***
Осень перетекла в зиму, а затем уже в Новый год, праздновать который впервые было так странно без семьи и шикарных пиров. Чезаре отметил свой двадцатый день рождения, и наступила весна. Джузеппе выздоровел ещё в первую неделю своей болезни — на животе остался широкий бледно-розовый шрам. Сам он ничуть не печалился, с насмешкой говорил: какая разница — одним шрамом больше или меньше… Лоренцо всегда писал им, но всё время оттягивал момент их возвращения. Возможно, для этого и впрямь было рано. Демоны продолжали наседать на Флоренцию, но теперь для всех это превратилось в будничное зрелище. Покровители — от простых крестьян до ленивых придворных — потихоньку обучались примитивным боевым искусствам, могли сносно владеть мечом и защищать себя. Около города устанавливали новые защитные сетки, но они всё равно не выдерживали сильного наплыва демонов. Людская же Флоренция держалась мало-помалу: пока что ничего не напоминало о том, что в неё проникли тысячи тысяч демонов, чего наверняка не случалось с ней раньше. Чезаре так и не разрешили приехать на похороны своей матери, и это единственное отравляло ему жизнь — иногда, между делом, стоило ему только отвлечься от рутины. С Джузеппе жилось даже слишком хорошо — порой казалось, что они не заслужили такого относительного покоя. Чезаре долгие месяцы бывал не весел и задумчив, глубоко внутри переживал смерть матери, но старался не показывать своих чувств. Иногда его накрывало правдой сильнее, чем когда-либо, и в такие моменты становилось тяжко — не столько физически, сколько морально, хотя пару раз он даже начинал задыхаться. Джузеппе пытался его отвлекать — домашней работой, тренировками и охотой, но с одним занятием угадал точнее всего. Когда Джузеппе вернулся из Флоренции, то совсем позабыл о мешочке, привязанном к поясу его штанов. В нём лежали мраморные камни — Лоренцо дал ему немного для укрепления защитной сетки вокруг дома. Когда Джузе выздоровел, то позвал Чезаре с собой в лес и показал, как создавать сетку. Ничего сложного в этом юноша не нашёл: следовало просто влить немного энергии в камень, попутно представив хотя бы очертания сетки, и тот начинал распространять её сам, уже без лишних дополнительных вливаний. Но раз в месяц сетку надо было подпитывать энергией, иначе она иссякала. Чезаре понял, что камень — своего рода усилитель энергии, что ещё раз доказывало: сколь многогранен и интересен этот мир! Только всё ещё казалось странным, что ничего пригодного для создания сетки, кроме мрамора, так больше и не нашли. Чезаре продолжил развивать созидательные способности. Он сделал ещё одну курицу, правда, всё равно не с первого раза, а мелочи, необходимые в быту, выходили у него идеально и в больших количествах. Принц заметил, как увеличился запас его энергии; и хотя полоска на руке не изменилась, он чувствовал, что на одни и те же предметы теперь расходовалось меньше, чем раньше. Матушка говорила о чём-то таком, когда обучала его в детстве. Библиотека охотничьего домика только раньше казалась ему скучной. Он привык к лёгкой и захватывающей литературе, здесь же хранились разные справочники, энциклопедии и учебники. В глубинах пыльных полок Чезаре отыскал настоящий бриллиант этой коллекции: редкий учебник по созидательной энергии. Честно признаться, он в глаза такие не видел — привык сразу отрабатывать на практике. Но учебник его заинтересовал, и Чезаре проглотил его за несколько дней. Пока он читал, мысли нещадно копились в нём, а идеи, пока сумасшедшие, не давали спать ночами. Он проводил короткие эксперименты, довольно провальные сначала, и нетерпеливо ждал, когда же Лоренцо и король разрешат им вернуться во дворец. Кажется, у него появилась неплохая мысль о новой защитной сетке для города. Иногда он даже поражался, почему столь простое решение не озарило его раньше. Но возможно и так, что он опозорится перед братом, едва ли тот дослушает его бредни. Однако Чезаре не боялся показаться глупым — это лучше, чем показаться бесполезным. Весной его желание исполнилось. Точнее, так он думал сначала. Минуло меньше года с тех пор, как они с Джузеппе перебрались в охотничий домик и зажили в нём так славно и неказисто, что Чезаре почти поверил в счастье, складывающееся из обыденных мелочей. Он понял простую истину: дворец никогда не был его отдушиной, его успокоением и домом. Но почему-то им стало пристанище для охотников. Вдали от королевства, от вечной суеты, от хлопотливых слуг и мерзких сплетен, вдали от собственного, обязывающего поступать так или иначе статуса принца — вдали от этого всего Чезаре ощутил себя настоящим. Дворцовые распорядки, его привычки и традиции только мешали ему жить так, как он желал; словно бесполезная шелуха — все эти вечные пиры, собрания, советы, учителя… Если по пирам Чезаре немного соскучился, то всё остальное легко вычёркивалось из его жизни. К тому же возможность в любой момент видеть Джузеппе, дотрагиваться до него и не думать о чьём-либо мнении прельщала юношу сильнее всего. Поэтому, когда однажды тёплым деньком, хрустящим из-за сонного солнца и прохладного воздуха, пришло письмо от Лоренцо о том, что король разрешает им вернуться во Флоренцию, Чезаре даже приуныл. Но время было выбрано идеальное: уже несколько дней демоны даже близко не подбегали к городу. Лучше сейчас, чтобы потом снова не стало поздно — так решили они с Джузеппе. К тому же, добавлял Лоренцо в письме, наверняка не без смущения, по дворцу, к сожалению, пошли грязные слухи о нём и Джузеппе. Долго скрывать местоположение младшего принца и его друга не смогли, пришлось сделать открытое заявление. Поначалу новость восприняли хорошо, порадовались за безопасность Чезаре, но чем дольше тянулись месяцы их отсутствия, тем сильнее накалялись слухи. Лоренцо не писал подробностей, будучи слишком деликатным для этого, но Чезаре, красный и смущённый, вполне представил эти злые шепотки. Наверняка простой люд Флоренции упрекал их в том, что они бросили город и приютились в домике, предавшись мужеложству… Король же, восприимчивый к репутации семьи, хоть и пресекал эти слухи на корню, угрожал сплетникам даже тюрьмой, решил всё-таки призвать к себе своих поданных и прекратить все разговоры. Лучше бы они с Джузеппе не читали этого письма. День испортился напрочь, они даже не поднимали глаз друг на друга. Чезаре не знал, что их смутило. Он почему-то вспоминал те моменты, когда они с ним спали на одной кровати или обнимались, или подолгу смотрели друг на друга. Но в этом, казалось ему, не было ничего от мужеложства — страшного и скрипящего на зубах слова. Конечно, он слышал о таком, всё-таки ему было уже не десять лет. В мире покровителей к подобному относились не так враждебно, как в мире людей, где за неверную любовь могли подвергнуть пыткам или убить, но и нельзя сказать, что хорошо. Чем выше статус покровителя, тем больше его будут осуждать, если узнают о предпочтениях. Казни не будет, но потеря репутации и положения — точно. Чезаре же, откровенно говоря, не понимал, почему разрешалось любить одних, но не других, и почему вообще кому-то постороннему было до этого дело. Он, хоть и не познал ещё любви, думал, что будет с собой откровенен в такой миг. Собрать вещи получилось быстрее, чем они с Джузеппе предполагали. Двух куриц, недовольно кудахтавших, и остатки продуктов наставник отвёз на тележке в деревню ещё утром и раздал нуждающимся. А так личных вещей у них едва ли набралось больше, чем на узел. Посуду и хозяйственные предметы они оставили в домике, на будущее; труднее всего было покидать вино, сделанное самим Чезаре. Но тащить огромный бочонок целых два часа — нет, пожалуй, принц не настолько обезумел в своей страсти к вину. В доме мгновенно опустело и затихло. Обычно Джузе занимался какой-то мелкой работой или готовил, а Чезаре гремел в библиотеке; или они тренировались на мечах, и их лёгкий звон оглашал округу. По крайней мере, всегда ненавязчиво кудахтали курицы в курятнике, пристроенном к дому. Эти звуки так впитались в обыденность Чезаре, что слышать полную тишину казалось даже неуютно. Джузеппе делал последний обход, проверяя, заперты ли все ставни, хорошо ли скрыты запасы зерна и муки от грызунов, а принц безмолвно ждал его на крыльце, держа за плечами холщовый мешочек — там лежало немного одежды и книга по созидательной энергии, которую он всё же решил забрать с собой. Да и что ей делать здесь, среди лесов? Когда Джузе вернулся к нему и кивнул, одарив при этом невесёлой улыбкой, Чезаре только тяжело вздохнул. Будет ли всё как прежде между ними, когда они вернутся во дворец? Он вспомнил про слухи и нервно сжал губы. Нет, вряд ли они смогут позволить себе столько беспечности! Едва Чезаре успел развить эту мысль, как ему сделалось дурно. Сначала он и не понял, отчего же. Грудную клетку сдавил огненный обруч, а по рёбрам словно пустили раскалённое железо — такой уж сильный жар он испытал. Покачнувшись, он едва успел придержаться рукой за дверной проём. Джузеппе в два шага подлетел к нему, подхватил за туловище и помог сесть на каменные ступеньки. — Что с тобой, Чезаре? Ты плохо себя чувствуешь? — испуганно спрашивал он, заглядывая в лицо и пытаясь понять, где болит. Чезаре сжал ткань рубахи на грудной клетке и поморщился. — Жарко… очень горячо! — прошипел он и попытался восстановить дыхание. Джузеппе замер, а затем почему-то улыбнулся. Чезаре не понял, что же в его бедственном положении было смешного, к тому же он до сих пор не знал, что с ним случилось. Но не успел он даже обидеться на Джузе или спросить его, как руки пришлось срочно убрать с груди — из неё, полетев кверху, ринулись блестящие искры. Они летели зигзагами, рассыпались в воздухе, едва достигая высоты дома, и потухали. Выглядело красиво, нелепо и грандиозно одновременно. Жар тут же прошёл, и Чезаре облегчённо вытер испарину со лба. Джузеппе приобнял его за плечи и улыбнулся. И тут принц начал догадываться... — Поздравляю, ты достиг бессмертия раньше положенного срока! — глаза Джузе смотрели на него нежно и восхищённо. Чезаре бы смутился такого взгляда, не будь его удивление сильнее любой неловкости. — П-правда? — заикаясь, спросил он и изумлённо уставился на свою грудь, словно она могла ответить на вопрос «почему?». Считали, что Раннее Бессмертие даровалось покровителю за успехи в каком-либо деле, но точных критериев не знал никто. Можно было быть обычным каменщиком и получить бессмертие в двадцать лет, а можно и всю жизнь состоять в совете покровителей, защищать людскую Флоренцию, но стать бессмертным, как и все, только в пятьдесят, покрывшись морщинами и поседев. Конечно, все страстно желали остаться в вечности молодыми и красивыми, да и немногие в нынешнее время доживали до столь преклонных лет, но, кажется, у того, кто распоряжался бессмертием, имелось неплохое чувство юмора и страсть к издёвкам. — Я так счастлив за тебя, Чез! Представь, как обрадуется твоя семья! — воскликнул Джузе и потрепал его по плечу. Затем помог подняться, взяв за руку. Чезаре всё ещё обескураженно разглядывал то свои ладони, то его лицо, не веря и ища какой-то подвох. — Но… за что же? Каких значительных успехов я добился? — Вероятно, дело в том, что ты отлично развил в себе созидательную энергию, пока тренировался здесь, — предположил Джузе и пожал плечами. — В любом случае, — он взял его ладони в свои и ласково посмотрел на него, — ты заслужил это. Значит, сам город желает, чтобы ты остался молодым навсегда, так же, как твои тело и разум. Это ли не прекрасно? — Конечно, прекрасно… — промямлил Чезаре, вроде бы отошедший от первого замешательства, но ещё не поверивший в правду. — Однако… — тут он улыбнулся собственной мысли, поднял глаза на Джузеппе и крепче сжал его руки, — выходит, что я заслужил бессмертие, изучив строение курицы?.. Они оба прыснули от смеха. Да, такую историю во дворце не расскажешь! Только этот домик может сохранить её… Джузеппе потянул его к себе, и Чезаре не стал сопротивляться — по привычке, которую скоро придётся искоренить, он прижался к нему, сладостно впитывая объятие. Так просто это было здесь, в окружении лесов и полей! Джузеппе первый, кто узнал о его бессмертии, и первый, кто разделил с ним этот момент. Принц и не думал, что подарит его кому-то ещё. — Я так рад, Чезаре! — шептал он в макушку, и от этого тело разливалось щекотливым, опасным жаром, разом летевшим книзу. — Можешь ли ты поверить в это, что я счастлив сильнее тебя самого? — Нет, не могу, — насмешливо выдал принц и уткнулся носом в его ключицу. Аккуратно обнял в ответ, сцепив ладони на спине. Конечно, он верил. Он знал, что один лишь Джузе способен на такую искренность. Когда он размышлял об этом, мысли привычно разбегались врассыпную, не желая соединяться в сложное объяснение; так всегда, во всём, что касалось Джузеппе! Чезаре так и не расставил по полочкам их отношения; ни на одну полку они не ставились, ни в одно слово-сосуд собраться не могли. Джузеппе отстранил его за плечи и внимательно посмотрел. Их лица снова были запредельно близко, горько думал Чезаре, что бы по этому поводу сказали во дворце? — Но, знаешь, даже если бы ты состарился и получил бессмертие только в пятьдесят, я бы никогда не покинул тебя. Не предал бы дружбу между нами, твоё доверие и теплоту, даже если бы все называли тебя неудачником… — Джузеппе опустился на одно колено перед ним и поднёс его сжатые пальцы к себе… почти к губам, но не касаясь их. Чезаре попытался остановить его от этого безумия и смущения, но Джузе был непреклонен. — Будь ты немощным стариком, изгоем или злым врагом всей Флоренции, я буду на твоей стороне, буду принадлежать тебе. Одному лишь тебе… Он говорил, опустив глаза, но Чезаре видел, какой серьёзностью и лаской они горели. Собственные же щёки опалило жаром ещё хуже, чем грудь пару минут назад. Не выдержав напряжения, Чезаре тоже опустился на колени, раз не сумел поднять Джузеппе, и заглянул ему в глаза. Он хотел бы увидеть в его лице беспечность или даже шутку, но увидел только хмуро сведённые к переносице брови, напряжённую складку губ и сбитое дыхание. И как он мог подумать, что Джузе шутил! — Я ценю это, Джузеппе, очень, — прошептал и отважился. Поднёс его ладонь к своим губам и мелко коснулся кожи. Кто-то из них должен был на это решиться. Он ожидал, что наставник отдёрнет руку, оттолкнёт его или хотя бы одарит неодобрительным взглядом, но тот лишь вздрогнул, а его скулы покрылись тонким румянцем. Чезаре ощутил, как кровь приливала к поясу и сдавливала его в тисках с каждой секундой, пока губы касались чужой кожи. Он хотел бы знать, что чувствовал Джузеппе тогда, хотел бы проверить, пройдясь губами по всей тыльной стороне ладони, как сильна будет его мучительная дрожь. Но наваждение, накатившее пеленой перед глазами, спало в один момент, и они оба очнулись, как по щелчку. Неловкость мгновенно отбросила их далеко-далеко, туда же, откуда они начали пять минут назад. Чезаре отпустил ладонь Джузеппе, а тот помог ему встать. Прощание с домом немного развеяло их смущение, а по дороге они даже разговорились, постаравшись забыть о неловком эпизоде. Но Чезаре мог поклясться — чем угодно — что Джузеппе понравилось. Правда, это едва ли объясняло правильность случившегося.***
Принц ещё не переступил порог дворца, а его уже резко втянули в суету королевской жизни. Оказалось, что Лоренцо ждал его в своём кабинете, а для Джузеппе уже скопились дела. Чезаре думал, что испытает укол нежности, как только вернётся в свой настоящий дом, где он не жил уже год, но почувствовал лишь раздражение и усталость. Бегущие слуги, шумные придворные, бесконечные коридоры и залы, которые он уже подзабыл и начал в них путаться. Даже в своей комнате, огромной и бездушно богатой, он ощутил себя лишним. Возможно, всё, что ему требовалось для жизни, это их с Джузеппе охотничий домик? Пару комнат, столовая, библиотека. Лесные просторы и сочные поля... Чезаре тяжко выдохнул и, как только сбросил мешок на пол, поспешил уйти из тёмной и неуютной комнаты, в которой провёл все свои детство и юность. Брат ждал его аудиенции в рабочем кабинете, попутно читая какие-то отчёты и дописывая мелкие приказы за отца. Когда вошёл Чезаре, он выгнал толпившихся вокруг слуг и помощников и сам запер массивные деревянные двери. В его кабинете всё дышало чистотой и аккуратностью: полки тщательно вытерты от пыли, книги сложены по порядку, важные бумаги собраны по стопкам, даже перья лежали ровной линией. В открытое окно склонялись ветви цветущих яблонь и груш, а на подоконнике и полу разметались розовые лепестки, но даже этот изъян в общем порядке казался шармом. Лоренцо тут же обнял его, как только они остались одни, и прошептал: «Как же я соскучился по тебе, Чезаре!». Младший принц тоже тосковал по брату, даже длинных писем уже не хватало, чтобы справиться с тоской. Затем они отстранились друг от друга, и Лоренцо с любопытством оглядел его. Чезаре тут же сделалось стыдно за свой внешний вид и то, как неуместно он выглядел среди красочных фресок и позолоченных вещей: на нём была откровенно потёртая серая накидка, дрянная рубашка и растянутые штаны. Просто какой-то землепашец, особенно в сравнении с Лоренцо, всегда выглядевшем изумительно — в хорошем блио цвета спелой вишни, отглаженной рубашке и тёмных штанах. Но брат улыбнулся Чезаре своей приятной, ласковой улыбкой, ни одним из своих взглядов не выказал отвращения или стыда и потрепал его по голове, развеяв неловкость. Этой улыбкой ему и покорялись умы советников и даже своих врагов. Никто не был против — таким уж родился этот великолепный Лоренцо! Наконец он пригласил Чезаре сесть в одно из кресел и предложил вина. С дороги в горле так першило, что юноша с радостью согласился. Они сделали пару глотков, и Лоренцо начал разговор первым: — Рассказывай, Чезаре, как прошла ваша жизнь в охотничьем домике. Было ли удобно? Не слишком ли невыносимым был Джузеппе? И Чезаре поведал ему обо всём, что случилось с ними за это время. Рассказал в подробностях и о том, что чуть сам не распрощался с жизнью, когда ему на помощь едва-едва успел Джузеппе, и о ране самого Джузеппе, когда пришлось вырезать гной с его тела. От услышанных подробностей Лоренцо немного побледнел. Чезаре признался, что будет должником своего наставника ещё долгое время; даже вырезанный гной — только малая часть того, чем он мог бы быть ему полезен. Джузе занимался ещё хозяйством и готовкой, сам же принц оказался в этом бестолков. Когда он закончил рассказывать, Лоренцо покачал головой. Взгляд его красивых глаз смотрел сосредоточенно и внимательно, а улыбка пропала с лица. — Это оказалось всё-таки самым опасным путешествием. Может, даже опаснее того, что вы могли бы найти здесь, во Флоренции… — Лоренцо заставил себя встряхнуться и провёл ладонью по лбу, стерев хмурую складку бровей. — Впрочем, я рад за вас и за то, что всё закончилось хорошо! Думается мне, за эти месяцы вы научились многому, в том числе и друг у друга, — он теперь вновь улыбался. Чезаре ощутил спокойствие — рассказ взволновал и его тоже. Эмоции были ещё свежи в его памяти, но теперь он осознал, что они — уже прошлое. — Да, это точно. Джузеппе — очень хороший человек, — говорил, а в голове всплывали смущающие эпизоды их жизни: объятия, долгие взгляды, прикосновения… Почему-то сейчас, рядом с братом, эти воспоминания вызывали лишь стыд. Лоренцо, не заметив его покрасневших щёк, выдержал паузу. Затем прокашлялся и заговорил: — Слушай, есть одна не очень приятная тема, которую мне придётся с тобой затронуть. Меня об этом попросил отец, а как ты знаешь, его слово — закон, — Лоренцо без улыбки посмотрел на него и опустил кубок на стол. — Она касается вас с Джузеппе. Не буду тянуть: я писал о слухах в последнем письме к вам. Слухи действительно есть, но, в отличие от других, порой более грязных, на эти отец отреагировал слишком бурно. Теперь любой, кто будет хотя бы подозреваться в распространении подобных сплетен, сразу же без суда отправится в тюрьму. Всё очень серьёзно… Я и сам немало удивлён поведением отца. Значит, то, что про многих его детей и него самого плетут самый настоящий бред, по типу того, что это мы убили мать — это пустяки, а вот отношения между вами с Джузеппе — самое настоящее зло? Честно, впервые не могу понять его! — Лоренцо всплеснул руками и раздосадованно вздохнул. — Но недавно он вызвал меня к себе и попросил, чтобы я передал вам его приказ: отныне занятия по боевому искусству вы прекращаете. Чезаре, признаюсь откровенно: впервые в жизни я возразил отцу так категорично и напрочь забыл, что он мой король, — Лоренцо легонько скривился, будто съедаемый болью, и Чезаре ощутил его огорчение. — Я доказывал, что слухи всегда будут, что верить им и поддаваться — глупо, что про каждого из нас плетётся невесть что и если обращать внимание — так можно и себя потерять. Я говорил, что ваше отношение друг к другу полно лишь дружеских начал, что я ручаюсь за Джузеппе, как за самого близкого мне человека, да и занятия ваши идут на пользу твоим боевым навыкам. Но отца словно подменили… возможно, он всё ещё переживает из-за смерти матери и не успел отойти, — глухо добавил брат, и его взгляд разом потускнел; у Чезаре и самого защемило в сердце. — Все мы ещё не можем прийти в себя, я его понимаю, но не настолько же быть упрямым в своей глупости!.. В общем, Чезаре, прости: я не сумел сохранить вам ваши занятия. Отец предложил тебе брать занятия у Марцио, он воин искуснее всех нас, но я не уверен, что он… короче, ты и сам знаешь, каков наш Марцио! — выдохнул, горько усмехнулся и печально взглянул на него. — Он может как и прогнать тебя, так и заинтересоваться тобой. Никто толком не знает, что у него на душе. Чезаре слушал его с двоякими мыслями: с одной стороны, его поражали безрассудство отца и отвратительность сплетен, с другой — он вспоминал все те моменты, когда они с Джузеппе были непозволительно близки, да даже тот, что случился с ними утром… Так ли далеки от правды все те люди, говорившие о них? Эта мысль резанула по сердцу Чезаре ледяным ножом. Его пробрало дрожью — от страха и омерзения. — То есть, ты хочешь сказать, что отец подозревает нас с Джузе… в мужеложских связях? — Чезаре даже не заметил, как впился пальцами в кресло. Лоренцо примирительно улыбнулся и налил ему ещё вина. — Навряд ли так, Чезаре. Думаю, он почему-то взъярился именно на эти слухи. Возможно, у него вызывают отторжение подобные связи… — брат задумался и только потом очнулся, чтобы передать кубок Чезаре. — Но это тоже странно, поскольку наш отец правит королевством уже много лет и привык к любым грязным сплетням. Если бы он обращал внимание на каждый слушок, то давно бы не стоял во главе Флоренции. Может быть, здесь что-то личное… — шёпотом добавил Лоренцо, наклонившись к нему через столик. — Правда, выяснить мы всё равно не сможем. Я слышал, что из книги истории нашего королевства были выдраны пара листов и заменены другими. В них как раз про те времена, когда правил предыдущий король, а отец был в нашем возрасте… Но поди и разберись, что там такое скрывалось! Может, я просто надумываю, — чуть громче добавил Лоренцо и откинулся в кресле, подняв кубок к лицу. — В любом случае никто не запретит вам общаться, я за этим прослежу. Ты не замечаешь, но я вижу, как трепетно относится к тебе Джузеппе… а ведь поначалу он считал тебя самовлюблённым и глупым мальчишкой! Лоренцо рассмеялся, а Чезаре поскорее скрыл пылающие щёки за кубком. Весь этот разговор только сводил его с ума. Правда, мысли пытливо зацепились за слова брата об их отце… Но Чезаре тут же заставил себя отбросить эти глупости и сосредоточиться. Ведь не только Лоренцо хотел поговорить с ним сегодня… Чезаре выждал паузу и ошарашил брата первой же фразой: — Я хочу предложить новый вариант защитной сетки города, поэтому прошу допустить меня до тайников, где хранятся мраморные камни! И если это необходимо, я готов выступить на совете со своей идеей и ответить на все вопросы, — Чезаре не заметил, как вскочил с кресла и вытянул руки по бокам, словно воин, отчитывающийся перед командиром. Эмоции так захватили его, что он совсем забылся. Тем нелепее выглядела эта картина, когда он просил у брата выступления перед советом, будучи весь в пыли и грязи и в порванной у локтя рубашки. Но во взгляде Лоренцо не проскользнуло насмешки — наоборот, он серьёзно хмыкнул, тоже поднялся с места, подошёл к нему и взял его ладони в свои. Смотрел при этом внимательно и обеспокоенно. — Братец, не переживай ты так сильно! Давай сначала обсудим вместе. Рваться сразу в совет я бы не предлагал — они растерзают тебя своим снобизмом и нежеланием как-либо развиваться. Поэтому давай встретимся в моей библиотеке после ужина и ты мне всё спокойно расскажешь, хорошо? — Чезаре кивнул, теперь устыдившись своей несдержанности. А он даже не заметил, как всё его существо пробрало импульсивной решимостью. Лоренцо посмотрел на него мягко и понимающе и потрепал по пыльным, но всё ещё курчавым волосам. — А пока иди — умойся, перекуси и отдохни. Поздоровайся с другими братьями и сестрёнкой — она недавно вернулась из Рима. Сходи к отцу, если он будет свободен, хотя бы на пять минут. Только… не выказывай своего недовольства насчёт его решения, ладно? — Лоренцо предлагал самый разумный вариант, а для Чезаре это значило, стиснув зубы, терпеть ужасные капризы отца. Но он кивнул, пообещав, что не сделает глупости. — А ещё лучше вообще не упоминай Джузеппе, обойдись общими словами. Говорю же, наш король немного изменился с тех пор, как ты видел его в последний раз… не вини его, Чезаре. Он тоже потерял дорогого себе человека. При упоминании матери юноша снова ощутил неприятную колючесть в глазах и, быстро сморгнув, отвернулся. Когда же наконец любое воспоминание о ней перестанет бить так больно и так прицельно по его сердцу? Он догадывался насчёт ответа, но боялся сознаться. Они попрощались с Лоренцо до вечера, и Чезаре отправился в купальни. Он уже очень устал, а не прошло и половины дня. Горячая вода должна была прибавить ему сил перед встречами с остальной семьёй. Чистый, в привычной, красивой и благоухающей одежде, Чезаре пообедал у себя в комнате и отправился затем по дворцу — сначала ему хотелось увидеть Лукрецию. Через слуг он узнал, что она покинула покои и ушла в сад роз рядом с библиотекой. Найти её там, задумчивую, крутящую в пальцах нежный цветок, оказалось легко. Чезаре постарался шагать как можно громче, чтобы привлечь её внимание, и глаза, такие же внимательные и грустные, как у матери, мгновенно встретились с его. Улыбка, подобно ярким плетистым розам в саду, расцвела на её губах, и они бросились друг другу навстречу. — Братец Чезаре! — Лукреция! Они обняли друг друга, и юноша с щемящим сердцем вдохнул нежно-девический, цветочный аромат, которым пропахли её волосы. Наконец они прервали объятия; сестра не отпускала его рук и внимательно осмотрела его, будто за эти несколько месяцев он мог как-то особенно измениться. В её глазах Чезаре заметил лёгкие слёзы и печаль. И хотя сейчас она улыбалась, тяжёлая, матушкина синева глаз никуда не пропала. — Как ты, Чезаре? Мы с тобой не виделись целую вечность! Даже письма друг другу не могли писать… — Лукреция стиснула его ладони в своих и бросила на него нежный взгляд; чем дольше она так смотрела, тем сильнее Чезаре казалось, что сама матушка сейчас говорила устами Лукреции — как бы бредово это ни звучало! Он отвёл её к уютной беседке с подушками, скамейками и кувшином фруктовой прохладной воды. Они испили по кубку, и Чезаре рассказал всё без прикрас, хотя полагал, что Лукреция немного знала о его приключениях за пределами города. Лоренцо кратко ей писал. Но, оказывается, решил не тревожить её подробностями, когда Чезаре висел на грани смерти или когда Джузеппе вернулся после стычки с демонами. Рассказ давался ему нелегко, особенно та часть, связанная с Джузе. Навалилось всё: и смерть матушки, и возможная, такая скрипящая на зубах смерть лучшего друга… Чезаре думал, что достаточно искренне поведал Лоренцо обо всём случившемся, но с Лукрецией слова уязвимо оголили его чувства, и рассказ сдавил сердце в тисках. Лоренцо он не позволил увидеть свою слабость, но Лукреции разрешил взять его в свои нежные руки и согреть. Когда он поднял на неё взгляд, борясь с кусачими слезами, сестра, не сдерживаясь, стирала влажные дорожки со своих щёк и крепко держала его за руку. Почему-то в тот момент он был благодарен ей больше, чем кому-либо; казалось, что так остро и страстно поняла его только она одна. Когда они успокоились, перевели дыхание и стёрли слёзы, Лукреция негромко начала описывать свою жизнь после отъезда в Рим. Она осталась в восторге от древнего города: его дворцы были безупречны и полны золота, церкви блестели посеребрёнными колоннами и начищенными мраморными полами, а к реке Тибр, серо-прозрачной и стремительной, склоняли ветви могучие старые деревья. Но, задумчиво добавила сестра, люди там такие же, как везде: бедняки печальны и отчаянны, торговцы склонны к обману и жадности, а богачи безмятежны и сыты. Ничего, что отличало бы их от людей Флоренции, она не нашла. Покровителей же у Рима насчитывалось гораздо больше, чем у их родного города, и их управление стояло на голову выше. Наверное, поэтому сетка над Римом была плотная и демоны не мучали их город большими толпами. Чезаре с удовольствием слушал её рассказ, но совесть терзала его постоянно, стоило ему вспомнить, как в день её отъезда он подслушал разговор родителей. Он старался не показаться Лукреции нервозным, однако внимание частенько улетучивалось к тому утру. Теперь же оно ещё отягощалось тем, что это был последний раз, когда он слышал голос матушки… Лукреция всё же заметила его отрешённость и, коснувшись плеча, мягко прошептала: — Ты ведь тоже… скучаешь по матушке и не можешь поверить, что её… убили вот так? — к её глазам вновь подступили неохотные слёзы, и Чезаре едва сдержался сам, понимая, что должен быть образцом стойкости перед сестрой. Грустно улыбнувшись, он осторожно стёр большим пальцем мокрые дорожки на её щеках и вздохнул. — Да… всё это кажется таким странным. Мы с тобой даже не увидели её лицо перед тем, как её сожгли… — Лукреция крепко зажмурилась и задрожала в плечах. Чезаре притянул её к себе и попытался согреть объятием разверзшуюся ледяную бездну в её душе. — Знаешь, Чезаре, я не верю… — прошептала она ему в рубашку, крепко сжав ткань. — Что она позволила демонам так запросто себя убить! К тому же, демоны так не убивают… Она была полна жизни в последние месяцы! — покрасневшие глаза Лукреции загорелись лихорадочным счастьем, когда она посмотрела на Чезаре. — Я переписывалась с ней. Да, порой на матушку накатывала меланхолия, но это столь привычное для неё состояние… Не верю я, что демоны убили её, Чезаре! — воскликнула она и серьёзно посмотрела на брата. — Здесь что-то нечисто, я это чувствую. Но и как подступиться к этому делу в одиночку, я не знаю... — Что ты надумала сделать? — Чезаре пристально вгляделся в лицо сестры, зная её стремительный нрав. Задумчиво прикусив губу, она помолчала, а затем оправила складки платья, не зная, куда девать руки от беспокойства. — Я бы хотела проникнуть в её резиденцию… Знаю, что она хорошо охраняется и все её вещи оттуда вывезли! — тут же перебила она его возможные протесты. — Но… что-то тянет меня туда, Чезаре. Я бы хотела побывать там… втайне ото всех, — Лукреция сжала пальцы в кулаки и нахмурилась, глядя перед собой. Взгляд её полнился решимостью. Чезаре и сам чувствовал, что согласился на её безумие ещё до того, как она произнесла его вслух. — Затея рисковая, — хмыкнул он, наливая им в кубки прохладной сладкой воды — горла уже начали першить. — Но я совру, если скажу, что не хочу присоединиться. Надо всё продумать, Лукреция. Давай встретимся на неделе? Если, конечно, у тебя не будет более важных дел… Кажется, что Томмазо тоже по тебе соскучился, — между делом бросил Чезаре и не ожидал, что сестра так вспыхнет от имени брата. Она отвернулась, поглаживая чёрные густые волосы, и опустила взгляд вниз. На её губах теплела загадочная улыбка. — Да, но больше он соскучился по моей помощи в стихах, я думаю... Пока меня не было, он снова писал какие-то глупости! Хорошо, что не публиковал… — встряхнувшись, она добавила: — Впрочем, это никак не влияет на наши с тобой планы! Только сохраним в секрете, хорошо? Не говори даже Джузеппе. Чезаре с усмешкой кивнул, и они разговорились на другие темы. Наконец он вспомнил про самое главное: Раннее Бессмертие настигло его в двадцать лет! Сестра обрадовалась так искренне и ребячески, что вызвала улыбку. Она тут же сказала, что надо сообщить всем, устроить пир, танцы, пригласить музыкантов! Чезаре, хотя и не желал шумихи из-за такого пустяка, уступил ей и разрешил устроить празднество такого масштаба, как ей захочется. Потом Лукреция задумчиво добавила, заправляя выбившуюся прядку волос за ухо: — Матушка бы тобой гордилась… Можешь не соглашаться со мной, но, думаю, ты был её любимцем среди нас всех. Чезаре удивился, сколь беззлобно она это произнесла. Ведь каково это — признать, что не ты был любимчиком у матери? Да и вообще, выделять одного среди остальных… Чезаре сделалось неловко, и он только пожал плечами, оставив Лукрецию без ответа. Но глубоко внутри разлилась горькая теплота. Потом они расстались, и Чезаре пошёл к следующему члену своей семьи — к Томмазо. Его он застал в крайне плохом настроении с полупустым кувшином вина и кучей свитков вокруг. Выглядел брат не очень свежим и выспавшимся, под глазами залегли мрачные тени бессонницы, а волосы, привычно собранные в хвост, растрепались по плечам. Чезаре понял, что попал в неудачный момент, когда у Томмазо пропадало вдохновение и слова переставали складываться в ритмичные строки. Брат попытался ободриться и даже выдавил пару улыбок вместе с радостью от его приезда, но Чезаре всё равно не стал навязываться и поскорее ушёл, оставив его одного. Он знал, что в такие часы помочь Томмазо мог лишь сам Томмазо или же их сестрёнка. Кризис вдохновения у поэта проходил быстро, и уже к следующему дню его бледные щёки точно покроет румянец. У Чезаре осталось ещё полдня и два человека, которых он менее всего желал видеть. И если к отцу визит был обязателен, то вот с Марцио он решил увидеться уже завтра — к самому отчуждённому брату у него имелся серьёзный разговор, в котором решалась судьба его боевых навыков. К нему следовало подготовиться — тщательно подобрать слова, чтобы не вызвать гнева у искуснейшего воина Флоренции. Вздохнув, Чезаре направился к отцу. Сначала запросил через его помощника аудиенцию, и ему выделили двадцать минут в плотном графике короля. Чезаре почувствовал себя неуютно — будто он и не сын вовсе, а чужой придворный, но тут же его мысли накрыло спокойной волной: так было всегда, он просто отвык от правил дворца и от того, что его отец — сначала всегда король, а уже потом всё остальное. В условленное время Чезаре появился на пороге отцовского кабинета и был тепло принят. Клементе не проявлял излишней нежности и дарил лишь сдержанные ласки — даже лёгкое объятие от него считалось редкостью. Он похвалил Чезаре за смелость, которые тот проявил вдали от Флоренции и семьи, но не мог не пожурить, пусть и в шутку, что теперь ему придётся заново учиться дворцовым манерам и распорядку дня. Чезаре старался улыбаться и поддакивать, но внутри него кипело негодование, что хотелось прямо сейчас вызвать отца на откровенный неприятный разговор об отмене занятий. Но он всё видел: король изменился. Если раньше отец хотя бы частенько бывал в поле его зрения и он угадывал его характер или слова, то теперь, спустя почти год, между ними разверзлась пропасть, которую Чезаре был уже не в силах преодолеть. Лоренцо оказался прав, Клементе изменился: стал более раздражительным, двигался нервозно и порывисто, будто всегда опаздывал, а говорил то с нажимом, то равнодушно. Это даже вызвало жалость у Чезаре. Он погасил в себе недовольство, напомнив об их общем горе, которое стояло выше всяких слухов и ограничений. По крайней мере, у Джузеппе всё ещё был Чезаре, а у Чезаре — Джузеппе, разве этого мало? Выходил он от короля со смешанными, подавлено-жалостливыми чувствами. Но они быстро развеялись, как только он вспомнил про вечернюю встречу с Лоренцо и стал готовить слова, чтобы не запинаться и не путать в них уставшего после тяжелого дня старшего брата. Они встретились в уединённом небольшом патио. С трёх сторон их окружали крытые галереи и лестницы дворца, а с четвёртой открывался вид на пёстрый сад — с редкими цветами и бабочками, разведёнными специально для Лоренцо. В темноте красота сада слегка блекла, но Чезаре разглядел широкое переливающееся полотно из всех цветов радуги. Пол из крупных каменных плит добавлял патио массивности, а стены сплошь увили крупные тёмные плющи и нежно-жёлтые розы. В углу журчал маленький изящный фонтан. Это всё, что успел выхватить взгляд Чезаре в янтарном свете зажигавшихся фонарей. Лоренцо пригласил его за стол и предложил вина и лёгкой сырной закуски. Юноша ради приличия сделал один глоток, но тянуть не стал и заговорил сразу, не дав брату опомниться: — То, что я сказал тебе сегодня днём, вовсе не бред. — Взгляд Лоренцо сделался мягче, а губы расплылись в одобрительной улыбке; он кивнул, намекнув тем самым продолжать, и отставил свой кубок. — У меня и впрямь появилась идея, как обезопасить Флоренцию от демонов. Времени в охотничьем домике у меня было полно, поэтому я потратил его на изучение и эксперименты, — Чезаре сделал паузу, чтобы набрать воздуха для следующей части — наверное, самой сложной в его рассказе, как Лоренцо пододвинулся к нему и ласково потрепал по плечу. — Сестрица рассказала, что ты получил Раннее Бессмертие. Поздравляю, думаю, ты сполна заслужил это своими стараниями! Чезаре смутился — ведь он даже ещё ничего не сказал, но решил продолжить, пока слова вновь не рассыпались из его головы. — Суть моей идеи проста и даже банальна, и если она тебе покажется смешной или вы сотню раз её обсуждали, то просто так и скажи, будь со мной честен. — Лоренцо кивнул, на секунду прикрыв глаза, и Чезаре понял, что с ним будут откровенны. — Я предлагаю вкладывать энергию не в мрамор, а в какой-либо предмет, как мы обычно делаем, когда хотим из модели создать что-нибудь полезное. Из грубого камня получить изящную статую, из одинокого сухого цветка — целую клумбу, и всё в таком духе. Но вкладывать энергии при этом нужно много. Гораздо больше, чем требуется для создания предмета. Больше примерно раз в пять. В таком случае лишняя энергия впитается в созданный предмет и будет распространяться вокруг, наподобие сетки, только ещё более плотной и сильной. Тогда не придётся каждый раз носиться с мраморными камнями, заново создавать сетку и терпеть нападки демонов. Такую сетку, какую способна создать неиспользованная энергия, порвать будет невероятно сложно. По крайней мере, мы убережём себя от того, что случилось в прошлом году. Я всё это проверял на практике, если тебе интересно, то могу продемонстрировать и сейчас. Лоренцо слушал его внимательно и задумчиво, но никаких эмоций его лицо не выказывало. Чезаре ожидал увидеть изумление или хотя бы насмешку, но это взволновало его ещё больше. Наконец Лоренцо хмыкнул и положил на стол сцепленные ладони. Посмотрел на Чезаре пристально и… довольно? Юноша моргнул, думая, что ошибся, но брат и впрямь глядел на него, как на достойно прошедшего испытание, и улыбался. — Отлично, Чезаре! — лицо старшего принца уже не скрывало радости, и он хлопнул в ладони. — Ты невероятно талантливый и сообразительный юноша, раз дошёл до этой мысли самостоятельно, да ещё в таком юном возрасте! Уже одно это легко открывает тебе путь в настоящие покровители, — Лоренцо подмигнул ему, а Чезаре даже смутился — прежде ему не приходилось слышать столько похвалы в свой адрес. — А теперь к делу. Не скажу, что совету покровителей не приходила подобная мысль в голову. Её обсуждали на заседаниях, критиковали и выдвигали вновь. Когда демоны напали на нас и снесли всю сетку, эта идея вновь всплыла в умах покровителей. Но в ней есть один увесистый недостаток, который разом перешибает все достоинства. Ты догадываешься, о чём я? — Да, кажется… — чуть тише добавил Чезаре и уставился на свои ладони. — Для этого требуется очень много созидательной энергии. А если точнее, то нужен покровитель с невероятным запасом, который сможет за раз потратить почти все свои силы, до критической отметки. Вероятно, на такую изнурительную работу согласятся единицы… — Ты прав, однако дело не только в том, что это требует колоссальных энергетических затрат, — согласился Лоренцо. — Дело в искусстве покровителей. Не у всех запасы одинаковы. А объём сил, подобный твоему, встречался мне от силы пару раз. Просто Джузеппе рассказал мне, сколь много вещей ты успевал создать за день и при этом у тебя оставались ещё силы, — пояснил брат, и в сердце юноши сделалось теплее от одного лишь имени, теперь наглухо переплетённого с его жизнью. — Ты отлично натренировался за этот год, Чезаре! По моим подсчётам, с таким объёмом энергии в королевстве можно найти всего несколько покровителей… — Но ведь можно? — воодушевлённо спросил Чезаре. — А значит, моя идея вполне осуществима? Даже если отбросить этих покровителей — вдруг они откажутся и всё такое... Я могу сделать всё сам! — Теоретически — да, но… — Лоренцо замялся и притронулся к кубку, провёл пальцами по ободку и серьёзно посмотрел на брата. — Чезаре, ты ведь понимаешь, что это… не столько серьёзная ответственность, сколько работа на грани сил? На износ, я бы даже сказал. Тебе самому известно, какая усталость накатывает даже после небольшой траты энергии. А здесь придётся тратить очень много. И часто. Скорее всего, совет выставит сроки, в которые ты должен будешь управиться. Не думаю, что, учитывая текущую обстановку, срок этот будет длинным. Справишься ли ты? Ответь не мне, а самому себе, когда будешь отходить сегодня ко сну, — Лоренцо вовремя остановил его от восклицания, едва не сорвавшегося с губ, что он готов хоть сейчас. Чезаре сделалось немного стыдно от своего же нетерпения, и он потупил глаза. — Завтра жду от тебя ответ — честный и искренний. Всё, что я могу для тебя сделать: это попросить совет не торопиться со сроками, увеличить тебе жалованье до таких цифр, чтобы ты мог безбедно жить, даже не работая, и найти людей, готовых тебе помочь. Либо с созиданием, либо с передачей тебе энергии. Но всё остальное, Чезаре… решай сам. — Хорошо, — пару мгновений обдумав слова брата, он согласился — лишь теперь, когда из головы выветрился жар, он начал осознавать, какая же огромная работа взвалится ему на плечи. Но ведь если не ради этого они, покровители, жили и получали Раннее Бессмертие, то для чего вообще? Флоренция и так стояла на грани разрушения, если вспомнить всю кучу демонов, ворвавшихся в неё. Эти последствия они ещё будут разгребать — надо предотвратить новые. — Если ты согласишься, я созову совет и скажу им всё сам, — тихонько проговорил Лоренцо и допил вино. — Тебя нужно будет допустить к тайникам с мраморными камнями. Совет всегда относится с настороженностью, когда в эти секреты приходится посвящать кого-то новенького, но да ладно. Они замолчали, обдумывая каждый своё. Чезаре уже задавался вопросами, но, кажется, его решение уже ничто не изменит. Лоренцо же с задумчивой полуулыбкой крутил в пальцах кубок и иногда бросал на него взгляды — быстрые и незаметные. Чезаре готов был поспорить, что старший брат сейчас думал что-то насчёт него, и мысли это были явно положительные. Затем Лоренцо ненавязчиво спросил его о том, как отреагировала семья на его возвращение, и завязался более лёгкий разговор. Чезаре с радостью и теплотой поделился о соскучившейся по нему Лукреции, о лишённом вдохновении Томмазо, который не рад даже себе, и об отце, принявшем его сдержанно, но всё равно по-своему ласково. «Завтра я пойду к Марцио и постараюсь уговорить его взять меня в ученики. Кажется, он тут же устроит мне проверку, поэтому с утра обязательно потренируюсь», — признался Чезаре, а Лоренцо кивнул и отметил, что это будет самым серьёзным испытанием на мечах в его жизни. Но юноша не слишком волновался. Совет тревожил его гораздо больше единокровного нелюдимого братца. Когда они расставались, Лоренцо остановил его за руку и легко приобнял. «Я очень тобой горжусь!..» — прошептал в макушку и отпустил с озорной, только ему принадлежащей улыбкой, от которой все страхи и угрюмые мысли тут же рассеивались, как ломкий садовый мрак после розжига фонарей. Чезаре возвращался в комнату с мечтательной улыбкой на лице. Что уж говорить, ему всегда хотелось впечатлить старшего брата, показать себя с достойной стороны, а не только как разбалованного младшего принца, всю жизнь потратившего на прогулки, развлечения и вино! Он знал, что Лоренцо любил его всегда — таким уж он был человеком, кажется, способным полюбить и Марцио, но то была любовь врождённая, данная по умолчанию. Сегодня же, казалось Чезаре, его увидели совершенно другим. Может быть, это произошло и не за один вечер, может, оно тянулось год или дольше, но именно сегодня Лоренцо увидел его настоящего и с приятной теплотой осознал, что его младший брат вырос и наконец достоин называться настоящим покровителем.