***
Библиотека Сшивающего жизни Алхимика оказалась побогаче библиотеки Огненного, что, впрочем, не было удивительным, учитывая размеры особняка. У Такера явно имелось хорошее состояние, и он, разумеется, мог позволить себе редчайшие экземпляры. Пока Альфонс развлекал Нину и одновременно пытался обучить Александра команде «служи», Эдвард с видом умудрённого жизнью археолога осматривал стеллажи, выискивая наиболее интересные экземпляры. На столе в библиотеке скопилось уже восемь разных по толщине и дате издания книг, но ни одну из них он так и не смог открыть. Из головы не шёл инцидент с Мустангом, из-за чего было откровенно трудно сконцентрироваться на чтении. Эдвард выудил тонкий томик без названия — или же оно попросту затёрлось, — бегло пролистал и отправил на стол к остальным. Он сам не понял, как умудрился оскорбить начальника перед другим Алхимиком, но было очевидно, что Мустанг и слушать не хотел его жалкие оправдания. Эдвард сильно хлопнул себя по щекам, из-за чего правая сторона челюсти взорвалась болью (он опять забыл про протез), зажмурился от неприятных ощущений и аккуратно помассировал щеку, разгоняя кровь во избежание синяка. «Сосредоточься, идиот! С Мустангом разберёшься потом, а сейчас нужно пользоваться моментом и искать информацию о самых редких преобразованиях!» Но сосредоточиться оказалось не так просто: убийственный взгляд тёмных глаз то и дело всплывал в памяти. Подросток сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, передёрнул плечами, будто сбрасывая невидимые оковы, и попытался ещё раз заверить себя, что не сказал ничего особо страшного и потому не должен терзаться угрызениями совести. «Воспитанные дети так не говорят», — слова Мустанга плотно засели в мозгах. — Тоже мне воспитатель нашёлся! Завались! — В чём дело?! Голос младшего брата подействовал на подростка как вылитый на голову ушат ледяной воды. Он и не заметил, что закричал вслух. — Ни в чём, Ал, просто мысли вслух. — Он поднял руки ладонями вперёд, молча призывая не развивать тему. На душе и так было тошно, не хотелось выслушивать ещё и нотации Альфонса (было просто удивительно, что он до сих пор ничего не сказал по этому поводу). К сожалению, младший брат явно не разделял его желания. — Извинись перед ним, когда вернёмся. — Нет уж, он заслужил! — Это неправда, и ты это знаешь! Ты не просто оскорбил его, но сделал это перед другим человеком! — А он мой рост оскорбил перед другим человеком, — пробормотал себе под нос Эдвард. — Эд! Он демонстративно сложил руки на груди и отвернулся. Признавать перед другими свои ошибки всегда было для него тяжелейшим испытанием. Он не мог обманывать себя, но когда в проступки тыкал носом кто-нибудь ещё (даже если это был Альфонс) что-то внутри словно щёлкало и банально не позволяло извиниться перед тем, кого обидел. Будто бы от одного простого слова полностью уничтожилась бы его гордость. — В любом случае, я не планирую возвращаться к полковнику. Мы и так слишком у него засиделись. — Хочешь вернуться в общежитие? — Ну разумеется! В конце концов, та комната принадлежит только нам, и в ней этот гад не имеет надо мной никакой власти. Ответом ему был длинный тяжёлый вздох. Кажется, у Альфонса банально закончились приличные слова, а уподобляться старшему брату и сыпать руганью он не хотел. В любом случае, в этот раз последнее слово осталось за Эдвардом, чему тот не мог не радоваться. — У меня текст перед глазами танцует, пойду лучше поболтаю с мистером Такером. На удивление Сшивающий жизни Алхимик не спешил рассказывать об особенностях своих трансмутаций, ссылаясь на различный индивидуальный алхимический тип. На вопрос о говорящей химере вообще ответил более чем расплывчато и поспешил показать свою лабораторию, для «большего понимания» того, чем он занимается. Подвальное помещение, куда Эда отвели, поразило своими размерами. Это была невероятно огромная территория с лабиринтом из перегородок и стен и с высокими, побеленными потолками. В некоторых углах стояли столы с различным оборудованием и настольными лампами, в других складировались кипы бумаг, тетрадей и чего-то, напоминающего древние свитки — тут трудно было сказать, потому что ближе подойти Такер не позволил. Воздух был вполне свежий, не очерняемый запахом штукатурки или земли, и лабораторию даже можно было бы назвать уютной, если бы не одно «но». Буквально по всему периметру подвала высились клетки. Маленькие и большие, узкие и широкие — они заполонили собой всё свободное пространство, оставляя для прохода маленькую тропинку. И наиболее жутким было то, что из каждой клетки внимательно смотрели на Алхимиков по две-три пары налитых кровью злых глаз. Эдвард осторожно протиснулся между двумя особенно высокими клетками и едва сдержал порыв шарахнуться в сторону, когда у самых прутьев лязгнули большие, даже по виду очень острые зубы. Раздавшееся следом рычание подтвердило недружелюбное настроение твари, и подросток мысленно порадовался, что прутья клетки сделаны алхимически и не так уязвимы, как обычные. И всё-таки полностью проигнорировать химеру он не смог. Прищурившись, борясь с приглушённым освещением, наконец сумел разглядеть очертания твари и непроизвольно содрогнулся. Химера являла собой огромное, ростом с небольшого медведя, чешуйчатое существо с тремя головами то ли выдры, то ли гиены и непрерывно скалилось. С пасти на деревянный настил клетки капала вязкая, вонючая слюна, а длинные когти царапали дерево, оставляя глубокие борозды. — Жутковато выглядит. — Есть такое. Не ожидавший ответа Эдвард вздрогнул и только потом сообразил, что высказался вслух. Но раз старший Алхимик ответил, значит, разговор на эту тему больше не был запретным, верно? — Каких животных вы использовали? — В этой? — Такер указал на рычащую тварь и получив от Эдварда кивок приложил указательный палец к губам. — Вроде бы степного волка и гиену как основные составляющие и пару землероек с выдрами для дополнительных характеристик. — Больше чем два существа? — округлил глаза Эдвард. Он не был знатоком биологической алхимии, но читал несколько статей на эту тему, и везде было сказано, что для успешного преобразования химеры нужно исключительно два существа разного вида. — Я понимаю твою заминку, — рассмеялся Такер, — но биоалхимия — сложный раздел, и человечество никогда не сделает прорыв, если повязнет в законах прошлого. Мой индивидуальный тип — биологические преобразования. Я могу как угодно изменить биоданные любого живого существа, добавить более интересные функции, убрать что-то, на мой взгляд, лишнее. — Значит, той химере, ну той, что вы представили на экзамене и которая могла говорить, вы изменили голосовые связки и нейроны мозга? — максимально безразлично спросил Эдвард, но на лицо Шу Такера вмиг легла тень. — Эдвард, — поправив сползшие очки, начал он, и в его голосе послышались недружелюбные нотки, — я же уже сказал, что та химера — результат крайне тяжёлой трансмутации. Эксперимент отнял у меня много сил, но конечный продукт в итоге получился нежизнеспособный. Это оказался грандиозный провал. Я не хочу сейчас обсуждать это. Эдвард сглотнул. — Л-ладно, я понял, — на всякий случай он поднял руки ладонями вперёд. После короткой перепалки настроение Эдварда заметно опустилось, и даже разглядывание многочисленных химер — некоторые из них были достаточно перспективными с точки зрения полезности человеку — не помогло вернуть его на прежний уровень. Почему Шу Такер так упорно не хотел говорить о своём самом удивительном проекте? Да, химера отказалась от еды и быстро умерла, но это ведь не было провалом, как заявил сам Алхимик. Наоборот, это было настоящим прорывом не только в области биологических преобразований, но и — Эдвард был уверен — в науке вообще. Химера, полностью понимающая человеческую речь. Говорящая химера. Учёные всего мира пытались научить разных животных полноценному взаимодействию с людьми, придумывали различные тесты, задания, тренинги… В каком-то журнале Эдвард прочитал, что дальше всего дело продвинулось с приматами: обезьяны научились считать, звонить в колокольчик, чтобы получить банан, и даже поднимали карточку с нужной картинкой, если их просили показать какое-нибудь изображение. Сам Эдвард отнёсся к прочитанному со скепсисом, но не мог не согласиться, что сама идея подобного взаимоотношения с животными была заманчивой. Сшивающий Жизни Алхимик смог воплотить мечту многих учёных и обычных гражданских, а потому Эдвард никак не мог понять его реакции. Если бы это он создал нечто столь удивительное, наверное, долго ходил бы задрав нос, со снисходительным видом принимая поздравления и восхищения. Но он не был гением-биоалхимиком и единственной удивительной деталью в его алхимии была способность проводить трансмутацию без круга. И этим он совершенно не гордился: слишком дорогая цена была уплачена за этот «дар». Постепенно дойдя до последней клетки, безразличным взглядом окинув кусающую её металлические прутья очередную непонятную тварь, Эдвард снова повернулся к Шу Такеру. Мужчина не сводил с него внимательных, изучающих глаз, и от этого подростку стало как-то не по себе. Инстинктивно он чуть сдвинулся в сторону выхода, увеличивая пространство между собой и взрослым. — У вас получились очень… необычные образцы, — отведя глаза в сторону поделился мыслями он чтобы разбить неловкую тишину. — Думаю, многие из них, если их доработать, в будущем станут очень полезны. — К сожалению, я не гений, и в биологии, и в биоалхимии разбираюсь не очень, несмотря на индивидуальный тип, — Такер поправил очки и развёл руками, — но в моей библиотеке много полезного. Есть даже весьма древние экземпляры, как ты успел заметить, полагаю. — Да, — Эдвард охотно кивнул, — но я должен вернуть Алу нормальные связки, поэтому мне нужно что-то, связанное именно с человеческими преобразованиями… — он округлил глаза в ужасе, сообразив, как это прозвучало. Вскинув голову, поспешно замахал руками: — я-я н-не собираюсь снова нарушать табу и… я всё усвоил, правда! Я никогда-никогда больше не сделаю ничего такого! Просто я пытаюсь понять, как работает человеческий организм и можно ли что-то в нём изменить так, чтобы ничего не нарушилось, а только улучшилось. Ну то есть, если есть способ вырастить связки искусственно, а потом как-то вживить их ему или же как-то трансмутировать новые… Я не знаю. Такер некоторое время молчал, приложив указательный палец к подбородку, а потом вдруг расплылся в улыбке: — Человеческое тело таит в себе массу сюрпризов, многое на самом деле ещё не изучено. Думаю, тебе стоит почитать труды Хуана Ши, альмедика из Ксинга. Он был очарован возможностями наших тел и остаток жизни посвятил изучению анатомии. В моей библиотеке должна быть одна из его последних рукописей. Мне нужно продолжать работать, так что поищи сам, хорошо? — Правда? Тогда пойду поищу! Воодушевлённый Эдвард быстрым шагом направился к выходу. Уже почти дойдя до заветной двери, он обернулся и смущённым, полным искренней радости голосом поблагодарил мужчину. Тот медленно кивнул и снова поправил очки, расплывшись в кривой улыбке.***
В том, что библиотека Такера огромная, Эдвард отдал себе отчёт ещё утром, когда распрощался с полковником и принялся складировать на столе всё, что так или иначе привлекало внимание, но теперь он был готов поспорить с этим убеждением. Библиотека Сшивающего жизни Алхимика была не просто огромной, она была гигантской! Как раз под стать размерам особняка — или же это всё-таки был замок? — и чтобы найти в ней хоть что-то нужное, надо было точно знать, где что лежит. Потому что порядок книг у Такера тоже был свой. Вернее, беспорядок. Привыкнувший к аккуратно расставленным согласно жанрам, тематике и авторам книгам Мустанга, а также наблюдая похожий порядок в государственных библиотеках, Эдвард никак не мог перестать чертыхаться, когда рядом с алхимической книгой обнаруживал любовный роман, а рядом с научными справочниками очередное фэнтези с картинками. В голове упорно крутилась мысль, что попереставляла книжки местами Нина, но злиться на девочку за это не получалось. В детстве он сам частенько вытаскивал с полок папины книги из-за понравившейся обложки, а потом уходил «читать» их в детскую или в комнату родителей и пихал те в уже другой книжный шкаф. Отец потом часто громко возмущался и говорил что-то о невозможности нормально работать, на что мама успокаивающе гладила его по плечу, улыбалась и объясняла, что Эдвард не хотел ничего перепутать и ему было просто интересно. Тем не менее, какими бы безобидными мыслями ни руководствовалась Нина, переставляя книжки, царящий в библиотеке бардак уже битый час не позволял Эдварду найти заветную рукопись. Он даже не представлял, в каком направлении нужно искать. Поплутав взглядом по полкам ещё некоторое время, без особой надежды вытащив на свет несколько потрёпанных рукописей и убедившись, что к загадочному ксингцу те отношения не имеют (и вообще они не про альмедику), Эдвард вновь вернулся мыслями к говорящей химере. Он просто не мог не думать о ней. Реакция Такера на вопрос об изменении голосовых связок и нейронов головного мозга твари напрягала и наводила на мысли об отсутствии такового этапа в эксперименте, что вызывало лишь новые вопросы. Эдвард попытался сообразить, какое животное могло отвечать за речевой аппарат, но так и не смог. Мысль о попугае была отметена сразу: согласно фотографии, ни перьев, ни клюва у химеры не было, а при смешении птицы хоть одна из определяющих черт бы осталась — химера того шарлатана Корнелло из Лиора была ярким тому доказательством. Но тогда кто? Мустанг сказал, что основной составляющей наверняка был волк или рыжая собака, и пушистое существо за прутьями клетки и правда больше всего напоминало оную. Но ведь собаки не говорят и не понимают слов, разве нет? Безусловно, есть среди них очень умные, схватывающие любые команды на лету, но, опять же, они реагируют на заученные слова и эмоции и действия хозяина, а не действительно понимают, что им говоришь. Но как тогда химера смогла говорить? — А что ты всё время читаешь? Нина появилась словно из ниоткуда, и Эдвард едва удержался от того, чтобы подскочить. Из-за стеллажей, неловко улыбаясь, выглянул и Альфонс, удерживая за ошейник рвущегося вслед за хозяйкой Александра. Эдвард стиснул зубы. Его сознание словно разделилось на две противоборствующие стороны: одна раздражалась и на девочку, и на играющего с ней младшего брата — мог бы и помочь с поисками литературы! — другая же напоминала, что в случившемся с ними только его, Эдварда, вина и он не имеет права лишать Альфонса простых радостей общения. А потом в мозгу будто что-то щёлкнуло, и он с интересом посмотрел на Нину. Правильно, Сшивающий жизни Алхимик мог упрямиться и не хотеть говорить о своём величайшем творении, но ведь он жил не один. Его дочка явно была довольно любопытной, а значит был шанс, что она могла что-нибудь рассказать. Осторожно вдохнув и выдохнув, стараясь унять бешено застучавшее сердце, Эдвард постарался улыбнуться как можно дружелюбнее: — Да так, скучные взрослые книжки, — он решил ответить на вопрос и утолить её любопытство и как можно непринуждённее поинтересовался: — Нина, а твой папа показывал тебе какое-нибудь необычное животное? — Необычное? — девочка склонила голову набок. — Да. Например… говорящее? — осторожно спросил он и тут же получил под рёбра от брата. Шикнув тому не мешать, с надеждой посмотрел на Нину. — Хм… — девочка приложила палец к губам и смешно нахмурилась. — У папы много животных, но он не пускает меня в свою лапа… лава…. Ла-ба-ла-то-рию, — по слогам произнесла наконец она и засветилась от гордости, что вспомнила трудное слово. — Говорит, они могут меня покусать. Эдвард и Альфонс поражённо выдохнули, и старший брат ссутулился. Он допускал такую вероятность, но всё-таки надеялся на лучшее. Была бы полезна даже малюсенькая информация. — Но одну странную собаку я видела, — добавила Нина, и мальчишки тотчас оживились. — Правда?! — Да. Она не была похожа на Александра, — она ласково провела по шерсти пса, — такая большая, некрасивая и с гривой. — С гривой? — не понял Альфонс. — Ага, — уверенно кивнула Нина и её чёлка слегка растрепалась. Она взяла в ладонь свою косичку и провела пальчиком по всей длине: — Во-о-т такие длинные волосы на спине, как грива у лошадки! — А. Ясно, — натянуто улыбнулся Эдвард, понимая, что не понял совершенно ничего. На фото, что показал полковник, у химеры не было никакой гривы. Может, Нина видела другой образец? — Потом я видела через окно, как её забрали люди в голубой одежде. — Он резко вскинул голову. Определённо, это уже было интересно. Военные бы не стали интересоваться обычной химерой, верно? Значит, в той собаке с лошадиной гривой должно было быть что-то особенное. — Но она со мной не говорила, — гораздо тише заметила Нина, и глаза её слегка потускнели. — Я тогда плакала, потому что проснулась, а мамы нигде не было. Папа сказал, она уехала к бабушке с дедушкой. Насовсем. Чем-то это «насовсем» зацепило невидимые струны души, и Эдвард отвлёкся от размышлений о химере, впервые внимательно посмотрел на девочку. Она улыбалась, но при этом выглядела грустной. И Эдвард мог её понять: после смерти мамы мир для него словно потерял цвет, и ничто не могло снять с плеч навалившуюся тяжесть. — Тебе, наверное, очень одиноко одной в таком большом доме? — осторожно поинтересовался Альфонс, но девочка на удивление бойко покачала головой. — Неа, у меня есть Александр, — она обхватила руками мохнатую шею пса, и тот, извернувшись, лизнул хозяйку в лицо. Нина довольно засмеялась. — И папа тоже! Папа очень хороший, это он недавно начал постоянно работать. Я знаю, что его работа очень важная, но иногда мне так хочется, чтобы он отвлёкся и поиграл со мной… — к концу речи её голос стал тише, и в нём отчётливо прозвучала грусть. Нина опустила глаза и уткнулась лбом в шерсть собаки. Эдвард закусил губу. Перед глазами непроизвольно всплыли осколки воспоминаний, где он совсем маленький — лет двух, наверное, — стоял у двери, вцепившись пальчиками в косяк, и смотрел на широкую спину отца, бесконечно что-то пишущего за столом. Мама не разрешала беспокоить его, когда тот заседал в своём кабинете, и он, тоскуя по общению, мог только вот так тихо наблюдать за ним, втайне надеясь, что папа заметит его, отложит свои бумажки и возьмёт на руки, чтобы несколько раз подбросить к потолку. С громким хлопком он закрыл раскрытую в руках книгу, поднялся на ноги, театрально кряхтя, и вытянул руки над головой. — Что-то у меня спину и плечи ломить начало, пожалуй, надо размяться. Нина посмотрела с некоторым беспокойством, а вот всё понявший Альфонс незаметно для неё показал брату большой палец. Эдвард демонстративно отвернул голову, мол, не выдумывай лишнего, пару раз перекатился с пятки на носок и резко выставил вперёд правую руку, указав пальцем на вмиг встрепенувшихся девочку и собаку. — Вы двое поможете мне размяться! Лёгкое замешательство на лице Нины довольно быстро сменилось неподдельной радостью. Александр, не понимая, что случилось, но отчётливо чувствуя приподнятое настроение хозяйки, завилял хвостом и восторженно гавкнул. — Давайте пойдём во двор? Там можно побегать, и так мы не помешаем мистеру Такеру работать. Предложение Альфонса поддержали единогласно, и спустя минут десять компания из двух мальчишек-подростков, одной четырёхлетней девочки и одного белого лохматого пса высыпала на заснеженную улицу. Они лепили и пуляли друг в друга снежки, пытались слепить снеговика (вышло однобокое нечто), хохотали и валялись в снегу, делая снежных ангелов, а также Эдвард счёл делом чести загонять то и дело пытавшегося повалить его в снег и облизать Александра до седьмого пота, если собаки вообще умеют потеть. Вся тревога и все волнения, терзавшие душу с момента, как он приехал сюда, разом отпустили и стало легко-легко. Губы растянулись в самой широкой улыбке, дыхание давно сбилось от постоянного движения и приходилось глотать воздух ртом, но Эдвард был счастлив. Каким-то непостижимым образом игра с братом и маленькой девочкой с собакой сбросили тяжёлый груз с его плеч, помогли вспомнить, что ему всего пятнадцать и он может хоть иногда позволять себе расслабиться. Заигравшись, полностью отпустив свои тревоги, он совсем потерял счёт времени и опомнился только когда у огромного забора остановился военный автомобиль и водитель несколько раз нажал на клаксон. — Постой-ка, — Эдвард машинально кивнул махнувшему ему лейтенанту Хэвоку и озадаченно обернулся на брата: — уже вечер что ли? Альфонс вместо ответа пожал плечами и поднял голову в потемневшее небо, на которое уже выплыл из-за горизонта сияющий месяц и зажглись первые звёзды. Темноты как таковой ещё не было, но небо залилось багрянцем и городские службы уже зажгли фонари. Падающие на снег тени от построек и людей придавали мистическую атмосферу. Джин Хэвок ловко протиснулся сквозь приоткрытые ворота, несколько раз ударил в дверной колокол и подошёл к прекратившим игру подросткам и девочке. — Ну как день прошёл? Начальник пришёл на работу раздражённый, так что смею предположить, что вы опять поругались? Привет, пёс. — Он присел на корточки, когда Александр осторожно обнюхал его сапоги, и ласково потрепал того по загривку. Пёс завилял хвостом, чуть подался вперёд, норовя лизнуть нового знакомого в лицо, но Джин предусмотрительно поднялся. Обиженный скулёж он умело проигнорировал. — Не то, чтобы поругались… — начал было Эдвард, но нахмурившийся за его спиной Альфонс не захотел в этот раз мириться с враньём брата. — Он просто снова нагрубил полковнику и тот его отругал. — Ничего я не грубил! — вмиг скалился Эдвард. — Просто он полный придурок и постоянно ищет, к чему ко мне можно прицепиться. Достал уже! — Эд, если бы ты хоть немного следил за своим языком, он бы никогда цеплялся и не доставал тебя. — Ага, конечно. Ему просто нравится по пятьсот раз на день напоминать всем, что он типа главный. И хватит уже его защищать! — Я буду его защищать, потому что ты ведёшь себя с ним просто отвратительно! — Ты мой младший брат, ты должен быть на моей стороне! — Я и есть на твоей стороне, поэтому и пытаюсь до тебя достучаться, болван! Вначале с интересом наблюдавший за спором мальчишек Джин поморщился, когда количество децибел в голосах обоих Элриков превысило комфортный уровень. — Мальчики, не ссорьтесь. — На всякий случай он втиснулся между двумя братьями и вытянул руки. Шанс, что они сцепятся, был ничтожно мал, но рисковать не хотелось. В конце концов, полковник дал ему чёткий приказ забрать мальчишек от Такера в целости и сохранности, и Джин намеревался его выполнить. — Залезайте в машину, пора доставить вас обратно. — Только не к полковнику, а в общагу, — сразу проинформировал о своих планах Эдвард и гораздо тише, скорее чисто для себя, пробормотал: — хватит с меня нотаций. Джин прикусил внутреннюю часть щеки, подавляя желание расплыться в улыбке. — Как скажешь. Он ни слова не сказал мне о пункте назначения. Спина и плечи Эдварда в момент расслабились, лицо разгладилось, а на губах появилась довольная улыбка. — Отлично. Хлопок входной двери известил о появлении на пороге Шу Такера, и Джин повернулся к кутающемуся в лёгкое пальто, но остававшемуся в домашних тапочках мужчине. — Я от полковника Мустанга, приехал забрать сорванцов домой. — Джин указал большим пальцем себе за спину, где подошедшие к автомобилю мальчишки о чём-то болтали с Ниной. Алхимик кивнул. Джин кивнул в ответ и уже хотел вернуться к машине, когда вспомнил ещё одно поручение начальства. — Кстати, он просил узнать: эти двое хорошо себя вели? Мгновение Шу Такер выглядел растерянным, а потом приложил руку ко рту, прикрывая тихий смех. — Да, всё хорошо. Любопытство — не порок, так что нареканий у меня нет.