Покровители и демоны Флоренции

      Наши дни.       Отдышавшись, Чезаре открыл глаза и почувствовал холод. Он так долго стоял под дождём, что тёплое пальто промокло, и теперь он дрожал. Ливни во Флоренции капризные и тяжёлые — то их нет месяцами, то они льют днями напролёт, желая затопить тосканский город, как когда-то в 1966 году. Чезаре грустно усмехнулся, когда вспомнил об этом. Запахнувшись в пальто сильнее, он быстро побежал по улице вперёд, не глядя, держась под козырьками домов и тентами редких пустых кафе.       Теперь он вспомнил всё, и минутная радость от осознания, кем он был на самом деле, давно испарилась, оставив только налёт разочарования. Чезаре устал жить без Джузе в своей жизни и сейчас корил себя за то, что убежал. Теперь попробуй найди бывшего наставника в огромном городе! Счастье снова летело ему в руки, а он убирал их. Впрочем, не одна импульсивность помешала ему. В памяти ещё были свежи эпизоды, за которые ему было стыдно перед Джузеппе. Не просто стыдно, а невыносимо, жутко и противно. Это случилось, когда он впервые очнулся после долгой каменной тьмы, но сейчас Чезаре не желал добивать себя ещё и этими воспоминаниями. Достаточно того, что раскололо его головной болью сегодня…       «Джузеппе не хочет меня видеть. Иначе бы он давно пришёл за мной. Неудивительно, я это заслужил», — мысли складывались так же просто, как дважды два, но легче себя Чезаре не чувствовал и впервые пожалел, что его сердце не осталось каменным. Может быть, он приносил Флоренции больше пользы, пока оставался статуей? Вот где его красота точно бы сгодилась!       Всё упиралось в злосчастный 1966 год, и Чезаре с трудом отгонял от себя воспоминания, но те липли и катились за шиворот сознания, совсем как ледяные капли. Не разбирая дороги, юноша сам дошёл до трепетно знакомой площади и усмехнулся, стоило очертаниям её гордой одинокой церкви проявиться сквозь дождь.       Пустынная, огромная, впитавшая в себя серость грустных туч площадь Санта-Кроче. Здесь, по легендам, жила душа Маргериты — матери Чезаре. Но он сам так и не убедился в этом. Если матушка здесь и обитала, то во все прошлые разы ей было явно не до него.       Чезаре бегом пересёк площадь, поскольку дождь только усиливался, а пальто уже не спасало. В мире покровителей церковь Санта-Кроче мог посетить кто угодно и бесплатно. Здесь всё ещё придерживались старых взглядов, не верили в бога и не видели смысла в церквях. Хотя, насколько Чезаре понял ещё со времён первого пробуждения во Флоренции прошлого века, культуры людей и покровителей успели перемешаться. Сейчас никого не удивлял покровитель, верующий в бога, и человек, не верующий ни во что. В Средние века всё было гораздо строже, и покровители оттого не придерживались религиозных взглядов, что не хотели уподобиться чересчур суровой и загнанной жизни людей, которые верили всему, что им говорили жадные безумные священники. Сейчас же законы стали мягче, религия уже не играла столь важную роль для людей, и покровители желали изучить нечто новое. В любом случае, возможно, вера в высшее создание не так опасно, а кому-то вообще спасает жизнь. Так Чезаре размышлял, пока входил в светлое убранство старой церкви.       В отличие от других средневековых церквей, Санта-Кроче всюду источала мягкий свет — даже если за витражами стояла пасмурная погода, а электронные свечи были отключены. Главный неф был облицован светлым мрамором, стены алтарной части расцветили старинные фрески, а крест и иконы поблёскивали роскошной позолотой. Вкрапления цветных витражей, белые колонны, яркость бархатных накидок и мерцающие настоящие свечи в разных уголках церкви наполняли её внутренним светом. Чезаре уловил мускусный запах ладана и лилий и присел на крайнюю деревянную скамью. Он дрожал от холода и только сейчас начал немного согреваться. Церковь пустела, не считая забредшую сюда семью, усевшуюся далеко впереди, ближе к алтарю.       Как только Чезаре распечатал воспоминания, к нему вернулись созидательные силы. Он мало слышал о подобных трюках с помощью энергии, но сразу понял, в чём суть: какой-то покровитель запечатал его вспоминания, заменил их другими и выставил его в мир людей, однако любая встреча с покровителем, которого Чезаре знал до потери памяти, могла вернуть ему их. Так и случилось, когда он встретил Джузеппе. «Хорошо бы выяснить, кому я вообще понадобился спустя столько лет, — согревая ладони дыханием, подумал Чезаре. — Но ещё бы лучше сделать себе наконец горячего чая!».       В рюкзаке нашлась папка с чистыми листами и огрызок карандаша. И вот в его руках уже дымился полный термос. Чезаре стянул с себя пальто и шарф и расстелил их рядом на скамье, чтобы они немного обсохли, насколько это будет возможно. Устало вздохнув, он отпил сладкого чёрного чая и запрокинул голову, чтобы рассмотреть тёмные ажурные деревянные балки, служившие церкви потолком.       Как же долго он уже живёт в мире людей? Если честно, его воспоминания ещё путались, кое-где обрывались и даже смешивались с тем, что подсунули ему вместо его настоящей жизни. Чезаре вслушивался в стук дождя по окну и пытался найти точку отсчёта, но в итоге сдался, решив, что прошло навряд ли больше трёх лет — именно столько он учился в университете.       Убедившись, что в зале он остался один, юноша со вздохом прошептал:       — Эх, матушка, ваш совет мне бы сейчас очень пригодился… — Чезаре посмотрел на свои ладони и закрыл глаза. — Были бы вы рядом… столько вопросов крутится в моей голове! Но самый главный: стоит ли мне искать встречи с Джузеппе? Как сильно он презирает меня теперь? Да и вообще… что мне делать? Я вроде и обрёл себя, вспомнил, кто я есть, чем занимался, кем хотел стать. Как разрушились мои мечты, и почему дважды. Но чем мне заниматься теперь? Я ведь покровитель Флоренции, но порой сомневаюсь, должен ли вообще здесь оставаться… Меня точно никто не ждёт и не помнит, а если и помнят, то только как злодея. Можно разыскать сестру, но что-то мне подсказывает: она не жаждет встречи со мной… Остаётся единственный человек, к кому я могу пойти, и это Джузе, но и он меня ненавидит. Матушка, скажите, для чего я вообще снова здесь? — в сердцах воскликнул он чуть громче, а затем, вздохнув полной грудью, успокоился.       Неожиданно его руки коснулось что-то нежное и прохладное. Чезаре открыл глаза и охнул. На его ладонь, мягко лавируя, опускались белые лепестки пиона. Они летели с вазы на выступе колонны, рядом со скамейками. Ветер так чудесно вёл их ровно к рукам юноши, что тот ощущал его тёплые приятные потоки, словно этот ветер был вовсе не холодным сквозняком с улицы, а каким-то особенным… Чезаре вдруг осенило.       — Матушка… так это всё-таки вы? — сдавленным шёпотом спросил он, и ветерок, словно кивая ему, сбросил на ладони крупное соцветие. Юноша смотрел на него восхищённо, а слова душила радость, которую, как он думал, уже больше никогда не испытает.       — А я думал, это просто красивые легенды… — нашёлся он; цветы в вазе недовольно зашуршали меж собой, будто матушка не соглашалась с его словами и теперь покачивала головой. Глаза кольнуло слезами, но Чезаре обещал себе не плакать. Всё же это было прекрасно: почувствовать себя по-настоящему живым с того момента, как он очнулся! Трогательная и сказочная встреча с матерью в церкви растопила своим теплом все колючие холодные вопросы в его голове, и он совсем растерялся. Нежный же ветерок ласкал лицо, суша непрошеные слёзы.       Наконец, один вопрос всё же сорвался с губ Чезаре:       — Стоит ли мне встретиться с Джузеппе, матушка? — «Хочет ли он меня видеть после всего, что произошло?» — добавил бы Чезаре, но воздух в груди почему-то спёрло, и слова застряли на полпути. Ветерок прекратился. Матушка задумалась? Чезаре запоздало понял, что прогадал с вопросом: и правда, откуда матери знать про их прошлое и про то, что заставляло Чезаре ненавидеть себя? Когда пауза затянулась, и юноша подумал, что Маргерита проигнорировала вопрос, тёплый ветер ласково прошёлся по его мокрому затылку. Волосы рассыпались в стороны влажными курчавыми прядями, а на плечо что-то неуклюже шлёпнулось. Чезаре поймал тонкий чёрный шнурок, соскользнувший с его пучка, видимо, из-за сильного ливня. Да, это был тот самый шнурок, которым Джузеппе завязал ему непослушные волосы перед занятием, чтобы сделать из него не прекрасного принца, а воина. Чезаре превратили в камень вместе с ним, так что он отлично сохранился. Воспоминания хлынули на него тёплой изумрудной волной, пропитанной лесом, пряностью трав на поляне, где они занимались боевым искусством, и стылой водой в источнике, что пьянил не хуже вина в те далёкие жаркие дни.       Тогда всё казалось простым и лёгким, а счастье любило их, будто своих названых сыновей, и под тенью природы они открывали друг другу сердца; мир же сулил им только россыпь безоблачных дней. Чезаре закрыл глаза. Эпизоды помутнели, истончились, от иных остались лишь приятные эмоции, но он явственно ощутил горькость случайной травинки на своём языке и жгучее тепло на макушке сквозь дряблую листву ивы, под которой они отдыхали после тренировок. Словно он попал туда вновь…       Глаза пришлось открыть и вернуться в промозглую тихую церковь. На ладонях всё ещё лежали белые пахучие лепестки, а поверх них змейкой выделялся чёрный шнурок. Если это был ответ матери, то Чезаре, кажется, понял. Он и не думал, что Маргерита ответит по-другому, и мягко улыбнулся. Подняв голову кверху, он прошептал:       — Спасибо, матушка. Надеюсь, мы не прогадали с ответом…       Все белые лилии и розы в боковой галерее зашептались нежным цветочным говором, а свечи дрогнули под напором воздуха, изрезав зигзагами темноту. Чезаре усмехнулся.       Тем временем, его пальто и шарф успели высохнуть — и без матери тут не обошлось, раз уж она превратилась в местный своенравный ветерок. Чезаре допил чай, залез на скамью в боковом алтаре, чтобы через витраж разглядеть, закончился ли дождь, и, заметив уже редкие слабые капли, быстро оделся и выбежал из Санта-Кроче.       Морось ещё осыпала тело мелкими холодными иголочками, но Чезаре это даже нравилось. Улицы пахли ароматными жасминами, поздним сладким кофе, прелой листвой и типографской краской. Люди покидали нагретые ресторанчики и музейные выставки с опаской, поглядывая на хмурое флорентийское небо, известное своими капризами. Чезаре же бежал к площади Синьории — глупо думать, что Джузеппе до сих пор там, но больше у него зацепок не было. Лужи под ногами звонко плескались в стороны, а тенты кафе грозили облить водой. Юноша добежал до главной площади сухим и приятно встревоженным. Выходов из палаццо Веккьо было много, но главный — только один, и Чезаре решил пойти именно к нему. День успел незаметно склониться к вечеру, и все возвращались домой с работы, заполняя площадь и ближайшие кафе. Юноша надеялся, что Джузеппе ещё не ушёл, и они пересекутся. В любом случае, он прождёт час, и тогда вернётся обратно.       Он спрятался в лоджии Делла Синьория, за одной из массивных каменных колонн, сев на её приступок. Оттуда он хорошо видел главную арку входа в Палаццо, а сам был незаметен. В лоджии стояли величественные скульптуры: от Персея с головой Медузы до Геркулеса и Кентавра, и Чезаре разглядывал их с наслаждением, будто впервые, и едва успевал возвращать взгляд на палаццо, боясь упустить даже одного его гостя.       Спустя полчаса юноша уже сомневался в успехе своей задумки. Не проще ли найти кого-нибудь из работников палаццо и спросить напрямую? Но Чезаре не хотел привлекать к себе внимание…       Он уже встал с постамента и отряхнул пальто от пыли, как взгляд по старой привычке зацепился за красивое лицо, перечёркнутое шрамом. Это лицо он бы узнал даже в такой густой толпе, как сейчас, даже если бы отвернулся — он бы почувствовал. Ведь как не почувствовать его милого Джузеппе, который прочёл его душу от и до, словно нескладный наивный памфлет? Щемящая боль разлилась по сердцу, а Чезаре-то думал — это давно в прошлом, все его чувства и надежды… Он боялся, что безумное и мерзкое пламя любви снова вспыхнет в нём, но на деле боялся другого. Боялся признаться себе в том, что никогда и не переставал любить Джузеппе. Что сейчас, что полвека назад, что в далёком четырнадцатом столетии, когда ему было всего шестнадцать лет, а Джузе обучал его боевому мастерству… Мысли и эмоции, налетевшие, как песчаный ураган, ослепили на мгновение, и Джузе теперь мог потеряться, когда свернул на боковую людную улочку. Чезаре спохватился и побежал за ним.       Преследователь из него оказался никудышный, но Джузеппе особо и не скрывался, шёл главными улицами и не оглядывался. Сердце трепетало взволнованно, а мысли о том, что давний друг не желает его видеть, сменялись надеждой на его прежнюю благосклонность. Незаметно Чезаре вернулся обратно к библиотеке Флоренции, только уже к её местной версии! Джузеппе неожиданно свернул к ней, и удивление с любопытством так захлестнули Чезаре, что он пошёл следом. Джузе вошёл в холл и углубился в один из коридоров. Недолго думая, юноша направился за ним — хорошо, что вход никто не охранял, иначе бы ему пришлось импровизировать. Ведь пропуск у него был только для библиотеки в людской Флоренции.       Ему повезло, что внутреннее расположение комнат, читальных залов и лестничных пролётов полностью совпадало со знакомой ему библиотекой. Чезаре примерно прикинул, куда мог направиться Джузе, и осторожно пересёк несколько комнат с длинными книжными стеллажами. Лишь в последней зале он услыхал шелест и негромкие шаги и остановился в проёме. Освещение здесь было ярким только около столиков для чтения, в остальном же — рассеянным и блеклым, но разглядеть Джузеппе в полумраке книжных шкафов Чезаре всё равно смог. Друг стоял к нему спиной и увлечённо перебирал книги в поисках нужной. Чезаре всё ещё не понимал, для чего Джузе пришёл в библиотеку, но соврал бы, сказав, что это интересовало его в первую очередь. Он просто пытался отвлечься и успокоить лихорадочные мысли. Он боялся, что Джузеппе оттолкнёт его, но понимал, что это будет справедливо. Тихо прокашлявшись, Чезаре попробовал имя на вкус:       — Привет, Джузеппе.       Джузе повернулся к нему, и они посмотрели друг на друга. Чезаре ожидал от этого взгляда презрения или ненависти, но увидел лишь лёгкое удивление вперемешку с лаской. Сердце дёрнуло печальным спазмом ностальгии: так Джузеппе смотрел на него давным-давно, когда он был невинен, юн и своенравен. Теперь же он не заслуживал этого взгляда, ровно как и этой улыбки, грустной и нежной. Чезаре приготовил целую речь, но Джузеппе, смотревший тепло и искренне, выбил из него все слова.       — Привет, Чезаре… — Джузеппе вздохнул и опустил голову; губы его всё ещё дрожали в слабой улыбке, а синие глаза поблёскивали в сумраке. — Я рад, что ты нашёл меня.       Возмущение и любовь утыкали сердце Чезаре противоречивыми иголками, когда он это услышал. Он ведь ожидал, что Джузе в лучшем случае окинет его равнодушным взглядом и попросит уйти!       — Джузеппе, мне безумно стыдно перед тобой! Я виноват во всём… из-за меня ты попал в тюрьму, а потом и второй раз подвергся наказанию… Пойму, если ты не захочешь сейчас видеть меня, но больше мне идти не к кому… — Чезаре говорил не о том, потому что говорить, отчего ему и правда становилось стыдно, он всё ещё не желал. Стыд першил в горле, и глаза уже спасительно шарили по полу. Джузе легонько усмехнулся и сделал к нему пару осторожных шагов.       — Ох, Чезаре… Не знаю, что ты там вспомнил, но я ни в чём и никогда тебя не винил и не виню. Сегодня, наоборот, это я должен просить у тебя прощения.       Чезаре ничего не понял, но уловил в голосе терпкую тоску — от этого голова раскалывалась на части: ну в чём же винил себя его безупречный Джузе? Опомнившись, юноша поднял голову и увидел друга совсем рядом с собой, на расстоянии одного шага. Так близко они ещё ни разу не были с тех пор, как он очнулся в этом мире… Щёки подогрел знакомый румянец, руки не находили себе места, сжав все старые чеки в карманах пальто. Не выдержав прямого взгляда, Чезаре опустил его вновь и тяжело вздохнул.       Разговор им обоим предстоял долгий, а значит настало время вспомнить в подробностях, что же случилось в 1966 году, когда Чезаре очнулся от каменного сна. Как бы он ни желал убрать подальше от себя финальные эпизоды тех дней, испытывая за них глубокий стыд, первые месяцы своей новой жизни он хранил с теплотой и нежностью.       

***

1966 год.       Чезаре не назвал бы своё состояние, когда его превратили в камень, сном — скорее, забвением. Во сне часто всплывают приятные сердцу картинки или эпизоды прошлого, или люди, которых он когда-то любил. В забвении же было место только тьме. Чезаре сам превратился в эту тьму, не чувствовал себя живым, но и мёртвым тоже не был. Если во сне мы по ощущениям проводим не больше пары минут, то забвение длилось для него днями, месяцами — точно и не измерить.       Но в какой-то момент его сознание вытолкнули из тьмы, и он понял, что спит. Глубоким и тревожным, но всё-таки сном. После этого мысли отключились как по щелчку, и он перестал что-либо ощущать, погрузившись в бессознательную благость.       Когда Чезаре очнулся в следующий раз, первое, что он увидел — как солнце отражалось на обратной стороне его век. Не тьма, не пустота, а настоящие блики — янтарные, липкие и сладкие, как мёд. Так могло светить только флорентийское солнце — мысли Чезаре улыбались, хотя своё тело он всё ещё плохо чувствовал. На миг его душу охладило догадкой: может быть, он умер? Столько раз он балансировал на грани смерти и ни разу не упал! Возможно, теперь пришло время… Его каменная статуя могла легко разбиться, и наверняка это произошло. А теперь его душа отлетела в любимый город и скоро присоединится к двум его братьям, матери и отцу.       Но паника ушла, стоило ему почувствовать свои тяжёлые веки и медленно их приподнять. Далеко наверху, под тёмным потолком, находилось маленькое круглое приоткрытое окошко. Сквозь него просачивался широкий рыхлый поток золотой пыли, растворяясь в полумраке комнаты. Вот оно, флорентийское солнце! Больше Чезаре ничего не видел сквозь окошко, но ему и не нужно было: он уже чувствовал себя счастливым. «Не думал, что ещё раз увижу солнечный свет…»       Потом он опустил глаза и увидел своё тело, накрытое одеялом. Попробовал пошевелить руками и ногами — ещё тяжёлые, но уже двигались! Постепенно чувствительность возвращалась к телу, и, решив подождать, Чезаре с интересом оглядел место, в котором очнулся.       Маленькая комнатка с выкрашенными стенами, деревянным полом и набором уродливой мебели. Хлипкий с виду стул, исцарапанный старый стол, странная штука над ним, похожая на прозрачный шар. Нигде не виднелось свечей или подставок для них, но сейчас в комнате было светло. Чезаре аккуратно повернул голову и различил за собой большой шкаф. Даже охотничий домик казался теперь верхом изящества, нежели эта комната! На секунду Чезаре задумался, а затем его мысли пронзило звонкой стрелой: Джузеппе!       Тело едва обрело чувствительность, и он резко поднялся с кровати, забыв про ноги, которые его не слушались. Первый же шаг закончился падением, и Чезаре шикнул от боли — хотя ему ещё повезло, что пол не каменный или мраморный. Колени и локти слегка саднило, когда он приподнялся на руках, сел на колени и посмотрел в дверной проём. Взлохмаченный, встревоженный, но точно его прежний Джузеппе уже подбежал к двери и теперь тяжко дышал; взгляд его искрился волнением, добротой и лаской.       — Чезаре!..       — Джузе…       Друг бросился к нему, упал на колени рядом и порывисто обнял. Только вдохнув его особенный запах — всё ещё горько-травяной, свежий и пропитанный свободой, Чезаре осознал, что это не шутка его сознания, не сон и не больные видения. Это правда. Он прикасался к тёплому живому Джузеппе, вжимался в его шерстяную, довольно странную короткую тунику с длинными рукавами и мелко гладил по спине, очерчивая пальцами щекотливые круги. Джузе нежно поцеловал его в макушку, и всё тепло оттуда разлилось книзу, заставив Чезаре забыть все свои вопросы. По своим ощущениям, он видел Джузеппе не так давно, но если бы это могло заглушить его тоску!       — Ох, Чезаре, — шёпот струился между волос и пускал мурашки по телу. — Как же я ждал этой встречи…       Юноша поднял голову и вгляделся в лицо Джузе. Дотронулся пальцами до щеки, провёл к подбородку и вернулся обратно. Аккуратно коснулся шероховатой стрелки шрама и ласково её очертил. Джузеппе смотрел на него внимательно и затаил дыхание. Потихоньку Чезаре вспоминал все события до своего превращения в статую, и тёплую идиллию их встречи нарушил ужас, ударивший по затылку ледяным обухом.       — Джузеппе, ты и правда был в тюрьме шестьсот лет?! — воскликнул Чезаре и отодвинулся, чтобы видеть лицо друга лучше. Он ещё не знал ответа, но уже испытал лишь глубокую ненависть к себе. Джузе мягко усмехнулся, опустил взгляд и кивнул.       — Но мне очень повезло, Чезаре. Я почти ничего не помню, для меня время пролетело довольно быстро. Я спал. Твоя сестра помогла мне. История долгая… — угадав, что его слова вызовут вопросы, Джузеппе понимающе кивнул. — Я расскажу всё, но для начала тебе нужно вернуться в кровать. После превращения обратно из камня ты ещё какое-то время будешь ослаблен.       Чезаре пока не мог сшить из его слов правдивое полотно той истории, что произошла на самом деле. Обрезки тканей вырывало у него из рук, а нитки трепыхались на ветру. Но что он понял точно: его Джузеппе не страдал столетиями в четырёх стенах! Благо, если он мирно спал, и века для него пролетали быстро…       Джузе помог ему подняться, обхватив туловище, и уложил обратно на кровать. Он уже мог пошевелить ногами, но требовалось ещё какое-то время, чтобы на них держаться. Джузеппе заботливо накрыл его одеялом — в комнате, несмотря на просачивающееся солнце, стояла прохлада. Чезаре поставил подушку к изголовью кровати и привалился к ней. Только тогда он заметил, что вместо его привычной туники и грубых штанов на нём было подобие спальной одежды: мягкая рубашка и просторные штаны белого цвета. На ощупь куда приятнее, чем все те вещи, которые он носил в прошлом. Чезаре задумался. Перехватив ладонь Джузе, когда тот поправлял на нём одеяло, он спросил:       — И какой же сейчас год?.. — вопрос так глуп, что Чезаре и сам смутился. Он уже в состоянии и сам сложить цифры. Только вот они всё никак не укладывались…       — 1966 год, — спокойно ответил Джузеппе и погладил его ладонь; подумав, сел на краешек кровати, и Чезаре почему-то вспомнил охотничий домик — как идеал их лучшей жизни — когда они могли вместе дремать на одной кровати и не думали ни о чьём чёртовом мнении. — На дворе начало марта, мы на людской стороне…       — Флоренции, — сладко прикрыв глаза, закончил за него Чезаре и улыбнулся. — Я почувствовал это. Как только проснулся. Солнце.       Он указал кивком головы на форточку, и Джузеппе с улыбкой кивнул.       — Да уж, только недавно город стал радовать нас безоблачными деньками. — Они помолчали, разглядывая друг друга, и Чезаре ощутил, что теперь вместо восторга он испытывал страх. Возможно, он зря радовался, что распознал Флоренцию — проснуться через шестьсот лет всё равно что проснуться в другом мире. Какой он сейчас? Похожа ли Флоренция на город его детства хотя бы кусочками или его снесли и построили заново? А что там с куполом Санта Мария дель Фьоре? Нашлись ли архитекторы, способные своим гением закрыть дыру в великом соборе? Джузеппе сжал его ладони и мягко улыбнулся.       — Чезаре… хоть и прошло много лет, обещаю, ты привыкнешь к новому миру. Появилось много всего, человечество ушло далеко вперёд в своём прогрессе. Иные вещи напугают тебя, но я буду рядом. Постараюсь рассказать тебе о многом, прежде чем мы выйдем на улицы города. Сама Флоренция, конечно, изменилась, но, поверь, стала ещё прекрасней! А в центре можно обнаружить почти те же самые виды и здания, какие были в наши годы. Настоящее Средневековье!       — Так теперь называется наше время? — усмехнулся Чезаре. — Звучит солидно!       — О да! — они оба тихонько рассмеялись, а юноша с отчаянием понял, что камень так и не смог обезличить его любовь к Джузеппе, и, вспыхнув среди тюремной темницы, она продолжала истязать его и сейчас, столетия спустя, с новой силой. «Матушка была права», — горько думал он, а сам радостно улыбался Джузе. Любовь должна была сделать его лучше, но пока что медленно и сладко убивала.       — Хочешь чего-нибудь перекусить или выпить? — поднявшись, спросил Джузеппе. Чезаре с усмешкой кивнул:       — Как тот, кто не ел шестьсот с чем-то лет… наверное, да.       Джузе рассмеялся и вышел из комнаты — наверное, в сторону кухни. Чезаре так легко шутил и смеялся, но, если честно, чем больше он приходил в себя, тем яснее в голове прорисовывались эпизоды прошлого. Странная смерть отца; убитый, окровавленный Лоренцо перед глазами; съеденный заживо чумой Томмазо; прекрасная матушка, лицо которой он так и не увидел перед сожжением. Кем же его теперь считают покровители во Флоренции, если кто-то ещё о нём помнил? Как его записали на страницах истории? Чезаре вообразил: на него наверняка свалили вину и за чуму, и за все неприятности людей, и за любое нападение демонов! Какую смерть ни возьми, везде его можно обвинить. А какую прекрасную историю сочинили советники для судьи? Чезаре стиснул зубы и скривился — его всё ещё потряхивало от несправедливости!       Всё, что он знал сейчас: его использовали. Использовали, чтобы замести свои следы. Это точно тот человек, едва не убивший его в борделе, Чезаре это чувствовал!.. Он — обладатель тёмной энергии, а значит приманки для демонов вместо сетки — его рук дело, как и убийство Лоренцо, а потом и отца! Если же это не он, то наверняка его приспешники, союзники — в совет точно пробрался враг. Но кому это было нужно? Для чего? Вогнать Флоренцию в хаос и уничтожить? Но, судя по тому, что она ещё стоит, дело не увенчалось успехом. И почему именно их город? Кто его возненавидел так сильно?       Чезаре мысленно перешёл к следующей теме, которая его волновала: почему так стремились убрать именно его, когда очнулся и увидел, что Джузе уже долгое время сидел рядом, положив поднос на столик, и удивлённо смотрел на него. Чезаре пристыженно опустил голову и взял с подноса стакан воды — в горле сделалось сухо. Наверное, его лицо так исказилось, что Джузеппе теперь решит, будто он свихнулся. Но вместо этого друг тихо озвучил его мысли:       — Трудно сказать, почему все несчастья свалились на тебя. Я в этом мире уже почти год и всё думал, когда оставалось время, но так и не понял. Ты не претендовал на трон и даже его не хотел. Вёл скромную жизнь вдали от дворца, занимался своими делами… Разве что ты оказался жертвой случайно. Ведь на суде всё звучало так убедительно…       Чезаре сжал стакан в пальцах и кивнул. Злость царапала его душу и ворошила угли ярости, готовые вспыхнуть в любой момент. Ладонь Джузеппе, лёгшая на плечо, мгновенно отрезвила.       — Прости, я такой бестолковый, — вздохнул Чезаре и аккуратно спустил ноги вниз, уже почувствовав в них силу. — Испортил жизнь нам обоим… Если б я мог вернуться в прошлое, то поступал бы совсем по-другому. Не был бы так скрытен, возможно. Постарался бы жить дворцовой жизнью и заработать себе репутацию. В итоге я стал воплощением зла. Так ведь меня нарекли?       Он посмотрел на Джузеппе, и тот нахмурился, опустил взгляд; руки его нервозно сжали одеяло. Он явно не желал об этом говорить, и Чезаре даже удивила эта неприязнь. Пауза удобно заполнилась едой — паста в томатном соусе и с пряностями напомнила Чезаре о богатых дворцовых пиршествах, пока Флоренцию не поглотила чума. В новом же мире всё было по-другому: простые тарелки, обычные белые кружки, потёртый поднос. Да и комната, в которой он очнулся, теперь казалась суровой лачугой бедняка, стоило ему вспомнить о своих прежних хоромах. Джузеппе проследил за его внимательным взглядом и печально усмехнулся.       — Извини, что всё так бедно… Это был единственный вариант жилья для моих скромных денег. Мне стыдно, что принц Флоренции в прошлом вынужден жить так, но собирать на приличную квартиру пришлось бы долго… А я хотел как можно скорее вернуть тебя к жизни. — Чезаре, медленно жуя, посмотрел ему в глаза, и сердце его жалобно дрогнуло, всколыхнув воспоминания. Джузеппе извинялся за то, в чём точно не был виноват! Юноша не знал всей истории перед своим пробуждением, но понимал: хорошего в ней мало. Навряд ли современный мир милосерден к чужакам!       Улыбнувшись, он легонько коснулся его мягких волос на макушке и ответил:       — Неважно, где мы оказались, главное — теперь мы снова вместе. Только подумай, каким ничтожным казался шанс на этот миг там, в темнице, перед рассветом… — приглушённо добавил Чезаре и задумался сам. Воспоминания покрылись сонным налётом, но он чувствовал, будто сейчас, каким нежным тогда был Джузеппе и какие надежды — уже разбитые, смятые, ненужные — он подавал, смотря ему в глаза.       Они немного помолчали — Чезаре задумчиво ел, а Джузе не знал, чем занять свои руки. Наконец, покончив с едой, юноша пригладил растрепавшиеся волосы и по привычке дотронулся до затылка, где обычно делал пучок. Лёгкая паника пронеслась в его груди, когда он не обнаружил в волосах родного шнурка, которым завязывал волосы вот уже несколько лет! Джузеппе заметил его растерянность и задрал рукав, чтобы снять оттуда шнурок. Чезаре облегчённо выдохнул и робко улыбнулся — каким он, наверное, показался ребёнком в глазах Джузе. Приверженность к юношеским вещам, настоящий страх их потерять!.. Он едва подошёл к черте взрослого человека, хотя в его возрасте покойный Лоренцо уже считался будущим королём Флоренции.       — Я снял его, как только тебя превратили обратно в человека. Иначе было бы неудобно, так думаю… — Джузе снял с запястья шнурок — уже давно не чёрный, отцветший до серого оттенка. — Повернись, я сделаю.       Чезаре послушно сел к нему спиной и едва не охнул от сладости, пролетевшей по телу, когда нежные пальцы зарылись в волосы, мягко собирая их назад. Прикосновения у Джузеппе всегда были точными, резкими, но оттого не лишёнными мягкости… Чезаре невовремя вспомнил о массаже, и щёки налились стыдом. Могло пройти сколько угодно лет, но прохладные ладони, постепенно согревавшиеся о его спину, не выходили из головы!       — Кажется, я достаточно окреп, чтобы выслушать твой рассказ, — Чезаре кое-как вывел свои мысли из сладкого забытья, куда те неизбежно проваливались, стоило Джузеппе к нему прикоснуться. Сейчас же друг закончил с волосами и пристально смотрел на него, будто оценивая, правда ли он окреп. Юноша уже давно обрёл контроль над своим телом, и руки-ноги больше не казались тяжёлыми. Желудок же впервые за шестьсот лет наполнился едой — чего ещё желать? Чезаре опять угадывал в своих мыслях лёгкий сарказм, который говорил только об одном: он волновался. Скоро на него упадёт целый груз новых знаний, а ещё нелёгкие истории Джузе, его сестры, Марцио…       Джузеппе подошёл к шкафу, открыл створки и вытащил с полки стопку одежды. Чезаре приглянулись приятные на ощупь, даже чуть бархатистые штаны и шерстяная кофта. Джузе сказал, что будет ждать его в гостиной, и вышел. Чезаре облачился в новые одежды и оглядел себя: немного мешковато и цвета чересчур грустные, но ему ли не привыкать? Даже будучи принцем, он ходил иногда, как оборванец, надевал достойную своего положения богатую и яркую одежду лишь для крупных пиров.       За дверью, как и говорил Джузе, находилась гостиная, совмещённая с кухней и с коридором. Чезаре впервые видел нечто подобное. Большая комната разделялась на зоны: вымощенная плиткой — кухня, оформленная деревом и узорчатыми стенами — гостиная, а тёмный уголок с полкой для обуви и сломанными вешалками отводился для прихожей. Мебели здесь везде было мало, и вся она выглядела поблекшей и старой. В гостиной Чезаре насчитал всего один диван серо-синего грязного цвета, на котором как-то умудрялся спать Джузеппе, кушетку с порванным матрасом для чтения, низкий круглый столик для чаепития, на котором сейчас лежали блестящие книги с яркими обложками — таких он ещё никогда не видел! Украшением гостиной служили большие окна посередине, почти в половину ширины стены, правда, вид из них не казался таким уж грандиозным: чей-то пожухлый сад, кое-как разбитый между домами. По бокам от окон стояли массивные шкафы, на полках которых в беспорядке лежали книги. Разноцветные корешки пестрили в глазах, подобно лютикам на поляне, иногда между ними попадалась керамическая безделушка или статуэтка. Подоконник оживляли экзотические растения и цветы, многие из них Чезаре видел впервые и потому решил, что обязательно рассмотрит каждый.       Кухню он толком рассмотреть не успел — Джузе позвал его сесть рядом с собой на диван. Под ногами лежал заштопанный ковёр — гораздо лучше, чем холодное дерево или камень, хотя Чезаре надел тёплые носки. Да и вообще, в этом доме стояла неумолимая прохлада. В печке, которую он заприметил в углу, едва-едва теплились остывающие угольки. Джузеппе заварил им по кружке горячего мятного чая, но даже он успел слегка остыть за те минуты, пока Чезаре одевался. Видимо, проследив за взглядом, Джузе правильно понял его мысли и ещё раз виновато улыбнулся.       — Прости за холод, Чез. С деньгами совсем туго… Иногда приходится выбирать между едой и обогревом жилья. На ночь отдам тебе все одеяла, которые есть в доме…       — Надеюсь, ты не забыл, что до звания самого страшного зла во Флоренции я считался способным покровителем? Уж несколько кусков древесины и продукты я смогу создать, — Чезаре лукаво улыбнулся, скромно сложил ладони на коленях и наклонил голову вбок, чтобы одарить Джузеппе проницательным взглядом. Тот, посмотрев на него, не смог сдержать улыбки.       — Не хотел обременять тебя бытовыми заботами… Ты можешь чувствовать слабость после превращения, так что… — Джузеппе опустил голову, и взгляд его наполнился блеклыми тенями. Чезаре с горчащим на сердце сожалением вдруг понял, какие лишения испытал его Джузе — он ведь не обладал созидательной энергией, и ему приходилось выживать в новом для себя мире, не имея возможности даже создать несколько дров для отопления! «На какую же отвратительную жизнь я тебя обрёк, мой милый Джузеппе?» — хотел воскликнуть, но слова встали посреди горла солёным комом и дальше не пошли. Тогда он пододвинул к себе пустой лист бумаги и попытался найти что-нибудь, похожее на уголёк. Джузе вручил ему странную тонкую штуковину из блестящего материала и указал на её кончик.       — Это ручка. Теперь ими пишут. В них также залиты чернила, но уже далеко не те, которыми пользовались мы. И цвет другой. Попробуй.       Чезаре удивлённо покачал головой и с интересом повертел ручку в пальцах. Держать было непривычно, но, как только её кончик соприкоснулся с бумагой, юноша отметил ощутимую разницу между ней и пером. Чернила не забрызгивали излишком бумагу и ложились равномерно чудесной синей дорожкой! Чезаре ловко изобразил связку поленьев и вложил в рисунок энергию. Сила текла по телу лениво, неуклюже, словно ещё только разгонялась после каменного застоя. Но в итоге юноша добился, чего хотел, и уже через пару минут разжигал печь, по привычке высекши искру по щелчку пальцев и отказавшись от странного коробка с какими-то спичками, который ему протянул Джузе. Тепло быстро разлилось по гостиной, и, пока комнаты нагревались, Джузеппе приступил к обещанной истории:       — Как я уже сказал, мне безумно повезло. Когда меня бросили в тюрьму, я ничего не желал и совершенно отчаялся. Думаю, я сошёл бы с ума ещё в первые месяцы, но на помощь пришла твоя сестра.       Чезаре стиснул кулаки под длинными рукавами джемпера — так, оказывается, называлась его верхняя одежда. Он, видимо, так и не свыкся с тем, что Джузеппе уже отсидел свой срок, что это всё же случилось, и до сих пор душил себя виной. Когда зачитывали приговор для Джузе, Чезаре попросту сломался, и часть его сознания всё ещё лежала бесхозной где-то там, во дворце, возможно, уже разрушенном. Он никогда себе этого не простит…       — Лукреция пришла ко мне на третий день, щедро подкупив охранников. Я… — Джузе запнулся и опустил глаза в спасительную кружку чая, — я, наверное, выглядел в её глазах безумцем, потому что, едва ли она вошла, сразу стал упрашивать её найти твою статую. Она сказала, что уже ищет, но это займёт время.       Чезаре перестал смотреть Джузеппе в лицо — уж слишком это было невыносимо! Что-то необъяснимо тоскливое, незаслуженно ласковое рвалось сквозь эти слова, это искажённое болью лицо и этот тусклый взгляд!.. Хорошо, что Джузе продолжал рассказ, не делая остановку на тяжёлых моментах.       — Лукреция сказала, что вытащить меня намного раньше срока — бесполезная затея. Даже учитывая то, что она принцесса Флоренции. Правосудие сурово, но мне могут дать небольшие поблажки. Она предложила мне довериться ей и выпить специального снадобья, которое она приготовила. Я впаду в глубокий сон, где мне не понадобятся ни еда, ни вода. Лукреция сказала, что разработала это снотворное специально, учитывая особенности тела покровителей. Я согласился, делать было совсем нечего. Гораздо лучше, чтобы столетия пролетали как минуты, чем отсиживать их в камере. На вкус, конечно, это снадобье было дрянным, но я вытерпел. Лукреция добавила, что действует оно только сто лет, затем она придёт ко мне и даст следующую порцию. Охранники около моей камеры были подкуплены, поэтому они следили за моим сном и по возможности отгоняли крыс. Перед тем, как заснуть, я спросил у неё, чем заслужил её доброту. Она не ответила, но мне показалось, лицо её помрачнело, будто окунув в тяжкие воспоминания. Тогда я попросил её найти твою статую, как можно скорей, чтобы с ней ничего не случилось, и заснул.       Чезаре проникся рассказом и благодарностью к сестре, но внезапные вопросы, как оно и бывало с ним всегда, тут же загорелись в его мыслях:       — Погоди, ты сказал, Лукреция пришла всего лишь на третий день… Как тебе показалось, она была… ну, в порядке? — Чезаре даже толком не выразил мысль, но Джузеппе, кажется, понял его.       — Не сказать, чтобы в полном. Слуги говорили, она впала в меланхолию и потеряла связь с реальностью. Может, и так, но её речи показались мне ясными. Скорбь, конечно, так и не пропала с её лица, однако поступки были точными и разумными. Я встречался с Лукрецией затем лишь каждые сто лет, и, надо сказать, Чезаре, сейчас она совсем изменилась… Её душа будто бы… ожесточилась, — Джузе вздохнул и провёл пальцем по ободку кружки. — Она больше не та милая девушка, какой ты её запомнил, особенно сейчас. Её можно понять: попробуй поживи шестьсот лет!.. Каждый день, от и до, при этом вся твоя семья мертва или почти мертва, а из дворца выгнали…       — Синдром бессмертного, — вдруг вспомнил шёпотом Чезаре, согнул ноги и подтянул их к себе. — Я слышал об этом… Когда покровитель живёт очень много лет, он может впасть в тяжёлую меланхолию и уныние. Он уже всё попробовал в жизни, и теперь она кажется ему безвкусной, что ли… А от старости уже не умрёшь. Поэтому многие такие отчаявшиеся покровители, я слышал, сами заканчивают свою жизнь… — он нервно сглотнул и посмотрел на Джузе. — Но ведь с моей сестрёнкой всё в порядке?       — По крайней мере, она жива и невредима, хотя я до сих пор не знаю, где её дом, — тепло улыбнувшись, успокоил его Джузеппе и мягко похлопал по плечу. — Но, каждый раз встречаясь с ней, я удивляюсь, насколько сильно она разочаровалась в жизни… наверное, мы тоже испытаем это чувство?       Чезаре задумался и только угрюмо покачал головой. Ему не нравилось то, куда зашёл разговор, и так неприятный, но Джузе говорил совершенную правду. Если с ними ничего не случится, то их ожидает бесконечная жизнь. Сотни лет назад это казалось подарком судьбы, теперь же Чезаре не был уверен, что понимает, каково это: жить веками. Если уж Лукреция впала в безразличие, хотя её тело молодо, полно сил и прекрасно, то что же испытывали те многие покровители из их города, когда останавливались на отметке в пятьдесят лет и были вынуждены доживать бессмертие в слабых телах? К счастью, от грустных мыслей отвлёк Джузеппе продолжением рассказа:       — Короче говоря, каждую сотню лет она приходила ко мне и давала снотворное. Заточение пронеслось быстро, хотя сны, конечно, казались почти бесконечными… Порой мне думалось, что я уже умер — например, меня всё-таки съели крысы или неожиданно обвалилось здание тюрьмы, — Джузе болезненно улыбнулся, и для Чезаре каждая такая улыбка становилась очередным мучительным оттиском в душе. — Но всё прошло успешно. Когда я очнулся впервые, то спросил Лукрецию, нашла ли она твою статую. Она кивнула, но тут же добавила, что не собирается пока превращать её в человека. Ох, помню, я так разозлился на неё, даже кричал… — Джузеппе смущённо потёр лоб и виновато прикрыл глаза. — Мне ужасно неловко теперь об этом вспоминать. Но я был недоволен, искренне зол на то, что она оставила тебя статуей! И хотя Лукреция объяснила, почему так делает, я понял это далеко не сразу. Как ей хватило выдержки не бросить меня гнить в этой тюрьме оставшиеся сотни лет без снотворного — ума не приложу, но, Чезаре, знаешь, даже спустя такие суровые испытания она сохранила доброе сердце, — они посмотрели друг на друга внимательно, и Чезаре улыбнулся. — В общем, она оставила тебя статуей, потому что не хотела обрекать на смутную жизнь, когда твоё имя проклинали на каждом шагу… — Джузеппе заметил его растерянность и ободряюще дотронулся пальцами до кончика его носа. — Эй, не думай об этом слишком много, ладно? Это тема для отдельного рассказа, к тому же, всё уже в прошлом, сейчас, на самом деле, о тебе почти не помнят.       — Что ж, это радует, — вздохнул Чезаре и мелко улыбнулся другу, только чтобы не волновать его. На душе же было гадко, хотя он успел к этому привыкнуть.       — А ещё Лукреция говорила, что, если бы превратила тебя обратно в человека, ты бы наверняка сорвался спасать меня из тюрьмы… И если бы провалился, то нас обоих ждало бы такое суровое наказание, какие ещё не были написаны в законах Флоренции! — на одном дыхании выдал Джузеппе и остановился; взгляд его беспокойно бегал по полу и вот уже долгое время не поднимался наверх. Чезаре видел, что его смущали собственные же слова, но не знал, как на это отвечать. Ведь, откровенно говоря, Лукреция была права: он бы так и поступил. Жизнь без Джузеппе — да лучше сразу обратно в камень! Его самого уже не удивляли такие мысли, а вот то, что они возникли у сестры, весьма озадачило. А ведь он считал, что хорошо прятал свои слабости… В итоге, даже Лукреция о чём-то явно догадывалась, а весь дворец вообще бесстыдно судачил об их связи!       — В общем, чуть меньше года назад я очнулся, пробыл в тюрьме пару дней и меня наконец выпустили, — завершил свой рассказ Джузеппе. — Твоя сестра вновь связалась со мной, дала немного денег и сказала идти в мир людей — заработать там гораздо проще. Про мир покровителей я расскажу чуть позднее… он изменился. Я сразу же потребовал твою статую, но Лукреция заверила: пока я не обживусь достаточно, чтобы не было стыдно вернуть принца в этот мир, она мне тебя не отдаст. Я снова злился и ненавидел её, но снова понимал: она бесконечно права. Первое время я ночевал на вокзале, потом меня подобрали, посчитали беженцем и устроили на общественные работы, оплачивая их едой и дерьмовым жильём. Мы жили по восемь человек в одной комнате, но это лучше, чем вокзал. Затем…       — Джузе! — только сейчас Чезаре понял, что же смутило его в словах друга. — А что такое… вокзал?       — Ох! — Джузеппе хлопнул себя по лбу и с улыбкой взборонил себе волосы. — Прости, что невнимателен к деталям… Вокзал — это большое здание, откуда отправляются поезда. Поезда — это такие огромные пыхтящие машины, в два раза выше тебя ростом, и невероятно длинные. Они позволяют людям ездить на дальние расстояния и очень быстро. Теперь путь до Рима составит всего два часа.       — Ого! — воскликнул Чезаре и попытался представить поезд. — Хотел бы я как можно скорее увидеть все чудеса нового мира!       — Ещё увидишь, — Джузе забрал у него пустую кружку и отнёс их на кухню. Вернувшись, он взял подушку и прижал её к груди, словно не знал, чем занять руки.       — Странное я, конечно, место выбрал для ночёвки — вокзал! Но здание вокзала во Флоренции довольно приятное. Правда, как только я вышел из тюрьмы, то знал не особо больше, чем ты сейчас. Лукреция постаралась вкратце изложить мне, что произошло с миром, но я, как безумный, шарахался от любого звука и неизвестных предметов. Потом попривык. Схватывать приходилось налету, но у меня был стимул… — Джузе не особо выделил это предложение из своей речи, но Чезаре, кажется, стал слишком чувствительным, раз замечал уже подобное. — Затем я кое-как нанялся в помощники к ювелиру — сначала мести дом и прибирать, а потом уже и присутствовать на починке какого-нибудь украшения и даже пробовать что-то самостоятельно. Скопив деньги, я арендовал эту квартирку — лучше, чем ничего, до этого я жил в бедном общежитии. Вот и вся история, ничего особенного. Всё было прозаично и скучно, пока не очнулся ты…       Чезаре подавил в себе желание глянуть на Джузеппе и жадно ухватить его эмоции. Опасно, да и стыдно. Отбросив ворох надежд, которые он тащил с собой ещё с четырнадцатого века, юноша задумался над рассказом в целом и понял: вопросов у него так много, что им навряд ли хватит сегодняшнего дня.       — Знаешь, я задумывал сходить в магазин, купить немного продуктов, — вдруг переменил тему Джузе и поднялся с дивана. — Конечно, я знаю, что ты хочешь помочь и создать их сам, но у меня ещё остались деньги, и я бы хотел порадовать тебя! — друг коротко потрепал его по макушке и ободряюще улыбнулся; Чезаре слабо усмехнулся в ответ, не пожелав даже спорить. — Я оставлю тебя на полчаса. Лучше всего, если ты не будешь выходить из квартиры. Мир и правда изменился так сильно, что некоторые вещи с непривычки могут испугать… Но комнату можешь рассмотреть в подробностях!       Джузеппе надел красивые чёрные ботинки, не похожие на ту обувь, которую они носили в прошлом. Сверху накинул пальто — строгое, чёрное, с блестящими пуговицами. Чезаре очень понравилось, как выглядел его Джузе в этой новой, но безусловно элегантной одежде. Если в двадцатом веке что и стало хорошо, так это мода. Никаких тебе расшитых шёлковых рубашек, неудобных жилетов и громоздкой обуви!       Когда Джузеппе ушёл, Чезаре решил рассмотреть кухню. Её окна выходили во внутренний дворик, утопающий в развешанном белье, которое вздымалось, словно паруса корабля. Он изредка видел такие, когда они проплывали по Арно, пока та была полноводной, но довольно быстро, чтобы не застрять. Внизу виднелся клочок земли, поросший редкой жёлтой травой. Кухня, как и всё в этом доме, была обставлена довольно бедно: на сером плиточном полу разместились поцарапанные деревянные шкафы с посудой и съестными запасами типа специй, сахара и муки, посередине — стол, вокруг два стула, а ещё странная блестящая выемка и над ней кран. Чезаре сразу догадался, что оттуда течёт вода, но всё равно подивился, откуда она берётся, ведь нигде вокруг он не увидел сосуда с водой, только какие-то трубы. Возможно, она текла по ним, и это поразило его ещё больше.       Серую обстановку кухни немного разбавляли нежные тюлевые шторы, ароматный букет жасминов на столе, связки пряных трав, свисающие с потолка, и пасторальный эскиз в рамке, изображавший размытые дымкой поля и всполохи цветов на них. Чезаре даже не хотел судить, насколько это место хорошо или плохо; оно в любом случае идеально, ведь в нём есть Джузеппе! Рождённый во дворце принц видел лишь богатство и изящество, жил среди искусства и картин, позолоты и бархата — всё, что он встретит после, по-любому будет проигрывать воспоминаниям из дворца. Но, усевшись на жалобно скрипнувший стул, Чезаре даже улыбнулся и покрутил в ладонях вазочку: «Это к лучшему! Мне нравится это место: тут много книг, большое окно для чтения, а ещё…». Чезаре не посмел продолжить мысль — она его смутила. А ещё здесь ощущался Джузеппе — в каждой мелочи. Недопитая кружка с чаем, недочитанная книга на кушетке, оставленный джемпер на спинке стула… Чезаре уже полюбил это место, потому что отчаянно желал знать больше о Джузе: знать, насколько сладок его чай, какое место в книге вызвало скуку, и чем пахнет его любимый джемпер…       Очнувшись, Чезаре грустно вздохнул и поднялся из-за стола. Иногда его мысли становились такими насыщенными, что сводили с ума. Он вернулся к библиотеке и с интересом пролистал несколько книг. Ему показалось, что и итальянский язык претерпел изменения с тех пор, как он читал книгу в своём четырнадцатом веке. Но в целом, он быстро разобрался с произношением слов, хотя некоторые были ему непонятны. За книгами время пролетело незаметно, и вот уже в замке входной двери повернулся ключ. Джузеппе вернулся с картонными пакетами и с порога одарил его нежной улыбкой. Отложив книги, Чезаре встретил его и помог донести продукты. Почему-то он подумал о том, как часто Джузе возвращался в это мрачное холодное жилище и не слышал ни одного доброго слова, окунаясь в одиночество после трудного рабочего дня. Сам бы Чезаре такого не выдержал.       — Джузеппе, что такое термометр? А радио и телевидение?.. — засыпал он вопросами, пока раскладывал пакеты на столе. — Я полистал несколько книг, пока тебя не было, и увидал столько новых слов, что голова пошла кругом…       Джузе мягко улыбнулся и вытащил пучок свежей ароматной зелени из пакета; Чезаре же выложил на стол спелые фрукты и с удивлением обнаружил тёмную бутылку, плотно закупоренную и обклеенную блестящими этикетками. Пока он вчитывался в название, Джузеппе ответил:       — Я постараюсь рассказать тебе всё сжато и понятно, не хочу держать тебя здесь долгие дни. К тому же, Флоренция день ото дня становится так прекрасна! Ты и сам всё увидишь… — мечтательно произнёс Джузе и достал связку аппетитных колбас. — Термометр позволяет узнать, насколько сейчас вокруг жарко или холодно. Придумали несколько единиц измерения температуры, мы в основном пользуемся градусами Цельсия. Сам же термометр представляет из себя небольшую шкалу с делениями и ртутной жидкостью посередине. А ртуть — довольно опасное и ядовитое вещество, оно реагирует на изменения температуры и двигается вниз или вверх, указывая точное значение. К сожалению, у меня дома нет термометра, чтобы показать его тебе, но, думаю, когда мы будем гулять, я покажу его тебе где-нибудь в аптеке.       — В аптеках нынче и такое продаётся? — удивлённо воскликнул Чезаре. Его изумление перескакивало с одной вещи на другую — только что он прочёл, что жидкость в бутылке оказалась отборным красным вином, а теперь его поражали новые изобретения уже в лекарском деле.       — Ага, ещё и не такое… А про радио и телевидение будет долгая история, без хорошего вина не разберёмся. Телевизора у меня, как сам понимаешь, нет, зато хозяин квартиры оставил радио! Вот оно, — Джузе указал на небольшую чёрную коробку с кнопками и длинной — как потом Чезаре выяснил — антенной. Они разобрали все продукты, положили их на полки старенького, работающего с перебоями холодильника — у Чезаре уже искрилось в голове от новых названий. Джузеппе нарезал немного закуски из сыров, колбас и овощей, а Чезаре предоставил разлить вино — было непривычно видеть напиток не в массивных кубках, а в изящных прозрачных бокалах.       Да, с вином всё получилось проще: и рассказ про радиоволны, и погружение в технический прогресс человечества, и даже включение радио. Чезаре всё равно с сомнением поглядывал на аппарат, издававший звуки, и иногда внимательно разглядывал его, желая найти говорившего, но потом смирился, да и Джузеппе рассказывал так понятно и просто, что оставалось лишь немного вдуматься и всё вставало на свои места.       В следующие дни он полностью погрузился в историю человечества, начиная с того времени, когда превратился в камень. Учебник по истории был тяжёл и отдавливал колени, но Джузе мягко указывал ему только на важные фрагменты и часто объяснял всё проще, чем было написано. Чезаре поразился, как много люди воевали. Он-то думал, это осталось в прошлом — в том прошлом, когда он сам жил в четырнадцатом веке. Но нет: люди воевали всегда, каждое столетие отмечалось кровопролитием, а причины повторялись по кругу: религия, господство, ресурсы. История Флоренции на фоне мира немного меркла, и это расстраивало.       После его превращения в камень город начал расцветать под знаком семейства Медичи. Чезаре так и думал, что эта фамилия ещё всплывёт в истории. В его время Медичи были обыкновенными банкирами, уже с задатками власти, но ещё не использовавшие все свои прозорливость и ум. Во Флоренции же покровителей полностью сменилась власть, переизбрали нового короля, и жизнь настолько взлетела вверх, что Чезаре и не удивлялся, почему именно его считали источником всех несчастий. Новый король сразу почувствовал, что помогать Медичи — значит проложить путь в светлое будущее. Так оно и случилось.       Город расцвёл, превратился в важный торговый и культурный центр Италии (если не всего мира), многие имена известных художников, писателей, архитекторов, скульпторов связаны именно с Флоренцией. Она, словно прекрасная мать и муза одновременно, взращивала в своих одарённых детях любовь к искусству и вдыхала в них гениальные задумки. Да и сложно было, родившись в те времена в знатной семье, не проникнуться вдохновением, играя на улицах столь изумительного города. Тёмное Средневековье отступало, и красота искрилась уже в самом воздухе. Чего стоил один только купол Санта Мария дель Фьоре!..       Но хорошие времена всегда заканчиваются, сменяясь отвратительными — этот цикл Чезаре усвоил ещё давно. Снова дали знать о себе демоны, на какое-то время притаившиеся. Сетка ожидаемо порвалась, ведь покровители расслабились и перестали думать о будущем, о том, что будет, если события недавних лет повторятся вновь. Демоны прорвались и обрушили очередные несчастья на всех. Только это опять проявилось не сразу…       Чезаре расстроился. С тех пор, как его город пережил настоящий расцвет, всё шло только к упадку. Медичи постепенно теряли власть, вскоре их вообще не стало. А потом и Флоренция уже перестала быть цветущим и богатым городом… Сегодня она — это история под открытым небом, собрание шедевров, туристический центр, приток денег, но… ничего более. В мире появились другие центры культуры и торговли, а Флоренция отошла на задний план, она даже не столица Италии, разве только самой Тосканы. Это ничтожно мало для города, когда-то бывшего на вершине всего. Но, наверное, это нормально: всё в мире переживает своё возрождение и свой упадок.       Так уж ли был не прав тот, кто хотел уничтожить Флоренцию? Может быть, это был один из его этапов — неспешных, но точных? Тогда какой же следующий?       Чезаре знал, что слишком увлекался подобными мыслями. Никто не мог точно сказать, связан ли его несостоявшийся убийца с тем, кто навлёк на город демонов. Да и упадок Флоренции не обязательно связывать с планом кого-то, кто по необъяснимой причине желал городу зла. Всё это казалось настолько чудаковато, как бывало только в сказках, и Чезаре даже не делился подобными мыслями с Джузеппе, боясь сойти за сумасшедшего. Но где-то на подкорках сознания тревога продолжала крутиться, и юноша никак не мог от неё избавиться.       За несколько дней он кое-как познакомился со всеми изобретениями этого мира, какие мог встретить на улице или в домах. Изучал он всё кратко, так, чтобы не совсем обезуметь от потока новых знаний, но при этом не шарахаться на улице от любого звука. Джузеппе вкратце рассказал ему про машины, поезда, самолёты; про электричество, разную бытовую технику и водопровод; про стиль жизни современных людей, про недавнюю мировую войну, одну из самых сокрушительных за всю историю, и про то, как вершилась власть сегодня.       О Флоренции покровителей он тоже рассказал. Там всё ещё было королевство, но король правил номинально — вся власть сосредоточилась в руках совета. В нём состояли уже другие покровители, не те, что спихнули на Чезаре все беды города. Несмотря на бесконечность жизни, многие со временем покидали Флоренцию, уставая от одного и того же места; многие умирали от болезней, которые ещё не могли лечить, а другая часть страдала синдромом бессмертного и заканчивала жизнь самостоятельно. Смена поколений обеспечивалась естественно, хотя в городе всё ещё жили люди, помнившие короля Клементе и даже времена до него.       С развитием технического прогресса люди всё меньше нуждались в помощи покровителей. Раньше на улицах было много бедняков, теперь почти всем старались помогать — исключением был только период войны и после неё. Совет почти не вмешивался в жизнь людей, как раньше, чтобы сделать её лучше, а самих жителей — грамотнее, как в Средние века. Теперь люди стали образованнее, раскованнее и смелее, их уже не тянул на дно камень религии на шее, а правительство часто поощряло новые разработки или опыты. В какой-то момент покровители перестали обгонять в развитии тех, кого охраняли, и даже кое в чём начали отставать, перенимая у людей их опыт. Поэтому отдельно взятый покровитель мог, по желанию, сделать какое-нибудь добро в отношении нищего или потерявшего родителей ребёнка, но остро в этом никто не нуждался. Люди научились помогать себе сами.       Потихоньку покровители, всё меньше совершенствуясь в созидательной энергии, даже прекратили обучать этому своих детей. Только тех, чьё будущее связывали с советом специально. Чезаре, услыхав это, дико расстроился. Раньше все придворные неплохо осваивали созидательную энергию, а кто сильнее прочих — попадал в совет. Теперь же их искусство открывалось только избранным…       Могло возникнуть ощущение, будто покровители стали вовсе не нужны людям, но всё же это было не так. Кое-какие глобальные вопросы по развитию города совет решал и продвигал разные идеи, как сделать Флоренцию привлекательней для туристов. После войны многое здесь оказалось разрушено или уничтожено… Работы на покровителей навалилось много!       И было ещё кое-что, с чем люди никак не смогли бы справиться: демоны. От них покровители защищали город, пусть и не всегда удачно. Неясно, к чему бы привели целые толпы демоны, без препятствий проникающие во Флоренцию, если бы не сетки. Они часто рвались и истончались, но всё же оберегали. Наверное, только это и сохраняло для покровителей всё ещё важную роль в жизни людей.       Про остатки его семьи Джузеппе рассказал скомкано, обещая подробный рассказ позже: и Лукреция, и Марцио были живы-здоровы, но друг с другом общались редко — и все понимали почему. Лукреция скрывала место, где жила, и находила Джузе сама, если хотела. «Она стала довольно мрачной и замкнутой, и я не знал, как к ней подступиться так, чтобы не обидеть и не надоесть, поэтому оставил попытки узнать что-либо про её жизнь», — добавил Джузе в конце со вздохом. Чезаре всё ещё не верил, что его милая младшая сестрёнка изменилась так, как описывал Джузеппе, но вспоминал о шестистах годах, которые ей пришлось провести в глубоком одиночестве, потеряв всю семью, и тут же её понимал.       Хорошо, что тяжёлый разговор развеяла приятная новость: сегодня, на пятый день после пробуждения Чезаре, они пойдут гулять в город! «Ты уже знаешь достаточно, чтобы не пугаться машин или других незнакомых штуковин. А всё остальное, что ты ещё не изучил, изучишь потом в спокойном темпе. У нас есть всё время мира», — лукаво улыбнулся Джузеппе и ободряюще поднял его подбородок кверху, стоило сомнениям омрачить душу.