Оберег

      Очередной целый день Алиса пробегала по городу. Бейдж теперь вообще не надевала, а камеру прятала под шарфом и курткой понадёжнее. Старалась по возможности совсем не доставать, щелкать затвором прямо из-под шарфа украдкой. Слишком подозрительными для девчонки вдруг стали все прохожие.       Вечером, по договорённости, обычная встреча с посыльным. Пацан опять выклянчил сигарету и испарился под опорой моста, а Алиса, упаковав заработанное в рюкзак, зашагала в сторону своего убежища, мечтая скорее вытянуться на мягком настиле. Переулок, ведущий к дому, был как всегда пустым и тихим, как будто его ограничили каким-то куполом. Не раз девчонка удивлялась этой необычной пустоте. Ни света, ни шума шагов — вакуум, будто специально для неё придуманный.       Уставшие ноги упрямо не хотели шагать ровно, загребали снег носами тяжёлых ботинок, шумно шаркали по первому этажу, едва поднимались на ступени лестницы. Коридор третьего этажа самую малость освещался одним единственным фонарём во дворе. Так хотелось скорее пройти до угла и юркнуть, наконец, в свой уютный каморочный мир. Алиса спустила рюкзак на одно плечо, стянула маску на подбородок и сняла шапку, выпустив, наконец, лохматый ворох слегка влажных волос. Зашагала бодрее. До угла, за которым ждала дверь, оставался шаг, когда что-то вдруг заставило девчонку замереть на месте. Какое-то волнение, чутьё, может.       — Я ж говорил, никуда не денется, — шёпот на расстоянии вытянутой руки показался ужасно громким, дыхание сбилось, предательски выдавая присутствие, и, не успев даже сообразить, в какую сторону и с какой скоростью надо бежать, Алиса угодила в руки высокого тучного мужика. — А вот и наша птичка!       Девчонка в панике дёрнула руку, которую сжимала огромная потная ладонь. Естественно, у руки не было ни малейшего шанса. Рюкзак с плеча с грохотом рухнул на разбитый кафель пола. И только было девчонка дёрнулась, чтобы его поднять…       — Да погоди, не дёргайся, — захохотал уже знакомый бас, — Посидим, поговорим. Мы тут у тебя ужин нашли, ты же не против?       Естественно, Алиса была против. Но другой долговязый мужик, сидя на пороге её открытой кладовки с удовольствием поедал банку из её запасов, другая стояла у его ног уже пустой.       — Вам нужна еда? — стараясь звучать твёрже, спросила девчонка, рассматривая незнакомцев. Белые банданы. Ну, конечно. Внутренности оборвались и рухнули к низу живота, сердце в пустой грудной клетке застучало с двойной скоростью. — Я отдам.       — Я так и сказал мальку, что ты не жадная. Пусть поест, ему силы нужны! — на крупном обрюзглом лице мелькнула сальная ухмылка.       Главаря вычислить было не сложно. Вот он, стоит. Весь ужасно мерзкий. Когда-то в прошлой жизни, наверное, ему довелось быть толстым боровом, а теперь вся эта плотность обвисла, щёки тянули уголки губ вниз, маленькие сально-тёмные глаза затеняли крупные, сильно выдающиеся вперед брови, под ними — огромные тёмные синяки, как грязные мешки с картошкой, ей-богу.       Долговязый выглядел лучше — худой, но подтянутый. Длинные ноги, согнутые в коленях, напоминали лапы кузнечиков, худое вытянутое лицо, надвинутая на глаза шапка, длинные непропорционально руки — он весь был каким-то нескладным, но отвращения это не вызывало. Недостаточно отвратительную внешность он с лихвой компенсировал чавканьем. Грязными пальцами он ковырялся во внутренностях жестяной банки и тащил их в рот, потом облизывал пальцы и лез снова. К горлу подступила тошнота. Эту картину Алиса теперь, наверное, никогда не развидит.       — Что вам нужно? — девчонка брезгливо отвела взгляд от Длинного и обратилась к Вожаку. Сама дала им прозвища, пока рассматривала.       — О, а вот это очень интересный вопрос, — Алискина рука в тисках потянулась к полу, и девчонке ничего не оставалось, как сесть рядом с тучно упавшим на пол мужиком. — Видишь, малёк ест. А вон там, посмотри-ка, стоит ещё одна банка. На очереди, — Вожак опять хрипло загоготал, а девчонка посмотрела в указанном направлении. У ног Длинного, действительно, стояла ещё одна консерва, из тех, что принесла ей сопротивленка в то утро. Алиса кивнула. — Так вот, пти-ичка. Расскажешь, где украла эту банку, и мы, может быть, будем добрыми.       Алиса банку не крала — это ей было известно. А вот где взяла эту банку Женя — не известно. Кроме того, почему она, вообще, до сих пор её не съела, — ни малейшего соображения. А ведь проблема, судя по всему, была именно в этом. Если бы её выследили, как фоторепортёра, то убили бы без разговоров. Нахмурила девчонка брови, засуетились перепуганные мысли в голове. Мужики замолчали и в четыре глаза уставились на неё в ожидании. Длинный даже чавкать перестал.       — Нашла на первом этаже, — наконец, под нос себе буркнула Алиса и предприняла ещё одну попытку вытащить ноющее запястье из тисков, — Отпусти, я не убегу.       Но вместо этого Вожак лишь туже сжал запястье, и девчонке осталось только завыть от боли. Синяк? Да там теперь будет не только он, а похоже ещё и торчащий наружу сустав. О, поверьте, девчонка не издала бы ни звука, если бы руку сжимали хоть чуточку вежливее. Но в том случае не спасли даже сжатые до скрипа челюсти.       — Врёшь! — завопил бас, заглушая утихающий девчонкин вопль. — У нас тут, знаешь ли, тайничок неподалёку. Хотя как же тебе не знать? Провианта набрала на неделю, не меньше, жадная птичка. Ах да, и ещё… Куртку куда дела?! — едва не выдернув кисть из сустава, мужик рывком поднялся сам и поднял за собой Алису. Со своим весом она доставляла ему не больше неудобств, чем тряпичная кукла. — Куртка где? Я тебя спрашиваю!       Алиса уже поняла, какая куртка. Уже поняла, откуда консерва, где взяла проклятая сопротивленка этот королевский завтрак. Алиса, вообще, была из сообразительных. Так и знала девчонка — жди беды от чудовища. Не сама прихлопнула, так вот, подставила. Специально наверняка наследила тут, убежище Алискино для своих нелюдей отметила. «Не делай добра», — говорил усатый главный редактор. И Алиса слушалась. Всегда слушалась до того проклятого утра.       — Воды в рот набрала, мерзавка?! — задрав безжизненную руку, противный мужик оторвал девчонку от земли, чтобы заглянуть в опущенный взгляд, но смотреть на него глаза упрямо отказывались. — Обыщи тут всё! — гаркнул Вожак Длинному и отбросил Алису в угол, как ненужную тряпку, огляделся, заметил брошенный у стены рюкзак, — И это тоже!       Всё. Конец. Алису больше не волновало залитое кровью под кожей запястье, не чувствовался размашистый удар затылком о стену, она вжалась в угол, ощущая только одно — страх. Сейчас они доберутся до ноутбука, а за ним и до камеры. И ей придёт конец. А на следующее утро в газете под одним из её снимков появится её фамилия — Воронцова. Фамилия, которой она не пользовалась уже очень давно. Которой воспользуется теперь только посмертно. Может быть, редакция припишет что-то вроде «Алиса Воронцова делала картинки, под которыми мы печатали грустные новостные сводки. Теперь картинок не будет.» Может быть, они даже вспомнят добрым словом мелкую девчонку с огромной камерой и, может быть, даже загрустят. Хоть на секундочку.       Алиса вспоминала маму, вспоминала школьный портфель, на котором ехала с горки. Вспоминала бабушкину иконку на шее. Вспоминала, как беспечно отдала торговцу любимую фляжку, чтобы помочь чудовищу, а нож проклятой сопротивленке не отдала. Так ей и надо, кстати. Вспоминала, что нож переложила в рюкзак. Дура. Вспоминала лучшие свои фото. И думала, как здорово было бы сделать её портрет вот в этом углу. Как жалостливо и проникновенно смотрели бы её собственные глаза. Думала даже — совсем с ума сошла, — попросить мужика щёлкнуть её перед смертью. Ну что ему жалко что ли?       Из мыслей девчонку выдернули стремительно. В прямом смысле схватили за ворот пуховика и снова подняли над землёй. Кажется, западло мужику было сверху на неё смотреть, всё время норовил к глазам поближе поднести. Может, слеповат. Голова кружилась, зрение никак не хотело собирать размытые пятна во что-то хоть каплю образное. Утекало сознание, никак не удавалось его удержать.       — Куртка где? — снова завопил в лицо Вожак. Тупые они какие-то эти сопротивленцы. Одно и то же твердят, как попугаи. Алиса замотала головой, пытаясь сконцентрироваться, и уже открыла рот, чтобы ответить, но тут же получила кулаком в скулу, и изображение перед глазами стало совсем нечитаемым. — Ты будешь говорить или нет?!       Алиса хотела говорить, правда. Изо всех сил хотела. Сдала бы чудовище с потрохами. Всё бы рассказала. Но язык не шевелился вообще, не размыкалась челюсть, заклинило будто. Висела на собственном пуховике как мешок с мусором, не было сил даже пошевелиться. Сложно сказать, показалось девчонке, или, и правда, пришлось ей по лицу ещё несколько ударов. А потом поднялся шум, и она снова ощутила телом пол. Упала, как бросили, старалась не потерять сознание.       А выпустил мужик Алискин ворот из руки не просто так, а от удивления. Возникла прямо перед ним из-за угла высокая крепкая фигура. Как раз в той куртке, которую он пытался из девчонки вытрясти. Но удивила больше всего, наверное, даже не куртка. Перед ним стоял предатель, которого они давно и с радостью похоронили. Юркий малёк Женька. Только взгляд его теперь был настолько тяжелым, что не по себе стало даже почти двухметровому борову. Длинный, так вообще, выпучил глаза на восставшего из мёртвых бывшего друга и рот открыл — так и завис на одном месте.       — Совсем, Палыч, крыша твоя поехала. На девчонку замахнулся, — процедила Женя и брезгливо поморщилась. Кинулась бы к этой девчонке в ту же секунду, будьте уверены, но приходилось держать лицо, чтобы спасти жизни им обеим.       — Жека? Не сдох… — только и смог выдавить Палыч хрипло и обескураженно.       Удивление очень пришлось на руку вовремя появившейся Женьке. Беспрепятственно она прошла мимо обалдевшего бывшего своего руководителя, едва тронув его за плечо, прямо к Длинному, вытащила из длинных непропорционально рук Алискин рюкзак, оттуда (словно знала, где лежит) незаметно выудила свой армейский нож. Уселась на порожек кладовки, вытянула ноги.       — Ну, давай. Спрашивай, чего ты там потерял? Яйца? — насмешливый тон, будто не боится ничего совсем. — Ну так это не новость.       Здоровяк завис. Бегал глазами то к Длинному своему, то к расслабленно сидящей Жене, про Алиску, кажется, все тут же забыли. Девчонка из каких-то последних сил отползла к стене, привалилась на неё и, кажется, отключилась. По крайней мере, прикрыла глаза, откинула назад голову, небрежно рассыпались волны по вороту пуховика. На лицо её смотреть Женьке было почти физически больно — растекались уродливые гематомы по нежному девичьему лицу.       — Какого хуя?! — взревел, наконец, очнувшись, бугай и направился в сторону Жени. Та сверлила его глазами, с пола не поднимаясь, при этом с таким превосходством, будто смотрела на муравья, а не на огромного мужика вовсе.       — Есть хотел, — равнодушно хмыкнула Женька.       — Ты… жив какого хуя? — выдохнул здоровяк, нависая.       — Ну, жить хотел, логично же, Палыч. Шевели мозгами, давай.       Вожак в паре шагов от нахалки окончательно перестал удивляться и перешёл в наступление. Зарычал нетерпеливо и полез огромной ручищей в кобуру над карманом грязных джинс. Только вот кобура оказалась пуста, а ствол, за которым он лез, рукоятью показался из внутреннего кармана злосчастной куртки. И когда только успела? Нож Длинного, к слову, был неподалёку — в другом кармане всё той же куртки. На славу использовала Женька фурор своего появления.       — Ртом говори, — ухмыльнулась нахалка, тонкими пальцами постучала по рукояти и тут же запахнула полу, спрятав. — без ствола. Прости, слишком уж жить хочется.       Палыч поморщился, нахмурился, понимая, как ловко его перехитрили, и пыл сбавил. Да и говорить-то ему больше совсем не хотелось. Юркий парень, на несколько шагов впереди всегда, облапошил дважды серьёзного Вожака. Все в рот заглядывали, подчинялись беспрекословно, а этот, ну надо же! Прошлый раз, когда плечо ему продырявил, с чего-то вдруг решил медсестричку защитить. Глупый пацан, не видал пороху, не понимает, что эта же медсестричка за белую бандану на руке сама бы его и прихлопнула. За свет борется. А нет его давно в этом мире. Разрушен он, теперь только ствол и решает — сила решает. Кто силён, тот и жив. Вздохнул как-то горько и по-отечески осуждающе, присел на корты рядом с Женькой, заговорил спокойнее:       — Что за баба? — кивнул небрежно в сторону Алисы.       — Моя.       — А чёй-то не в штабе?       — От вас, ублюдков, прячу.       Палыч задумчиво хмыкнул, осмотрел Алиску ещё раз оценивающе. Вздохнул.       — Зачем еду спиздил? Её кормить?       — Не спиздил, а взял своё, — из внутреннего кармана, как раз того, где покоился ствол разоруженного Вожака, Женька выудила пачку сигарет, прикурила одну, затянулась глубоко и с удовольствием, небрежно выдохнула дым прямо Палычу в лицо. — Заслужил я хоть что-то за дырку в плече, м?       — Ох, могилу себе роешь, Жека. Я ж доберусь… — здоровяк вздохнул снисходительно и поднялся на ноги.       Женя поднялась следом. Надо было поскорее выпроваживать незваных гостей. Девчонке явно требовалась помощь, каждая секунда тикала, усугубляя положение. Но показать свою слабость — значило поставить на Алискином лбу красный маркерный крест, похлеще, чем журналистская ориентировка. Захотят добраться до «неверной общему делу» Жени — доберутся через девчонку. Только тогда не просто убьют. Ох, не просто.       — Доберёшься, Палыч, непременно доберёшься, — хищно, опасно понизила Женя голос, — Если найдёшь. Один раз убил и ещё раз убьёшь, — шаг за шагом вытесняла мужиков в направлении коридора, наглядно демонстрируя, что разговаривать больше не намерена.       Первым сиганул на лестницу Длинный, перепугался, видимо, — ни слова так и не вымолвил за всё время. Следом за его лёгкими шагами оглушительно и зло застучали по ступеням грузные ботинки. Женя долго стояла в пролёте. Ждала, чтобы все до единого звуки стихли. Знала, что после того, как стихнут, у неё будет не больше восьми с половиной минут. Четыре — до тайника штаба, где есть оружие. Четыре — обратно. Ну и ещё тридцать секунд на чепуху, типа открыть, достать, закрыть. Восемь с половиной минут, чтобы вместе с девчонкой исчезнуть из этого здания.       — Алиса? Алисонька… — издалека звал девчонку смутно знакомый голос. Мужской? Женский? Ничерта не разобрать, когда под закрытыми веками темнота кружится, а в ушах гудит так, словно стоишь под уличным громкоговорителем во время утренней сирены. — Алиса?       Попыталась девчонка приоткрыть глаза — темно вокруг, фонарь только у двери в кладовку освещает небольшой кусочек пространства. Руки перед лицом, а на них — геометрические узоры до самых пальцев. Пальцы трогали лицо, плечи, приятно даже по ушибленным местам, холодили немного, смягчали острую боль. Где-то вдалеке навязчиво собирался образ сопротивленки. Позвали на помощь мужики, похоже. Не стали сами убивать, почему? В ладный поток отрывистые мысли никак не собирались. Кружилось всё, кружилось без остановки. Тянули куда-то руки. Алиса сначала почувствовала пол под ботинками, потом с трудом сфокусировала взгляд — ну точно, чудовище прямо перед ней, смотрит синими своими глазами, прямо в лицо заглядывает, держит за плечи крепко, прижимает к стене, спрашивает:       — Идти сможешь?       — Смогу, — Алиса закивала и тут же пожалела — снова изображение перед ней поплыло и смазалось. — Смогу! — ещё раз громче подтвердила и… отключилась.