***
Юнги медленно открыл глаза, потирая уставшие веки, и оглянулся. Часы на стене показывали почти полночь, и вампир удивился тому, сколько они с Чимином проспали. Хотя, как сказать, малыш Минни все еще тихо посапывал на груди Юнги. — Чимини, – бархатным басом произнес Мин, чтобы не напугать. Младший и не думал просыпаться. — Минни, вставай, мы даже ужин проспали, – чуть громче произнёс Юнги, касаясь ладонью мягкой щеки. Чимин нахмурился, что-то промычав, и медленно открыл глаза. — Думаешь, отец будет злиться? – севшим хриплым голосом произнес младший, сам пугаясь собственного голоса. Утаивать от родителей правду, видимо, глупая затея. Да и смысла нет, они были очень громкими днем. — Боишься? – чуть тише произнес Мин, заставляя младшего нахмуриться. Опять он за своё? — Я кричал твое имя во время оргазма так громко, что родители точно услышали. Думаешь, мне было страшно? – поднялся на локте, изогнув одну бровь, и заглянул в чёрные глаза напротив. Чимину на секунду показалось, что в них промелькнул радостный блеск. — Как будто папа с дядей не с этой мыслью отправили всех по комнатам «спать»... — Так вот оно что, – протянул Юнги, ухмыляясь, — Я догадывался. — Было незаметно, – с усмешкой выдал Чимин, прикусив губу. В голове резко начали мелькать картинки их недавней страсти, и парень коснулся места укуса. Юнги проследил за его действиями, протянул руку к руке младшего, убирая, и нежно прошелся пальцами по двум дырочкам на изгибе чужой шеи. Улыбнулся. Красиво. Чимин сделал то же самое. Юнги прикрыл глаза, почувствовав на себе аккуратные пальчики Чимина, и размеренно вздохнул. — Тебе неприятно? – боязно произнес Чимин, убирая руку. Юнги поймал её в движении, не открывая глаз, и положил обратно, крепко держа. — Наоборот, – тихо произнес вампир, приоткрыв глаза. У Чимина мурашки по телу от этого взгляда табуном прошли. — Касайся меня. Постоянно касайся меня. Просто касайся меня. Сегодня, завтра, хоть всю оставшуюся жизнь... Договорить Мин не успел. Чимин приблизился к очаровательному лицу старшего, мягко касаясь тонких губ. Так, на пробу. Юнги почти закинул младшего на себя и потянулся за новым поцелуем. Мало. Мало. Мало. Мало. Коснулся пухлых губ, вовлекая в глубокий поцелуй, и в воздухе повис тихий стон Чимина. Он обхватил лицо Юнги своими маленькими ладошками, поглаживая скулы большими пальцами, и Юнги почувствовал, как немеет все тело. Иначе просто нельзя описать то, что он сейчас ощущает. Внутри будто взорвались фейерверки, со свистом разлетаясь в разные стороны. Словно по всему телу прошелся сильный электрический заряд, от которого ты просто не чувствуешь себя. Не чувствуешь, как лежишь на кровати, как держишь Чимина за талию, нежно поглаживая спину, не чувствуешь, как держишься сам. Как можешь держаться, когда рядом он? Пак Чимин. Любимый Пак Чимин. Любимый? Влажные причмокивания губ наполняли комнату возбуждением. Чимин чувствовал, что вот-вот заведется снова. — Юнги, – прошептал в припухшие губы старшего, не открывая глаз и продолжая поглаживать белоснежную кожу лица, — Юнги, я странно себя чувствую. — Я тоже, – признался Юнги, прижимаясь горячим телом к такому же горячему телу Чимина, — Рядом с тобой я всегда странный. — Наверное, это все из-за нашей тесной связи, – сам себя убеждал Чимин, открывая глаза и смотря в чёрные напротив. Бегают по чимову лицу, отчаянно пытаются что-то разглядеть в карих глазах младшего. — Мы ведь истинные... – неуверенно договорил Чимин, боясь реакции Юнги на эти слова. Пак больше всего сейчас хотел, чтобы Мин отрицательно помотал головой, сказав, что кроме связи между ними есть что-то большее, что-то более важное, более значимое. «Не смей соглашаться с этими словами, Юнги» – с бешеной скоростью проносилось в голове Чимина, наверное, уже в сотый раз. Юнги не торопился отвечать. Изучал младшего глазами, слушая его учащенное сердцебиение. Он ведь чего-то ждет от тебя, да, Юнги? Ждет ведь. Юнги знает. Но ему обидно. Неужели Чимин не видит, как Юнги к нему относится? Неужели не видит, как трепетно старший касается каждого сантиметра этого прекрасного тела, боясь очернить собой и своим прошлым? Разве для Чимина не очевидно, что Юнги борется с самим собой, противоречит собственным принципам и привычкам, меняется и ломается, раскрываясь перед Чимином, как идиот? Разве не видит, что Юнги старается? А ради чего...Ради слов «мы ведь истинные»? Вовсе нет. — Чимин-а, – спустя долгое время молчания произнес Юнги, убрав руку с изгиба шеи младшего. Пак испугался, — Неужели я настолько плох? — Разве я говорил об этом? – нахмурился Чимин, не убирая рук с лица Юнги. Нет, нет, нет. Юнги, только не злись. Чимин ведь просто хотел услышать это именно от тебя. — По-твоему, все, что было днем, случилось только из-за того, что мы истинные? – нахмурился, злится. «Нет, Юнги, не надо». — Я похож на идиота? — А я? – Чимин аккуратно погладил большим пальцем правую скулу, касаясь небольшого участка шрама. Как же младшему не хочется портить отношения сейчас. — Думаешь, я позволил бы этому случится просто из-за какой-то связи? — А что тогда? Ты только что свалил все на эту идиотскую связь, – раздражительно произнес Юнги, сам себя ругая за эмоции. Опять не может сдержаться. — Она не идиотская, – все, теперь и Чимин раздражен. Убрал руки с чужого лица, позволяя Юнги почувствовать холод на щеках. «Нет, Чимин, не надо». — Я просто хотел...неважно, – махнул рукой, вставая с постели, и принялся одеваться, выискивая вещи на полу. — Что ты хотел услышать? – перешёл к делу Юнги, попутно надевая на себя смятые на полу чёрные джинсы. Чимин повернулся и замер на пару секунд, чтобы повнимательнее разглядеть этот красивый торс. Юнги делал то же самое, оба так и стояли без футболок, пожирая друг друга. — Что я тебе хотя бы нравлюсь, – прямо ответил Чимин, держа в руках футболку, — О любви я речи уже и не веду. Да и, видимо, не стоит. – снова ядом плюется...что поделать, таков возраст. Молод и глуп. Не понимает или не хочет понимать, что собственными руками душит впервые за много лет появившуюся надежду Юнги избавиться от оков прошлого и жить нормальной жизнью, как когда-то и было. Больно, Чимин. Ему ведь тоже больно. — Может, у меня и не было никогда нормальных отношений, – монотонно начал Юнги, мрачнея, — Может, в романтическом смысле я никогда никого не любил, – сжал футболку в руках до такой степени, что венки выступили на тыльной стороне ладони, а глаза от подступающего гнева, смешанного с горькой обидой и ноющей болью, налились красным, радужки были просто кровавыми, — Но любить я все еще умею, Чимин. Я пока не очерствел до такой степени. – грустно улыбнулся, глядя в глаза истинного, чьи карие глазки бегали от страха и теперь уже осознания того, что он наделал. Чимин нервно сглотнул накопившуюся слюну, с ужасом понимая, что наговорил своему Юнги. — Юнги, я не хотел... — Я тоже не хотел, чтобы после всего, что было, наш разговор закончился вот так. – глаза стеклянные, взгляд пустой, ресницы дрожат. «Что я наделал, что я натворил, блять?!» – в тысячный раз повторялось в голове Пака, смотрящего на мощную спину Мина, выходящего из собственной комнаты. Чимин ещё долго стоял, смотря на закрывшуюся давным-давно дверь, понимая, что остался один. Разозлился, закричав, и пнул кровать, что с грохотом влетела в ту самую дверь. Чимин и забыл, какую силу имеет сейчас благодаря Юнги. Он и в этом ему помог. «Как я мог так с ним поступить?» – по щекам катятся слезы. Чимин, облокотившись на стену возле окна, сокрушается на пол, прекрасно понимая, что наверх поднимается отец или папа, ведь уже полночь. Хотя, это сейчас Минни волнует меньше всего.***
Как и ожидалось, после грохота кровати ночью в комнату наведались родители, испуганно оглядывая щепки и сына на полу. Все их попытки поговорить с ребенком и выяснить, что произошло, оказались тщетными, а в голову Чимина Намджун лезть категорически отказывался, как бы Сокджин не умолял, переживая за сына. Для них оставалось вопросом то, как Чимин сломал большую кровать и почему он это сделал, но в ответ они получали лишь уставший взгляд и молчание. Младший ходил, как в воду опущенный, не замечая ни отца, ни папу, ни дядей своих, ни Юнги. Тот странно оглядывал младшего, понимая, о чем он страдает, но обида в груди, смешанная с остатками миновой гордости, мешала подойти к истинному, чтобы поговорить, и это убивало обоих. Недавно приехавший Хосок пару раз пытался поговорить с младшим, и это единственный вампир в доме, который смог разговорить Чимина. Они время от времени сидели в беседке в саду и о чем-то разговаривали, попивая то кофе, то чай, то газировки; Хосок рассказывал о своей работе и о том, как любит своих фанатов, о своей новой студии, открытой тут, неподалёку, чтобы он мог видеться с ними гораздо чаще. Чимин слушал с воодушевлением, ведь это всегда было его мечтой – стать танцором и хореографом. Он морил себя голодом, танцуя часами напролет в студии своего друга, чтобы добиться таких успехов, как сейчас. И жаль, что эти труды пропадают даром. — Почему ты не хочешь в Академию Искусств?! – недоуменно выпалил Хосок, то ли ругая, то ли возмущаясь в один из вечеров. Чимин продемонстрировал одну из собственных хореографий, впечатлив хена до такой степени, что его голос слышал, наверное, весь дом. — Чимин~а, такой талант пропадает! – младший громко рассмеялся, наблюдая за хёном, и Юнги, сидевший на кухне с открытым окном, подметил, что Чимин не смеялся так уже давно. Мин чувствовал, как к горлу подступает огромный ком ревности, с которым он справится просто не может, поэтому он продолжал слушать, как Чимин смеется не из-за него, а из-за Хосока. И плевать ему сейчас, что это его давний друг, у которого и мысли не возникает о том, чтобы подумать о Чимине в каком-то другом смысле, кроме как «любимый тонсен». — Малыш, я серьезно, почему ты собираешься поступать в другой университет? – нахмурился Хосок, подсаживаясь к Чимину и приобнимая за плечи. Пак чувствовал себя комфортно рядом с этим хёном, ведь от него столько тепла и добра исходит, невозможно грустить в его присутствии. — Я хочу быть хорошим сыном для родителей, – мягко улыбнулся Чимин, посмотрев на хена. Каштановая челка падала на широкий лоб, брови нахмурены теперь ещё сильнее, губы поджаты. — Чимина, ты же понимаешь, что твои родители примут любое твое решение, о чем ты говоришь? Да были б у меня такие, я бы мир перевернул! – выплеснул демонстративно руками в стороны, вновь заставляя Чимина улыбнуться. — Может, ты и прав, – облокотился на спинку дивана, прикрыв веки, и размеренно вздохнул. — Устал? – тише произнес Хосок, прекрасно зная, в каком состоянии находится младший вот уже который день. — Очень, – честно выдал Чимин, кивнув. — Кто-то обидел? – задал вопрос Хосок, вспоминая, что и Юнги который день с повешенным носом ходит. — Я обидел, – открыл глаза и посмотрел на хена подле себя, — И очень сильно. — Он простит, – уверенно сказал Хосок, кивая, и до Чимина сразу дошло, о ком говорит старший. — Каким он был раньше? – спустя долгое время молчания спросил Чимин, смотря на хена с особой просьбой в глазах. Старший улыбнулся. — Сильным, – не задумываясь, сказал Хосок, — Жестоким к другим, но очень заботливым к нам, к друзьям. Чонгук, когда был ребёнком, от него не отлипал, – рассмеялся, почесав нос, и Чимин тоже пустил смешок, представив себе эту картину, — Нет, я серьезно, я даже ревновал его к Юнги временами, —Хосок улыбнулся, окунувшись в воспоминания. Чимин любовался им, в очередной раз убеждаясь в том, что этот его хен очень теплый и солнечный. — Юнги очень любил Чонгука. Ты же знаешь, что мы его нашли, да? – Чимин кивнул. — Так вот, что бы не учудил Гук, Юнги всегда тут как тут! И защитит, и прикроет, и в школу разобраться поедет, и из школы заберет... – Хосок посмотрел на Чимина, глаза которого странно блестели, но решил закончить. — Слишком много рассказывать, но Юнги есть Юнги. Он только кажется черствым сухариком, но если присмотреться, то в каждой мелочи, которую он для нас делает, можно найти заботу и любовь. Он не говорит, он показывает. Это же Мин Юнги, в конце концов, – улыбнулся Хосок, обнимая Чимина, по щекам которого уже предательски покатились слезы. Младший прижался к Хосоку, вслхипывая, и тот аккуратно начал гладить мягкие пепельные волосы. — Все наладится, – тихо произнёс Чон, обнимая младшего, — Я уверен, он уже даже не злиться. — Я не уверен, – шмыгнул носом, отстранившись от хена, и вытер слезы с щек рукавом кофты. Посмотрел красными глазами на Хосока виноватым взглядом. — Я сказал то, что не должен был. — Тогда пойди и извинись, – улыбнулся Хосок, потрепав Чимина по голове и для себя подметив, что практически каждый в доме перенял эту привычку от Юнги. — Я знаю, что он ждет. – поправил пепельную челку, не переставая улыбаться, и показал кулачок-файтинг, как бы подбадривая маленького принца. — Хорошо, – улыбнулся Чимин, поднявшись с дивана и поспешив в дом, напоследок одарив хена своей лучезарной улыбкой, — Спасибо, Хосок-хен. – старший лишь кивнул, прикрыв глаза, и мягко улыбнулся. Он прекрасно знает, что они истинные. След от укуса их выдал с потрохами. Вот только вопрос: знают ли остальные, что теперь будет с Чимином после этого обряда...?