Покровители и демоны Флоренции

      Прошёл месяц с того момента, когда на него напал неизвестный и едва не убил. Обознавшегося убийцу, конечно, так и не нашли, да и как его найти среди огромного числа покровителей? Ведь он мог быть и не приближен ко двору и иметь тайных союзников. Но с тех пор стражу во дворце усилили, особенно рядом с младшим из принцев. Лоренцо тоже старался быть осторожнее, но в беспричинную тревогу, как их отец, не скатывался.       Чезаре открывал штору пошире день ото дня, и вот уже яркий солнечный свет не вызывал у него мигрень. Он снова мог ходить, даже гулял в весенних цветущих садах, но лекарь запретил ему серьёзные физические упражнения — разве что короткий бег или разминку. Это временная мера, говорил он, когда осматривал его каждые три дня — поднимал веки, заставлял следить за перемещающимся предметом, подробно вносил в отчёт его самочувствие и головные боли и писал рецепт нужных трав, чтобы отдать их знахарю. Чезаре невероятно скучал по занятиям с мечом, но пойти против природы не мог — стоило слегка перетрудиться, и тело не слушалось его.       А вот рана, хоть и зажила быстро, оставила после себя свежий розоватый шрам, опоясывающий шею безобразным тонким кольцом. Чезаре с ним почти свыкся, хотя иногда и забывал; когда шея немного чесалась, он всегда с ужасом ощупывал бугристую кожу и только потом разочарованно вспоминал. Когда же он выходил на люди, то старался не туго повязывать на шею узкую полоску белой ткани. Кошмары с одним и тем же моментом, когда его начинали душить и волокли по земле, повторялись редко — всё благодаря крепким успокаивающим снадобьям на ночь. Но глубоко в душе Чезаре понимал: это временная мера. Даже лекарь пару раз проговаривался ему о том, что к любому лекарству организм рано или поздно привыкает. Когда-нибудь эти настойки перестанут ему помогать, и вот тогда он останется один на один со своим страхом. Чезаре сокрушался и не знал, как же ему подготовиться к этой встрече.       Пока он выздоравливал, отдыхал в своих покоях, читал и совершенствовал созидательную энергию, к нему заглядывали братья, Лукреция и, конечно же, Джузеппе. Из всех братьев на удивление чаще всего приходил Томмазо, и они проводили приятные часы за обсуждением книг и поэм, цитированием особо удачных мест и чтением вслух. Чезаре открыл для себя мир литературы, но уже не с точки зрения читателя, а творца, и творить здесь можно было не только написанием чего-то своего, но и анализом уже прочитанного с разных сторон. Томмазо мягко направлял его мысли и всегда горячо поддерживал дискуссии, развивал контраргументы и всегда находил безумно мелкую, но важную деталь, которую Чезаре упускал при чтении. Юноша был ему бесконечно благодарен за эти изумительные часы. Томмазо оказался на удивление чувственным и невероятно образованным человеком, не без капли самодовольства, конечно, но, пожалуй, именно он имел на то право. Его поэмы могли литься подобно янтарному сладкому мёду по губам или же обжигать страстью, не хуже крепкого кьянти. Чезаре всегда изумляло, как он успел прочувствовать так много безумных эмоций за свою короткую жизнь: от терпкой горечи до возвышенной любви. Потом думал, что, наверное, поэт не всегда должен ощущать ровно то, о чём пишет; но почему-то когда это так, строки из-под его пера хлещут по сердцу сильнее — слова не его, а Томмазо. Чезаре узнал брата за эти дни лучше, чем за всю жизнь, и был счастлив.       Но вот один из его братьев, самый сложный, разочаровал однозначно. Это Марцио, ни разу его не навестивший. Чего-то подобного Чезаре, конечно, ожидал, но всё равно расстроился. Он и не думал, что растопил сердце своего холодного братца, но всё же лелеял надежду, что тот появится в дверном проёме его комнаты хоть раз. Но Марцио лишь прислал записку со слугой, где небрежно черкнул: «Если ты не придёшь в ближайшее время, значит, больше не хочешь стать воином, хотя бы относительно хорошим». Чезаре отправил ему ответ, где расписал, почему не мог прийти, но был уверен, что братец даже не откроет записку. «Впрочем, — успокаивал он себя, — за эти пару месяцев я уже многому у него научился. Как только лекарь разрешит мне упражнения, я сразу же вернусь к нему!».       Один лишь Джузеппе мог разочаровать его, казалось, только в жутком кошмаре. Друг приходил к нему так часто, как позволяло расписание — чаще всего вечера, покрытые лилово-жемчужной коркой и пахнущие корицей, принадлежали им. Лоренцо даже отпускал его пораньше, но ни о чём не говорил, зная, куда именно направится его друг после работы. Вдвоём с Джузе они провели немало как приятных, оживлённых бесед, так и спокойных часов, когда говорить было не нужно — за них говорили их лица или улыбки. Друг без прикрас держал его в курсе флорентийских событий: чума пожирала их население, не щадя ни богатых, ни молодых, а некогда процветающий роскошный город погряз под грудой зловонного мусора и трупов. Вспыхивали восстания и кровавые драки за еду, убийства уже никого не удивляли. До обратной стороны Флоренции зараза тоже добралась, и потому король отменил совместные ужины — теперь все ели отдельно, в своих покоях. Даже выходить без дела за пределы стены, опоясывающей дворец, теперь было запрещено.       Правда, поначалу Чезаре как будто и не боялся — ведь чума вершила своё грязное дело так далеко! Но чем сильнее пустел дворец, тем чётче он понимал: смерть где-то рядом. Стоит быть чуть менее внимательным, и легко сляжешь с чёрными бубонами по всему телу, как тот нерадивый конюх, которого он видел издали ещё вчера, пока гулял в садах. Местные лекари отчаялись подобрать лекарство или лечение к этой болезни и советовали только изолироваться от больного, если появятся первые симптомы. Иногда тяжело больным, бредящим покровителям давали немного маковой настойки, и те умирали во сне. Чезаре видел такие картины во дворце и останавливался как можно дальше, прикрывая лицо тканью. «Какая глупая смерть — даже и не знать, что ты умер», — делился он потом с Джузеппе, а тот грустно улыбался и понимающе сжимал его плечо. Но уж за королевской семьёй следили пристально: все они как можно меньше разговаривали и встречались с кем-либо, совещались только на расстоянии и повязывали на лица платки до глаз.       Чезаре едва привык к этой жизни — тревожной, скрытной, опасающейся, когда даже криком «Ловите чумного!» на площади, где никакого чумного и не было, можно было спровоцировать драку или бессмысленное кровопролитие, — как началась другая, хаотическая и накатывающая проблемы одну за другой.              Прошло больше месяца с того дня, как на него напал неизвестный. Чезаре уже начал немного тренироваться и возвращать себе прежнюю форму, однако лекарь всё ещё советовал ему воздерживаться от тяжёлых нагрузок. В тот день, задумчиво-пасмурный и покрытый клочковатым туманом, как ранами, он проснулся с пульсирующим чувством тревоги и всё не мог сообразить, из-за чего же она. Он оделся, быстро перекусил в пустой зале, прошёлся по затихшему дворцу, колонны которого покрыла тонкая паутинка — бо́льшую часть слуг распустили, и теперь некому было содержать огромные пространства и следить за ними. Чезаре знал, что в это время отец уже занят делами, а братья, скорее всего, помогают на другой стороне Флоренции; Лукреция же наверняка скрылась в библиотеке. Но что-то назойливо скребло в его душе; эта тишина, горькая и застывшая, пугала его.       Он вышел на одну из террас и оглядел сад, раскинувшийся перед ним: всё равно что настоящий лес, с хаотически разросшимися деревьями, густыми кронами, колючими кустарниками и кривыми дорожками. Туман затёр все тени и острые углы, подобно вуали, наброшенной на лицо прекрасной незнакомки. Чезаре сладостно вдыхал терпкий свежий аромат и хрустальную влажность воздуха, пока его взгляд не зацепился за самый дальний край сада, где он примыкал к стене, ограждавшей дворец. На верхушке камня задумчиво восседала тёмно-серая, почти чёрная масса, постоянно меняясь в форме и мелькая зыбкими тенями. Вдруг мелькнули два красных уголька среди тёмной материи, и Чезаре покрыл липкий холодный пот. Волосы встали на затылке, словно кто-то сжал их ледяной жёсткой хваткой, а разум отчаянно противился этой правде. Но правда была неумолима: прямо в королевском саду сидел демон.       Чезаре рванул в свою комнату, чтобы взять меч. На каждом повороте у него ёкало сердце, ожидая резкого прыжка демона. «Как это возможно? — тревога билось в его сердце и тянула за все ниточки тела, разряжая их паникой. — Демоны не могли сюда пробраться! Вокруг Флоренции стоит самая лучшая сетка, я сам её ставил! Она не могла так быстро иссякнуть…». Только когда он взял в руки меч, страх слегка разжал тиски — страх этот был самый мерзкий в его жизни, он пробирал до немоты и туманил сознание, совсем как утро во Флоренции сегодня.       Он не знал, куда идти, и вообще, стоило ли, но оставаться одному в комнате, в окна которой может заглянуть демон, он больше не хотел, поэтому, оглядываясь, побежал по дворцу. Он надеялся кого-нибудь разыскать, но это пугающее одиночество грозилось свести его с ума. Появилась зудящая, неуместная мысль: а вдруг он остался один, а все остальные?.. «Нет, — Чезаре тряс головой и заставлял себя бежать дальше. — Нет, это глупо! Иначе уже были бы трупы…». Он выбежал на главную площадь, зажатую между двумя крыльями дворца — когда-то давно она полнилась людьми, желавшими посмотреть на шестнадцатилетие королевских детей. Сегодня же только сухие ветки взлетали по булыжным камням. Новых демонов он так и не увидел, зато шум перед Палаццо Веккьо привлёк его. Приглядевшись, Чезаре увидел там целую толпу людей и поначалу даже обрадовался, что его кошмар остался лишь в панических мыслях. Он побежал к ним, но скоро от его радости не осталось и следа.       Возможно, никто из них ещё не знал, что демоны добрались до дворца, но что-то неладное они уже заподозрили. Запрокинув головы, все смотрели наверх: на высокую башню Веккьо. Там мелькало что-то неясное, и Чезаре ничего не мог разглядеть. Но собравшиеся люди — обычные торговцы, пряльщицы, красильщики, ювелиры — охали и кто хмуро, кто испуганно смотрели наверх. Появление Чезаре почему-то привлекло их внимание — наверное, из-за меча, ведь в толпе не было ни одного вооружённого человека. Ни кондотьеров, ни стражи, что уже было странно. Какая-то немолодая женщина, на вид служанка, в аккуратном фартуке и чепце, первая бросилась к Чезаре и схватила его за локоть. В глазах её собрались слёзы.       — Умоляем вас, молодой господин, помогите! — её потряхивало от страха, так что юноша и не надеялся, что в нём признают младшего сына короля. — Наверху башни принцесса, за ней гонится демон! Вы единственный, кто здесь с мечом. Помогите! Всех остальных стражников нет…       Чезаре уже не слушал её, а бежал ко входу. В жилах похолодело, тело съёжилось от ужаса. Он почти ничего не понимал, только нёсся по каменным ступеням наверх и едва не расшибся на резком повороте. Что там, чёрт возьми, делала Лукреция? Почему она была не во дворце? И… «Ох, только бы успеть», — мелькало в разворошенном сознании Чезаре прыткой стрелой. Она причиняла боль, стоило ей только задержаться в голове и надавить острием на душу.       Он добрался до последнего пролёта, обливаясь по́том и чувствуя головокружение. Выход на площадку был уже близок, но Чезаре понимал — его положение ужасно: он не готов к бою. Однако какое дело судьбе до его здоровья? Юноша выскочил на увенчанную зубцами открытую галерею; в центре возвышались каменные колонны, поддерживавшие самый верхний ярус и грузный колокол под ним. Беспокойный взгляд тут же нашёл Лукрецию — вжимаясь в каменные стены, она спряталась за одной из колонн, недалеко от выхода. Но выйти ей оттуда мешал демон — он стоял между ней и Чезаре. Оглядев его, юноша обомлел.       Такого демона он ни разу в своей жизни не видел. В нём было под шесть, а то и больше, браччо роста на первый взгляд, материя, из которой он состоял, обрела вытянутую форму, словно демон хотел быть похожим на толстую, но невероятно юркую змею. Чезаре всерьёз испугался, пока разглядывал его, и потерял драгоценные секунды. Только интуиция воина, невероятно посредственная, но всё же обретённая за годы обучения мечу, остро кольнула его в затылок, подсказав: что-то не так.       В ту минуту Чезаре спасла лишь небывалая ловкость, за которую его хвалил ещё Марцио. Какие-то крохи секунд, и вот юноша уже отпрыгнул за колонну, к сестре, а демон, до того весь подобравшись и едва отклонившись назад для прыжка, бросился в узкую дверцу, ведущую на лестницу — там, где только что стоял Чезаре. Грохот, столб пыли, треск старинных кирпичей. Чезаре закашлялся и прикрыл собой сестру. Он ещё не видел сквозь облако песка, но чувствовал: демон обрушил вход. С такой силой невозможно впечататься в дверь и своды лестничного пролёта и не сломать их. Даже если демон этого не хотел, то его жертвой мог стать Чезаре.       Пыль стала рассеиваться, юноша ещё не видел демона, но ощущал его — он где-то в глубине площадки, ищет их. К ногам прибило остатки кирпичей, уже обрисовалась груда камней у заваленного выхода. Сестра, бледная, измазанная в пыли, прижималась к нему и дрожала от страха. Чезаре понял: соображать надо быстро, иначе пыль осядет, и демон снова поймёт, где они. Он пошарил по карманам и нашёл в потайном уголке блио затерянное семечко — та самая древовидная лиана, на которой он давным-давно, казалось, в другом мире, подслушивал разговор отца и Лоренцо. Деревце это, довольно крепкое и полное веток, было придумано им самим, и могло прекрасно вынести одного человека. Но двух? Большой вопрос… Да и вообще, получится ли использовать его сегодня? Много лет прошло с момента, когда он его создал — наверняка семечко слегка подсохло, и будет чудом, если из него вообще что-то вырастет… Но времени размышлять не было, Чезаре влил в него столько энергии, сколько у него было, и перекинул через стену. Он не знал, выйдет ли. Раньше деревце вырастало на пару десятков браччо, и этого хватало, но башня Веккьо — почти самая высокая точка Флоренции. Хватит ли сил?       Чезаре заставил сестру подняться и оттащил её к зубчатой стене. Пыль, поднятая разрушением, пока играла им на руку, но всё яснее с каждой секундой проявлялись силуэты колонн и притихшего демона. Чезаре перегнулся через стену и с облегчением увидел ползущее по камню дерево, чей ствол гибко вился наверх, а мелкие веточки росли крепкими для того, чтобы можно было за них схватиться. Когда дерево доросло до края зубца, Чезаре поднял опешившую Лукрецию на ноги и, встряхнув её за плечи, попросил довериться ему.       Она пребывала в таком испуге, что ни в какую не хотела перешагивать за стену, даже когда брат показал ей дерево. Тогда он поднял её за талию, хотя она сопротивлялась и пыталась выскользнуть из рук, и сам опустил её в плотное сплетение двух стволов, откуда она точно не могла упасть. Чезаре положил её ладони на крепкие ветки, сжал их и сказал держаться крепче. Только в тот момент она, кажется, поняла, что происходит, и посмотрела на него — надежда покинула её потускневшие, обречённые глаза, и слёзы застыли в красных уголках. Ветер, сильный наверху, нещадно трепал её когда-то уложенные в затейливой причёске волосы и тёмно-зелёный подол платья. Положив ладонь на дерево и влив оставшиеся силы, Чезаре ослабшими губами усмехнулся: как же она сейчас напоминала ему их мать!       — Чезаре… подожди! А ты? Почему ты не залезешь вместе со мной? Чезаре!.. — кричала она, когда дерево начало тихонько опускаться вниз. Чезаре специально создал те семечки такими, что мог за счёт созидательной энергии менять их свойства на ходу. Лукреция до последнего держала его ладонь в своей, но юноша сам вырвал её, чтобы не допустить неловкое падение сестры. Она продолжала что-то кричать и только сейчас поняла, что же произошло, но не смела вырываться из древесной подложки, на которой сидела, потому что площадь под её ногами всё ещё была слишком мала. Когда Чезаре убедился, что сестра скрылась под первым башенным окошком сверху, то схватил меч покрепче и развернулся.       Ему придётся победить демона, иначе отсюда никак не выбраться. Тёмное отродье уже отыскало его своим «взглядом» и готовилось к прыжку.       Чезаре увернулся от первого удара, второй отразил, но слабо, чуть не потеряв меч. Кое-как он отбивался от опасных ниточек, которые протягивал к нему демон целыми десятками. Площадка казалась слишком маленькой для битвы. Чезаре вечно запинался о камни, натыкался спиной на зубцы стен и уже совсем скоро выбился из сил. Демон же всерьёз собрался сожрать его целиком, и Чезаре всё никак не мог попасть по его «середине», теперь даже не зная, где в этом вытянутом «теле» та самая середина. Он ведь прежде не убил ни одного простого демона! «Сейчас бы Джузеппе, он бы точно подсказал», — горько размышлял Чезаре, пока оббегал колонну и восстанавливал дыхание. В голове мелькнули первые искры мигрени — плохой знак. Он уже терял концентрацию и тем более ловкость, которыми так славился и из-за которых до него снизошёл даже Марцио. Но теперь вместо них он ощущал предательское головокружение и слабость.       Демон почувствовал его упадок сил и яростнее влился в бой. Несколько кровавых меток рассекли тело Чезаре, и кожа в тех местах загорелась болью. Демон так бешено бросался на него, что поломал несколько зубцов стены, и теперь Чезаре должен был следить ещё и за тем, чтобы не упасть в эти щели. Он просто отбивался от демона и уже не искал выхода, надеясь на чью-нибудь помощь или чудо. Ну где же стражники? А если они пошли лестницей и наткнулись на заваленный выход? Чезаре глухо простонал и только звякнувший об пол меч взбодрил его. Демон только чудом не обрушил колонны, и Чезаре заполз за одну из них, чтобы поднять меч в дрожавшие руки, уже не годившиеся для этого.       Страшный хруст раздался с другой стороны колонны, и Чезаре мигом убежал от неё к стене — только бы подальше от верхней площадки, которая опасно накренилась, стоило одной из её опор покрыться трещинами. Демон юрко выбрался оттуда и, не дав Чезаре и секунды на передышку, бросился на него со страшной силой. У Чезаре не осталось выбора. Он ещё помнил про то, что если удачно попасть по сердцевине демона, можно его убить. Если он этого не сделает, вероятно, его впечатают в стену или даже столкнут с башни, что равнялось смерти. Он крепче сжал меч и замахнулся.       Ещё до того, как его обволокло тёмной материей, Чезаре понял, что ошибся.       Он не попал.       Толчок в грудь выбил из него весь воздух, и юноша почувствовал, что его отбросило очень далеко. В стиснутые спазмом лёгкие воздух так и не вернулся, поэтому сознание тут же стало меркнуть. Но перед тем, как погрузиться во тьму полностью, Чезаре с горечью осознал: на сей раз он всё же обречён на смерть. Площадка закончилась, а он всё летел… Одно лишь горьковато-румяное небо Флоренции смеялось над ним, над своим непутёвым сыном. Пропадая во мраке, Чезаре даже радовался: хотя бы он не почувствует боли.              Вопреки всему, сознание влилось в него медленными процеженными струйками. Чезаре распахнул глаза и удивился: никогда бы не подумал, что загробный мир выглядит так же, как его комната во дворце! Почему-то припомнилось письмо матери, где она говорила, что после смерти покровители остаются в родных городах местными невидимыми духами — ветром, грядой цветов или клочковатым туманом в низине. Тогда он превратился в скучную пыль у изголовья своей кровати — хуже жребия и не придумать!       Но затем Чезаре перевёл взгляд ниже и обнаружил, что тело никуда не делось, и он вполне его ощущал. «Не может быть, — приподнялся на локтях, и лишь тупая боль в затылке напомнила ему о драке на башне. — Я не мог выжить, если упал с такой высоты!». Он пошевелил пальцами ног, прощупал поясницу и нашёл на своём теле лишь несколько повязок от ран, что остались после демона. Невозможно! Будто бы он и не упал вовсе, а всё только ему приснилось… Но раны на животе отметали эти догадки. Тогда Чезаре осмотрел комнату и с удивлением обнаружил задумчиво читающего Лоренцо в кресле у окна. Радость захлестнула юношу через край, и он дрожащим голосом позвал брата — вот кто точно поможет ему разобраться с безумием.       — Братец!.. Что же произошло? Я ведь помню, что летел с башни Веккьо… — Чезаре осторожно присел, и боль вспорола голову тупым лезвием — последствия драки ещё долго будут мучить его, ведь он почти изнурил себя этой битвой. Лоренцо захлопнул книгу, беспокойно посмотрел на него и вмиг оказался рядом.       — Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? — с тревогой спросил он и убрал спутанные волосы с его лба.       — Чувствую себя хорошо для человека, упавшего с башни Веккьо, — Чезаре попытался разгладить хмурое лицо Лоренцо шуткой, но тот, хоть и усмехнулся, всё ещё казался огорчённым и расстроенным.       — На самом деле, нельзя назвать, что ты упал с башни Веккьо полностью… — тихо объяснил Лоренцо и отвёл взгляд. — Знаешь, Чезаре, я должен рассказать тебе одну вещь, раз ты в порядке и понимаешь меня. Джузеппе порывался поговорить с тобой первым, как только ты очнёшься, но я приказал ему отдохнуть и набраться сил. — На этом моменте у Чезаре неприятно встопорщились волосы на затылке — плохое предчувствие подступило к горлу тошнотой. — Он умолял меня не говорить тебе всей правды, но я чувствую, что обязан — так будет честнее. Джузеппе подбежал к башне Веккьо в самый разгар битвы — он сам захотел вернуться пораньше с нашего задания и навестить тебя, и я отпустил его. Он сразу понял, что ты в беде, но не успел бы даже подбежать ко дворцу, как увидел, что демон крушит верхнюю площадку. А потом мгновение — и показался твой силуэт, вылетающий оттуда. У него были считанные секунды, ты и сам понимаешь. Он использовал всю созидательную энергию и переместил тебя — сюда, в твою комнату. Он… — Лоренцо запнулся и бросил краткий взгляд на него, — он теперь не может пользоваться энергией, потому что пересёк критическую точку. На его месте я бы поступил точно так же… Он просил меня не говорить тебе о том, что потерял все силы. Однако я хочу, чтобы ты знал, — Чезаре ощутил, как с этим взглядом на него свалилась ужасно тяжёлая ответственность — слишком огромная для его беспечной души. Они смотрели друг другу в глаза, и с каждым новым мигом младший принц осознавал всё чётче: Джузеппе теперь не покровитель. Точнее, все привилегии покровителей для него сохранялись, но самое главное — созидательные силы, через которые все они старались сделать мир людей лучше, — теперь напрочь вычеркнуты из его жизни. Вот так иронична была судьба: то, чего сильнее всего боялся Чезаре ещё с того дня, как ему об этом рассказала мать, в итоге настигло не его, а Джузеппе!       — Тебе и самому прекрасно известно, как затратны перемещения… — спустя паузу продолжил Лоренцо и вздохнул. — Так что, делая это, он всё понимал. Но я не представляю, смог бы он поступить иначе, даже если бы его жизнь была под угрозой. После потери сил его тело ослабло, он кое-как добрался до дворца и твоей комнаты, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке. Когда я прибежал сюда, то он без сознания лежал около твоей кровати…       Плети нежности и жалости стиснули сердце Чезаре меж своих колючих стеблей и разрослись пышными розами другого, сильного, но слишком горького чувства. Боль и красота смешались в этом чувстве, совсем как в прекрасных шипастых цветах, которые вились вокруг каменных статуй в садах. Но статуи были равнодушны к этой боли; Чезаре им даже завидовал.       — Что с сестрой? — мысль о Лукреции, пыльной, заплаканной и даже раненой, ворвалась ему в голову, и он схватил брата за рукав. Тот сразу же успокоил его мягкой улыбкой и похлопал по ладони.       — Сестрица добралась в целости и сохранности до дворца, лекарь осмотрел её, нашёл лишь мелкие царапины. Но… — лицо Лоренцо, красивое и умное, накрыла мрачная тень, и Чезаре напрягся, — но, кажется, это всё из-за меня, Чезаре. И потеря сил Джузеппе, и ваши с Лукрецией мучения… Утром, когда мы уходили в людскую Флоренцию по разным заданиям, отец на собрании — опять на собрании! — попросил меня взять из богатой библиотеки Палаццо Веккьо несколько редких книг по медицине. Ума не приложу для чего, возможно, это связано с чумой, но как отец собрался без медицинского курса понять суть болезни? В общем, я не спорил, в последнее время он и так стал ещё нервознее и злее, чем обычно, я не желал довести его до ярости. Но впереди у меня было столько дел во Флоренции, что поход за книгами, в которых я мало понимал, в него мало вписывался. Я бы потратил на это полдня! Уж куда полезнее моя помощь была бы в разгонах восстаний и преследовании разбойников. Поэтому попросил сестру об одолжении. И как некстати демоны прорвали сетку города и дворца… Никто не понимает почему, но демонов вблизи тайников так много, что туда пока никто не суётся. Дворец по-быстрому скрыли обычной сеткой, в городе же творится хаос, стража пытается призвать всех к порядку и пока закрыться дома, но ты знаешь, как это бывает… В общем, не день, а полный кошмар.       — Тебя вновь хотели убить, ты же это понял, братец? — Чезаре не нравился тон, с каким говорил Лоренцо — словно он винил лишь себя одного во всех их несчастьях и был бы рад, если бы вся кара упала на его голову. Старший принц отмахнулся.       — Меня больше волнует то, сколько людей пострадало из-за меня! Я уже хочу попасть в очередную задумку этого негодяя сам и встретиться с ним лицом к лицу. Он уже надоел со своими подлыми выходками, которые лишь калечат мою семью! — Лоренцо стиснул кулаки, и Чезаре заметил, как напряглись его скулы.       — Будь осторожней, Лоренцо… Этот человек знает о твоей силе и хочет подловить тебя неожиданностью. Демон был очень силён… Кстати, что с ним? — новости так трудно укладывались в его голове, что он совсем забыл, о чём желал спросить — о своей защитной сетке. Если она порвалась или иссякла, это ужасно. Значит, он провалил задание и его выгонят из совета с позором…       — Я не видел демона воочию, его видел издалека лишь Джузеппе, но куда он делся потом, никто не знает. Вероятно, проскользнул к людям, как и другие, но… — Лоренцо хмыкнул, — это был явно необычный демон, и даже не из-за размеров. Он будто… был управляем кем-то! Знал, что нужно нападать на человека, который оказался в Палаццо. Только, видимо, он был всё же не так разумен, чтобы определить, кто же именно ему нужен… В общем, всё очень запутанно.       Чезаре подумал о том, что тёмная энергия противоположна созидательной, а значит, многие её свойства будут схожи с ней, что не исключало своеобразного контроля над созданным предметом. Но вслух ничего не сказал: уже так вымотался даже от этого простого разговора, что не пережил бы ещё одно объяснение. Лоренцо мягко потрепал его по макушке и улыбнулся.       — Всё будет хорошо, братец. Не переживай. Тебе нужно отдохнуть, — приобняв его за плечи, Лоренцо прошептал в самую макушку: — Ты самый храбрый среди всех нас, Чезаре. Я очень тобой горжусь.       Чезаре же было стыдно. Он не знал, почему оказался достойным гордости брата — сам себе он виделся жалким и слабым. Лоренцо же поднялся и сказал, что позовёт Джузеппе, который уже долго порывался узнать, не очнулся ли Чезаре. Когда дверь закрылась, стало ещё беспокойнее: сердце зашлось глухим тоскливым рокотом, а в груди потяжелело. Он не готов ко встрече с Джузе — как ему смотреть в глаза?.. Но вопросы пришлось отложить — на пороге очень скоро появился бледный, взлохмаченный, но счастливый Джузеппе.       — Чезаре!..       Юноша не смог долго выдержать этот преданный взгляд синих глаз и опустил голову. Джузе подошёл к нему, сделал ещё шаг, сел перед ним на пол и положил голову на его колени — так мягко и доверительно, словно всецело знал, что его не оттолкнут, как надоевшую собачонку. Приятные искорки прошли по мышцам, и Чезаре задержал дыхание. Ладонь сама коснулась чёрной макушки, локоны заструились между пальцами.       — Я никогда себе не прощу, что мог так легко тебя потерять! — сдавленно прошептал он ему в колени, и Чезаре охватил лёгкий жар, когда тёплый воздух и губы обрывчато коснулись его кожи сквозь ткань. Совсем неуместные мысли, такие глупые, такие дурные…       — Джузе, это я перед тобой в огромном долгу… уже не первый раз, — он нагнулся к нему и опустил нос в волосы. Они пропахли пылью, старым камнем и гарью людской Флоренции — и всё равно этот запах нравился Чезаре, ведь принадлежал Джузеппе. Наконец, они немного отстранились и посмотрели друг другу в глаза; юноше стало мучительно стыдно. Когда-нибудь он будет достоин такого взгляда, но не сейчас. Джузеппе слабо улыбнулся и сжал его ладони своими. Нижняя губа совсем растрескалась и немного кровила, а около брови осталась полоска пыли, но он всё равно был самым изумительным для Чезаре сейчас.       — Когда ты спас меня тогда, Чез, помнишь, в охотничьем домике, от заражения, я поклялся за всю свою жизнь сделать для тебя хоть что-нибудь, сопоставимое с тем, что ты сделал для меня. Лоренцо, к сожалению, рассказал тебе всё…       — Он был обязан… Джузе, всё это очень серьёзно. Я вроде бы и понимаю, что любая жизнь стоит выше всего, даже созидательных сил, но не могу побороть стыда и грусти, — Чезаре дрожал, пока говорил это — слова выдирались из души вместе с шипами роз, и бедному Джузе не посчастливилось принять этот удар. — Пообещай мне, что разрешишь стать твоими созидательными силами. Что бы тебе ни понадобилось в будущем, я отдам тебе всю энергию, какая у меня есть. Стану твоей магией!       — Хорошо… обещаю, — Джузеппе согрел его ладони дыханием, и Чезаре понял, что говорил так напористо и лихорадочно, что трудно было такому безумцу отказать. Наверняка у него бешено горели глаза!.. «Стану твоей магией — ну и нелепость. Я так косноязычен, стоит разговору затронуть важные темы… Как же бы мне хотелось отблагодарить его — и множеством слов, и россыпью дел! Как бы мне хотелось быть лучше и достойней его жертвы! Но какой же я в итоге?..» — мысли плыли по сознанию, как водянисто разбавленная акварель по холсту начинающего художника, смывая набросанные кистью холмы и деревья в один ручей. Но в итоге он — жалкий, слабый, бледный, — мог только вопрошать у себя, почему же Джузеппе выбрал его, и не находить причин.       Джузеппе устало прикрыл глаза, но улыбка всё ещё слабо мерцала на его губах, как догоравший в поздней черничной ночи фонарь, и Чезаре не сдержался. Протянул ладонь и осторожно дотронулся до его виска — пробуя, спрашивая, ожидая, что руку могут резко отбросить. Но Джузеппе, на миг прекратив дышать, расслабился и, всё ещё не открывая глаз, улыбнулся ещё шире. Сглотнув от напряжения, Чезаре повёл ладонью ниже. Смахнул пыль у брови, опустился на щёку, которую рассекал шрам, знакомый ему до рубца. Пока вёл по розоватой шершавой коже, дышал мелко и часто — наблюдал за Джузеппе, сомневался, нравится ли ему, не захочет ли он тут же оттолкнуть его. Но, сколько бы Чезаре так ни думал, всё же кое-что оставалось неизменным: никогда в жизни — ни сейчас, ни сотни лет спустя — Джузеппе не оттолкнёт его. А ведь раньше казалось, что это вполне в его духе…       Юноша добрался пальцами до сухих губ и коснулся их; кровь зашипела опасными искрами, и все они потекли к поясу. Миг был таким коротким, но таким безумным: остальной мир покрылся известью, блеклой и плотной, их отрезало от жестокой чумной Флоренции и собственных страхов. Чезаре видел только Джузеппе и его доверчивость. Чезаре видел, как ему вручали всё, что имели, начиная с гордости и заканчивая силами. Ничего не понимая, юноша слегка наклонился вперёд и накрыл пальцами искусанные губы плотнее, чувствуя, как запульсировала в них кровь. Джузе перестал дышать и застыл в ожидании, как перед смертным, но почему-то желанным приговором. Сердце Чезаре грохотало за двоих.       Так часто они с Джузеппе добирались до сомнительной грани, за которой их отношения всё меньше и меньше напоминали обычную дружбу флорентийских юношей. Но сегодня эта граница сдвинулась сама и поманила их дальше, поманила переступить себя и упасть в мир смазанных теней и страданий. Требовательный стук дверь отрезвил обоих. Слишком рано для прыжка, слишком поздно для поворота назад, чтобы вернуться к той самой, образцовой и безупречной, обычной дружбе флорентийских юношей…       Чезаре покраснел и убрал ладонь, Джузеппе быстро поднялся на ноги и отпрянул от него на пару браччо. Друг другу в глаза они не смотрели. Хриплым, севшим голосом принц разрешил войти. Это была Лукреция. Джузеппе сразу понял, что разговор будет личным, и, зачем-то поклонившись, скоро покинул комнату. Но Чезаре, бросив напоследок на него взгляд, был уверен, что тот хоть и озадачен случившимся, всё же не расстроен, а даже наоборот…              Сестрица привела себя в порядок: отмыла лицо от пыли, надела новое чистое платье, собрала волосы в простую причёску, но глаза её припухли от слёз, а нижняя губа опасно подрагивала, словно она расплачется сейчас снова. Она упала на колени перед Чезаре и неразборчиво попросила у него прощения. Юноша не сумел усадить её на кровать рядом с собой, так что опустился рядом на каменный пол и прижал к плечу её голову. Лукреция всё же расплакалась, и ткань рубашки намокла от слёз. Чезаре едва нашёл слова, чтобы успокоить её. Вытирая влагу с лица, она хрипло говорила о том, что на башне вела себя трусливо и убого, ещё и сопротивлялась! Чезаре спешил её уверить, что в опасных ситуациях людям свойственно терять смелость и порой самих себя. И в этом не было ничего постыдного.       Ему показалось, что Лукреция так и не успокоилась до конца, не простила то, в чём себя обвиняла. Но по крайней мере, к концу разговора, она даже повеселела и уже не плакала. Чезаре угостил её своим самым сладким вином, и оно влило в её сердце радость и безмятежность, по пути разогрев щёки. Они так и испили его, сидя прямо на полу и никуда не сдвинувшись. Напоследок Лукреция крепко обняла его и прошептала, что он может надеяться на любую помощь от неё во всю оставшуюся жизнь. «Больше я ничем и не могу отблагодарить тебя, братец…». Чезаре отодвинул её за плечи, чтобы посмотреть в глаза, и мягко ответил: «То, что сделал я, должен без раздумий сделать любой другой человек для своей семьи».       Он пожалел, что сказал это — в глазах сестры вновь заблестели мелкие слёзы, и он поскорее утёр их и тут же напомнил ей о её химических опытах, по которым она наверняка успела заскучать сегодня. Она и правда отмела грустные мысли, лицо её оживила яркая улыбка, а глаза наполнились привычными озорными искорками. Обняв Чезаре напоследок, она скрылась за дверью, и юноша облегчённо выдохнул: утешать девушек — совсем не его дело!       Но, когда он вернулся в кровать и достал книжку, подумав, что поток посетителей на сегодня закончен, в дверь снова постучали. Вошёл Томмазо, и вот уже его появление удивило Чезаре. Брат улыбнулся, но не пошёл сразу к нему, а сел в ближайшее кресло: только сейчас, приглядевшись, можно было заметить красные лихорадочные пятна на его щеках и учащённое дыхание. Ему нехорошо, подумал Чезаре, и Томмазо подтвердил его догадки:       — Извини, братец, что не могу подойти к тебе и обнять, хотя так сильно этого желаю. Меня в последний день немного лихорадит, но не волнуйся, это не чума, просто где-то продуло, — Томмазо провёл по влажному лбу, и только тогда Чезаре понял, как сложно ему было дойти до его комнаты. — Я хотел искренне, от всей души поблагодарить тебя за спасение нашей любимой сестры. Стоит мне только подумать, что могло случиться, если бы не ты!.. — его лицо искривила болезненная гримаса, и Чезаре подумал: среди всех братьев именно Томмазо не пережил бы смерть Лукреции. Оставшись живым телесно, он бы умер глубоко внутри, если бы Чезаре вовремя не появился на той башне.       — Каждый из нас сделал бы то же самое друг для друга и для неё в особенности, — просто ответил младший принц и легонько улыбнулся. Томмазо тоже кратко усмехнулся, но боль снова стиснула его сердце в ледяной хватке, заставив губы дрожать.       — Да… Это правда, — прохрипел он и тут же откашлялся. — Но… Ты был готов отдать жизнь, ни секунды не сомневаясь, хотя и тебе было, что терять, — их взгляды пересеклись. Томмазо смотрел на него внимательно, и Чезаре ощутил себя неловко. Щёки вспыхнули предательским румянцем, почему-то юноша знал, что брат намекал на Джузеппе. И на всё то, что крутилось между ними.       — И… мне вполне понятны твои чувства, — мягко продолжил Томмазо; это немного ободрило Чезаре — а то уже в любом упоминании себя и Джузе он искал отсылку к грязным слухам. — Именно поэтому я в неоплатном долгу перед тобой. Ты же… знаешь, что мы с Лукрецией слегка… ближе друг другу, чем все остальные, — настало время Томмазо чувствовать себя неловко, он сжал кулаки и опустил взгляд, полный нежности. — В ней я нашёл близкого друга, какого у меня никогда не было. В ней я нашёл как будто частичку себя и научился ответственности. Думаю, ты меня понимаешь.       Он бросил на Чезаре быстрый взгляд, чтобы убедиться — его слова проникли в душу. И Чезаре правда его понимал. В мыслях сразу же появился образ Джузеппе.       — О да… — только и мог он прошептать. Нежность, с какой говорил Томмазо о сестре, поразила его своим откровением. А ведь когда-то они с Лукрецией терпеть друг друга не могли и однажды крупно поссорились! Что-то это напоминало, другую историю, их с Джузеппе историю…       Поблагодарив его ещё раз, Томмазо медленно поднялся и зашаркал к выходу. Он иногда кашлял и выглядел вымотанным даже после короткого разговора. Чезаре проникся к нему добротой — таким чистым и откровенным он видел Томмазо лишь раз, это растопило его сердце окончательно — и пожелал скорее выздороветь. Томмазо улыбнулся ему слабой, сумрачной улыбкой через плечо и покинул комнату.       После него гостей, кроме лекаря, к счастью, не было, и Чезаре мог наконец отдохнуть и почитать. Он, конечно, желал прогуляться хотя бы по саду и очистить свои застоявшиеся мысли горьким цветочным ветром. Но целые толпы стражников охраняли входы и выходы и не давали никому пройти, будь то демон или придворный, а защитная сетка покрывала только дворец, не касаясь садовых территорий. Чезаре, хоть и был в безопасности, чувствовал себя таким отдалённым от происходящего в городе, что от этого вина только сильнее наседала на его плечи. Пока он спокойно ел сладкие фрукты, люди сражались с демонами или убегали от них кто куда. Наверное, он бы смог отвлечься от этих мыслей, если бы видел что-то кроме мрачных теней дворца и пустых зал с грустными одинокими портретами на стенах, но — увы. Именно с такими мыслями он и заснул, и неудивительно, что знакомый кошмар догнал его, пока он был так уязвим и расстроен.              «Больно, больно, больно!» — хотелось кричать Чезаре, но из горла вырвался только хрип, ведь его душили, запрокинув голову назад. Воздух кончался, а страдания — нет. Юноша крикнул изо всех сил, но наружу вырвался лишь свист, и это вытолкнуло его из сна.       Он снова задыхался, держась за горло, и сидел, обливаясь по́том, на кровати, на смятых простынях. Потихоньку сознание вернулось к нему, дыхание пришло в норму, и грудная клетка больше не вздымалась так бешено. Чезаре вытер испарину со лба и огляделся. Лёг он рано, ещё до заката, так что проснулся глубокой ночью. Сквозь шторы виднелся кусочек лилового, густого и сладкого ночного неба, которое только бы и зачерпывать ложками, похрустывая мелкими звёздочками. Луна сегодня светила мутным, грязновато-жёлтым цветом, уродливо оттеняя деревья в саду и делая из каждой травинки монстра. Чезаре прошёлся по комнате, вышел на террасу, но увидел в углу сада очередную неясную тень, похожую на демона, и быстро вернулся в спальню. Но заснуть так и не смог — его всё ещё било дрожью, хотя он считал, что уже успокоился и забыл кошмар.       В голову пришла идея, смутившая его, но, наверное, только она могла помочь ему. Поднявшись и накинув халат, Чезаре спешно покинул комнату и тёмными коридорами добрался до крыла дворца, где жил Джузеппе. Он искренне надеялся, что его никто не заметил, иначе даже в чумной, обременённой демонами Флоренции новость о том, что младший принц и его приятель ходят друг к другу ночами, вспыхнет, подобно сухой соломе.       Но стража стояла только у выходов в сады или на площади, и коридор к двери Джузе был свободен. Чезаре замешкался перед ней, но всё же решился и постучал. Немного спустя дверь тихо скрипнула, и Джузеппе, даже не спросив, что случилось, пригласил его войти.       Чезаре толком никогда и не был в его комнате, видел её лишь одним глазом, когда забегал за другом, чтобы потом вместе куда-нибудь отправиться. Украсили комнату великолепно: деревянные панели на стенах, мягкая широкая кровать с расшитыми простынями, рабочий уголок за прекрасными шёлковыми ширмами, несколько предметов искусной мебели, в дубовом шкафу оформилась скромная, зато личная библиотека из лучших книг. На потолке вместо фресок — строгие деревянные пластины с ажурными узорами, вырезанными настолько аккуратно и филигранно, что приходилось сомневаться, а из дерева ли они вообще, ведь такому жёсткому материалу, казалось, невозможно придать столь изящную форму! Маленькая дверца так же, как и в комнате Чезаре, вела в личную гардеробную, а полукруглая арка — на небольшую террасу, которая запахнулась в плащ из вьющихся лоз и дикого винограда. В комнате приятно пахло лавандой, спелыми яблоками из сада внизу и бумагой. На рабочем столе в беспорядке лежали рукописи и книги, засыхали початые чернила, а на подсвечники наслоилось столько оплывшего воска, будто их никогда не чистили. Глядя на всё это, Чезаре улыбнулся: его Джузеппе отнюдь не идеален, и эти неряшливые мелочи только теплили душу.       Друг зажёг пару свечей, чтобы разбавить сумрак в комнате, и поспешно застелил кровать поприличнее.       — Извини, у меня тут совсем беспорядок… — сдержанно прошептал он, сосредоточенно расправляя все складки на ткани; Чезаре почему-то подумал, что он сейчас ругал себя, и это позабавило его. — Но ты проходи, пожалуйста, садись где хочешь.       Чезаре дождался, пока он закончит с кроватью, и сел на краешек, поскольку именно здесь было светлее всего в комнате, а уходить в сумрачные углы он не желал. Джузеппе аккуратно сел рядом и легонько тронул его плечо. Почему-то только сейчас стало стыдно — какой же глупый предлог: разбудить друга среди ночи из-за кошмара! «Мне же не шесть лет…» — с иронией думал Чезаре, а самого пожирали сомнения, правильно ли он сделал, что пришёл…       — Опять кошмар, — сдавленно прошептал он, не поднимая глаз, и Джузе всё понял. Плечо сжали чуть крепче, и это прикосновение возвратило юношу к реалиям обратно — вспоминания о сне так затягивали. — Больше не смог уснуть. Прости, что беспокою по такому пустяку.       Чезаре и правда стыдился себя, но Джузеппе легко, нежно улыбнулся ему и покачал головой. Взгляд его полыхал ласковыми искорками, каждую из которых юноша не заслужил.       — Это не пустяк. Ты пережил ужасное, Чезаре. Тебе нужно время, чтобы оправиться. Позволь мне помочь.       Чезаре смутился — его щёки краснели уже без его «разрешения», сами собой, находя внутренние причины, неведомые ему. Джузеппе налил им немного вина, и юноша с удовольствием испил его, отметив лёгкий привкус корицы и пряностей. Чем дольше напиток стоял, тем сильнее напитывался ароматными специями.       — Если хочешь, ложись, — проговорил Джузе и поднялся с кровати. — Необязательно спать, просто если тебе так удобнее…       — Спасибо, — усталость резко навалилась на Чезаре, хотя ещё мгновение назад он был полон сил. События минувшего дня давали о себе знать. Он прилёг на бок с краю постели и задумчиво разглядел в сумраке Джузе, севшего в дальнее кресло. «Не хочу чувствовать себя принцем и лишать его кровати, — вздохнул юноша и приподнялся на локте. — Но также не хочу смущать нас обоих…». И всё же он решился сказать вслух, хотя голос слегка дрожал:       — Джузе, ляг хотя бы с другой стороны. Не хочу быть таким эгоистом…       Чезаре думал, что друг вежливо откажется и придётся краснеть ещё больше, но тот словно услышал в его словах нечто большее — тоску, одиночество, невозможность вынести это всё без человека рядом, хотя бы в паре браччо от себя, и подошёл. Кровать плавно прогнулась с другой стороны, и Чезаре развернулся. Подложив согнутую руку под голову, Джузе остался на боку и задорно ему улыбнулся. Улыбка эта ободрила Чезаре, и он так же подложил руку под голову, повторив его движение. Если подумать, ситуация всё равно щекотливая, как ни смотри — принц и его бывший наставник лежат в одной кровати.. Только попробуй кому-нибудь рассказать — такой скандал будет!       Но Чезаре нагло бы усмехнулся в лицо каждому, кто захотел бы пустить такие слухи или даже косо на них посмотреть. Лишь сейчас, рядом с Джузеппе, он ощутил себя правильно и спокойно. Отголоски кошмара больше не дёргали его тело дрожью, а мысли улеглись, словно лепестки кувшинок на водную гладь. Но спать всё ещё не хотелось, поэтому он тут же нашёл тему для разговора и рассказал про огромного демона, с которым он вчера сражался. Он также высказал свои догадки о том, что демон был немного разумен и, скорее всего, управляем кем-то, кто обладал тёмной энергией.       — Вот если бы мы могли найти или заметить покровителей с тёмными силами!.. — удручённо вздохнул Чезаре и покачал головой. — Но эти силы никак внешне не разглядишь, только если покровитель их применит. А тот, кого мы ищем, довольно умён и не будет рисковать. Так что зацепок нет…       — А есть что-нибудь, что могло бы неосознанно заставить покровителя использовать тёмную энергию? — поинтересовался друг, и Чезаре задумался.       — Навряд ли… Или же я не слышал. Я ведь не всё знаю, Джузе… — признался он, на выдохе пожав плечами. — Многие знания до нас так и не доходят. Вот бы съездить в Рим и послушать учёных покровителей! — мечтательно произнёс он и даже прикрыл глаза, представляя себя в Вечном городе, на просторных жёлтых площадях, где на возвышении стоял оратор и искусно рассказывал о чём-нибудь интересном. Так, по крайней мере, рисовали публичные выступления римские художники. — Лукреции повезло: она успела там побывать и почерпнула, по её рассказам, так много знаний по химии и биологии, каких бы никогда не нашла здесь, во Флоренции, хотя, казалось бы, наш город всегда считался что у людей, что у покровителей процветающим и учёным. А теперь… — Чезаре грустно ухмыльнулся, — теперь повсюду разразилась чума, и никто не знает, когда же она закончится. Но при первой же возможности я постараюсь получить у отца разрешение съездить в Рим! Ты же… будешь так добр, чтобы сопроводить меня в поездке? — юноша лукаво улыбнулся, и в ответ получил не менее хитрый блеск синих глаз.       — Ну конечно! Без тебя я тут заскучаю…       Чезаре убеждал себя, что это просто слова и они не должны так ощутимо шипеть в душе, но ещё он знал, что всё же это не просто слова. Это правда, от которой ему ещё становилось неловко, особенно из-за того, как стихал голос Джузеппе, пока он это говорил. Чезаре обещал себе не заостряться на таких мелочах, но знал, что соврёт.       — Не знаю, говорил ли тебе брат, что наш король слегка… — у Чезаре не поворачивался язык сказать такое про родного отца, но иногда правда была проще, — слегка обезумел. Лоренцо сказал, что он стал нервным, часто срывается на близких, почти не спит и плохо ест. Как бы это не сказалось на Флоренции именно сейчас, когда ей нужен король...       — У Флоренции есть король даже без твоего отца, — успокоил его Джузе и между делом провёл ладонью по его лбу, откинув упавшие непослушные пряди. Чезаре улыбнулся и согласно кивнул. — Лоренцо говорил мне, что почти все дела сейчас идут через него, отца он не обременяет заботами.       — Это да, брат делает много сложной работы. Как бы это его не вымотало… И всё же, за отца я тоже волнуюсь, хотя, как ты знаешь, мы никогда не были с ним близки.       — Думаю, когда чума слегка отпустит Флоренцию, всё станет как прежде, — обнадёжил его Джузеппе, и Чезаре сладко зевнул, кивнул и улыбнулся. Глаза слипались, и вот от прежнего страха заснуть не осталось ничего. Юноша зарылся в подушку удобнее и вдохнул запах Джузе — такой домашний и приятный. Этого хватило сполна, чтобы заснуть бархатным нежным сном. Проваливаясь в обещанную Джузеппе Флоренцию, без чумы, со здоровым королём и порядком на улицах, Чезаре почувствовал, как его накрыло тёплое тонкое одеяло, а свечной блеск погас на обратной стороне его век.       Не было ночи слаще в его жизни, чем та, проведённая в комнате друга. И не было разочарования горше, чем то, что наступило после неё.