусом — имитацию рвотных позывов. Мужчины коротко рассмеялись, согласно кивая головами. — Ага, а сами за руки держитесь, два придурка, — обиженно буркнула Ло, провожая взглядом уже поднимающегося по лестнице Пятого. — Что-то от тебя бегает твой благоверный, милая. Не находишь это странным? — Закройся, Лютер. — Тебе не кажется, что ты стала слишком часто это повторять? — мужчина явно не собирался отставать. — Так, господа и господа без определённых биологических отличий, — в разговор встрял Сеанс. Ло в этот момент отдала мысленную дань абсолютно всем богам, которых знала, думая, что всего минутка и её спасут из этого ада. Но названный братишка, вместо того, чтобы сделать это, попросту поднялся с Дивана. — Извините, но нам пора. Где-то в комнате нас уже заждался хороший виски и кола. Свидание, знаете? Так что не будем мешать задушевным разговорам. — Но, э… — запротестовал было Дэвид. Однако его без всяких вопросов выпихнули в сторону выхода, помахав при этом Лютеру ручкой, будто желая удачи. — Ты их подговорил, что ли? — начала закипать девушка, не отрывая взгляда от рук Спэрроу, перелистывающего страницы газеты. — Нет, просто твой друг оказался очень неглупым парнем, что, признаю, не очень очевидно, но вполне естественно. — Это ты так по джентельменски Клауса умным назвал? — Ох, вечно забываю, что дети ваше возраста просто идиоты, — закатил глаза мужчина. На лице ни один мускул ни дрогнул, отчего холодок прошёл по коже. Точно каменное изваяние, вот серьёзно. — Мы ведь не за этим тут, правильно? — А может и не такие уж идиоты. Надежда ещё не потеряна. Да, мы здесь не за этим. Я бы хотел поговорить с тобой… — Нет. — … о твоём прошлом. И, милочка, это был не вопрос, так что на него отвечать не нужно. — Поверь, ты точно не захочешь услышать то, как я жила. Правда, Лютер, не стоит. — Я бы не сидел здесь и не читал бы эту дрянь для отвлечения внимания, если бы не хотел знать, — темноволосый с отвращением откинул лист в сторону, — поверь, я узнаю мало нового из неприятного. — Например? — Ты наркоманила. Предположительно три -четыре года. Но не кололась, особенную страсть питала к солям. Пыталась заниматься стриптизом, однако тебя не взяли. Жила в каком-то бараке, и… — Так, погоди, даже для дедукции это слишком. — А это и не дедукция, — простодушно заговорил, будто не вылил на неё только что не в самой мягкой форме обо всех её грехах. Больших и маленьких…или в этом случае лучше сказать больших и очень больших? — Клаус нам всем рассказывал, когда возвращался из комиссии. — Всем? — сердце оборвалось. Понятно, почему многие смотрят на неё с таким осуждением - просто уже переросли презрение. — Господи… — вся уверенность после этих слов улетучилась, растворилась в воздухе, уступив место горькому сожалению с кислым привкусом (не стыдом ли случайно?). — Не переживай. Большинство, благодаря Диего, практически сразу забыли об этом, хотя я не уверен в том, насколько это вообще законно. — Он… — До последнего защищал тебя, да. Не только он, на самом деле, ты б слышала, как на Клауса орала Ваня. У меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Тишину после этих слов можно было на лоскуты разрезать ножницами и шить что-нибудь. Простыню например, чтоб удавиться. — Мы скучали по тебе. Ты нужна нам. Не была нужна, Долорес, а нужна сейчас. Перестань страдать из-за того, чего нет и начни видеть дальше своего носа. За всё это время не ты одна натерпелась, веришь? Ваня пережила несколько нервных срывов, Эллисон замкнулась ещё больше, Клаус места себе не находил, Диего шагнул с крыши многоэтажки. Вот только лишь ты одна продолжаешь всем своим видом выказывать вселенскую скорбь и делать нам всем больно. Возьми себя в руки, размазня, и начни наконец вести себя, как подобает. Верни нам Пятую Спэрроу, Долорес. Пемберли опустила голову в пол. Поплакать бы, наверное, да слёзы тут были точно ни к чему. Особенно после этой речи. Братик никогда не славился мягкость и обходимостью. Он всегда в лицо говорил о том, что раздражает его, что раздражает их всех. Именно он чаще всего высказывал отцу наболевшее, после с величавым видов выплывал из-за стола, покидая столовую. — У меня там…бабушка была. Она умерла, когда мне ещё четырнадцати не было, — когда Лютер уже порывался уходить, она спохватилась. За последнюю ниточку, связывающую их сейчас ухватилась ладонями, надеясь, что сможет выдержать. — И я попала в приют. У меня был дядя, конечно, но его молодая сучка была беременна и не хотела видеть в своём доме малолетку, тем более явно проблемную, потому он отвалил бабок какому-то частному пансиону и свалил в закат, обещая, что вернётся. Не вернулся, кстати. Но и я не собиралась задерживаться там. При первой же возможности я свалила в родной штат, не забыв украсть из ящика пару сотен баксов и документы. Брат не перебивал. Уселся вновь на место, поджав под себя ноги и внимательно смотрел. Только осуждения в этом взгляде не было — заинтересованность и нежность, больше ничего. — Совсем скоро я была там. И почти месяц прожила на улице. Это не было так плохо, как казалось на первый взгляд. На сотню я купила себе какой-то одежды в секонде, на другую пыталась ночевать в мотелях, но туда редко пускали четырнадцатилетних девчонок. А потом, в одной из подворотен, меня нашёл Клаус, — на губах сразу появилась улыбка, мягкая и добрая, с такой матери думают о своих несносных, ещё маленьких детях, — он привёл меня к себе, накормил, уложил спать. Сказал, что я могу оставаться у него сколько потребуется. Ну… я и осталась. Поначалу мы херово ладили, ну, знаешь, пацанчик из сумасшедшей, известной на весь мир семейки, сторчавшийся и видевший призраков и беглая сиротка, употребляющая с тринадцати годочков. Парочкой мы были такой себе, но со временем острые углы сгладились. Я же и в эту передрягу попала из-за него, знаешь? Ему нужно было идти на похороны Ред…папы, и я пошла с ним. Не могла оставить одного. — Папа умер? — удивлённо вскинул брови Спэрроу, покусывая пухлые губы. — Забавно. Вы его кремировали? — такими легкими разговорами он давал ей отдышаться. Ибо несколько раз за свой короткий монолог она обрывалась на полуслове, пытаясь собраться и не задохнуться к херам от воспоминаний. — Спасибо, — получив в ответ сдержанный кивок она продолжила. — Клаус в принципе самое дорогое, что у меня есть. Да, я вспомнила всех вас, и Харгривзы мне в каком-то смысле не чужие люди, но Клаус… Если мне придётся выбирать между вами всеми и им, я выберу его. — Думаю, он сделал бы тоже самое, — Терри не умел обижаться. Он ещё до того, как вы произнесёте что-то знал, чем именно это обернётся. Потому спускал всё на тормозах или попросту не обращал внимания. — А потом нас раскидало. Ваня чуть не устроила грёбаный конец света, и мы попали в разные года шестого десятилетия двадцатого века. Это был пиздец, так отвратно я себя в жизни не чувствовала. Одно дело, когда ты маленькая девчонка, не имеющая за спиной ничего, а совсем другое, когда ты видела, что из рук у тебя выскользают все близкие люди и счастливое будущее, — ладонь сама потянулась к цепочке на шее, на которой висело кольцо. Самое простое, серебряное. Она никогда его не снимала.***
— Вот, возьми, — Пятый протянул ей простое, ничем не украшенное кольцо и как-то скованно улыбнулся. — Чёрт, похоже на предложение, — хохотнула Ло, хотя смеяться в их ситуации было… странно. Ведь их совсем скоро разбросает, она всё просчитала. — Не, для предложения ещё рановато. Я просто хочу, чтобы ты помнила меня. Ну, когда мы…***
— Но ты знала, что так будет. — Конечно знала. И то, что Клауса найду тоже знала, и то что Куратор попытается грохнуть нас всех я тоже знала. А вот то, что попаду сюда - ни одним уравнением, мать твою, просчитать не смогла. — Твои способности уникальны, бесспорно. Но они не безграничны, — бархатный голос мягко обволакивал, позволяя принять более расслабленную позу и перевести дух. — Спасибо за честность, — он неторопливо поднялся на ноги, стряхивая с пижамы невидимую пыль, и побрёл после к лестнице. И лишь у самых ступенек обернулся, прожигая затылок сестры взглядом. — Отец дал мне задание на завтра. Не хотела бы помочь? — предложение было неожиданным. — Как в старые добрые? — нарочито-весело отозвалась рыжая, повернув голову и блеснув карими глазами в приглушённом свете. Они с Лютером неплохо работали в паре, были неплохой командой в детстве. — Буду думать, что это «да». Жду тебя завтра, номер Пять. — Конечно, Первый. Всё будет сделано в лучшем виде. — Я в этом даже не сомневаюсь.