Вторая директива

Корак расслабленно развалился на кровати. Голова Шелтема покоилась на его груди, и он бездумно перебирал его волосы, разделял их по прядке, накручивал на пальцы, затем снова вплетал в них всю пятерню и зачесывал назад. Мягкие и приятные на ощупь, они оказались куда послушнее его собственных. Кабинет действительно оказался капитанским, совмещенным со спальней, куда они и переместились некоторое время назад для завершающего раунда. Корак не знал и не хотел знать, сколько прошло времени — раз в жизни он позволил себе быть безответственным, отпустить все и просто наслаждаться. И оно того стоило — если бы хоть у одного из них еще оставалась энергия, они бы непременно продолжили. Где-то на задворках сознания гнездилась мысль, что экипаж «Крона» уверен в их неустанной работе над проектом, однако Корак не чувствовал вины за пренебрежение ею. Ему было слишком хорошо, чтобы обращать внимание на глас совести. Шелтем лежал тихо, закрыв глаза и не шевелясь, но по остаточной синхронизации ритмов было понятно, что тот не спит. Приглушенный свет каюты делал его светлые брови и ресницы почти серебряными. — Расскажи мне, — попросил Корак. — Пожалуйста. Тот лишь едва заметно покачал головой. — Я так больше не могу! Я устал не понимать, что происходит, догадываться, додумываться и пытаться делать выводы исходя из крох информации... Ты сказал, что это больше, чем ты или я — объясни же, наконец! Шелтем положил свою тяжелую ладонь на его пресс, прерывая поток слов. — Ты не понял, — он лениво открыл глаза. — Рассказывать долго и непродуктивно. А без контекста и бесполезно. Я... лучше покажу тебе. …«Шихбат Зера» оказался первым кораблем в истории, оба высших звания на котором принадлежали андроидам. Несмотря на последовавший за назначением скандал — в то время обсуждения того, насколько андроиды эффективны и безопасны в командовании, еще были распространены среди живых — корабль отчалил из дока по расписанию и без эксцессов. Шелтем часто думал о том, как же ему повезло оперировать упрощенной эмоциональной матрицей. Это позволяло ему иметь метафорически толстую кожу и не реагировать на истеричные расистские выкрики о восстании машин и прочей чепухе. Впрочем, даже он признавал, что заслужить пост оказалось непросто. Свое прозвище «Первый Сын» он получил именно за то, что первым добился назначения не просто капитаном посевного корабля, но и Хранителем целой планеты — до этого андроиды использовались только в качестве помощников в космофлоте. В те годы технологии производства андроидов выглядели куда скромнее. Иногда их оказывалось проще переделать из обычных роботов, обладавших лишь псевдоискусственным интеллектом, чем выращивать с нуля, как Шелтема. Им расширяли личностные и эмоциональные матрицы путем смены главного кода и некоторых запчастей на усовершенствованные — получалась эклектика, хоть весьма эффективная. Широкой публике аугментированные андроиды вообще казались лучшей идеей — на их создание уходило меньше ресурсов и времени. И несмотря на некоторые сбои в работе и ограниченность задач, их поведение было более предсказуемым — а для все еще охваченного суевериями общества это значило многое. Таким и был Фердал. Технически он был даже старше Шелтема, но личность и самосознание обрел относительно недавно. Изящно сложенный, с яркими веснушками по всему лицу и выразительной мимикой — по сравнению с эмоционально заторможенным, а зачастую и грубо-бесстрастным капитаном «Шихбат Зера», он казался глотком свежего воздуха. Команда его обожала, и Шелтем подозревал, что ему бы никогда не удалось наладить нормальную работу на корабле, если б не вклад Фердала. Живые охотно принимали его в свой круг общения, вне службы относясь к нему, как к чудаковатому кузену, тогда как Шелтема побаивались — и на мостике, и вне его. Поговаривали, что художница, разработавшая внешность Фердала в те времена, когда он еще задумывался обычным роботом, пыталась воссоздать своего сына, А вернее то, как бы он выглядел, если бы не погиб во младенчестве. Идеализация оставила свой отпечаток — Фердал словно сошел с картины. Он обладал копной длинных и буйно вьющихся ярко-рыжих волос, полными губами, приятным голосом, тонкими запястьями и красивыми длинными пальцами, которые больше подходили пианисту, чем космонавту. И мужчины, и женщины на борту не сводили с него глаз. Что, впрочем, не помешало Фердалу, к глубочайшему разочарованию команды, выбрать в качестве объекта симпатий наименее подходящую для этой роли личность — своего капитана. Шелтем не знал, что стало причиной подобного выбора. За свою жизнь он успел попробовать отношения с живыми, но всякий раз причиной конфликтов становилось его равнодушие и эмоциональное дистанцирование. Однако Фердала это, казалось, не просто не беспокоило, но даже привлекало. — Мне бывает сложно совмещать остаточные заготовленные реакции псевдо-ИИ с новой эмоциональной матрицей, — сказал он после одной из первых ночей вместе. — Я иногда не знаю, где мои собственные чувства, а где то, чего хотели мои создатели. Мне хорошо с тобой, потому что ты... Фердал замялся, начав комкать в руках майку, которую до этого собирался надеть. — Отстраненный? — подсказал Шелтем, сидя на кровати и наблюдая за ним. — Стабильный, — поправил его Фердал, все-таки одеваясь. Затем уставился в противоположную стену каюты, словно сосредоточившись на подборе правильных слов. — Но в то же время... я иногда тебя не понимаю. — Во мне нет никакой загадки, — Шелтем беззвучно усмехнулся. — Ты же знаешь особенности моей конструкции. Фердал круто развернулся, так что его волосы взметнулись огненной волной, а затем бесцеремонно, но неизменно грациозно, опустился на колени своего капитана, лицом к нему. Его ладони заскользили по обнаженной спине Шелтема, очерчивая каждую мышцу. — Нет, есть, — упрямо прошептал он в самые его губы. — Не говори мне, что это просто мои проекции. Даже если это и правда — не говори... …Шелтем показывал свои воспоминания через частичную синхронизацию, сопровождая их пояснениями. На появлении Фердала Корак не сумел сдержать порыва пошевелиться, чтобы посмотреть любовнику в глаза. Ему хотелось видеть выражение лица, считывать эмоции. Однако тот, завершая свое сходство со своевольным котом, тут же поднялся и сел, избегая взглядов или прикосновений. — Ты... любил его, — негромко высказал Корак свою догадку. Шелтем потер глаза. — Нет... наверное. Не знаю. Зависит от того, когда... — а затем внезапно повысил голос. — Не знаю я! Не спрашивай меня! Он встал и начал мерить каюту шагами. Корак подавил желание подойти, коснуться его руки, сказать что-нибудь и просто молча ждал, пока Шелтем продолжит свой рассказ — а в том, что это именно так и будет, он не сомневался. — Я должен был заметить раньше, — казалось, Шелтем разговаривает больше сам с собой, чем с Кораком. — Случалось, что он путал слова или замирал на мгновение. В его контурах явно имелись ошибки — я не знаю, о чем думали живые, назначая его на должность первого помощника. Может, они не заметили рассогласований? Может, они были виды только мне? В таком случае я должен был доложить киперам... Корак сопоставил два факта. В учебном центре он проходил курс истории технического развития цивилизации. В голове всплыла сухая фраза об окончании эры аугментированных андроидов — дата совпадала с периодом, о котором говорил Шелтем. Неужели именно случай Фердала побудил инженеров отказаться от этой технологии? — Я должен был отправить его в ремонт... но... — Но тебе было слишком хорошо с ним, — закончил за него Корак. Шелтем замер на полушаге, будто удивленный тем, что в каюте еще кто-то есть. Корак не отказал себе в эстетическом удовольствии обвести взглядом его обнаженную фигуру, задерживаясь на ямочках ниже поясницы. Шелтем обернулся, будто почувствовал на себе внимание. — Пойми меня правильно, я... — начал было он, но затем продолжил совсем другим тоном: — К черту. Да какая мне вообще разница, поймешь ты меня или нет! — Эй, — строго сказал Корак и приглашающе вытянул руки. — Иди сюда. Шелтем дернулся, но остался на месте, недоверчиво сощурившись. — Иди. Сюда, — раздельно повторил Корак и поманил его. — Давай же. Ему показалось, что в руке Хранителя Терры сейчас появится смертоносная алебарда, и в этот раз дерзость обойдется ему подороже потери модуля памяти. Взгляд Корака, тем не менее, не дрогнул, и в следующий миг он уже чувствовал успокаивающую тяжесть тела и едва заметный запах сандала. Пару раз коснувшись губами виска Шелтема, Корак вернулся к медитативному перебиранию его белесых прядей. — Я... не думаю, что во мне заложена способность любить, — продолжил Шелтем после минутной паузы. — Я бы, может, и хотел этого, но меня создавали с совсем другими целями. Первых Хранителей всегда назначали парами, и Фердал был сердцем нашего дуэта. Он помогал мне общаться с командой, и делал работу на корабле куда более эффективной. В каком-то смысле я использовал его, хоть и не для выгоды. Было еще кое-что... — Шелтем вздохнул. — Он помогал мне чувствовать себя... более живым. Его вера в меня подкупала. Он помолчал еще немного, Корак не торопил его. — Когда мы вышли на орбиту, приборы зафиксировали странные показатели, словно бы планета была обитаема. Требовалось лично убедиться в этом, и Фердал вызвался спуститься с десантом. Мне не следовало отпускать его, но в тот момент это решение казалось наиболее логичным. — Терра? Обитаема до колонизации? — удивленно поднял брови Корак. — Но как такое... Разве центр расчетов и исследовательские корабли не проверили ее до миссии? Шелтем безразлично пожал плечами и монотонно продолжил: — Теперь это уже не важно. Из десанта выжил только Фердал, но и он вернулся совершенно другим. Его функции нарушились, и состояние быстро прогрессировало. Я уверен, что этому существенно поспособствовала его конструкция и уже имевшиеся ошибки — чем эклектичнее система, тем выше энтропия. Уже на следующий день он бредил, хохотал и говорил безумные вещи про антивселенную, цикличность пространства-времени, судьбу цивилизации, творцов и Древних. Все это в его сознании оказывалось как-то связано с Террой. Несмотря на то, что Шелтем говорил так, словно бы читал скучную лекцию, Корак явно ощущал его волнение — для этого не требовалось даже синхронизации. — Я поместил его в карцер. Но пока мы с отделом безопасности восстанавливали картину произошедшего, а медики и инженеры пытались понять, как ему помочь, он вырвался. Фердал успел убить семерых членов экипажа, прежде чем ему удалось захватить управление. Он отцепил половину ВАРНов, обошел систему защиты и ввел код самоуничтожения, — голос Шелтема дрогнул. — Я эвакуировал команду и... — И уничтожил Фердала. Шелтем приподнялся на локте, чтобы посмотреть на Корака и болезненно улыбнулся. — Это не было похоже на одну из героических сцен с пафосными речами, которые так любят создатели голографических фильмов. Я даже не пытался его уговорить или переубедить, просто сделал то, для чего меня и готовили — устранил угрозу. Мне удалось отменить команду на самоуничтожение, но «Шихбат Зера» все-таки упал, — он обвел каюту широким жестом руки. — Позже я, как видишь, восстановил некоторые части корабля, чтобы использовать его как командный центр и, возможно, убежище. Но тогда... тут был хаос. Если на планете и было что-то до нас, оно оказалось уничтожено массивным ударом. Связь с Древними прервалась, и ничто не указывало на возможность ее восстановления в ближайшее время. Я не знал, что делать. Первая директива оказалась невыполнима. — Что стало с экипажем и гондолами мини-миров? — Большая часть команды погибла, когда Фердал, предчувствуя свое поражение, открыл хаотичный огонь по спасательным шлюпкам. Отцепленные ВАРНы сгорели в атмосфере — все указывало на полный провал миссии. В ожидании дальнейших приказов от командного центра я решил запустить терраформирование, и вскоре обнаружил признаки жизни на немногих уцелевших ВАРНах. Не советуясь ни с кем, я остановил процесс, что и определило облик Терры, который ты можешь наблюдать сейчас. Выжившие члены экипажа прожили жизнь и состарились, некоторые оставили потомство, которое в итоге смешалось с обитателями ВАРНов, а знание высоких технологий обернулось религиозными культами, как это обычно и бывает. Он откинулся на подушку и замолчал, но Корак знал, что рассказ не окончен. Шелтем явно подошел к самому главному, о чем он не решался сказать. К чему-то, что он за все эти годы не открыл даже Эскатону. Шла минута, другая — молчание затягивалось. Одним движением Корак оказался сверху, оседлав Шелтема. Он уперся лбом в его лоб и прошептал: — Покажи мне. Пожалуйста. Я должен знать. …Утомленный многочасовыми поисками, растрепанный, в перепачканной сажей и порванной в нескольких местах униформе, Шелтем вцепился в особенно крупный кусок обшивки корабля. Выжившие члены команды вместе с ним искали приборы, которые можно было бы отремонтировать и использовать, однако цель Шелтема состояла в другом. И он не желал отступать, пока не добьется своего. Он с ревом перевернул обломок и оттащил его в сторону. Его взгляду предстало то, ради чего он в последние несколько суток лишал себя не только сна, но даже быстрого отдыха — опрокинутое навзничь, обгоревшее и искореженное тело Фердала. На всей правой стороне его груди полностью отсутствовало синтетическое кожное покрытие — эффект одного из заклинаний Шелтема. Обнаженные микросхемы были варварски разворочены ударами алебардой, а глаза и рот широко раскрыты, точно в удивлении, что именно его любимый капитан сделал это с ним. Шелтем опустился на одно колено и провел дрожащей от напряжения ладонью по обгоревшей до черноты щеке. Даже его примитивная эмоциональная реакция оказалась болезненной, и он не мог сказать точно, от чего больше — от потери старшего помощника и любовника или от осознания, что он со своей ущербной матрицей даже не может полноценно горевать о нем. Голова Фердала перекатилась набок, открывая наполовину отсутствующие височные и теменные защитные панели. На уцелевших кусках сохранились клочки скатавшихся и грязных волос. Почти все головные контуры сгорели — мысли о возможном восстановлении Фердала можно было смело отбросить. Этот андроид никогда никому не расскажет о том, что же он нашел, что же стало причиной его безумия. Эти воспоминания умрут вместе с ним, если только... Подчиняясь порыву, Шелтем подцепил одну из микросхем на виске и выдрал ее — хуже уже все равно не сделать. Затем отодвинул в сторону кусок главной шины и добрался до разъема модуля памяти. Кристаллическая структура оказалась нетронута, однако время, проведенное без питания квантовых контуров, неумолимо сказывалось — модуль терял стабильность. Если не поместить его в сохраняющую среду немедленно, воспоминания Фердала и сама его личность будут потеряны навсегда... — ...Шел... Шелтем... — хрипло прошептал Корак, отстраняясь в ужасе и удивлении. Он сложил картину воедино. Найденные дневники, странное поведение, эти перепады настроения и кажущиеся разговоры с самим собой — все встало на свои места. Даже страх во время их первой синхронизации на корабле криганцев теперь был объясним. Не за себя и не за собственную смерть Шелтем тогда переживал, а за то, что Корак, будучи эмпатом, обнаружит его секрет раньше времени. Все наконец-то прояснилось и обрело смысл. — Ты же не... ты... черт, Шелтем! Тот смотрел Кораку прямо в глаза без тени страха или стеснения. — Единственной доступной средой, которая могла бы сохранить кристаллическую структуру модуля памяти, был я сам, — сказал он спокойно. — Я подсоединил его к собственным контурам, чтобы сохранить хотя бы осколок личности Фердала, а также чтобы понять, что могло обитать на вверенной мне на хранение планете. Эта информация была важнее протоколов безопасности и возможных осложнений от несовместимости оборудования. Я не смог сберечь свой корабль, команду и ставшего мне близким человека... андроида... не важно. Но я должен был защитить последнее, что у меня тогда оставалось — Терру. Шелтем снова сделал паузу, и, глубоко вздохнув, завершил свой рассказ: — Я сделал единственный созвучный второй директиве выбор, и никто — ни ты, ни Древние — не посмеют меня осудить. Все это время я носил Фердала... здесь, — он указал на свою голову. Казалось, Корак забыл как дышать, моргать или шевелиться. Он просто замер, зачарованный открывшейся ему правдой, к которой он оказался совершенно не готов.