Покровители и демоны Флоренции

      Время шло незаметно и двигалось к декабрю. Последний месяц года знаменовал не только завершение всех дел, но и подготовку к знаменитому балу-маскараду, который во дворце устраивали перед Новым годом. Король лично одобрял списки приглашённых: люди исключительно важные и благородные могли посетить роскошный бал и насладиться гостеприимством короля. Пускали только совершеннолетних, поэтому для Чезаре это был первый маскарад, и глубоко в душе, чем ближе становилась дата, тем сильнее он волновался. Он слышал, что вино лилось на этом празднике ещё обильнее, чем на ярмарке Первого Винограда: напиток, отлично забродивший к декабрю, достигал апогея своего вкуса. Ну и, конечно, нужно было придумать наряд и маску!       Чезаре посоветовался с придворными портными, вместе они подобрали ему ткани и фасон, обсудили украшения и цветовую гамму, сняли размеры и рассмотрели эскизы масок. Чезаре хотя и утомился, всё равно был счастлив: новый образ ему очень нравился, даже только в зарисовках! Маску заказывали у искусных мастеров подобного дела — венецианцев, и тут требовалось время, но посылку с письмом, пожеланиями, эскизом и деньгами отправили уже в начале декабря. Портные же взялись за работу, которой у них накопилось и так много, а Чезаре оставалось только ждать.       Бал назначали в предпоследний день декабря, поскольку Новый год считался семейным праздником и отмечать его в большой компании было не принято. Ещё за неделю до торжества Чезаре пришло приглашение — на дорогой гладкой бумаге, выведенное синими чернилами и украшенное золотистым оттиском. В нём говорилось о том, что он, принц Чезаре, официально приглашён на королевский бал-маскарад. Юноша знал об этом ещё давно, но без официальной бумажки вход на бал заказан — она была чем-то вроде пропуска. В тот же день портные пригласили его примерить наряд — он сел идеально, даже не пришлось ушивать. Слуги аккуратно уложили наряд и сказали, что отнесут в его комнату, но Чезаре отказался и гордо понёс свои одежды сам. Осторожно, боясь что-нибудь порвать, он разложил всё на кровати и восхищённо оглядел свои новые вещи.       Конечно, Чезаре только что их мерил, но его так поразили изящные ткани и удивительный покрой, что он запомнил только восхищённые вздохи портных и блеск ниток, которыми был расшит костюм. Он состоял из рубашки, брюк прямого покроя и укороченного дублета. Рубашку сшили из самого лучшего дорогого шёлка, ткань переливалась на свету; воротник покрывали витиеватые узоры из золотых ниток. Основную же часть его наряда — верхняя одежда и брюки — портные сделали из лучшей ткани и окрасили её в невероятно редкий на сегодняшний день цвет — тёмно-фиолетовый. Подобный краситель было сложно смешать, чтобы не получить обычный чёрный. Чезаре знал, ещё когда называл портным желаемый оттенок, что ни у кого на празднике такого костюма больше не будет — подобный заказ достоин отдать лишь сын короля. Дублет красиво расшили серебряными и золотыми звёздами — ненавязчиво, гармонично, не превращая весь облик Чезаре в шутовской. Нагрудный кармашек украшал бледно-лиловый цветок — остролистный и нежный, словно только что сорванный с его дерева. На брюках блестела золотая пряжка, а башмаки, выставленные тут же у кровати, отливали чёрным блеском и хорошо сочетались с общим нарядом.       Неожиданно в дверь постучали. Чезаре открыл и увидел перед собой слугу: тот держал в руках небольшую коробку. «Посылка из Венеции для принца Чезаре» — гласила размашистая надпись на крышке. Юноша наполнился восторгом, выхватил коробку и, поблагодарив посыльного, захлопнул дверь. С нетерпением он развязал ленты и наконец снял крышку. На мягкой подушечке лежала красивая блестящая маска на пол-лица. Основной её тон — лавандово-лиловый. Мастера умело украсили её пышными фиолетовыми перьями и блестящими нашивками. Чезаре примерил её на себя и посмотрел в зеркало. Не скажешь, что теперь его будет трудно узнать, но в том и был смысл бала-маскарада: ты никогда точно не уверен, говоришь сейчас с другом или с незнакомцем. Да и в обманчивой свечной зале тени и лица всегда выглядят так зыбко и неясно, что самое удовольствие — запутаться в них и больше никогда не стремиться к правде.              В день бала, начало которого назначили на восемь вечера, Джузеппе не отменил регулярную тренировку и заставил Чезаре сделать хотя бы простые упражнения: разминку и выпады с мечом. Наставник уже месяц отрабатывал с ним приёмы вместе. Только тогда Чезаре осознал, насколько же трудное это ремесло — владение мечом. Когда он видел Джузеппе и Лоренцо, сражавшихся друг против друга, ему казалось это ловким, плавным танцем, в котором каждое движение заучено и отточено. Когда же Джузеппе совершил первую атаку в его сторону, Чезаре почувствовал себя максимально неуклюжим и медленным. Тело не успевало за взглядом, реакция подводила в острых моментах, и чаще всего юноша оказывался без меча уже после первой минуты сражения. Затем стало чуточку лучше, и Чезаре даже немного гордился собой, что научился сдерживать атаки наставника и даже проводить свои собственные, но до того момента, как Джузе заявил ему, что это и вполовину не та скорость, с какой обычно сражаются настоящие воины. «Впрочем, я и не собираюсь становиться могучим воином», — успокаивал себя Чезаре, на что Джузеппе спешил его отрезвить: его противники будут этому только рады.       После разминки юноша взялся за меч, и они с Джузе отработали привычные стойки и комбинации выпадов сначала по отдельности, затем сошлись в облегчённом бою. Сегодня наставник был почему-то не так резок и суров в своих атаках, хотя защищался отлично, поэтому Чезаре даже нашёл время на разговоры:       — Джузеппе, расскажи, что будет на сегодняшнем празднике?       — Не отвлекайся!       — Ты же знаешь, я не отстану.       — Увидишь уже сегодня вечером. Остерегайся атаки в открытое место! — Чезаре вовремя увернулся от меча, грозившего уткнуться тупым, но болезненным ударом в бок.       — Там будет много еды и вина?       — Да. Обычное пиршество, только более богатое и украшенное.       — Танцы?       — Танцы тебя удивят, обещаю.       — Ого! — Чезаре довольно заулыбался и чуть не выронил из рук меч, когда не вовремя расслабился и упустил звонкий удар их лезвий. — А какую ты выбрал маску? Я тебя узнаю?       — Конечно, нет! Я сделал скрытый образ специально, чтобы пройти мимо тебя незамеченным. А теперь сосредоточься и не задавай глупых вопросов!       Чезаре недовольно фыркнул и на некоторое время замолчал, полностью сконцентрировавшись на мече. Ему даже удалось провести несколько хороших атак, едва не заставших Джузеппе врасплох. Но вскоре он вновь отвлёкся:       — А люди отмечают Новый год?       — Да, но не так пышно, как Рождество.       — Чем так популярно Рождество? Я слышал, люди пекут вкусные пироги и устраивают пьесы.       Скрестив мечи, они с Джузеппе уставились друг на друга, тем самым без слов решив сделать передышку. Чезаре видел лицо Джузеппе вблизи и поймал себя на мысли, что за время их знакомства так привык к его шраму, что перестал замечать его и воспринимал светло-розовую полоску на щеке как часть самого Джузе, как цвет его глаз или форму бровей. По лбу наставника стекала капелька пота, а губы были плотно сжаты, прежде чем он раскрыл их, чтобы заговорить не без доли раздражения:       — Рождество — главный праздник для всего христианского мира. День, когда родилось их главное божество, не может быть неважным, ты и сам прекрасно знаешь историю. Люди следуют традициям и, согласно им, проводят этот день вместе со своей семьёй.       — А если бы ты был человеком, то уже отмечал бы со своей собственной семьёй и тремя детьми? — перерыв тут же закончился — Джузеппе замахнулся мечом резко и грубо, и Чезаре пришлось трусливо отпрыгнуть, чтобы не прилетело ребром лезвия по плечу.       — К сожалению, да. Меня бы женили согласно уговору наших родителей. И это очень печальная традиция, которой сотни лет, и она всё никак не прервётся.       — Почему? — Чезаре так сосредоточился на словах Джузе, что совсем позабыл о его действиях. Инициатива их боя тут же перешла к наставнику, и Чезаре потерял контроль, ведомый им.       — Да потому что любое взаимодействие между людьми — не то что брак — это серьёзная ответственность! А люди заставляют детей брать её за таких же детей — иной раз девочки вынуждены выходить замуж лет в тринадцать, мальчики не сильно их старше. А потом случается то, что случилось с моей семьёй.       Джузеппе наносил удары один за другим, Чезаре едва стоял под его напором, вынужденный судорожно защищаться и отходить назад.       — Но ты же всё равно потом женишься? Пусть и через пару лет, — Чезаре поздно понял, что зашёл слишком далеко со своими вопросами. Порой у него пропадало всякое чувство такта и личных границ, и он, воспитанный во вседозволенности королевского дворца, забывал останавливать своё остроносое любопытство, готовое вспороть чужую ранимую душу. Атаки Джузеппе стали яростнее, он размахивал мечом, словно был готов тут же разрубить его на мелкие кусочки, и Чезаре даже нешуточно перепугался. Он впервые ощутил настоящую силу, которую наставник скрывал от него. Собственный меч опасно дрожал в руках, готовый выпасть из рук после очередного удара. Джузеппе никогда так не дрался с ним, и юноша запоздало понял, что задел его.       — Я. Никогда. Не возьму. Такую. Ответственность. За другого. Человека, — на каждое его жёсткое слово следовал гневный удар, хотя голос звучал почти ровно и даже холодно. — Сломанные люди порождают сломанных людей, Чезаре.       На своё имя юноша запнулся о какую-то кочку и осознал, что они отошли далеко от ровного центра поляны. Он сумел устоять, но на время потерял концентрацию, и Джузеппе воспользовался этим, чтобы резким ударом выбить меч из его рук. Звякнув о камень, тот укатился далеко от них. Чезаре захотел сделать шаг назад, чтобы не ощущать лезвие меча Джузеппе буквально в дюймах от своего тела, но наткнулся на шершавую стену утёса и сердце его тут же обдало холодом. Он настолько провалился в этом бою, что не только потерял меч, но и окружение: незаметно Джузе увёл его в сторону и загнал в тупик. В настоящем бою это гарантировало смерть. Сейчас же наставник вытянул руку с мечом, заставив юношу вжаться в камень, а колкое острие уткнулось в его грудную клетку. Чезаре по-настоящему испугался, ведь почти поверил, что Джузеппе способен проколоть его здесь, как тупую дичь. Он ведь сам виноват, что разозлил его своими дурацкими вопросами!       Но лицо Джузе в одно мгновение переменилось: снова сделалось непроницаемым и бесчувственным. Чезаре никогда не нравилось это выражение, по нему было не понять, злился ли сейчас Джузеппе или уже простил его? Лучше бы он накричал на него, чем произнёс таким ледяным тоном:       — Ты провалился в этом бою, Чезаре. На поле сражения ты бы сейчас был уже мёртв.       Юноше показалось, что в последнем предложении проскользнула грусть — маленькой крупинкой, песчинкой на бесконечном побережье его чувств. Думая, чем бы сгладить обстановку, Чезаре перевёл взгляд на острие меча, что продолжало несильно упираться в его грудь, поднял взгляд на Джузеппе и спросил:       — Смерть от какой раны самая лёгкая?       Наставник явно не ожидал от него такого вопроса и искренне изумился. Чезаре был рад вызвать даже такую реакцию, лишь бы не смотреть на это бездушное лицо, рядом с котором даже выточенные новичками статуи выглядели эмоциональнее.       — Лёгкой смерти не бывает. Но бывают быстрые, хотя мучений от этого испытаешь не меньше. Как только рвутся важные сосуды, снабжающие тело кровью, смерть наступает мгновенно. Если перерезать горло, например. Удар в грудь — тоже всегда опасно, а если повредить сердце… — Джузеппе мягко перевёл острие меча с середины грудной клетки к его левой части и упёрся под ребро; Чезаре пробило дрожью, но скорее приятной, поскольку касание даже столь опасного оружия в исполнении наставника было нежным и щекотливым. — …То смерть наступит сразу. Раны в живот… — Чезаре прикусил губу, поскольку Джузеппе начал вести мечом книзу, и горячая, приятная волна рухнула вслед за ним — почему-то юноше никогда не приходило в голову, что щекотка может ему так понравиться. — …Всегда мучения, и агония бывает долгой, но, если задета важная артерия, то всё может произойти быстрее.       Джузеппе остановился и внимательно на него посмотрел. Чезаре ощутил непривычный жар во всём теле и не сразу заметил пристальный взгляд на себе. Ему хотелось, чтобы наставник обрисовал мечом все возможные варианты ударов на его теле, рассказал про каждый дюйм… То, как необычно ощущалось прохладное, колкое железо на коже, ведомое чужой рукой, опьянило Чезаре. Но, когда ему показалось, что рассказ продолжится, Джузеппе вдруг убрал меч в ножны, отвернулся и коротко бросил через плечо:       — Это всё. Иди во дворец и готовься к балу.       Чезаре не успел собрать ответ из своих разрозненных мыслей, как наставник резко скрылся в лесу и убежал по тропинке к берегу речки. Несколько секунд юноше хватило, чтобы горячее наваждение, прилипшее к его сознанию, рассеялось и уступило место рассудку. Чезаре соскользнул по камню вниз и накрыл ладонями пылавшие жаром щёки. Он ощутил крайнюю неловкость и даже стыд перед Джузеппе, но не мог сказать, в чём именно чувствовал себя провинившимся. Однако взглянуть на него в ближайшие дни он точно не сможет. «Хорошо, что сегодня маскарад и мы друг друга не узнаем, — выдохнув, подумал Чезаре, пока поднимался и искал свой меч. — Я показал себя с очень отвратительной стороны».              Днём он тщательно вымылся в королевских купальнях, оттёр с тела грязь и пот. Кожу, которой касался меч Джузеппе, он тёр ещё усерднее, силясь забыть тот бушующий водопад терпких эмоций, скатившийся по его телу к поясу. Он не был готов к таким ощущениям. После, облив себя напоследок холодной бодрящей водой, Чезаре почувствовал себя свободнее и наконец перестал вспоминать о случившейся неловкости.       За полчаса до бала он начал одеваться. Слуги вежливо стучались к нему и предлагали помощь, но юноша так долго разглядывал наряд и касался его, что мог вполне справиться с ним сам. Весь дворец горел ажиотажем и страстью, и это слышалось даже в отдалённом крыле, где жил Чезаре. Слуги бегали вверх-вниз по этажам, по верандам, сновали между колонн, как ловкие мошки, и тащили то платья, то воздушные накидки, то сверкающие украшения для волос. Женщины и девушки готовились к балу особенно тщательно, иные начали сборы ещё за два часа. Чезаре изредка слышал женские голоса в отдалении — это те немногие приближенные семьи, что могли жить во дворце. Он всё гадал, узнает ли сестру и приедет ли мать.       Чезаре надел сначала шёлковую рубашку: ткань приятно струилась по коже, и он испытал смутное чувство, что недостоин такого красивого материала на своём чересчур загорелом теле. Потом натянул брюки, застегнул пряжку ремня и набросил сверху жакет, решив его не застёгивать. Поправив все складки и топорщившийся воротник, Чезаре посмотрел на себя в зеркало и прыснул от смеха, потому как забыл про обувь и выглядел слишком нелепо, стоя в таком шикарном наряде на босу ногу. Башмаки отлично ему подошли и не жали стопу. Затем юноша расчесал пушистые, чистые волосы, сами лёгшие красивыми волнами, и решил завязать их в целый пучок — иначе его могли быстро раскрыть. Наконец, осталась последняя деталь — это маска. Чезаре бережно взял её в руки и аккуратно надел. Он не помнил, чтобы когда-нибудь обращался с предметом так осторожно, будто от него зависела судьба всего мира. Бросив последний взгляд на себя, Чезаре открыл дверь и покинул комнату.              Под маскарад отвели несколько пышных зал — самых больших и красивых во дворце. Всех приглашённых пускали только через главный вход — массивные двустворчатые двери, покрытые сложными узорами и объёмными выточенными фигурами. Перед залой уже столпились люди, а изнутри веяло млеющим светом, сладкими фруктами и вином. Чезаре показал слуге в маске, отвечающему за пропуск гостей, своё приглашение, и тот склонился в учтивом поклоне. Чтобы больше не выдавать себя, юноша сжёг приглашение в ближайшей свече и оставил догорающие остатки бумаги на мраморном выступе колонны.       Внутри огромной, с высокими потолками, залы собралось ещё не так много людей — они бродили редкими группами и тихо переговаривались. Королевский двор не пожалел освещения для главного праздника, и Чезаре с трудом верил, что сейчас не день. Чтобы не привлекать внимания, он ушёл с середины в просторные боковые галереи, очерченные широкими блестящими колоннами из нежно-розового мрамора с прожилками. Там уже стояли готовые, полностью сервированные столы с закуской и напитками; основные же блюда принесут ближе к середине праздника. Буйство красок и яркость свечного блеска так ослепили Чезаре, что он едва отметил про себя шикарное убранство залы: всюду благоухающие цветы, стены украшены самодельными гирляндами и блестящими звёздами, под потолком растянуты цветастые тканевые растяжки и полотна, а места статуй, на время убранных, занимали молодые деревца в больших горшках, так плотно утыканные игрушками и сладостями, что сквозь них едва виднелась зелёная листва. Любая выступающая горизонталь, будто то каминная полка или выемка в стене, отметилась набором винных кувшинов с надписями года урожая и названием. Шершавым королевским кубкам с выгравированными узорами не вели счёта, и Чезаре думал, что здесь их не меньше нескольких сотен.       Десятка минут хватило, чтобы пустынная и тихая зала наполнилась людьми и шумом. Негромко заиграли музыканты, и это ознаменовало официальное начало торжества. Чезаре с восторгом разглядывал наряды людей и глубоко в душе надеялся заметить среди толпы Джузеппе. Ткани сверкали интересными нашивками, перьями, бриллиантами, каждая маска — произведение искусства, в Венеции декабрь вышел точно загруженным. Чезаре чувствовал себя рассеянным и заблудившимся, когда здоровался или разговаривал с людьми, которых не мог узнать и которые точно не узнали его. Он плавно переходил от одной компании к другой, нигде долго не задерживаясь: здесь он рассмеялся удачной шутке, там рассказал свои наблюдения от вина, даже поучаствовал в нескольких партиях игр в кости и карты — специальные столики расположились по углам залы и вмещали всех желающих. Затем Чезаре проголодался, и слуги внесли вторые блюда — жареное мясо, птицу, овощи.       Утолив голод и обильно запив всё вином, юноша двинулся в следующую залу и охнул от изумления, когда переступил порог. Теперь он жалел, что потратил много времени в предыдущей комнате! Слуги построили здесь несколько извилистых деревянных горок: они начинались под потолком и длинным хвостом спускались вниз. Перед самым выездом для мягкости стояли глубокие резервуары, наполненные до краёв лепестками цветов. Каждый, кто съезжал с горки на специальной дощечке, взмывал в воздух целую разноцветную волну ароматов, когда плюхался в самую гущу, а затем, смеясь, выползал оттуда, отплёвываясь и отряхиваясь от цветков. К началу горок вели специальные лесенки и площадки, довольно хлипкие на вид, но всё равно выдерживающие такую толпу. В воздухе стояли гул и радостные восклицания; Чезаре не нужно было манить дважды.       Он съездил со всех горок несколько раз, опробовал самые крутые, а однажды разогнался так, что едва не вылетел за борт, и теперь иногда вытрясал из своей одежды разноцветные лепестки. Аккуратная причёска растрепалась, перья слегка помялись, но в остальном он вышел довольным и счастливым. Немного перекусив и снова выпив вина, он вошёл в следующую залу, где готовились к танцам. Он напрочь не знал движений, но влился в шумный хоровод и сносно повторял за другими движения. Хорошо, что это был групповой танец и Чезаре мог не думать о поиске партнёра, хотя теперь он осмелел так, что способен был подойти к любому и пригласить его на танец. Но он так напрыгался, набегался и устал, что решил немного отдохнуть на свежем воздухе, и вышел на террасу. Алкоголь тяжело давил на виски. Постепенно Чезаре сложил общую сумму всех выпитых где-либо кубков, и финальная цифра его немного расстроила, потому как он не хотел так сильно напиваться. Но на свежем, горьковатом воздухе сознание потихоньку очищалось, как и звёзды наверху, распечатанные сильной рукой ночного божества.              Чезаре положил руки на перила, развернулся и вальяжно посмотрел через окна на новый танец, ещё им невиданный. Танец был парным, движения — задорными и резвыми, так что даже уставший принц легонько отбивал ногой в такт флейтистам. Платья и перья объёмно тряслись, создавая образ разноцветной огромной птицы, запертой в большой богатой клетке. Чезаре на секунду даже показалось, что он разглядел в ней клюв и верткий хвост, а затем встряхнул головой и отбросил пьянительное наваждение. Приглядевшись, он даже свистнул от удивления: всегда считал, что в парных танцах участвуют лишь женщина и мужчина, но в зале кружились и мужские, и женские, и смешанные пары. Впрочем, этот весёлый танец с хлопками, прыжками и перестроениями не предполагал близкого контакта, скорее, эти кружения смотрелись даже забавно, когда пары держались за руки или зеркалили движения друг друга. Чезаре вплотную подошёл к окну и прислонился к холодному камню. Он разглядывал людей в зале и думал, кого бы пригласить на следующий танец: должен это быть юноша или девушка? От неловкости принц поправил воротник, покрепче завязал маску, чтобы в случае чего его позор не улетел за пределы этого анонимного праздника, даже пригладил выпавшие пряди волос и только потом почувствовал, что стоял на террасе не один.       — Ты так хорошо продумал наряд и маску, что я бы никогда тебя не узнал, — голос хрипловат, но мягок, знаком и приятен; Чезаре и не думал, что когда-либо испытает такое удовольствие, лишь слыша его. Не оборачиваясь, он усмехнулся:       — Но что же меня выдало? — за спиной раздались шаги, и Чезаре повернул только голову. Рассмотреть Джузеппе не удалось, но он ощутил его усмешку затылком.       — Вот это… — терпкий шёпот ласково пробежал по шее, обдал кожу тёплым воздухом. Чезаре вздрогнул. Пальцы коснулись его волос и остановились на шнурке, которым он их завязал. «Ну конечно, вот оно что! Я продумал всё, кроме того, чем завязать волосы!». Юноша резко развернулся и увидел перед собой Джузеппе — прекрасного, величественного в своём тёмно-синем наряде и лазурной маске. Сегодня он зачесал волосы на прямой пробор, да и одежду подобрал самую непривычную для обыденного образа, так что Чезаре никогда бы не смог узнать его в толпе.       — Ты выглядишь замечательно… — прошептал Чезаре, не в силах выдавить из себя большее. Джузеппе улыбнулся ему загадочно и мягко.       — Успел уже скатиться с горок? — спросил наставник и поднял руку, чтобы выпрямить одно из перьев на его маске. Чезаре, не дыша, наблюдал за ним и чуть не позабыл вопрос, незаметно утонув во внимательных синих глазах.       — Да, со всех. Это очень весёлое развлечение!       Тут Джузеппе посмотрел на зал за его спиной и задумался.       — Ты ещё не танцевал пиацеру?       — Нет, но со стороны выглядит очень забавно, и я бы хотел поучаствовать! Я танцевал только в общем хороводе.       — Тогда могу ли я попросить принца оказать мне честь танцевать с ним? — негромко произнёс Джузе и легко, но с долей пафоса поклонился ему, при этом неотрывно глядя в глаза. Чезаре ощутил, как ярко вспыхнули щёки под защитной маской, и окончательно растерялся. Он помнил неловкости, случившиеся одна за другой сегодня утром, но сейчас никакой их шлейф не тянулся за ними. Он даже не мечтал о том, что встретит Джузеппе на маскараде, а тот нашёл его сам и пригласил! Сердце юноши заколотилось так же часто и дробно, как башмаки танцевальных пар в зале, и он поспешно закивал головой, проговорив в ответ что-то невнятное. Он мог лишь надеяться, что сквозь его глаза не утекло слишком много правды, которая вспыхнула во время маскарада и теперь обжигала его мысли.       Они направились в залу, и Чезаре по пути опрокинул ещё один кубок — для храбрости, хотя потом укорял себя за него. Оркестр заканчивал передышку и готовился к новой партии. Пары уже вышли на середину и становились друг напротив друга на расстоянии нескольких браччо, чтобы с первой трелью сделать шаг навстречу и начать танец. Они с Джузеппе встали ближе к середине и теперь, улыбаясь, смотрели друг на друга. Дирижёр махнул рукой. Музыка сладко разлилась по зале, просочилась густым мёдом в трещины колонн, затерялась сахарной пудрой в чужих волосах и липкой карамелью склеила ладони танцующих пар.       Чезаре сам себе казался дико неуклюжим и медленным, но старался успевать за движениями и не ошибаться. Танец был прост, но ритмичен и быстр, поэтому юноша сгребал в кучку всю концентрацию, чтобы не растерять её хотя бы сейчас. Несколько раз они с Джузеппе кружились вдвоём, переплетя согнутые в локтях предплечья и кисти, и Джузе, усмехаясь, говорил ему смотреть не на него, а прямо, как того требовал танец. И Чезаре всегда забывал. Когда его тело немного привыкло к ритму и скорости, прыжкам и хлопкам, он умудрился даже спросить:       — А ты видел кого-нибудь из моих братьев или сестру?       — Лукрецию и Томмазо определить легко, — наклонившись, проговорил Джузеппе и кивнул головой вперёд, в начало танцевального ряда. — Только их пара ещё ни разу не менялась. Наверное, Томмазо боится оставить сестрёнку одну…       Чезаре отыскал их глазами и усмехнулся: как эта ревность была типична для его старшего брата! Лукреция же сегодня выглядела изумительно в нежно-персиковом платье и маске с розовыми перьями — светлый оттенок выгодно смотрелся на её загорелой коже и смоляных волосах.       — Лоренцо я видел где-то в начале праздника, а вот Марцио, сомневаюсь, что пришёл сегодня к нам, — закончил мысль Джузеппе, и они разошлись по разные стороны, как и задумывалось в танце, чтобы в несколько прыжков обойти залу полукругом и вновь встретиться. Когда их руки соединились, Чезаре задорно воскликнул:       — Странно, что вы с Лоренцо сегодня в разлуке! Обычно ваша парочка едва ли отличается от Томмазо и Лукреции.       Джузеппе насмешливо фыркнул и отвернулся, чтобы, Чезаре это почувствовал, скрыть одобрительное выражение, с каким обычно признаёшь, что тебя сумели ловко подколоть. «А ведь это ещё маска скрывает его лицо!» — думал Чезаре с победной улыбкой и всё больше убеждался в своей правоте.       — На Лоренцо я уже насмотрелся вдоволь. Сегодня я выбрал тебя.       — А как же наши тренировки? Разве на них ты не насмотрелся на меня?       Они закружились в танце, и Джузеппе, взяв его за талию одной рукой (что выходило за рамки танца), прижал к себе ближе и прошептал на ухо:       — Их чертовски мало.       Чезаре смутился и был счастлив, когда настало время отстраниться друг от друга и встать напротив. Раздались последние аккорды, и музыка прекратилась. Люди захлопали в ладоши, благодаря своих партнёров, а внутри Чезаре до сих пор играла неугомонная флейта, сотканная из слов Джузеппе. Он не знал, что значило слово «чертовски», хотя понимал, кто такой чёрт в людской религии. В эту скомканную минуту, пока вокруг творился бардак и гомон, Джузеппе в упор смотрел на него, и юноше показалось, что он увидел в этом взгляде опасные отголоски жажды. Жажды приятной, предательски вскрывающей, взаимной… Взаимной? Чезаре встряхнул головой, и вот уже наставник смотрел на него, как обычно, с долей насмешки, и все прошлые мысли бесцветно вымело из головы. Пока они шли друг к другу с разных сторон залы, юноша успел прихватить вина и сделать несколько глотков, чтобы потом вновь горько пожалеть, ведь алкоголь нисколько не выветрился из него во время танца, а наоборот, из-за духоты даже накопился. Джузеппе это, видимо, легко понял и потащил его за собой, придерживая за руку. Они вышли из залы и направились к маленькой дверце, выводящей в прохладные извилистые коридоры дворца. Чезаре не очень запомнил, сколько раз и куда они поворачивали, но в итоге Джузе вывел их в просторный тёмный зал, где неподвижно застыло сразу несколько десятков фигур в разных положениях. Сначала юноша даже испугался, а потом укорил себя за трусость: они оказались в зале, куда временно собрали все статуи, чтобы они не мешали празднику.       Несколько рядов мраморных фигур — огромных и небольших, мужчин и женщин, флорентийских королей и героев из человеческих легенд — стояли так близко друг к другу, что Чезаре легко перепрыгивал от одной статуи к другой, ловко копируя ту или иную позу. Джузеппе посмеивался над его кривляньями и пару раз поддержал за руку, спасая от неминуемого падения — Чезаре уже плохо стоял на ногах, а столь изощрённые акробатические упражнения давались ему с трудом. Наконец они прошли всю залу, и юноша забрался на высокий постамент к застывшей в прыжке римской богине. Чезаре понравились её струящиеся, но такие холодные волосы и спадающая с плеч туника, развевавшаяся на ветру. Чезаре попытался скопировать её позу, но, сделав шаг, забыл, что постамент был маленьким и быстро закончился. Он полетел вниз, зная, что ничего себе не сломает — не та высота, но пару синяков получит.       Однако его тело с размаху влетело во что-то мягкое и приятно пахнувшее: смесью осенних лесов и полынных горьких трав. Чезаре открыл глаза и увидел, что его ловко поймал Джузеппе и крепко обхватил туловище руками. Не зная, куда девать свои руки, юноша положил их ему на плечи и тут же ощутил жгуче вскипевшую неловкость, что поднялась из глубин его души и грозила обжечь их обоих. Лицо Джузеппе — всего в паре дюймов, и Чезаре никогда не видел его ближе. «Как будто маска может что-то спасти», — думал он, пока разглядывал его лицо. Шрам был скрыт, но внимательный, мягкий взгляд ничто не могло скрыть. Жаль только, что Чезаре выпил много и сквозь винную дымку не видел всех его эмоций. Пауза давила на них с каждой секундой, и смущение только нарастало. Дав волю своим неистощимым запасам тем, когда разговор заходил в тупик, Чезаре с улыбкой прошептал:       — Буду ли я красивой статуей, если вдруг стану ею?       Глаза Джузеппе почему-то заблестели недовольно, словно одна только мысль о превращении Чезаре в статую казалась ему оскорбительной, но он послушно ответил:       — Ты будешь самой прекрасной статуей среди всех, которые я когда-либо видел.       Это лишь Чезаре и было нужно. Он усмехнулся и захотел сказать что-то ещё, но сознание впитало в себя достаточно вина и как по щелчку отключилось, разлив перед ним чёрную гладь сна. Теряя остатки своих мыслей, Чезаре всё-таки успел подумать, что вышло уж слишком неловко: Джузеппе всё-таки пришлось тащить его бренное тело в комнату.       На следующий день наставник отпускал справедливые шуточки по поводу его опьянения, и, как бы юноша ни надеялся, что не успел натворить ничего плохого, рассказал, что, пока укладывал Чезаре в кровать, тот вцепился в него и не желал отпускать до того момента, пока его силы совсем не иссякли и он не отключился вновь. Чезаре думал, что больше никогда не сможет смотреть в глаза Джузеппе из-за стыда, но к концу дня неловкость развеялась и он зарёкся пить не больше пяти кубков вина за один вечер.