Долорес 3.

-- бля, и дёрнул же меня черт -- бубнил себе под нос скаут, шагами меряя небольшое помещение, которое кто-то там из его семьи умудрился назвать комнатой. Гребаная коморка, как и все комнатки в этом доме в принципе располагала его к получению клаустрофобии сверху итак немаленького набора травм. Долорес двумя этажами ниже уже как тридцать минут выводит на стенах - он отчего-то в этом уверен на все двести - каракули белым мелком, а всё потому, что ей моча в голову стукнула после очередной без задней мысли брошенной реплики Пятого, и она с горящими глазами ему же и сообщила, что в её головушке-идея на миллион, не меньше, чмокнула в щеку на прощание и упорхнула на крыльях страсти к мелованным стенам. Сука, им хоть раз удастся нормально поговорить, находясь в этом доме? То придурки с кипятком, то птицы, врезающиеся в окна, то ещё какая-нибудь дрянь непременно появится и всё перепоганит. А он переступил через себя, между прочим, когда нарывал эти цветы и покупал сладкое. Это стоило ему нескольких десятков нервных клеток, которые тратились почти всё время - от момента просьбы купить ему что-то, что поясняет за современные подростковые отношения у Иви, что умилилась такой инициативе, и, как лучший бизнес-коуч говорила почти полчаса о том, что «никогда не поздно менять всё к лучшему», до добывания сраных цветов, в которых он не видел никакой практичности, следовательно, никакого смысла тоже. Но девушкам должно нравится, так написали в книжонке. Дерьмо полное, должен он заметить, его мозги знатно проело написанной там розовой мутью, но что не сделаешь воимя любви, верно? Выпить. Ему срочно нужно выпить. Это будет куда более ощутимый вклад. Ведь если он прямо сейчас расшибется о стену, легче никому не станет. Не станет же? *** -- блять, ни-ху-я у меня не получается-- громко, чётко и с расстановкой матерится уже полчаса к ряду. Даже не напрягается со специальной губкой-стирает всё тканью шмотки, что висит мешком на плечах, предварительно смочив её водой. -- видно. -- звучит чей-то голос за спиной, и она вскрикивает от неожиданности, отбрасывая мел в сторону. -- Боже блять, Диего, ты бы предупреждал как-то о своих появлениях -- шепчет девушка, в такие щепетильные моменты стараясь не повышать децибелы. Хватало того, что она сама по себе выглядит до невъебезного подозрительно в постоянных обносках то сестёр,то братьев, морду свою держит кирпичом, шутит так, словно у неё интеллект минус двести и шныряет при любом удобном. -- прости, в следующий раз пущу сигнальные ракеты, чтоб тебе легче было -- отфыркивается парнишка, кажется, с абсолютным комфортом переходя с поверхности пола на стену, стараясь рассмотреть все написанные на ней цифры. -- какая прелесть. Ничего не понятно, правда. -- ну вот и свали в закат, че мешаешь --раздражённо дёргает рукой, чувствуя, как слабеет с каждой секундой-- жрёшь меня, гадина. -- в твоих интересах получать от меня информацию, так что не жалуйся. Я, к слову, зачем пришёл. Отец сегодня впервые за долгое время навестил меня в одиночку. Долго смотрел в глаза, ничего не говоря, и ушёл. Я б даже подумал, что меня с голодухи берут глюки, если бы не этот холод по спине после его взгляда-сама знаешь. -- нам нужно прекратить встречи -- понятливо отзывается рыжая, впериваясь печальным взглядом в дощатую поверхность пола. Интересный такой, настолько, что ей рассматривать на нём трещинки куда приятнее, чем лицо Диего. Только обрела его, и уже теряет, как же это несправедливо. Ей порою кажется, что Чёртова несправедливость будет преследовать её до конца дней. Карма за трусость, ложь и проебаные годы. -- не печалься ты так. Мы ещё встретимся. Я итак рассказал всё, что мог, больше от меня пользы ты и не дождалась бы. «дурак, какая польза? Мне так легко, когда ты рядом, я себя живой чувствую, агрессия затихает, ложится где-то на дне, голова больше не ватная и не заполнена мерзкими цифрами, я думать без колёс могу. Я изголодалась за эти годы, скучала безумно, причём тут польза, к чему эти тупые слова? » хочется крикнуть в глупое лицо, обладатель которого даже под угрозой смерти смотрит на неё преданным щенком, стараясь облегчить работу, помочь чем сможет. Но она же чувствует его боль. Недавно обретенная вновь связь обухом ударила по голове, заполнив параллельно что-то в душе, место, которое всё время до этого оставалось нетронутым, пустым, ровнехонько для неё, для него, для них. -- хуйню морозишь -- отвечает в привычной насмешливой манере, поднимая наконец к нему свои глаза и усмехаясь почти нагло -- встретимся, конечно встретимся, куда нам деваться -- а на душе бедлам, на сердце чечётку отплясывает, топчет все чувства, поливает бензином и поджигает, крича на образующееся пепелище страшные , пугающие вещи - «не встретитесь, кто-то из вас не доживёт, что-то обязательно произойдёт, не сможете».. -- тогда... До встречи? -- он и шаг боится сделать лишний, а она ничего не боится- уже ничего, делает шаг в его сторону, другой, и оказывается в фантомных объятиях. Призрачная ладонь ложится на спину неуверенно, невесомо гладит ветерком по лопаткам. -- я люблю тебя -- Рыжеволосая сглатывает вязкую слюну, проговаривая фразу почти нечленораздельно,прикрывая глаза. Хочет сжать одежду, почувствовать тепло кожи, простое, человеческое, да даже дыхание, лишь бы тут, рядом, и чтобы связь крепкая до тёплой вязи невысказанных за ненадобностью слов, такая, как раньше, что не раз помогала им выкручиваться из передряг и спасала жизни на особо тяжёлых задания.Только вот она позволить себе этого не может. Давно уже не может, с того самого момента, как предала его.Когда сказала другому, что любит. Когда не прислала обещанного письма с адресом. Исчезла. Испарилась. Заставила страдать. Жалеть. Винить себя самого в том, что он тогда не запер двери, не изменил сознание, не сжал крепче руки.Отпустил.Он ведь всё это время винил во всём себя, она уверена. И он любил, действительно её любил, до покрасневших щёк, неловких объятий, поцелуев, уже не детских, но и не совсем взрослых, до ямочек на щеках и сбитых об очередное слишком осмелевшее костяшек. И она любила. И любит до сих пор, отпустить не может. Старается, прокручивает в голове мысли о том, что это прошлое, на нём зацикливаться нельзя.И циклится по-тупому. Предала себя, предала семью, всё, чем жила, что любила , оставила их одних в пасти чудовища, шестерых отбиваться за седьмую. В тот день они потеряли своего лидера, друга, любимую. Сестру. А она себя, и кажется порою, что отыскаться в ворохе обмана и грязи больше не получится никогда, только если с чьей-то помощью. А для того, чтобы эту помощь получить, нужно научиться не отталкивать чужие руки,тянущиеся,чтобы её оказать. А с этим у неё была большая проблема. *** -- ебать, у нас живой труп в гостиной. -- нахуй иди, Сеанс. -- ты реально хреново выглядишь --второй голос отозвался с лёгкой усмешкой. Криво улыбнувшись, рыжая обернулась к источнику сука, с размаху кинув в него тарелку, наблюдая с некоторой грустью, как та останавливается около вмиг переставшей улыбаться рожи и падает её обладателю точно в руки -- ёбнулась совсем?! -- ещё одно слово, и я так церемонится не буду. -- сука -- выплёвывает недовольно Диего, закатывая глаза и отставляя тарелку на кофейный столик во избежание казусов. Вдруг эта ведь из тех сервизов, которые стоят дохуилион бабла, а он разобьёт ненароком. О чью-то голову. -- мужикам в латексных колготах слова не давали. -- это кожа! -- повторяй чаще, вдруг мы поверим случайно-- закатилив глаза, девушка механически проделывала руками действие, которое до этого повторяла раз десять . Ей говорили, что три литра кофе в одно рыло-смертедьная доза, на что она отвечала, «у кого-то кожа,кау у пиздюка новорождённого,а у меня кровь, так что отъебитесь, а»,и хлестала кружку за кружкой, отгоняя от себя сон вторые сутки как. Нет, изначально она поспать планировала, конечно,однако уход Диего,окончательный из её поля зрения больно дал по головке, из которой экстази выветриваться не успевало, только вот в этот раз она почувствовала не боль, а азарт. -- ладно, пиздюки, до следующей встречи через...минут сорок думаю. -- ты кого пиздюком назвала? -- сощурился Клаус, чуть наклонив голову. -- я тебя ещё пешком под стол ходящую помню. -- я пыталась поднять укатившуюся под стол таблетку, идио...-- её фразу резко прерывает вспышка. Очередная кружка крепкого кофе была в начале чуть не уронена на пиздецки дорогие Ванины штаны, за которые сестра бы её не простила, а потом бесцеремонно выхвачена из дрожащих пальцев и вылила в раковину. -- хватит с тебя на сегодня -- хмуро сообщает Пятый, звонко хлопая поддоном кружки о мраморную барную стойку -- пора баиньки. Диего аж рот раскрыл от такого напора, Сеанс-присвистнул, поудобнее устраиваясь на кресле. Как же он любил это шоу, даже больше, чем ту тётеньку, что вещает о венерических, прилёте Нибиру и инопланетянах по средам на самом тупом в Америке канале. Однако в этот раз чуда не случилось - хмурый мальчишка просто притянул возлюбленную к себе, скрываясь за очередной синей вспышкой. -- ставлю двадцатку, что они перебесятся, когда потрахаются. -- тридцатку на то, что они оторвут друг-другу бошки. -- заметано -- Клаус улыбнулся абсолютно искренне, пожимая ужасу руку. Это будет весело. *** -- да я бодрячком! -- ты только что право с лево перепутала и чуть не вышла в окно -- скептически пробормотал Пятый, всё ещё удерживая запястья вырывающийся Пемберли над головой и сжимая бёдрами её ноги- хватило одного удара в подреберье, чтобы понять, что удар конкретно этой частью тела у голубоглазой сильный. -- я просто хотела проветриться. -- головой вниз с третьего этажа? Ты ещё большая идиотка, чем я думал. -- нахуй иди. -- любой каприз, только спать ляг наконец. -- он порядком устал, конечно,у них на двоих дай бог три часа полноценного сна за эти двое суток, однако Харгривз понимал - ситуация не просто сос, а конкретный такой, выложенный трупиками птичек на заднем дворе, и с этим определённо нужно что-то делать. -- Э, ты на какой -такой хуй собрался? При живой-то девушке? -- Боже, Долорес... -- выдыхает он, утыкаясь носом ей в ключицы, чтоб ненароком не пиздануться им же о стену со всей дури. -- прям Боже? Правда -правда? -- блять, ну это ни в какие ворота уже -- рычит скаут -- ложись спать. -- ляжешь со мной? -- она понимала, что ведёт себя по инфантильному глупо. Что нужно в начале разобраться, кого она действительно любит, а кого просто не может отпустить, и только после этого зарываться пальцами в тёмные волосы и гладить, легонько массажируя. Но она не может. Её рвёт на части, на куски, атомарно рассыпает в собственных мыслях. Противиться своим желаниям сейчас-выше её сил. -- предупреждение - сейчас у меня встанет только на добротную книгу по квантовой механике -- говорит, глотая смешок от того, насколько перекошено сейчас выглядит лицо напротив. -- знаешь, я передумала, иди всё-таки нахуй -- с силой девушка сталкивает его с себя, а он позволяет, способностью смягчая своё падение на пол. -- да ладно тебе, это же шутка. -- тихо хохочет, наблюдая, как заливаются румянцем белые щеки. -- я как-нибудь в процессе расскажу тебе анекдот про Штирлица, тогда и посмеёмся -- фырчит, поворачиваясь к нему спиной-- спокойной ночи -- и всем видом показывает, что она оскорблена, хотя Пятый знает, почти на себе ощущает, что она просто смущена до ужаса. Однако двигается немного, освобождая возле себя место. Уснуть у него так и не получается. Тепло родного тела и мягкая подушка вроде как располагают к этому, но природное любопытство всё-равно остаётся сильнее - он подрывается ровно через тридцать минут после того, как они легли,и через десять после того,как слышит ровное, глубокое дыхание Долорес. И подходит к исписаным символами стенам, навскидку оценивая сложность уравнения на пиздец в квадрате. Теперь понятно, почему далеко не глупая Пемберли не могла его решить - ровно одиннадцать неизвестных переменных и двенадцать, которые могут к ним привести. Он притягивает руки к пустой наполовину коробке мела и поудобнее перехватывает пальцами один из брусков. Одну из одиннадцати переменных вычисляет меньше, чем за десять минут, удивлённо вскидывая брови, не понимая совсем, как девушка не могла конкретно её заметить. Решение здесь было почти на глазах, оно удобно и правильно ложилось в пустующее место. Одна из двенадцати известных переменных -И-- была вписана в пустующее место твёрдым, угловатым почерком. Абсолютно идентичным тому, которым было написано всё остальное. И только через четыре часа безрезультатных разглядываний моря цифр ему наконец удалось понять, о чëм была эта схема. -- твою мать, Долорес, во что мы опять вляпались. *** Рука, что держала в руках пробирку дрогнула, когда дверь в кабинет резко открылась. -- она знает! -- звонкий женский голос прошёлся дробью от стен до стеллажей, а заявление, которое было им сказано будто заставило всё вокруг разом задрожать. -- прошу, будьте тише -- просипел Кого, отставляя колбу на штатив, после той же рукой потирая чуть красные глаза -- что случилось? -- она знает, всё знает. Я на сто процентов в этом уверена, на двести. Черт, как же глупо мы прокололись.... -- думаю, ваши опасения неоправданы. Девочка слишком слаба и глупа, чтобы сделать хоть сколько-нибудь адекватные выводы. Мы запустили процесс привыкания к наркотическим веществам, больше чем уверен, что она добывает таблетки и за пределами лабораторий. Её мозг работает на износ. -- и даже при таком раскладе она всё узнала -- женщина залпом выпивает протянутую ей сыворотку, словно воду - привыкла к экспериментам настолько, что уже не боится понравиться нахер чем-то неверно сделанным. Ну и Пого доверяет, конечно, куда без этого. -- я уверяю Вас, всё в полном порядке -- ладонью шимпанзе успокаивающе гладит по волосам, по-доброму улыбаясь-- мы следим за ними, всё хорошо. Видимо, прошлая сыворотка дала сбой и увеличила вашу нервозность, вот и всё. Вам мерещится. -- хорошо , ладно... Да, наверное, я немного переборщила и слишком сильно поверила в неё. -- Вы правы. А теперь ложитесь на кушетку, Вам нужно немного поспать. *** Её будит солнечный свет. И половину из того, что происходило до она не помнит. Главным в памяти остаётся её истеричное поведение и тёплые, обнимающие руки, которые она чувствовала через дремоту. -- проснулась? -- Пятый сидит в кресле напротив и смотрит пристально настолько, что её передёргивает. Падать с кровати больно, конечно, зато бодрит отлично. Как говорила великая Коко Шанель- полная хуйня, ноль из десяти.-- теперь точно проснулась. -- сколько... Я проспала? -- стараясь собрать мысли в кучу прошептала рыжая, сжимая ладонями голову. Она не болела, нет, просто ощущалась очень тяжёлой, почти неподъëмной. -- тридцать два часа -- буднично оглашает темноволосый, делая очередной глоток из бокала. В этот раз вино. -- ебать... -- так сразу? -- спрашивает насмешливо, но Пемберли видит, как тяжело даётся ему каждое слово. Он взвинчен, это ясно для неё как белый день. -- что случилось, Пятый? -- спрашивает она тихо, поднимаясь на ноги и подходя к нему ближе. -- я нашёл одну из неизвестных в твоём уравнении-- хмыкает парнишка, поднимаясь на ноги -- ничего не хочешь объяснить? -- пере... Твою мать -- чертыхается, почти подбегая к стене, спотыкаясь о бутылку, уже пустую, от чего-то спиртного. А после смотрит на стену. На переменную. А потом хохочет, выдыхая почти радостно-она всё -таки не бесталаная, просто... -- ты увидела что-то смешное? -- недовольно спрашивает парень, материалезуясь за её спиной. -- ты ошибся... Боже, а я-то думала... -- в моём решении нет ошибки, Долорес-- холодный, ровный голос для неё как ушат льда на голову-трезвит даже после двух бутылок крепкого алкоголя. Напуганными глазами, без прежнего смеха она смотрит на него, будто просит сказать, что это не правда. Что она после сна слышит галлюцинацию. Но губы у Харгривза двигались, и весь он выглядит уверенно, даже слишком. -- ты не могла решить его не потому что ты идиотка, а потому что не могла субъективно оценить своё решение. Но я уверен, Долорес, на сто процентов, что это она. Девушка мотает головой, делая два шага назад. Она тоже получала этот ответ, несколько раз к ряду, но всё время стирала, потому что была уверенна-это не оно. Не она.Просто не может быть. Но ответы, что раз за разом давал мозг говорят, что может. Взгляд Пятого, сожалеющий, но твёрдый и уверенный говорит ей, что может. Только сердце рвётся, кричит, чтобы она снова стёрла эту чёртову букву. И она почти стирает, уверенно мочит в мутной воде рукав и подносит его к стене. В следующую секунду в стену напротив летит стакан, разбиваясь в дребезги, и она чувствует, как по подбородку вниз течёт что-то тёплое, капает на пол. Чувствует, как глаза наливаются кровью. Руки бессильно опускаются, как и она сама. Харгривз же спокойно стоит, как стоял, не двигаясь с места. Даёт время и пространство, чтобы подумать, переварить. Прожить. -- блядство.